Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
ИДИОТ.doc
Скачиваний:
2
Добавлен:
22.07.2019
Размер:
174.08 Кб
Скачать

3. «Красота спасет мир»

«Красота спасет мир» - это действие онтологической красоты подвижника. Для подвижника она характеризуется решимостью очищаться от всего наносного в целостной природе человека. Для «чистого» князя – оправданием, то есть тоже, в своем роде, очищением от наносного, наиболее близких к этой причине социальных форм человеческого взаимодействия, которые, в свою очередь, призваны хранить в исправности земные механизмы передачи вечного в мир смерти и тления. Религия социальным путем входит в социальную жизнь. «Оторванность от почвы» - дело, «не исключительно одно только богословское» 2, с.522, а причина, по Достоевскому, многих общественно-политических и глобальных проблем человечества.

Приобщенность к красоте не осталась лишь поворотным моментом в жизни князя. Его душа, вспаханная швейцарским озарением, смогла с избыточествующей самоотдачей принять в себя семя русского слова. «Учился же я все четыре года постоянно, хотя и не совсем правильно… при этом очень много русских книг удалось прочесть»1. Сюда же следует отнести, выражаясь языком современной масс-культуры, мастер-классы по каллиграфии. «Переписав шрифты разных национальностей на русский лад и проявив при этом разнообразие почерков, князь в тоже время искусно подчеркнул неповторимую индивидуальность каждого». Бесспорно, здесь угадывается мысль Достоевского о «чисто русской способности духовного отождествления с другими, которую он называет перевоплощением» 11.

Изобразив, в числе прочих, «игумен Пафнутий руку приложил», и содержательно рассказав об этой подписи и самом игумене, князь показал глубинность своих устремлений. Иными словами Мышкин не по мере надобности, и не из простого любопытства увлекся каллиграфией. Своей целомудренной восприимчивостью ко всему светлому и доброму князь просто не мог обойти вниманием славяно-русскую азбуку – проводника спасительной истины мира.

С одной стороны в этой сцене изображено то, что выразил И.А. Бунин в стихотворении «Слово»:

«Молчат гробницы, мумии и кости, -

Лишь Слову жизнь дана:

Из древней тьмы, на мировом погосте,

Звучат лишь Письмена.

И не у нас иного достоянья!

Умейте же беречь

Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,

Наш дар бессмертный – речь» 14

С другой стороны здесь показана роль усвоения русского языка, русских книг с первых лет обучения в становлении нравственной устойчивости и приобретении высокодуховных позиций высших сословий русского общества.

Достоевский намеренно возводит Мышкина в ранг князя. Этим он показывает оторванность высшего сословия, дворянства от народа и, одновременно, надежду на то, что оно воскреснет по настоящему. «Русский дворянин – как провозвестник всемирного гражданства и общечеловеческой любви» 15, с.118

Говоря о дворянстве в своих произведениях, Достоевский имел в виду, прежде всего, состояние духа и уровень культуры, а не сословную принадлежность. Князь Мышкин и его великосветское окружение – яркое подтверждение распада и вырождения рядового дворянства, а также тех средств, с помощью которых их можно преодолеть и выйти на путь служения человечеству, то есть «русской идеи».

«Грамотность, прежде всего, грамотность и образование усиленное – вот единственное спасение, единственный передовой шаг, теперь остающийся и который можно теперь сделать». Но действительность отвоевывала свое. В 1861 году произошла так называемая классическая реформа обучения. «Но вот в чем дело: рядом со страшно усиленным преподаванием… двух древних языков и математики, почти совсем подавлено у нас преподавание русского языка» 12, с.287. «Мы презираем этот материал, на котором неприлично выразить великосветское чувство или великосветскую мысль».

То, что князь Мышкин в романе Достоевского не асоциален, а, штампировано выражаясь, проявляет активную жизненную позицию – не афишируя, а естественным образом отстаивая ее – говорит о том, что он знает, чувствует всем своим существом, убежден в том, к чему призвано русское общество и в чем идеал человечества вообще.

Бесспорно, что Мышкин в эти моменты говорит устами самого Достоевского, быть может поэтому он и показан в них вдохновенным, говорящим с необыкновенным жаром 2, по контрасту с обыденном спокойствием и даже печалованием. Так каков же этот идеал человечества, что его так рьяно защищает смиренный князь Мышкин?

