134393015

«крайний бюрократизм». Парламент не пользуется доверием общества из-за состава депутатского корпуса, который в нравственном и интеллектуальном отношении, по словам Кропоткина, стоит «ниже среднего уровня страны».

Следовательно, собрание народных представителей не в силах выполнять возложенных на него обязанностей.

Кропоткин отмечал, что «парламентаризм, на который возлагались столь большие надежды, стал повсюду орудием интриг и средством для личного обогащения и вредных для народа стремлений». «Подобно всякому деспоту, каждое народное представительство – называйся оно парламентом,

конвентом или чем-нибудь другим, будь оно создано префектами Бонапарта или выбрано восставшим городом на основании всевозможных свобод, -

всегда будет стремиться к тому, чтоб расширить свое ведомство, увеличить свою власть всякого рода добавлениями и подавить самодеятельность личности или группы путем закона». «Парламентаризм внушает отвращение каждому, кто видел его вблизи»1.

Кропоткин писал о том, что «всеобщее избирательное право может иной раз защитить буржуазию от вмешательства центральной силы, оно может установить равновесие двух сил, в то время как раньше для этого обе стороны вынуждены были употребить насилие друг против друга. Но оно лишено ценности, когда речь идет о том, чтобы низвергнуть или хотя бы только ограничить насилие. Для господствующих классов это – прекрасное средство при решении своих споров; но какую же пользу может оно принести порабощенным?»1.

********

Таким образом, российские ученые конца XIX – начала XX вв. внесли большой вклад в разработку теории парламентаризма. Это был первый период в становлении и развитии отечественной политико-правовой мысли о парламентаризме, для которого характерно наличие различных направлений

1 1 Эльцбахер П. Суть анархизма. Пер. с нем. Б. Яковенко. – М., 2009. – С. 150-151.

1 Там же. – С. 151.

171

исследования сущности и политической ценности парламентарной формы правления. Выделились два главных течения: одно горячо защищало идеи министерской ответственности перед парламентом, формирования правительства из числа членов победившей на выборах партии, отражало взгляды либерально настроенной интеллигенции и было увлечено английскими парламентскими порядками. Другое же течение,

представленное в основном сторонниками консервативного направления,

исходило из необходимости сохранения в России неограниченного самодержавия. В целях гарантии власти монарха данное течение политико-

правовой мысли изливало жесткую критику парламентаризма на страницы своих научных трудов и периодических изданий в не менее блестящей литературной форме нежели либеральные мыслители, доказывая, что парламентаризм России не нужен и не возможен.

Возрождение интереса к идеям парламентаризма и многопартийности в современной России началось спустя более семидесяти лет в начале 90-х гг.

прошлого столетия в трудах ученых в связи с формированием российского парламента. Новый этап в развитии отечественной науки конституционного права немыслим без достижений классиков государствоведения, чьи идеи и труды являются ее фундаментом и даже в настоящее время не потеряли своей актуальности. К числу таких достижений можно отнести разработку понятий

«парламентаризм», «солидарное министерство», «политическая партия»,

учений о «министерской ответственности», формах правления государства,

особенностях парламентарного режима.

172

имели внешние формы своего закрепления: во-первых, в программах политических партий (кадетов, октябристов, партии демократических реформ, мирного обновления, прогрессистов); во-вторых, в

законодательстве; в-третьих, в конституционных проектах. Еще в начале XX

в. организации либеральной интеллигенции разрабатывали свои конституционные проекты, среди которых наибольший интерес представляют «Проект основного закона Российской империи»,

составленный группой во главе с П.Б. Струве и опубликованный в журнале

«Освобождение»; проект группы умеренных либералов (С.А. Муромцева,

Н.Н. Львова, Ф.Ф. Кокошкина, П.И. Новгородцева, П.Н. Милюкова); «Московская конституция», представленная комиссией Московской Городской думы под руководством М.Я. Герценштейна; «Проект конституции Российской Империи» А. И. Гучкова, гласного Московской Думы1.

