Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
obsee_qzykoznanie препода.doc
Скачиваний:
26
Добавлен:
15.04.2019
Размер:
1.32 Mб
Скачать

Язык и общество. Предмет, задачи и проблемы социолингвистики

Язык, народ, история

Язык возникает, существует и развивается, выполняя коммуникативную, экспрессивную (выразительную), конструктивную (формирование мышления) и аккумулятивную (накопление общественного опыта) функции. Функционирование языка возможно только в коллективе его носителей. И, следовательно, рассмотреть функциональную сторону языка можно, лишь учитывая социальные факторы. "… Слово только в устах другого может стать понятием для говорящего,… язык создаётся только совокупными усилиями многих,… общество предшествует языку" [Потебня]. Даже уединенная работа мысли может быть успешной только на значительной ступени развития и при пользовании некоторыми суррогатами общества (письмом, книгами) [Потебня].

Проблема соотношения языка и общества – одна из коренных проблем языкознания. Всё, что создано человеком, было бы невозможно без языка. Язык не только способствует цивилизации, но и отражает в себе жизнь народа, он становится своеобразным памятником культуры. "В сокровищницу родного слова складывает одно поколение за другим плоды глубоких сердечных движений, плоды исторических событий, верования, воззрения, следы прожитого горя и прожитой радости, словом, весь след своей духовной жизни народ бережно сохраняет в народном слове" [Ушинский]. Справедливо полагают, что изучение лексики, семантики языка в сочетании с хорошим знанием предметной области уточняет внеязыковые знания.

Изучение истории невозможно без обращения к языку, в котором чрезвычайно достоверно и образно отразился весь пройденный народом исторический путь. Об этом же писал выдающийся русский языковед И. И. Срезневский: "Каждое слово для историка есть свидетель, памятник, факт жизни народа, тем более важный, чем важнее понятие, им выражаемое. Дополняя одно другим, они все вместе представляют систему понятий народа, передают быль о жизни народа" [Срезневский]. Историк Б. Д. Греков утверждал, что, если бы могли познать жизнь слов, перед нами раскрылся бы мир во всей сложности своей истории. Простое сравнение словаря в различные эпохи даёт возможность представить характер народа. "За словами, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана всемирной истории" (А. И. Герцен). Широко известно высказывание А. Франса о словаре как вселенной в алфавитном порядке. Известно, что словарь – это бесстрастное зеркало, отражающее жизнь общества. В словаре показательно всё – лексика, которая включена, и лексика отсутствующая, лексемы частотные и слова редкие и редчайшие.

Известный философ К. Ясперс считает: "К истории мы относим всё то время, о котором мы располагаем документальными данными. Когда нас достигает слово, мы как бы ощущаем почву под ногами. Все бессловесные орудия, найденные при археологических раскопках, остаются для нас немыми в своей безжизненности. Лишь словесные данные позволяют нам ощутить человека, его внутренний мир, настроение, импульсы. Письменные источники нигде не датируются ранее 3000 г. до н. э. Следовательно, история длится около 5 000 лет" [Ясперс].

Становление социолингвистики

Связь языка и общества не сразу стала предметом специального научного исследования. И. А. Бодуэн де Куртенэ, Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов и другие русские лингвисты неоднократно высказывали мысль о настоятельной необходимости создания так называемой внешней лингвистики, под которой понималась вся совокупность связей языка с экстралингвистическими явлениями.

В 1894 году вышла в свет книга П. Лафарга "Язык и революция" (русский перевод в 1930 году), в которой анализировались факты влияния Великой французской революции на язык нации. Большой вклад в развитие внешней лингвистики внесла социологическая школа А. Мейе. Основной постулат школы – социальные факторы, а не психологические процессы и внутренние сдвиги в контексте заставляют изменяться значения слов. В становлении новой области лингвистики значительную роль сыграли исследование А. Соммерфельта "Язык и общество" (1938), указавшее на связь между типом человеческого мышления, общественным укладом и типом языка, работы учёных Пражского лингвистического кружка по проблеме литературного языка, а также деятельность Т. Фрингса, основателя лейпцигской школы исторической диалектологии. Основной пафос коллективной работы лингвистов – приведение в непосредственную связь языкового процесса с процессами политическими и культурно-историческими [Чемоданов].

