Глава 2 (22 статьи) — "о государской чести и как его, государское, здоровье оберегать".

Здесь раскрывается понятие о самых важных государственных преступлениях против личности госу­даря, против его чести. Преступление против личности — это покушение на убийство, на здоровье. А по­нятие чести государя более широко: это хула, клевета, брань, попытки оскорбления и, наконец, дейст­вия, которые могут нанести ущерб престижу страны, например, поджог города. Это государственное преступление, которое карается наравне с преступлением против личности государя.

Понятие оскорбления было весьма своеобразным. Это категория невместных слов (слов, которые нельзя вместить). Это не значит брань. Скажем, человек какой-то с пьяных глаз говорил, что государь-де наш не жилец на этом свете — это и было невместное слово. А просто брань в пьяном виде — это была хула, оскорбление, непристойная речь. Наказывали за подобные преступления чрезвычайно жестоко.

Глава 3 (9 статей) — "Чтоб на государевом дворе никакого бесчинства и брани не было". "Буде кто при царском величестве в его, государевом, дворе и в его государских палатах, не касаясь чести царского величества, кого обесчестит словом, а тот, кого он обесчестит, учнет на него государю бити челом об управе и сыщется про то допряма, что тот, на кого он бьет челом, его обесчестил, и по сыску за честь го­сударева двора того, кто на государеве дворе кого обесчестит, посадити в тюрьму на две недели, чтоб, на то смотря, иным неповадно было впредь так делать. А кого он обесчестит, тому указати на нем бесчестие (т.е. тот получит компенсацию)".

Драка, хула, спор, драка, не дай Бог, с применением оружия — все это каралось, причем иногда очень жестоко. "А буди кто при государе вынет на кого какое-нибудь оружие, а не ранит и не убиет, и того казнити — отсечь руку".

Глава 4 (4 статьи) — "О подписчиках и которые печати подделывают", т.е. о тех, кто делает фаль­шивые грамоты и подделывает государственные печати на этих, видимо, грамотах. За такое полагалась смертная казнь.

Глава 5 (2 статьи) — "О денежных мастерах, которые учнут делати воровские деньги", т.е. о фальши­вомонетчиках. Здесь обратите внимание на слова "денежные мастера". Это люди на государственной служ­бе. Если государственный человек, состоящий на службе, то есть мастер, который делает деньги, начинает заниматься своими личными проблемами ("которые денежные мастеры учнут делати медные, или оловян­ные, или укладные деньги или в денежное дело, в серебро, учнут прибавливати медь, или олово, или сви­нец и тем государевой казне учнут чинити убыль, и тех денежных мастеров за такое дело казнити смер­тью — залити в горло"), то сплав, которым он оперировал, предлагалось ему выпить. Если же мастер подделывал таким образом материал, из которого он делает ювелирное украшение по чьему-либо заказу, то за это били кнутом. И он должен был компенсировать убытки. Преступление было очень тяжелым, потому что государственный мастер наносил таким образом ущерб престижу казны.

Глава 6 (6 статей) — "О проезжих грамотах в иные государства", т.е. положение об "ОВИРе XVII века". Очень четко, понятно и очень разумно все здесь написано. Надо сказать, что вообще визовый ре­жим в России был поразительно простым и ясным до 1917 года. Для того чтобы еще в 1916 году уехать за границу, надо было, как говорила Анна Андреевна Ахматова, послать дворника с десятью рублями в участок, и он приносил паспорт для поездки за границу. Двуглавый орел, герб, печать — все как пола­гается. Это был подданный Российского государства, и если, не дай Бог, с ним что-нибудь случится, то консульство или посольство обязаны были взять его под защиту, поскольку этого требует престиж стра­ны. Даже в наше время, когда за границу не так уж сложно съездить, все это кажется все равно каким-то непонятным, нереальным.

Глава 7 (32 статьи) — "О службе всяких ратных людей Московского государства", т.е. о священном долге гражданина, военной службе. Здесь — о том, как служат, где служат, за что и как можно наказы­вать, если плохо служат и плохо себя ведут.

Глава 8 (7 статей), — может быть, одна из самых замечательных глав "Соборного уложения" — "О искуплении пленных". Все пленные должны были быть выкуплены на счет государства. Выкуп мог быть индивидуальным, поголовным (обмен мог быть только на равное число) и полным, независимо от количества пленных с той и другой стороны. На выкуп пленных собирался специальный налог, так на­зываемые полоняночные деньги, которые не могли быть израсходованы ни на что другое, кроме как на выкуп пленных. Может быть, это был самый хороший налог, который знала наша страна. Естественно, цена посадского человека была одна, крестьянина — другая, а стрельцы ценились в иную цену.