«Цель общественного развития, недосягаемая и влекущая к себе – Иисус Христос, «идеал человечества вековечный» (письмо Достоевского к Майкову от 16 (28) 1867 года).

«Католичество – все равно что вера нехристианская!.. атеизм только проповедует нуль, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного. Папа захватил земной престол и взял меч,… все, все променял за деньги, за низкую земную власть. Атеизм от них вышел, из самого римского католичества! Он порождение их лжи и бессилия духовного» 2, с. 522. Со своих пророческих высот Достоевский ясно разглядел трагедию Европы и открыл ее причину. Причина в том, что Европа через римокатолицизм и протестантизм обезобразила и утратила образ Богочеловека Христа и все так из-за этого замутилось и превратилось в хаос. Но это лишь одна половина того, что увидел Достоевский. Другая же в том, что «величайшее сокровище всех миров, образ Богочеловека Христа, совершенно сохранен лишь в православии» 16, с.182

«Надо, чтобы воссиял в отпор Западу наш Христос, Которого мы сохраним и Которого они и не знали!» - благовествует христолюбивый Мышкин. Князь, в отличие от «смешного человека» не во сне, а на яву видит истину. Он не верит, чтобы зло было нормальным состоянием людей» 10, с.116 и поэтому отличает его от истины, видит его духовные корни. «И социализм порождение католической сущности! Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную власть религии, чтоб утолить жажду духовную возжаждавшего человечества и спасти его не Христом, а тоже насилием» 2, с.522. Князь как представитель «верхнего слоя русских людей» 2, 528 в запале речи признает вину своего сословия в отходе от истинной веры и указует средство для ее изглаживания. «У нас не веруют еще только сословия исключительные, … корень потерявшие; а там, в Европе, уже страшные массы самого народа начинают не веровать», 2 с.522, Сословие исключительное потому не верует, что получив свободу внешнюю: «Горизонт перед ним открыт Петром» 15, с.118, то есть, прельстившись «роковым соблазном материально-общественных ценностей, которые по форме и совпадают с христианством, но лишь наполнены иным дьявольским содержанием» 2, с. 292, слишком далеко оторвались от правды народной, от русской веры. «Русская вера, русское Православие есть все, что русский народ считает за свою святыню; в ней его идеалы, вся правда и истина жизни» 10, т.23, с.118

Мышкин высказывается жестко: «Кто почвы под собой не имеет, тот Бога не имеет… Это выражение одного купца из старообрядцев… он сказал: «Кто от родной земли отказался, тот и от Бога своего отказался» 2, с.524 Но отказавшись от родной земли русские люди, «из боли духовной, из жажды духовной, из тоски по высшему делу, по крепкому берегу, по родине, в которую веровать перестали, потому что никогда ее не знали!.. Добираются до чужих им берегов,… как уверуют, что это берег, то уж там обрадуются ему, что немедленно доходя до последних столпов… всю Европу дивит, в таких случаях, русская страстность наша6 у нас коль… атеистом станет, то непременно начнет требовать искоренения веры в Бога насилием, то стало быть и мечом! Отчего это, отчего разом такое исступление? Оттого что он отечество нашел, которое здесь просмотрел и обрадовался…». И чтобы не произошло этой трагической подмены – «свято место пусто не бывает» - именно русскому дворянству нужно «преклониться перед правдой народной…» [12, с.146]. «Одним словом мы должны склониться, как блудные дет, двести лет не бывшие дома, но воротившиеся, однако же, все-таки русскими, - писал Достоевский в «Дневнике писателя»[февр.1876, с. 146], - иначе получивший свободу народ пойдет за дворянином и непременно станет атеистом».

«Атеистом же так легко сделаться русскому человеку, легче чем всем остальным во всем мире! И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак и не замечая, что уверовали в нуль. Такова наша жажда!»[2, с.524]. Жажда русского же народа непомерно страстна и «широкость» русской души слишком велика.

Мышкин уверен, что русским блудным детям нужно помочь. Нужно вернуть их родной вере, к народной правде и помочь им стать настоящими русскими. «Стать русским значит перестать презирать народ свой»[12, с.375]. Все взаимосвязано. «Стать настоящим русским – значит стать братом всем людям, всечеловеком… Всечеловечность – это национальная русская идея» [12, с.185].

