Заключение

Гете родился в Германии тогда в семье зажиточного франкфуртского патриция, старого республиканца и врага князей, и поэт впоследствии любил подчеркивать, что они, франкфурские патриции, не считали себя ниже всех этих князьков. Этот молодой бюргер начал свою литературную деятельность сборником стихов, в котором он еще подражал рококо с его взглядом на любовь, как на чувственную забаву, на природу, как на декорацию и т.д. После этих, несамостоятельных еще шагов, в творчестве Гете наступает перелом – в Страсбурге, куда его посылают учиться – после встречи с Гердером. Не то, чтобы старший писатель «обратил» его в «штюрмера» – нет, для этого поворота у молодого франкфурского патриция были и без того налицо все данные, – но общение с Гердером дало ему новые импульсы, и особенно работы об Оссиане, Шекспире и народной поэзии оказали на него сильное влияние.

Ранний Гете поэтически смел – однако зрелый и поздний несравненно смелее: отдельные пробы поэтического самовластия, утратив налет нарочитости, вошли в систему. Что бы ни делал Гете с языком – все совершенно естественно. Язык преображается: придумываются новые слова и формы слов, значение обычных слов резко и тонко переакцентируется, не стиль, но сам язык окрашиваются в особые тона, он весь – создание поэта; не только в высокопоэтической лирике, а в любом, самом случайном тексте ощутимо своебразие языка, а за ним своеобразие осмысления мира.

Зная основные классические и новые европейские языки, Валерий Брюсов, русский поэт, прекрасно показал себя, как переводчик. Наверное, успех брюсовских переводов из Гете кроется, прежде всего, в том, что русский поэт нашел в нем конгениального ему автора.

Необходимо учитывать, что Брюсову приходилось творить в условиях «кризисного положения», в котором находился русский поэтический перевод, когда, по верному замечанию Ю.Д. Левина, «обесцвечивание языка и пренебрежение формой были настолько всеобщими, что к XX веку они уже стали прочной традицией». Здесь особую ценность приобретают брюсовские воззрения на природу переводческого искусства, сформулированные им в переписке с Венгеровым, а также в статьях «Фиалки в тигеле», «Наука о стихе. Метрика и ритмика». Обращает на себя внимание отношение Брюсова к переводу как к серьезному делу и неумолимая до суровости требовательность к себе. Поэт настаивал на историзме образов, считая необходимым вызвать у читателя лексические ассоциации с эпохой переводимого поэта. Этим объясняется использование старославянизмом при переводе стихотворения Гете. Наконец, задачу переводчика он видел в способности «творить в духе и стиле оригинала», воспроизведении формы и ритма стихотворения. Перевод должен и по-русски представлять самостоятельный интерес, иначе читателю будет непонятно: в чем же прелесть переводимого автора, относимого на родине к разряду великих.

Следуя этим творческим принципам, Брюсов становится прямым продолжателем классической школы русского стихотворного перевода. Именно поэтому брюсовские переводы из Гете, выполненные почти восемь десятилетий назад, не утратили своей свежести и сегодня, по праву обрели статус классических, их продолжают включать в новые издания переводов немецкого поэта.