Предмет торга — вопрос о собственности
Согласно платформе консервативного выбора, никакого изменения в отношениях собственности не нужно — ни вправо, ни влево. В.В.Путину неважно, какие отношения собственности необходимы для новой индустриализации и национального единства страны. Важно другое, какие отношения собственности обеспечивают ему пост главы колониальной администрации компрадорской России.
Обратимся к тексту статьи: «В обществе много говорят о том, что приватизация 90-х годов, включая залоговые аукционы, была нечестной. И я с этим полностью согласен. Но отъём собственности сейчас, как предлагают некоторые, привёл бы просто к остановке экономики, параличу предприятий и всплеску безработицы. Кроме того, многие нынешние собственники этих активов формально являются добросовестными приобретателями. Они не нарушали принятых тогда законов. Многие из них модернизируют предприятия, вводят новые рабочие места, являются эффективными собственниками. Поведение их в период кризиса 2009—2010 годов показало, что существенно выросла и социальная ответственность бизнеса».
В.В.Путин «согласен» с тем, что публично отрицать невозможно: приватизация «была нечестной». Но тут же пускает в ход откровенную демагогию про «отъём собственности», «остановку экономики» и т. д. Он тиражирует откровенную ложь.
Во-первых, национализация — это не обязательно экспроприация. Сколько государство получило в бюджет за денационализацию, столько и должно выплатить при деприватизации. Раз крохи получены от олигархов, то крохи и положены им. Это честно и социально справедливо. Во-вторых, национализация для того и нужна, чтобы соединить добычу сырья с его глубокой индустриальной переработкой, преодолев тем самым развал отечественной обрабатывающей индустрии и паралич отечественного машиностроения, производства машинных средств производства, то есть деиндустриализацию. В-третьих, устранение деиндустриализации ведёт к увеличению числа рабочих мест и занятости, а не безработице.
В-четвёртых, не будь в России господства олигархически-компрадорской собственности, не было бы ни долларизации отечественной экономики, ни кризиса 2009—2010 годов, как не было его в плановом хозяйстве КНР.
Демагогия нужна В.В.Путину только затем, чтобы откреститься от национализации. Но как бы ни отрицал он значение национализации, вся его персонифицированная вертикаль власти держится исключительно на бюджетно-налоговой национализации компрадорской ренты. Стоит лишь убрать систему раздела экспортно-сырьевой ренты на государственную и компрадорскую, и правящий кабинет моментально лишится вначале бюджетной власти, а затем конституционной.
Естественно, В.В.Путин понимает, что без бюджетно-налоговой национализации компрадорской ренты его ждёт судьба Б.Н.Ельцина, судьба главы государства без государственной казны, судьба беспомощной марионетки в руках компрадоров. Он явно не хочет, чтобы его казна висела на внешних займах и потакании сиюминутным прихотям Запада. Его не прельщает получить своё издание дефолта 1998 года.
Тут пролегает для него последний рубеж. Дальше ему отступать некуда, о чём и напоминает он, ссылаясь на борьбу за частичное огосударствление олигархической ренты в начале 2000-х годов: «Борьба тогда шла между теми, кто присвоил в 90-е основные денежные потоки (в основе которых была продажа сырья и энергоносителей), и теми, кто хотел вернуть их государству и использовать на благо всего общества. Считаю, что мы тогда поступили правильно, повысив влияние государства в сырьевых отраслях».
Но это напоминание ему нужно лишь затем, чтобы подчеркнуть неприемлемость для него внешнего управления: «В самом начале моего первого президентского срока мы столкнулись с настойчивыми попытками продать за рубеж ключевые активы. Сохранение в частных руках нескольких человек стратегических ресурсов страны в перспективе 5—10 лет означало, что контроль за нашей экономикой будет осуществляться извне».
В то же время В.В.Путин умалчивает, что бросил системную схватку с компрадорами на полпути, не доведя её до победного конца. Отечественная экономическая наука во главе с академиком Д.С.Львовым предлагала в те годы вовсе не монетаристский вариант национализации. Не было и речи о допустимости соучастия Кремля в компрадорском опустошении России. Наука выступала за системную национализацию командных высот экономики, начиная с инфраструктурных. Почему? Потому что через стратегическую национализацию мыслился разворот к передовым технологическим укладам, к новой индустриализации России — с полным освобождением нашей страны от колониального рабства, долларизации и работы на нефтедоллар.
Но вместо принципиального решения вопроса о собственности В.В.Путин покинул поле системной битвы, впал в беспринципность и соглашательство, пошёл на прямой сговор с компрадорским олигархатом. Он ограничился установлением своего контроля над казной. И намерен не выпускать его из своих рук. Только поэтому Кремль не идёт ныне на бюджетно-политические уступки атлантистам, ограничиваясь некоторыми системными, идеологическими, экономическими.
Политический расчёт консервативной фракции ясен как день. И был очевиден задолго до компрадорского пакта. По сути, предлагается продление социального контракта между Кремлём и компрадорами как минимум ещё на 12 лет. При этом, по логике фракции Путина, крайне правые должны оценить, что не будет ни стратегической национализации, ни вертикальной интеграции собственности, ни новой индустриализации России, а левые — что не будет бюджетной денационализации и возврата в 1990-е годы. Иначе говоря, ради обеспечения интересов олигархически-компрадорского меньшинства Кремль привычно отбрасывает коренные интересы и чаяния трудового большинства.
С идеологами компрадорской, антииндустриальной реакции В.В.Путин согласен во всём, за исключением одного — отката к 1990-м годам. Он идёт на любые идеологические, политические и системные уступки реакционерам, пока это не затрагивает бюджет и государственную казну. Он поступается новой индустриализацией, высокотехнологичными рабочими местами, стратегической национализацией и вертикальной интеграцией собственности, смычкой добывающей и обрабатывающей индустрии, формированием межотраслевых корпораций и единых цепочек добавленной стоимости, подъёмом на высший этап современного развития, экономическим и бюджетным суверенитетом Российской Федерации и т. д., но всеми силами держится за нефтедолларовую казну.
Левых автор статьи попросту игнорирует. С ними, полагает он, незачем считаться, поскольку социальное большинство не организовано. Ни к чему, мол, брать во внимание тех, кто идейно деморализован и политически дезорганизован. В 1917 году было ровно наоборот: тогда организованными были левые, а дезорганизованными — правые. Ныне же политически более организованы правые, реакционные и продажные компрадоры. Поэтому левые вообще не принимаются в расчёт. Им не сделано ни намека на уступки.
Что бы ни делать, лишь бы ничего не делать в интересах России — такова суть задач, называемых в статье «нашими», то есть общими с компрадорами. И такова та плата, в которую оценена стабильность условий социального контракта Кремля с компрадорским олигархатом, проще говоря — политика колониальной стабильности.
Естественно, в центре политического торга относительно власти стоит вопрос о собственности.