Итак, князь Мышкин в романе в своей «горячешной тираде» заявляет: «Откройте жаждущим… Колумбовым спутникам берег «Нового света», откройте русскому человеку русский «Свет», дайте отыскать ему это золото, это сокровище сокрытое от него в земле! Покажите ему в будущем обновление всего человечества и воскресение его, может быть одною только русскою мыслью, русским Богом и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий вырастет перед… миром, изумленным и испуганным, потому что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия, потому что они представить себе нас не могут, судя по себе, без варварств» [2, с.524].

«О, народы Европы и не узнают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди, поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и всесоединяющей, вместить в нее с братскою любовью всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательно слово великой, общей гармонии, братского согласия всех племен по Христову Евангельскому закону!»[16, с.186] – проповедовал Достоевский в его «Речи о Пушкине», - «вершине пророческого вдохновения и апостолического благовестия» [16, с.184].

Но чтобы помощь была действенной, чтобы результат состоялся необходимо «перед народом не уничтожиться» [12, с.146], а «чтоб народ и от нас принял многое из того, что мы принесли с собой» [12, с.146]. И тут надо быть осторожным.

«… Чем мы, культурные люди, возвратясь из Европы, стали нравственно существенно выше народа и какую такую недосягаемую драгоценность принесли мы ему в форме нашей европейской культуры?... Точно ли мы так хороши собой итак безошибочно окультурены, что народную культуру побоку, а нашей поклон?» [12, с. 206-207].

Чтобы не испугаться от одних этих вопросов, так и не начав действовать, надо прежде всего разорвать в высших сословиях узы окультуренной самозначимости и эгоистичной атомизированности. Необходимо быть вместе, «в духе мировой любви, без лжи и материализма» [12, с.372], то есть сделать шаг на пути к соборности, предполагающей неповторимость личностей во всечеловеческом же значении – народов.

«Мы убедимся тогда, что настоящее социальное слово несет в себе… народ наш, … в духе всеединением к национальным личностям и …сохранению полной свободы людей… - единение любви, гарантированное уже делом, живым примером, потребностью на деле истинного братства, а не гильотиной, не миллионами отрубленных голов» [12, с.375].

«Возьму только одних славянофилов: ведь что провозглашали они устами своих передовых деятелей… Они прямо, в ясных и точных выводах заявляли, что Россия «вкупе со славянством и во главе его, скажет величайшее слово всему миру,… и что это слово именно будет заветом общечеловеческого единения, и уже не в духе личного эгоизма, которым люди и нации искусственно и неестественно единятся теперь в своей цивилизации, из борьбы за существование, из борьбы за существование, положительной наукой определяя свободному духу нравственные границы, в тоже время… произнося на друг друга ложь, хулу и клевету» [12, с.373].

«Вера в то, что хочешь и можешь сказать последнее слово миру, … вера в святость идеалов, вера в силу своей любви и жажды служения человечеству, - нет, такая вера есть залог самой высшей жизни наций, и только ею они и принесут всю ту пользу человечеству, которую предназначено им принести…»[12, с.373].

В романе Мышкин не замечает внешней обманчивости великосветских людей: «Ему и в мысль не могло прийти, что все это простосердечие и благородство, остроумие и высокое собственное достоинство есть, может быть, только великолепная художественная выделка. Большинство гостей… и сами не знали, в самодовольстве своем, что многое в них хорошее – одна выделка, доставшаяся им «бессознательно и по наследству» [2, с. 512] – потому что все это наносное, и он своими предэпилептическими чувствами убедил себя, что они на самом деле такие, какие ему показались.

На этом вечере – вечере-смотрине князя под верховенством княгини Белоконской – неповторимость личности князя отторгается остальной обезличенной массой. Сначала они относятся к нему снисходительно, делятся советами: «… вы воспламенены…, может быть, уединением. Если бы вы пожили «в свете», - то увидите, что все это гораздо проще…» [2, с. 523].

Затем он им кажется смешон и они, порой, начинают жалеть его: «Мне Аглая темы назвала, о которых нельзя говорить; она знает, что я вних смешон!.. Я знаю, что я как ребёнок. Я не имею права выражать свою мысль… Я всегда боюсь, мои смешным видом скомпрометировать мысль и главную идею. Я не имею жеста… Чувства меры тоже нет, а это главное…» [2, с. 530].

Однако, «бедный рыцарь» [2, с. 242] также утверждает: «Быть смешным, даже иногда хорошо, да и лучше» [2, с. 530] и в некоторых окружающих начинает вселять уже не улыбку, а страх и беспокойство».

