1. Меняется представление о человеке.

Для античной картины мира:

человек является частью космоса, причем частью не самой совершенной. Человек разумен, но небесные тела более разумны, чем человек. Человек занимает свою нишу, не самую низкую, не самую высокую в мироздании. Главное его призвание – не высовываться из этой ячейки, соблюдать положенную ему меру. Тогда он будет прекрасен, счастлив и т.д. Конечно, это не единственный взгляд, в античности очень пестрое представление о человеке. Но даже если рассмотреть вдохновенную картину платоновского диалога “Тимей”, где действительно говорится о божественности душ, индивидуальные души – не самое совершенное, что есть. Сначала из смеси, которую приготавливает демиург, он создает душу мира, а потом из остатков уже индивидуальные души.

В христианстве картина принципиально меняется:

с одно стороны, человек – часть этого мира. Человек – часть творения, но совершенно особенная. Эта идея присутствует уже в иудаизме. Действительно, человек высшее, что есть в мире. Мир сотворен для человека. Именно сотворением человека завершается сотворение мира. Когда Бог приводит к Адаму всех живых существ, чтобы тот дал им имена. В ветхозаветной культуре имя дает господин и хозяин. Центральная мысль христианства – то, что бог становится человеком. Для философской теологии античности это невообразимо. В неоплатонизме была совершенно обратная ситуация. Да, все со всем связано, но человек может вернуться и приобщиться к божественному, только утратив самого себя, перестав быть индивидом. Тогда он поднимется на высшие онтологические этажи.

Бог становится человеком для людей, принимает на себя страдания, смерть для человека. Несмотря на то, что бог превосходит мир, человек настолько для него важен и ценен. Причем ценна не идея человека вообще, а каждый отдельный человек. Более того, если мы посмотрим в Евангелие, то мы увидим, что он призван быть также совершенен, как бог. Человек стремится к максимальному совершенству. В основной онтологической триаде бог-мир-человек, мир начинает играть второстепенную роль. Все, что происходит – отношения между богом и человеком. Мир – просто среда для этих отношений. Для средних веков характерно, отношение к миру природы как к системе символов, которые могут быть прочтены в контексте отношения бога и человека. В этой картине не остается места для естествознания. Зачем оно? Все центральные ключевые смыслы обходят вопросы античного естествознания.

Антиматематизм евангелия

Если попробовать посмотреть, как занятия математикой должны выглядеть с точки зрения евангелия, мы увидим в нем антиматематический смысл. В самом деле, евангелие говорит об отношениях бога и человека в категориях любви, жертвы, и так далее, но все эти категории совершенно не подлежат расчету, и это подчеркивается. Основная из коллизий евангелия строится на том, что основным оппонентом Христа были фарисеи. Мы их привыкли воспринимать как лицемеров, как символ показной набожности, но они были совсем не такие. Фарисеи во времена Христа это лучшая часть иудейского общества, для которых исполнения закона очень было серьезно. Почему же они не устраивают Христа? Они строят и расчитывают свои отношения с богом. В притче о фарисее, который благодарит, господа за то, что он правиден.

два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь.

11 Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: 12 пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю.

13 Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику!

14 Сказываю вам, что сей пошёл оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится.

С точки зрения фарисеев, правидность была набором конкретных действий, выполнив которые человек мог считать себя правидным. В христианстве это невозможно. Ни один христианин не может сказать, что он выполнил то, к чему его призывают. «До скольких раз прощать брата моего? До семи ли?» «До семидежды семи» (то есть неограниченное количество). Образ фарисейского благочестия не совсем соответсвует реальному фарисейству, но тем не менее там было все расчитано. Этот момент здесь и отрицается. Бог дает человеку милость не по расчету. Бог не считается с человеком, и человек призван не считаться с другими людьми. Прощать сверх меры.

Так как весь мир завязан на человкека, этот принцип распространяется для всего мира. Нет в нем места для расчетов.

В Ветхом завете более благоприятная картина.

В ветхом завете можно найти книгу примудрости Соломона, в которой написано: «Ты все расположил по меру, числу и весу». Здесь уже связь с тем богом, который имел место в античности. Эта триада есть у Платона в том же виде. Демиург организует мир посредоством чисел и геометрических фигур. Так появляется образ бога-геометра. Спасительно для науки оказалось то, что христианство не осталось «благой вестью», а стала формироваться в знание и богословие. Тогда оно стало брать на вооружение то, что было в античности. Сисема христианской учености это компромисс между античными представелниями и христианской «благой вестью», попытка адаптировать одно к другому. Удается это не до конца, но, так или иначе, сложное переплетение разнородных идей в культуре средних веков сохранится на протяжении всего времени. Любой интеллектуал этой эпохи находится между двумя центрами притяжения: священным писанием и античными текстами.