Феодализм и Восток.

В период своей наиболее активной научной и политической деятельности, в том числе в период работы над «Капиталом», К. Маркс считал, что Восток не дошел до феодализма, что там существовал некий неразвитый «патриархальный» строй, основанный на «азиатском способе произ­водства». Долгие споры по поводу взглядов Маркса на эту проблему объясняются, помимо вненаучных обстоятельств, тем, что Маркс дал мало материала по вопросу о специфических чертах этого строя. Он видел некие серьезные базисные отличия классовых обществ Европы и азиатского общества, но не сформулировал этих отличий в своих трудах (С. 88-89). Нынешние сторонники «азиатского способа производ­ства», но существу, находят у Маркса лишь констатацию того, что азиатское об­щество отличалось от рабовладения и феодализма. Но у К. Маркса нет подробной разработки этой идеи.

Конечно, Маркс указывает, что Восток отличался господством государствен­ной собственности на землю и ренты-налога. Совершенно не касаясь вопроса о том, насколько этот вывод европейской науки XIX в. подтвержден новейшими иссле­дованиями, обратим внимание на другую сторону дела. Как мы пытались показать выше, собственность на землю как базисная категория, по Марксу, есть рентное отношение. Следовательно, указания на принадлежность земли индивиду, общине или государству недостаточно для определения способа производства. Требуется еще установить тип использования этой земли, т. е. характер ведущегося на ней хозяйства. Однако, именно рассматривая докапиталистическую ренту. Маркс не дает никакого ключа к пониманию разницы рентных отношений при феодализме и при «азиатском способе производства». Отработочная и продуктовая формы докапиталистической ренты рассматриваются им как институты, одинаково встре­чающиеся и на Западе и на Востоке. До денежной же ренты Восток, по Марксу, просто не дошел. Не только форма, но и содержание докапиталистической ренты на Западе и Востоке было одинаковым: она выступала как «всеобщая форма при­бавочного труда» и предполагала «личную зависимость». Соответственно на Востоке, как и в средневековой Европе, накопление происходило не из прибыли, а из «заработной платы» и ренты. Таким образом, Маркс отмечал, что форма собственности в Азии и Европе разная, но не расшифровывал, отражением каких именно различий в экономике эти разные юридические формы являются.

Говоря о том, что «городской труд средневековья» в Европе является «шагом вперед» к капиталистическим отношениям, Маркс противопоставляет ему «азиат­скую форму труда и западную форму деревенского труда», которые тем самым попадают в единый этап развития труда.

Наконец, саму организацию общества в виде «общности» он от­носит и к Западу и к Востоку. Как говорилось, Маркс считал, что «общность» сменилась «обществом» лишь на этапе генезиса капитализма. «Общ­ность» характеризуется, среди прочего, тем, что государство не имеет отдельного существования от гражданского общества, составляет с ним единое целое. Именно это понятие «общности» Маркс применяет к Востоку, когда говорит, что там соб­ственником земли было лицо, «являющееся представителем общины». Таким образом, даже в самой общественной и государственной органи­зации на Востоке Маркс не видел принципиального отличия от средневекового Запада.

Следует задуматься над самим выражением «государственная собственность на землю»: в чем ее отличие от «феодальной собственности на землю»? На их эко­номическую близость уже указывалось, но и их формальное различие тоже может быть поставлено под сомнение. В том же смысле, в каком кастовый строй — это предельное отношение цехового строя (см. выше), государственная собственность на землю представляет собой предельное отношение феодальной собственности. У Маркса нет соответствующего прямого указания, но он был близок к этой мысли, судя по тому, что писал о нерасчлененности господствующего класса и государ­ства на ранних этапах развития феодализма, о проявлении самостоятельного су­ществования государства наряду с обществом лишь после высвобождения частной собственности из «общности». Анализируя эти теоретические положения и ма­териал феодальных стран, Б. Ф. Поршнев пришел даже к выводу, что государственная собственность на землю — это и есть наиболее «чистая» форма феодаль­ной собственности (С. 89-90). Эта мысль представляется весьма продуктивной, хотя она нуждается в тщательной формулировочной отделке.

Облик феодальной формации, вырисовывающийся из произведений К. Маркса, имеет довольно мало специфически европейских черт. Формации в «чистом» виде не существовали, в каждом исторически зафиксированном обществе обнаружива­ются системные с точки зрения некоей формации и «несистемные» элементы (кото­рые, впрочем, вполне системны с точки зрения структуры данного общества). Это известно. Но в средневековой Европе, видимо, соотношение между систем­ными и формационно несистемными явлениями было иным, чем это принято считать. Как нам представляется, К. Маркс не относит к феодально-системным элементам частносеньориальную эксплуатацию, иерархическую структуру земле­владения, господство военного сословия, цеховую организацию ремесла и город-коммуну. На первый план в его формулировках существенных черт феодализма выступают явления для средневекового Востока более характерные, чем для средневековой Европы.

Натуральность производства и всех других социальных отношений. Господ­ство конкретного труда. Потребление, поддержание существования как цель производства. Установление «всеобщей связанности» через систему взаимных да­рений и служб. «Общность» в смысле непрерывности социальной ткани общества: наличие практически бесконечного количества статусов, мало отличающихся друг от друга, но в совокупности образующих лестницу от бесправных низов до все­сильных верхов. «Общность» также в смысле нерасчлененности управленческих, военных и эксплуататорских функций. Господство отношений земельной соб­ственности, т. е. рентных отношений, характеризуемых господством-подчинением, патриархальностью, «личностным» оформлением, стабильностью, «взаимностью» прав.

Общество, охарактеризованное в предыдущем абзаце, как нам кажется, слу­жило моделью феодализма в размышлениях К. Маркса о формациях. В этих ха­рактеристиках отражено то в средневековой Европе, что принципиально проти­востояло появившемуся там капитализму, и довольно тщательно убрано все то, что капитализму не противостояло, а было им в дальнейшем в топ или иной сте­пени использовано. Описанный строй, возможно, никогда и нигде не существовал в таком абсолютном виде, однако все указанные выше черты, как поймет каждый историк, взяты из жизни. Используя описанную выше модель как эталон, можно рассмотреть формационную зрелость и «классичность» обществ Азии и Европы. Предвосхищая это исследование, можно предвидеть ряд его результатов.

Многие общества Востока окажутся ближе к модели феодализма, чем историографически породившие эту модель страны Запада. Большинство феодальных стран Европы будут отличаться от модели в сторону большего приближения к ка­питализму (роль частной собственности и частного права, развитие товарного производства). Отдельные страны Азии не будут удовлетворять модели в других отношениях, например наличием бюрократического принципа в государственном строе (Китай). Это формационно не решающая, но важная характеристика. Бюро­кратизм теоретически безличен, враждебен личностным отношениям. Впрочем, коррупция обычно успешно преодолевает этот его «недостаток». Отношения вза­имных услуг, клановость, непотизм (кумовство) были неотделимы от так называемой бюро­кратической системы восточноазиатских стран. Другие общества Востока пока­жут более значительный, чем это предусмотрено феодальной моделью, разрыв в социальной ткани между верхом и низом, формирование «общности» лишь из части общества, т. е. сохранение элементов рабовладельческой модели.

Применимость выделенной выше системы черт в качестве эталона феодализма как формации может быть оценена лишь в ходе ее использования в научных ис­следованиях (С. 90).