В период Первой российской революции 1905-1907 гг. сложились условия для ограничения самодержавной власти и перехода России к режиму парламентаризма. Законодательные акты этого периода создавали юридические предпосылки для создания конституции и формирования первого российского парламента - тех самых ограничителей полновластия монарха, которые свидетельствовали об изменении формы правления государства в сторону конституционной монархии. Важнейшими среди них были Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка» 17

октября 1905 г., «Учреждение Государственной думы» 20 февраля 1906 г.,

Манифест «Об изменении учреждения Государственного Совета и о пересмотре учреждения Государственной Думы», Указ «О переустройстве учреждения Государственного Совета», Положения о выборах в

1 Яцкова А.П. Основные государственные законы Российской империи 23 апреля 1906 г. – первая российская конституция: дис. … канд. юрид. наук: 12.0001. – М., 2001. – С. 116.

174

Государственную думу от 6 августа 1905 г., 11 декабря 1905 г., 3 июня 1907

г. Все они нашли отражение в «Основных государственных законах» в

редакции 23 апреля 1906 г., которые имеют неоднозначную оценку в отечественной юридической литературе. Споры в основном возникают по следующим вопросам: в чем смысл новой редакции Основных законов, в чем ее отличие от старой редакции и можно ли назвать ее российской конституцией.

3.2. Оценка в научной литературе Основных государственных

законов Российской империи 1906 г.

Большинство дореволюционных русских историков права и современных западных русистов считают Основные законы, изданные 23

апреля 1906 г., конституцией. Идея лжеконституции была приемлема для большинства дореволюционных политиков. На основании этой идеи сторонники монархического направления утверждали, что Основные законы не ограничивали власть императора; кадеты, стремящиеся превратить парламентское большинство, т.е. свою партию, в главного субъекта государственной власти, считали этот документ конституцией, носящей,

однако, формальный характер. Выдающийся ученый М. Вебер, по-видимому,

под влиянием своих друзей-кадетов разделял их мнение о том, что Основные законы были якобы псевдоконституцией1. Советские историки вслед за В.И.

Лениным иронически называли Основные законы «монархической конституцией». В последнее время оценка Основных законов 1906 г. как настоящей конституции получила распространение в отечественной литературе. В связи с этим интересно проанализировать оценку

1 См. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: в 2 т. – Т. 2. – СПб., 2000. - С.154155.

175

выдающимися либеральными юристами Основных государственных законов

23 апреля 1906 г., поскольку многие из них, несмотря на их приверженность партийной идеологии, высказывали собственные суждения по проблемам российского конституционализма и парламентаризма, имеющие огромное значение для современной юридической науки.

Понятие Основных законов ввел в правоведение в XIX в. еще М.М.

Сперанский. По его замыслу, эти законы определяют все структуры власти снизу доверху. Идеи Сперанского были развиты спустя почти сто лет российскими правоведами. В частности, С.Е. Крыжановский - автор главных проектов конституционных актов 1904-1906 гг. почерпнул у Сперанского исходное положение о единстве всех органов власти снизу доверху.

В 1906 Основные законы приобрели необычайную актуальность,

оказались в центре внимания общественности и стали объектом исследования виднейших правоведов России. Одним из них являлся Н.И.

Лазаревский, который дал свою оценку Основным законам. Он писал следующее: «Термин «Основные законы» не есть новшество в нашем законотворчестве. В составе Свода законов, начиная с его первого 1832 г.

издания, был отдел (том I, часть 1), носивший это название. Эти основные законы, входившие в состав Свода, во всех его изданиях, начиная с 1832 по

1892 гг., касались некоторых основных вопросов русского государственного строя, но и по своей юридической силе не отличались от основных законов… Они не отличались от остальных законов даже порядком их отмены или изменений. В случае их (основных) расхождений с другими законами

(указами) смотрели на дату и давали предпочтение новейшему, то есть основные законы могли быть изменены распоряжением (указом)

Императора. Позднейший закон и был действующим и подлежал исполнению. Надо было исходить из позднейшего закона (указа). Такое отношение к Основным законам, лишало их функции правовой сдержки высшей власти, размывая само понятие закона как незыблемой основы жизни. Закон отождествлялся с административным распоряжениями,

176

принятыми в порядке управления и не только Императором, но и его министрами»1.

