«Прощай, оружие!»

В этом произведении название представляет собой цитату. Она взята из поэмы Джорджа Пила, написанной в конце XVI века по поводу ухода на покой прославленного воина. Ирония автора очевидна: в романе показана не слава оружия, а его бесславное и лишенное всяческих риторических украшательств поражение. О каком же «оружии» идет речь? Прежде всего — о той идее войны, что ведется «по правилам», согласно веками разработанному ритуалу. Нелогичность и даже абсурдность современной бойни (расстрел под Капорето) разрушает иллюзии лейтенанта Фредерика Генри о долге перед системой социальных и военных отношений, дозволяющих торжество хаоса, но по инерции освящаемых громкими и потому особенно «непристойными» словами о «доблести и славе».

«Прощай, оружие!» — не антимилитаристский роман. Лейтенант Генри не против войны как таковой. Более того, в его представлении это мужественное ремесло настоящего мужчины. Однако, как демонстрирует Хемингуэй, этот ритуал исчерпал себя и «бог войны умер». Линия фронта на этой новой войне, где по существу нет ни своих, ни чужих (австрийцы в романе не персонифицированы), сугубо условна, а горы, буря, черные ледяные воды Тальяменто — такой же реквизит ожидания смерти, как и свист снарядов. Открытие «тошноты» войны, до поры скрывавшейся «за корой» ее повседневных дел, дается лейтенанту Генри под влиянием ранения, разговоров с простыми людьми, а также ложного обвинения в дезертирстве. Сбежав вплавь из-под расстрела, он в водах Тальяменто «крещен» в новую жизнь, спарывает офицерские звездочки и заключает «сепаратный мир».

По мере того как война начинает отождествляться с общей нелогичностью мира (с этой войны дезертировать уже невозможно), на первый план повествования выдвигается любовь. Поначалу представленная предельно натуралистично, затем она становится символом vita nuova, той идиллией крестьянской жизни в Абруцци, о которой сообщает лейтенанту полковой падре. Предчувствие священника сбывается. Утехи борделя сменяет любовь к Кэтрин. Но и она обречена, поскольку бытие романа не знает границы между «войной» и «миром». Современные «боги неведомые» (или «они», как говорят бывший лейтенант и его возлюбленная) жаждут крови... Передовая в этом смысле ничем не отличается от вроде бы мирной Швейцарии, где Кэтрин под аккомпанемент дождя — начала в произведениях Хемингуэя одновременно и естественного, сулящего обновление, и противоестественного, всеуравнивающего, — погибает во время родов. В итоге роман с полным правом мог быть назван «Прощай, любовь!», то есть прощай «романтическая», возвышенная и гармоничная любовь, столь же невозможная в XX веке, как и романтическая война.

Тема жестокости современной любви, не имеющей права на продолжение, на естественное разрешение, — важнейшая составная часть хемингуэевского образа «иметь и не иметь». Переходящий из романа в роман, он характеризует персонажей Хемингуэя как мужчин не только «без женщин», но и без детей, родителей, родины, прошлого. Они в разрезе здесь и сейчас, полные презрения ко всем современным разновидностям фальшивомонетчиков (политики, генералы, писатели и их жены, банкиры), одержимы метафизическим голодом, но вместе с тем способны дать ему лишь отрицательное определение. «Утрачивая, обретаю» — таковы, по Хемингуэю, экзистенциальные параметры «земного рая», героическая формула, позволяющая суденышку человеческой жизни в его отчаянном поединке с течением, этим то голубым, то черным Гольфстримом судьбы, терпеть «благородное поражение».

Мнение о войне меняется. Сначала радостные крики, потом квинтэссенция абсурда.

«По ком звонит колокол»  опыт участия в гражданской войне (в Испании) – франкисты vs республиканцы

- это цитата из Дж.Донна ( не спрашивай, по ком звонит колокол, он всегда звонит по тебе)

На самом деле, республиканцы и франкисты похожи (хладнокровно расстреливают франкистов)

Во всех партизанах есть что-то от нелюдей.

Роберт Джордан  постоянно превращается в машину для убийств.  это то страшное, что война и насилие несут за собой (колокол звонит и по тем, и по другим).

- мифологизация, универсализация

В романе «По ком звонит колокол» традиционный хемингуэевский индивидуалист проходит испытание не только войной в «другой стране» и «горней любовью» (Мария), но и политикой.

Если персонажи предыдущих произведений Хемингуэя ощущали, что от наваждения войны нельзя уйти даже в мирной жизни, то герои нового, наверное, согласились бы со словами Т.С.Элиота «Гражданская война никогда не кончается...». Как очевидец испанских событий, стоявший на стороне республиканцев, Хемингуэй счел возможным поставить эпиграфом к роману сходные с элиотовской формулой слова из проповеди Джона Донна: «...смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе» — в этой мысли поэта и священника Хемингуэй нашел подтверждение своим испанским наблюдениям: человеческое в человеке важнее его политической принадлежности. Хемингуэй не обошел вниманием зверства обеих воюющих сторон. Глубина «Колокола» в том, что это произведение и антифашистское, и антитоталитарное. Антифашизм в нем прежде всего не политическое, а глубоко личное измерение, категория личной свободы. Противопоставление фалангистов и республиканцев Хемингуэй моментами делает условным: и те и другие отличаются как храбростью, чувством локтя, неожиданной в ситуации войны набожностью, так и жестокостью, трусостью, отчаянным сквернословием. Демагогию и пропагандистскую фальшь писатель довольно привычно для себя сталкивает со стоическим мужеством простых людей (гибель отряда Эль Сордо на вершине холма), которые воюют, как пашут землю, и убивают, ненавидя убийство.

Внимательный читатель не может пройти мимо парадокса заключительных страниц повествования. С точки зрения военной стратегии гибель американца Джордана — он прикрывает в одиночку отход партизан, в числе которых его любимая девушка, — не имеет особого смысла, но герой побеждает постольку, поскольку проигрывает. Постепенно интеллигент Джордан отказывается от своего книжного знания жизни. Но это разоблачение идеализма чревато в его случае исканием смерти, саморазрушением. Перерождает же Джордана на пути самопознания любовь к юной Марии. Под влиянием этого «горнего» чувства американец и спасает отчаявшуюся было девушку, и спасается сам. По-прежнему ощущая роковое приближение своей гибели, он находит в себе силы искать ее «с радостью», чувствует мистериальный смысл своего глубоко личного жертвоприношения. Однако у моста в силу трагической иронии, смешивающей в романе план любых целенаправленных действий, все-таки должны погибнуть двое. И оба они — Джордан, роялист лейтенант Беррендо — по-своему достойны друг друга.

Центральную тему романа следует поэтому сформулировать как познание человеком себя вопреки обществу, предлагающему ему лишь видимость решения проблемы свободы. В «Колоколе» фактически речь идет о двух войнах: войне двух тоталитарных идеологий (на равнине), которые оперируют массами и борются с отступниками от своей генеральной линии, и народной войне (в горах).

«Старик и море»  противопоставление человека и мира

 возвращение к философским проблемам