Значителен научный вклад отечественной социальной лингвистики в 20-30-е годы, когда время коренных социальных преобразований поставило перед обществом и перед языковедами трудные теоретические и практические задачи языкового строительства как части так называемой культурной революции. Отечественные языковеды стали руководствоваться высказываниями классиков марксизма-ленинизма о социальной обусловленности языка. Работы Н. Я. Марра, В. М. Жирмунского, Л. П. Якубинского, А. И. Селищева, Е. Д. Поливанова, Б. А. Ларина, Р. О. Шор, Г. В. Винокура, В. В. Виноградова и др. заложили основы новой языковедческой дисциплины – социолингвистики. Сам термин появился много позже (впервые был употреблен в 1952 г., но только в 1963 г. определилось направление исследований в этой сфере, сформировался комитет по социолингвистике и состоялась конференция американской антропологической ассоциации).

Американская социолингвистика стала развиваться в двух направлениях: а) лингвистическом, когда изучается сам язык, и б) этнографическом, когда исследуется ситуация, в которой происходит общение, – этнография речи, или определение этнографического контекста. Разграничивают также микросоциолингвистику (изучение личной коммуникации говорящих) и макросоциолингвистику (изучение совокупностей людей и больших социальных проблем). В компетенции макросоциолингвистики – проблемы языкового обследования больших групп населения (например, английский язык американских негров), билингвизм, образование контактных языков – пиджинизация и креолизация, конвергенция (схождение) языков, языковое планирование.

Первая вузовская программа по социальной лингвистике была составлена проф. В. Д. Бондалетовым в 1974 году. По ней был прочитан спецкурс для вузовских преподавателей в Ленинграде. Первое в СССР учебное пособие по этому курсу для факультетов русского языка и литературы было написано также В. Д. Бондалетовым (издано в первом варианте в 1984 г.,). В этом исследовании чётко и перспективно очерчена предметная область социолингвистики, раскрыто содержание общей, синхронической и диахронической социолингвистики, прослежена история русского языка в социолингвистическом аспекте, предложено продуктивное решение таких актуальных теоретических и практических вопросов, как периодизация истории отечественной социолингвистики, характеристика форм существования языков народностей и наций, типов билингвизма, видов диглоссий и др. Так, разработанная В. Д. Бондалетовым систематика диглоссий (более ста разновидностей) признана наиболее детальной и с успехом применяется при оценке языковых ситуаций в странах Европы, Азии, Африки и Америки.

В. Д. Бондалетов предложил следующую периодизацию отечественной социолингвистики. С учётом содержания и методов исследования им выделены три этапа. 1. Зарождение социологической лингвистики в советском языкознании (20-40-е годы). На этом этапе решались такие вопросы, как социальная дифференциация языка, социальная диалектология, национальная политика в языковом строительстве. 2. Советская социальная лингвистика в 50-60-е годы (уточнение и расширение предметной области социолингвистики). 3. Современный период социальной лингвистики (конец XX – начало XXI вв.) с его системным подходом к изучению языковых и социальных факторов.

Цели, задачи и проблематика социолингвистики

Социолингвистика (социальная лингвистика) – это направление языкознания, изучающее общественную обусловленность строения, возникновения, развития и функционирования языка, воздействие общества на язык и языка на общество [Бондалетов]. В центре её внимания – причинные связи между языком и фактами общественной жизни. Социолингвистика интересуется тем, во-первых, как социальный фактор влияет на функционирование языков, во-вторых, как он отражается в языковой структуре и, в-третьих, как взаимодействуют языки. Социолингвистика – это своеобразный сплав социологии, социальной психологии, этнографии и лингвистики, при этом в центре внимания находится не столько сам язык как таковой, сколько его носители.

В социолингвистике наметились следующие направления: 1) общая социолингвистика; 2) синхроническая социолингвистика; 3) диахроническая социолингвистика; 4) проспективная социолингвистика (лингвистическая футурология); 5) прикладная социолингвистика; 6) сопоставительная социолингвистика; 7) социопсихолингвистика и др.

Социолингвистика разрабатывает свои методы и методики. Основным исследовательским методом социолингвистики является корреляция языковых и социальных явлений. Она дополняется и усиливается такими приёмами, как анкетирование, использование данных статистики и переписи населения [Аврорин].

В структуралистском языкознании отчётливо намечалась тенденция к отказу от социолингвистических исследований, поскольку внимание структуралистов было обращено прежде всего на имманентные (внутренние) свойства языковой системы как таковой, в отвлечении её от связей с человеком, обществом, мышлением и другими экстралингвистическими факторами. Это сужает возможности познания "собственных" законов построения языка и потому обусловливает неадекватность лингвистического описания. Взаимоотношение социологической и структурной лингвистики – сложная проблема. Методически возможно при описании системы языка отвлекаться от экстралингвистических факторов, но объяснение системы только на основе её внутренних законов – вещь трудная, если не сказать невозможная, так как в целом существование языка, его назначение и функции в обществе обусловлены причинами социальными. Ф. П. Филин справедливо заметил: "Общественные функции языка не являются лишь чем-то внешним относительно его структуры, системных связей, закономерностей его развития. Нельзя себе представить, что язык как структура – это одно, а его использование в обществе – это совсем другое" [Филин].