Отдавая дань традиции, Н.И. Лазаревский весной 1906 г. выделял и те новые нормы, которые вошли в новую редакцию основных законов. К ним он относил «право Государя решать точно определение дела своей властью

(ст.10-23), а также статьи 69-83 о гражданских свободах и ст. 98-119 о

народном представительстве». «Именно эти три статьи являются типичными и существенными для всех вообще конституций Наши Основные Законы вполне подходят под тип конституционных законов, как он был выработан практикой западных держав. Конституцией наши Основные Законы не именуются. Само собою разумеется, что не в имени дело. Да и установившаяся практика не требует непременно именно этого названия… Юридически существенно то, что в нашем законодательстве появился отдел,

по юридической силе и по содержанию своему вполне аналогичный тому,

что на Западе называется Конституцией»2. Таким образом, видный специалист по русскому государственному праву Н.И. Лазаревский,

фактически рассматривал Основные Законы как конституцию, хотя и не настаивал на этом названии.

Впервые термин «конституция» стал использоваться применительно к новой редакции Основных законов в статьях либеральных государствоведов и конституционалистов в 1906-1908 гг., а также в курсах по государственному и конституционному праву и стал общепринятым впоследствии в среде кадетов и октябристов. Следовательно, делает вывод И.А. Кравец, «в российском государствоведении думского периода термин

«конституция» применялся довольно широко для характеристики изданных в

1906 году Основных законов»3.

1Лазаревский Н.И. Лекции по русскому государственному праву. Т 1. Конституционное право. – СПб., 1910.

– С.110-111.

2Там же. – С. 164.

3Кравец И.А. Конституционализм и российская государственность в начале XX века. Учебное пособие. –

М., 2000. – С. 131.

177

Однако, признавая Основные Законы конституцией, многие конституционалисты, являвшиеся членами конституционно-демократической партии, подвергали ее критике и считали ее мнимой или лжеконституцией.

Кадеты предпочитали брать слово «конституция» в кавычки, когда писали об Основных законах, так как они не соответствовали их правовым и политическим идеалам. К тому же лидеры партии народной свободы умалчивали о своем участии в работе над редакцией Основных законов 1906

г. Причинами такого умолчания были: во-первых, неприятие проекта,

предложенного кадетами, со стороны верховной власти; во-вторых, по мнению кадетов, разработкой основных законов должна была заниматься Государственная Дума. Профессор А.Ф. Смирнов считал, что это была продуманная позиция и попытка обелить себя и руководство партии.

Председатель правительства С.Ю. Витте действительно предлагал своим неофициальным советникам-конституционалистам подготовить проект новой редакции Основных законов до созыва Думы, а они отказывались это сделать, так как считали, что этим должна заниматься Дума как законодательный орган власти. Факты свидетельствуют о том, что руководство партии кадетов действительно участвовало в пересмотре Основных законов. Так, например, один из идеологов и лидеров партии кадетов И.В. Гессен в своих мемуарах признавал не только свою близость с С.Ю. Витте, но и совместное обсуждение с ним вопросов о закреплении начал Манифеста 17 октября о пересмотре Основных законов и учреждения Думы. Витте обращался к Гессену с просьбой составить проект «Основных законов». Но они по-разному понимали цель разработки и принятия данных законов. Витте с помощью этих законов хотел ограничить права Думы, а

Гессен, наоборот, считал, что Дума должна стать законодательным органом власти, наделенным широкими полномочиями, и, по сути, превратиться в Учредительное собрание. Поэтому Гессен отказался выполнить поручение премьера1. На одном из совещаний Витте прямо высказал мнение о том, что

