3.3. Экономический спад как «статистическая иллюзия»

Падение производства в переходный период, по мнению шведского экономиста А. Ослунда, неизбежно и в связи с несовершенством методоло­гии макроэкономической статистики. В этом смысле к теории трансформа­ционного спада примыкает теория спада как «статистической иллюзии». Соглашаясь с аргументами ее сторонников, можно отметить следующее:

- признавая факт больших потерь государственного сектора пере­ходной экономики, нельзя в то же время забывать о том, что в нем в пред- реформационный период широко практиковались приписки, поскольку подсистема стимулирования в СССР была подстроена под процент выпол­нения (и перевыполнения) предприятиями централизованного плана. Сло­жившиеся в стране особенности учета объема выпуска позволяли значи­тельной части продукции существовать исключительно на бумаге. Не слу­чайно многие макроэкономические показатели той поры подвергаются се­годня серьезному сомнению, корректировке в сторону уменьшения¹. Кон­трольные органы склонны были не замечать подобных злоупотреблений в отчетности, так как наряду с аналитической советская хозяйственная ста­тистика традиционно выполняла и апологетическую функцию, будучи на­целенной на приукрашивание производственных возможностей сформиро­ванного в стране политического строя. Разрушение системы централизо­ванного планирования и стимулирования сделало преувеличение произ­водственных показателей бессмысленным, что неминуемо должно было привести к фиксируемому статистикой экономическому спаду. Представ­ленный в отчетах объем ВВП заметно сократился без адекватных послед­ствий для уровня жизни населения. К тому же в ситуации рынка продавца, характерной для хозяйственной жизни советского общества, далеко не всю выпускавшуюся в нем конечную продукцию следовало признавать полез­ной и заслуживающей включения в состав национального продукта. И это не только химическое и иное оружие (как средство уничтожения всего жи­вого), но и продукты, которые по своим качественным характеристикам не соответствовали потребностям населения;

- в отличие от государственного частный сектор бурно развивался, в его пользу активно перераспределялись производственные ресурсы. Од­нако он укрывался от налогов и, будучи заинтересованным в занижении объема производства, преуменьшал свой истинный рост¹. Расширение масштабов теневой экономики в переходный период рассматривается дан­ной теорией в качестве доказательства относительно небольших масшта­бов закономерно происходящего при этом трансформационного спада. По мнению А. Ослунда, на «статистическую иллюзию» в Польше приходи­лась половина официально регистрируемого падения национального про­изводства.

Функционирование экономики Российской Федерации в 90-е гг. XX в. также характеризовалось подлинным бумом теневых сделок. На­пример, в этот период на учет в ГАИ ставилось автомобилей вдвое больше, чем их фиксировалось в суммарном объеме производства и легального им­порта. В 1997 г. при выдаче квот на вылов краба на Дальнем Востоке в объеме 40 тыс. т в одну только Японию его было поставлено 72 тыс. т. Тот факт, что выработка электроэнергии за кризисный период 1990-1998 гг. упала менее чем на четверть - с 1082 до 827 млрд кВт-ч (при сокращении реального ВВП почти наполовину), столь же веско свидетельствует в поль­зу тезиса о сокрытии немалой части российской экономики от зорких глаз налоговых инспекторов. Отечественная статистика и сегодня не полностью отражает реально складывающиеся отношения в сфере международной торговли, поскольку значимыми их компонентами являются контрабанд­ная, «челночная» торговля, бартерные сделки, сокрытие валютной выруч­ки экспортеров в результате занижения цен и тарифов на реализуемую ими продукцию.

При этом возможности ухода в теневую экономику оказываются не­сравненно более широкими не в сфере материального производства, а в спекулятивном финансовом и торгово-посредническом секторах экономи­ки. Именно эти отрасли сферы услуг в пореформенной России и демонст­рируют наивысшие - хотя и далеко не полностью фиксируемые статисти­кой - темпы роста. Подлинный бум данных сегментов национального хо­зяйства объясняется, в частности, дестимулирующей по отношению к оте­чественному легальному производству налоговой политикой; широким развертыванием приватизационных процессов, в ходе которых новые соб­ственники по понятным причинам сразу же устремляются в «тень»; резким падением уровня жизни многих категорий населения; пониманием жите­лями своей нарастающей незащищенности, что толкает их на нарушение налогового законодательства; ухудшением в результате экономического спада ситуации на рынке труда, которая приводит к увеличению малых предприятий и самозанятости (как питательной среды для нарастания те­невых отношений); массовой миграцией в Россию работников из постсо­ветского пространства, Китая, а также внутренней миграцией из сел, де­прессивных регионов и «горячих точек» в крупные города и др. И если не ставить под сомнение данные официальной статистики, то как можно объ­яснить обилие новых иномарок на российских дорогах, трехкратное уско­рение жилищного строительства в секторе элитного жилья, несравненно большее разнообразие россиян в одежде и обуви сравнительно с советски­ми гражданами? Так может быть, российский ВВП сегодня уже стал боль­ше не только итальянского и французского, но даже английского и «на всех парах» приближается к немецкому?

Нельзя не заметить, что в годы рыночных реформ уровень жизни в России сократился не столь сильно, как фиксируемый официальной стати­стикой объем производства. Не случайно Федеральная служба статистики фиксирует устойчивый рост жилого фонда, количества имеющихся у рос­сийских семей автомобилей, разнообразной бытовой техники (причем, что особенно удивительно, относительно равномерно распределенной по семь­ям с чудовищно различающимися официальными доходами), который на­блюдался даже в кризисный 1998 г. И такая принципиальная возможность опережающего сокращения реального ВВП по сравнению со средним уровнем жизни населения России связана не только с повышением удель­ного веса в его структуре расходов на потребление (при снижении доли инвестиционных расходов до критического минимума). Неким встроен­ным стабилизатором российской экономики, не позволившим ей столк­нуться с масштабным сокращением покупательной способности населе­ния, явилось несравненно более широкое - сравнительно с советскими временами - распространение теневой экономики. Выступая питательной средой для последовательной криминализации экономики, приводя к со­кращению доходов государственного бюджета (что не позволяет властям выполнять многие функции по социальному обеспечению малоимущих), теневая экономика вместе с тем вносит серьезный вклад в поддержание уровня жизни миллионов россиян, которые получают свои главные доходы в этом обширном сегменте отечественной экономики.

Поддержание уровня потребления на приемлемом уровне обеспечи­валось и за счет широкомасштабного импорта товаров народного потреб­ления, которыми наводнили отечественный рынок многочисленные «чел­ноки». Немалый вклад в благосостояние некоторых россиян внесла и при­ватизационная кампания. Таким образом, уровень жизни населения Рос­сийской Федерации в кризисные 1990-е гг. в немалой степени поддержи­вался за счет предыдущих поколений, создавших национальное богатство, приватизированное и проедаемое поколением нынешним, а также за счет будущих поколений наших граждан, которые будут вынуждены сокращать свое потребление для нейтрализации тех негативных последствий деинду­стриализации и деэкологизации отечественной экономики, которые сего­дня набирают обороты.