Важным вопросом социолингвистики является вопрос о том, что считать в языке социальным: или его связь с экстралингвистическими факторами (влияние общественных явлений), или самую природу языка. Второй подход считаем более правильным. Признавая социальную природу самой языковой системы, необходимо иметь в виду неодинаковую социальную обусловленность разных её ярусов. Если лексический ярус обнаруживает прозрачную связь с жизнью общества, то фонологический ярус связан с нею опосредованным образом.

Было бы серьёзной ошибкой для каждого языкового факта отыскивать прямую связь с общественным явлением. В своё время это привело Н. Я. Марра и его ортодоксальных последователей к вульгаризаторским выводам. Ф. Энгельс в письме к Й. Блоху вполне определенно утверждал: "Едва ли удастся кому-нибудь, не сделавшись посмешищем, объяснить экономически… происхождение верхненемецкого передвижения согласных" [Маркс, Энгельс].

Однако "социальный фактор, который с первого взгляда кажется внешним по отношению к системе языка, в действительности органически связан с ней" [Курилович]. В языке всё социально постольку, поскольку язык не может ни развиваться, ни использоваться вне общества. Слово – своеобразный барометр социальных изменений. М. М. Бахтин писал о социальном вездесущии слова: "В слове реализованы бесчисленные идеологические нити, пронизывающие собою все области социального общения. Вполне понятно, что слово будет наиболее чутким показателем социальных изменений, притом там, где они ещё только назревают, где они ещё не сложились, не нашли ещё доступа в оформившиеся и сложившиеся идеологические системы… Слово способно фиксировать все переходные, тончайшие и мимолетные формы социальных изменений" [Волошинов].

Всё сказанное свидетельствует о необходимости этого раздела языкознания. Использование результатов лингвосоциологического обследования позволяет получить "наиболее осязаемые, объективные данные для более глубокого проникновения в природу собственно социальных особенностей данного человеческого коллектива" [Принципы и методы лексикологии].

Основная общетеоретическая проблема социолингвистики – исследование природы языка как социального явления, его места и роли в общественном развитии – включает немало более частных, конкретных вопросов, часть которых рассматривается далее.

СОЦИАЛЬНАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ЯЗЫКА

Пространственно-временной аспект дифференциации языка

До сих пор понятия "язык" и "общество" мы рассматривали нерасчлененно, в целом, но человеческое общество, будучи в принципе целостным, социально неоднородно: оно распадается на классы и различные возрастные, профессиональные и иные группы. Неоднородность общества приводит к дифференциации речевых и языковых средств, явлению принципиальному, постоянному, ведущему своё начало с появления человечества. Академик Л.В. Щерба писал о том, что язык дробится на очень маленькие ячейки вплоть до семьи. "Все слова пахнут профессиями, жанром,… определенным человеком, поколением, возрастом, днём и часом", – говорил М. М. Бахтин [Бахтин]. В основе неоднородности языка лежит ориентированность каждого слова на собеседника. Давно уже известно, что слово – акт двусторонний: оно в равной степени определяется как тем, чьё оно, так и тем, для кого оно. И даже в своём внутреннем мире и мышлении каждый человек имеет свою стабилизированную аудиторию, с учётом которой он строит свои внутренние доводы, объясняет мотивы и аргументирует оценки [Волошинов].

Замечено, что в языковом развитии постоянно сосуществуют две тенденции – дифференциация и интеграция. Неоднородность общества в классовом, половом, возрастном, профессиональном и культурном отношении приводит к расслоению языка на подсистемы, но основная функция языка как средства общения в пределах всего коллектива обусловливает единство языка.

Лингвистами давно описаны два основания, на которых происходит дифференциация, – это пространство и время. Замечена зависимость: чем больше территория бытования языка, тем вероятнее, что он расщепится на варианты, получившие в науке название территориальных диалектов.