Глава 9 (20 статей) — "О мытах, и о перевозе, и о мостах". Думаю, вы догадываетесь, что мы­то — это пошлина, подать (мытарь). Мытищи — когда-то там был мытный двор или мытная изба. До­роги у нас по рекам шли и зимой, и летом. Яуза довольно близко подходит к Клязьме, а Клязьма — это дорога на Владимир. Их разделяет несколько километров, небольшой водораздел. Там и была постав­лена для сбора податей мытная изба, которая позднее превратилась в этот не очень привлекательный город. Понятно, почему мытные избы ставили на перевозах, у мостов — потому что там шел поток торговых людей, которые за провоз товара должны были платить. Сейчас, например, все знают, что мыто собирается при входе на вокзал. На электричку можно пройти без пошлины, а если идешь туда, где поезда дальнего следования, — плати. За вход, за багаж — за все плати. Это и есть самое настоя­щее мыто, а место, где оно собирается, надо назвать вокзальным перевозом. Зимой точка сбора податей менялась, потому что в это время реку можно было переехать где угодно. Но сборщики податей не же­лали расстаться со своим прибыльным занятием, поэтому откалывали лед вдоль берегов, оставляя только очень узкое пространство, где можно было переехать. За это их наказывали, но практика такая существовала.

Дальше самая большая глава уложения — 10 (287 статей) с самым коротким названием: "О суде". Здесь не только вопросы, которые может решать суд, но очень много отведено места процессуальным нор­мам, и это очень важно. Как вести следствие — до суда или во время суда, что можно делать во время следствия, как опрашивать свидетелей и т.д. Конечно, не все здесь совершенно, да совершенного вообще, вероятно, процесса и не может быть. Есть какая-то грань, отделяющая норму от нарушения. Но это была самая обширная и разработанная глава уложения, по объему равная если не половине, то трети его.

Глава 11 (34 статьи) — "Суд о крестьянах". Это самый ценный, самый главный источник наших представлений о крепостном праве. Здесь разбираются вопросы, в основном связанные с прикреплением крестьян к земле, а отнюдь не какие-то имущественные споры. Речь идет о закрепощении крестьян, о том, как они должны сидеть на своей земле, какие у них сохраняются очень небольшие права, сколько лет полагается их искать, если они бегут, и т.д.

Глава 12 (3 статьи) — "О суде патриарших приказных и дворовых всяких людей и крестьян". О том, как вести судебное разбирательство в отношении всех, кто числится за патриархом. Если патриарший суд нарушал закон, то неправильно обвиненный имел право на кассацию в светском суде, и тогда там фактиче­ски проводилось повторное исследование вопроса. "А будет, патриарший приказные люди в каком деле правого обвинят, а виноватого оправят по посулам, или по дружбе, или по недружбе и тем людям, кто бу­дет обвинен не по делу, на тех патриарших приказах людей бити челом государю и по тому челобитию спорные дела из патриарших приказов вносити к государю и ко всем боярам (т.е. в боярскую думу, по­скольку она являлась высшей судебной инстанцией. — М. В.). Да будет сыщется, что патриарший судьи кого обвинят не по делу, тем патриаршим судьям за их неправду указ чинить против того же, как указано о государевых судьях". То есть здесь патриарший суд имел над собой уже контрольную власть. '

Глава 13 (7 статей) — "О монастырском приказе". Раньше мы с вами говорили о том, 'что такое монастырский приказ, поскольку, строго говоря, это непосредственно связано с деятельностью патри­арха Никона.

Глава 14 (10 статей) — "О крестном целовании". Крестное целование — то есть присяга, клятва, подтверждение своего мнения, — использовалась, когда не хватало доказательств. И вот здесь оговари­ваются случаи, когда можно использовать такую форму доказательства и как это делать.

Глава 15 (5 статей) — "О вершенных делах", т.е. о тех, которые уже решены. Имеется в виду, что в соответствии с новым законодательством старые дела заново не перерешаются, потому что закон обрат­ной силы не имеет.

Глава 16 (69 статей) — "О поместных землях". Вы знаете, что земельные владения были поместны­ми и вотчинными. Поместье имел тот, кто был помещен, т.е. дворянин. Вотчинники, бояре имели наслед­ственное земельное владение. В XVII веке происходит процесс слияния этих двух форм землевладения. Эти главы и регламентируют то, что уже сложилось, а также предусматривают то, что будет дальше. По­скольку 17-я глава (55 статей) — "О вотчинах".