Здесь есть общие черты и параллели в князе Мышкине и в образе России – Дон-Кихот. «Над Дон-Кихотом смеялись; но теперь и Дон-Кихот начал уже не смешить, а пугать. Дело в том, что он несомненно осмыслил свое положение в Европе и не пойдет уже сражаться с мельницами. Но зато он остается верным рыцарем, а это-то для них всего ужаснее… их смущает теперь и страшит в образе России, скорее нечто правдивое, нечто слишком уж бескорыстное, честное, гнушающееся и захватом и взяткой. Они предчувствуют, что… никакой выгодой не завлечь ее корыстное и насильственное дело. Разве обманом, - но Дон-Кихот хоть и «великий рыцарь», а ведь и он бывает иногда ужасно хитер, так что и не даст себя обмануть» [12, с. 402].

Князь: «Я вхожу и думаю: «Вот меня считают за идиота, а я все-таки умный, а они и не догадывается… У меня часто эта мысль» [1, с. 493].

Записку «бедного рыцаря», - «это письмо из сердца моего вылилось в самую тяжелую минуту моей жизни; - Аглая кладет в толстую книгу – «она всегда так делала с своими бумагами, чтобы поскорее найти, когда понадобится», - под название «Дон-Кихот Ламанческий». «Аглая ужасно расхохоталась – неизвестно чему» [1, с. 584].

А «бедный рыцарь» непоколебимо утверждает, что «быть смешным даже иногда хорошо, да и лучше» [2, с. 530]. «Из присутствующих в гостиной не знавшие князя боязливо (а иные со стыдом) дивились его выходке,… а Белоконская призналась потом, что «еще минуту, и она уже хотела спасаться» [2, с. 525]. Это окружающих уже не смешит, а пугает. Они начинают бояться.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Действительная целостность человека.

Человек лишился ее, но стремление к ней – цель человеческого развития; стремление, уравновешиваемое искусством, которое есть «служение и радость». Страстное стремление к потерянной целостности человека: смысл развития русского народа. Говоря о природной страснтости русской души « философ поющего сердца» [19] Иван Ильин писал: «Здесь мы ксаемся одной из великих тайн Пушкина и его пророческого духа. Именно страсть: озаренная до глубины разума есть новая страсть – сила духовной очевидности… Страсть облеченная в художественный вкус, есть сила поэтического вдохновения… Страсть сочетающаяся с религиозной чуткостью, есть дар прозрения и пророчества, и голос этого пророческого зова обращенного к России, не забудется, пока русский народ будет существовать на земле: - Страсть есть сила Богом даруемая, не в ней грех, а в злоупотреблении ею. Ищи ее одухотворения, русский человек и ты создашь великое. И на твой безудерж есть совершенная мера благородства, вкуса, разума и веры» [19 ].

Достоевский нашел одухотворение своей страсти и создал великое тем, что стал правопреемником пророческого духа Пушкина. В этом он признается в своей «Пушкинской речи». В этом признаемся мы, видя как сбываются его пророчества.

Мир окультуренной саморефлексии – обрядоверие культуры. Как не в обряде сущность Православия: «Вникните в Православие – это вовсвеи не одна только церковность и обрядность, это живоле чувство…»; как Православие ближе всего подводит человека к действительной его целостности, так саморефлексия культуры дальше всего отрывает ее от своего содержательного направления.

Содержательное направление – аутентично той «свободе, которая уже писуща русскому человеку, изначально данная ему Богом, природой, славянством и верой, - свобода, которую надо не завоевывать, а достойно и творчески нести, духовно наполнять, осуществлять, освящать, оформлять… Я разумею свободу… как живой способ подходитьь ко всвему и вступать со всеми вещами и людьми – в отношение и общение…» [19 ].

Князь Мышкин «живым способом» подошел ко всему и во всем потепел поражение, но он – победитель. Основная черта в характере Мышкина – боль от прозрения искаженной истины. «Живым способом» он взглянул на загубленную красоту и ужаснулся не в меру своего хрупкого сознания. Святитель Игнатий Брянчанинов говорил, что самая первоначальная наша защита от зла в способности ужасаться злу.

В нашей сегодняней жизни есть немало такого, чему мы должны ужасаться. И чтобы мир не переставал ужасатьмся, не привыкал ко злу, нужно, по-Ильину «вносить свет Христова учения в земную жизнь и творчески раскрываить Дары Св. Духа в ее ткани», то есть «преображать мир любовью».