1 Смирнов А.Ф. Государственная дума Российской Империи 1906-1917 гг.: Историко-правовой очерк. – М.,

178

Основные законы надо дополнить по царскому пониманию, чтобы Дума не могла их касаться без инициативы государя. Премьер также призывал опасаться активности политических партий. «Эти партии будут играть роль в Думе, а в законах права монарха крайне неопределенны, оставить так нельзя,

иначе Дума погубит армию и приобретет пошиб республиканский; надо определить права монарха по внешней политике; если эти вопросы возбудит Дума, это представит большой риск»1.

После издания Манифеста 17 октября 1905 г. С.Ю. Витте неоднократно пытался составить, впервые в русской истории, кабинет с участием общественных деятелей, или министерство доверия. В то время слово

«конституция» было строго запрещено свыше, и Витте пытался найти людей, которые, подобно ему, были бы убежденными противниками конституции и тем не менее помогли бы ему привлечь на свою сторону общественное мнение2. Однако переговоры между председателем Кабинета министров и людьми, пользовавшимися большим уважением у либерально настроенной интеллигенции, хорошо знавшими конституционное право,

имевшими авторитет в обществе (среди них можно назвать С.А. Муромцева,

Ф.Ф. Кокошкина, А.И. Гучкова, Е.Н. Трубецкого, Г.Е. Львова, Д.Н. Шипова)

были сорваны из-за разногласий по поводу принятия конституции. Витте на все предложения лидеров партии народной свободы и будущего «Союза 17

октября», представителей земских и городских съездов о необходимости принятия конституции отвечал просто и ясно: «Я не могу говорить о конституции, потому что царь этого не хочет»3.

Когда начала свою работу I Государственная дума, П.Н. Милюков заявил, что во вновь образуемый Кабинет министров непременно должны быть привлечены представители конституционно-демократической партии,

1998. – С.83-84.

1Смирнов А.Ф. Государственная дума Российской Империи 1906-1917 гг.: Историко-правовой очерк. – М.,

1998. – С.113.

2Милюков П.Н. Три попытки (К истории русского лже-конституционализма). – Париж, 1921. – С.7.

3Там же.

179

получившей большинство мест в нижней палате парламента. Но до июля

1906 г. возглавлявший МВД, а затем назначенный премьером П.А. Столыпин

«считал невозможным и слишком рискованным образование кабинета из представителей партии конституционных демократов и настаивал на необходимости роспуска Государственной Думы»1. В целом идея формирования коалиционного правительства в условиях кризиса,

сложившегося в отношениях между Государственной думой и Кабинетом министров, была наиболее благоприятным выходом из создавшегося положения и соответствовала концепции парламентской монархии, когда победившая на выборах политическая партия формирует правительство и даже выдвигает своего лидера на пост премьер-министра. Д.Н. Шипов обращал внимание на данную возможность и отмечал следующее: «Главенство в кабинете должно быть предоставлено непременно кому-либо из представителей конституционно-демократической партии и, конечно,

самым авторитетным желательным председателем, по глубокому моему убеждению, является сам С.А. Муромцев и его председательство обеспечивало бы кабинету необходимое ему доверие Государственной Думы»1. Предложения либералов не были услышаны, и отношения недоверия к органу народного представительства со стороны исполнительной власти не только сохранились, но и переросли в состояние острой конфронтации. Сложившаяся ситуация привела к тому, что Дума дважды была досрочно распущена императором, и всему обществу была продемонстрирована ее политическая слабость и несостоятельность в качестве высшего законодательного представительного органа власти.

Исторический опыт деятельности первых двух Государственных дум

(1906-1907 гг.) подтверждает мысль о том, что при антидемократических политических режимах парламент выполняет декоративную функцию и

1 Милюков П.Н. Три попытки (К истории русского лже-конституционализма). – Париж, 1921. – С.32.

180