Глава 18 (71,статья) — "О печатных пошлинах". Что это значит? Когда вам нужно получить выпис­ку из какого-то документа, заверить документ, получить копию, вы идете в нотариат. Там нотариус заве­ряет вашу копи'ю, указывает, что она верна, удостоверяет это своей подписью и соответствующей печа­тью. После всего вам дают квиток, который вы должны оплатить в сберегательной кассе, а корешок представить нотариусу. Это и есть печатная пошлина. А поскольку грамоты разные, то здесь и указыва­ется, в каких случаях эти печатные пошлины собирать и что они собой представляют.

Глава 19 (40 статей) — "О посадских людях". Коль скоро есть главы о крестьянах, о поместьях, о вотчинах, то должно быть и о посадах, т.е. о городском населении.

Глава 20 (119 статей) — "Суд о холопах". После главы о положении крестьян эта — вторая по зна­чению, которая дает нам представление о том, что собой представляло холопство в XVII веке.

Глава 21 (104 статьи) — "О разбойных и о татебных делех", т.е. уголовный кодекс. Тут все очень четко сформулировано прямо с первой статьи: "Которые разбойники разбивают и людей побивают и тати крадут в московском уезде и в городе, на посаде и в уездах и такие разбойные, убийственные и татебные дела делают в разбойном приказе". Этими беззаконниками будут заниматься именно в разбойном прика­зе — на "Петровке, 38" XVII века.

Глава 22 (26 статей) до известной степени продолжает предыдущую, но здесь есть своя специфика: "Указ, за какие вины кому чинити смертную казнь и за какие вины смертию не казнить, а чинити нака­зание". Сразу бросается в глаза, что понятие "казнь" вовсе не означает лишение жизни. Казнь — это на­казание. А вот "казнити смертию" — это действительно то, что называется смертной казнью. Но можно было казнить через кнут, через батоги, через заключение в тюрьму. Казнить можно было тем, что прису­дить конфискацию. • -'

За что же безоговорочно полагалась смертная казнь? За убийство родителей детьми: "Казнити смер­тию же без всякой пощады". Если они это сделали в сговоре с кем-то — тем более. А вот если отец или мать убьют сына или дочь, то заключение в тюрьму на год, потом церковное покаяние — и все. Не знаю, в чем суть дела, но мне кажется, что под воспитанием наш народ понимал весьма суровые методы, и по­этому если убивали в тот момент, когда учили, то это расценивалось как несчастный случай, хотя, ко­нечно, здесь было и немало злоупотреблений. За грубость в отношении матери или отца и, упаси Боже, рукоприкладство полагался кнут. Поскольку, судя по всему, представления об этом у вас нет, скажу следующее: после смертной казни кнут считался вторым по тяжести способом наказания. Человека при­вязывали к кобыле, т.е. к специальной доске, где были прорези для рук, заголяли ему спину, и специа­лист, обычно очень высокой квалификации, кнутом, который был сплетен из очень длинных кожаных полос сыромятной кожи (кнут имел в сечении форму четырехгранника, который постепенно утончался) проделывал над ним известную операцию, причем в постановлении суда указывалось, сколько должно быть дано ударов. При желании палач мог убить с третьего удара, потому что уже с первых ударов он мог рассечь спину до позвоночника. Поэтому если давалось 5 или 7 ударов, то это не значит, что это ма­ло. Это очень много. А если 10 или 15, это был просто конец. Выжить после такой процедуры удавалось немногим. Но тот же палач мог и разыграть комедию: он изо всей силы замахивался, щелкал кнутом, ко­торым даже не задевал спины наказуемого, а тот орал оглушительно. Такие вещи иногда делали, чтобы разыграть комедию наказания.

Грабеж имущества родителей опять-таки приводил к кнуту; попытка бить челом на родителей, т.е. искать на них судебную управу, — туда же; убийство брата или сестры — смертная казнь; за умысел на убийство — отсечение руки; убийство хозяина — смертная казнь. Надругательство в виде членовреди­тельства приводило к тому, что над наказуемым проделывали ту же процедуру: если ты у кого-то что-то отрубил, отрезал или отломал, с тобой делали то же самое. Мужеубийство каралось чрезвычайно жесто­ко — женщину зарывали заживо в землю так, что торчала только голова, и она медленно умирала. По­ложение сильного пола здесь было более предпочтительным. За насилие над женщиной полагалась смертная казнь. . ,

Глава 23 (3 статьи) — "О стрельцах". • •.<•><« ••<•