Преображать мир любовью так, как это делал Мышкин – значит не обрести ликование победителя в этой жизни, а стать изгоем в срде окултуренной саморефлексии, самодостаточного обрядоверия культуры, которая в силу своего самолюбования и самоистязания одновременно, катится к уникальному мировому порядку, управляемому анархией, - к «хаосу».

Мышкин нашего времени – это не «идиот» помрачением ума, сохраняемый Богом от разрушающего мира. Мышкин - это изгой.

Изгой – чужой на земле,

Как солнце в ночи по дороге домой.

Изгой от века в седле,

Со смертью за жизнь принял бой.

Изгой!

(К.Кинчев)

Изгой принял бой и поэтому отторгается родной средой.

«Принял бой» - это Декларация о достоинстве и правах человека, принятая Х Всемирным Русским Народным Собором. «Декларация становится ответом русской цивилизации нивелирующему личность и унифицирующему мир глобализационному проекту» [20 ]. Духовно-индефферентными правозащитниками она воспринимается как «идеологическая атакана универсальность прав человека – путь к деспотии» [22 ].

Это преподавание «Основ праволсавной культуры» в полный рост в четырёх областях России. Но во всей России ставятся этому необоснованные преграды. «Законодатель определил, что православие является неотъемлемой частью истории и культуры России [25 ]. Почему же вы считаете вправе давать детям ущербное образование? Ведь образование без знания того, что названо «неотъемлемой частью» есть образование неполное, урезанное» [ 26].

Изгой – потому что не дают во-культуриваться нашему народу. Не хотят, чтобы, по-Достоевскому, «дворянином стал весь русский народ». Великая русская культура и классическая литература (которую Томас Манн называл свяой литературой) – это и есть экспансия православия в мире, которое Достоевский называл «новым словом миру».

Изгой – потому что на корню вырубаются дающие всходы ростки «нового слова». На наших глазах происходит уничтожение великого сербского народа и его культуры. «Русский определяется не по составу крови, а поо отношению к Праволсавию», - говорит Достоевский. Сербы – мученики и свидетели православия – истинные изгои в своей земле: в Косово 2/3 сербского населения покинули свои дома.

СМогласно новым правилам грамматики в Бельгии и Голландии слово «Христос» скоро будет писаться с маленькой буквы. В США вычеркивают христианскую символику из празднования рОждества, запрещают её появление в учебных заведениях.

Примеры можно множить, но то, что творится в России с титульной нацией – наиболее наглядный пример этой проблемы. Само слово «русский» искореняется из нашей жизни, обихода и истории.

Здесь слово «русский» - не политкорректно,

Вот «россиянин» - это «чисто» и «конкретно»

(К.Кинчев)

«Русский рок» остался незамечен теми, кого он защищал. Он выразил новое русское слово в калейдоскопе обрядовости форм посткоммунистической культуры. Вклад его в копилку русской современной культуры ещё предстоит оценить.

«Наша главная проблематика – изменение аксиоматики» [21 ]. В исходе борьбы между отстаиванием традиционных ценностей и навязыванием ценностей либеральной демократии России во многом зависит развитие исторического сюжета. Россия – исторически ответственна за развитие мира. «Современное российское общество должно наконец увидеть в Православии не просто культурно-историческое наследие прошлого, но, пожалуй главную надежду на обретение смысла и опоры в этом новом, становящемся все менее безопасном мире…

…Религиозно мотивированный террорист не боится отдать жизнь за идею. Не мотивированному подобным образом западному человеку нечего ему противопоставить. Ценностная борьба уже проиграна…

…Для серьезного противодействия терроризму необходимо обратиться к традиции, в которой есть иные, нежели у террорисов, но особые, высшие ценности. Для России такой традицией является в первую очередь Православие» [23 ].

Нельзя же всерьёз верить, что гарантом сохранения существующего порядка будут наемные армии и полиция, защищающие либералистическую «идеологию прав человека», а не, как это было на протяжении тысячелетия, объединенные верой и любовью граждане. Или, что единство человеческого рода будет достигнуто на основе процесса экономической глобализации, а не сознания более высокого порядка.

Культура отражает бытие, но не выражает его. Слова открывающие единственный путь к пониманию бытия, ко взгляду на смысл культуры давно уже

.

[ ] [ ]

урослыми"я и непризнания его "ной гибели только детей. о обраования - иначе сем лохмотьями,...я, о том, чтобы он принял его как