Возникновение диалектов и сохранение диалектных различий обусловлено причинами конкретно-историческими и географическими. Основной причиной территориальной неоднородности языка диалектологи считают экономический, культурный и географический регионализм (областную ограниченность). Если множество языков в Новой Гвинее объясняют гористым рельефом территории, то многоязычие Тропической Африки, где гор практически нет, объясняют иными географическими причинами. Известна идея антрополога-лингвиста из Оксфорда Д. Наттла: число языков растет к экватору (это подметили и другие), вторая закономерность – прямая корреляция между числом языков в районе и продолжительностью дождливого сезона: где дожди идут 11 месяцев – 80 языков в квадрате в несколько тысяч квадратных миль, севернее, в сухих саванах, на эту площадь приходится 3 языка. Граничащие Нигер и Нигерия с одинаковой площадью имеют 30 и 430 языков

Диалектные различия возникают в первобытном обществе, когда несоответствие обширных пространств и сравнительно небольшого населения и нерегулярность отношений приводили к обособленности племён. Ф. Энгельс писал: "Население в высшей степени редко; оно гуще только в месте жительства племени; вокруг этого места лежит широким поясом прежде всего территория для охоты, а затем нейтральная полоса леса, отделяющая племя от других племён и служащая ему защитой" [Маркс, Энгельс].

В эпоху рабовладельчества появление городов как центров экономической, политической и культурной жизни и возникновение обширных рабовладельческих империй в известной мере ограничивало диалектную раздробленность и стимулировало процессы унификации. Эта тенденция проявлялась и в эпоху феодализма, хотя ей противостояла обособленность феодальных территорий. В эпоху развитого феодализма процессы диалектообразования прекращаются и складываются условия для образования литературных языков, языков народностей и национальных языков.

Диалектная раздробленность в какой-то мере компенсировалась возникновением обобщенных типов устной речи: устно-поэтических койне (койне – язык, служащий средством междиалектного общения для разноязычных групп и возникающий на базе одного или нескольких диалектов), городских койне, языков межплеменного общения [Десницкая]. "Диалектные явления могут возникать, накапливаться и складываться в дифференциальные системы только при условии отсутствия в данной языковой среде (или при недостаточном влиянии) обобщенных и в известной мере стандартизированных типов народно-разговорной речи" [Десницкая].

Строго говоря, не территория причина многообразия языка, его дифференциации, а то, что всегда с ней связано, – обособленность. Польский лингвист Б. Вечоркевич писал: "Достаточно, чтобы какая-нибудь социальная среда осталась на определенное время изолированной от общества, будь то эмиграция или тюрьма, как уже в языке этой среды начинают вырисовываться сначала незначительные, а с течением времени всё возрастающие различия" [Вечоркевич]. На ослабление коммуникации как причину образования диалектных различий указывал французский исследователь А. Мартине: "Если в один прекрасный день граждане Советского Союза откроют обсерваторию на Луне, то едва ли возникнет особый лунный диалект русского языка, при условии, конечно, что между Луной и Землей будет поддерживаться постоянная связь" [Мартине].

Время – тоже существенное условие для дифференциации языка. "Каждый век (в частных письмах) говорит своим языком. Каждое сословие. Каждый человек" [Розанов]. Многие исследователи видят причину языковых изменений в смене поколений. Бодуэн де Куртенэ одним из первых обратил внимание на то, что разные по возрасту группы населения различаются между собой своим языком, вернее, целым рядом лексических и грамматических особенностей в их речи. Так, у австралийских аборигенов есть язык, на котором говорят юноши несколько лет после инициации (обряда посвящения юношей в разряд взрослых мужчин). Это пример того, как народ со сравнительно невысоким развитием может создать столь изощренный интеллектуальный продукт [Знание – сила.].

Язык и социальная позиция человека

Строго говоря, и территориальные диалекты, и возрастные подсистемы – это социальная дифференциация, так как территориальные диалекты – это язык прежде всего крестьянства, а возрастные подсистемы характерны для определенных социальных групп населения. Отмечалось, что в процессе возникновения наций территориальные диалекты превращаются в территориально-социальные. В этом отношении характерно возникновение старообрядческих говоров. Три века тому назад в результате церковной реформы Никона часть русского народа откололась от основной массы этноса и под девизом "Не убавь, не прибавь!", испытывая гонения и находясь в социальной изоляции, хранит чистоту старых книг, старообрядческой жизни и языка. В 1995 г. в Институте русского языка РАН прошла конференция "История и география русских старообрядческих говоров". Лингвисты планируют создание атласа старообрядческого населения – поморского Севера, Витебщины (Беларусь), д. Гуслицы Егорьевского р-на Московской области, а также Дона.

В отличие от социальной в предельно широком смысле дифференциации следует рассматривать и социальную в узком смысле, куда включается язык (речь, подсистемы, диалекты) групп населения без специального учёта территориального распространения и возрастного ценза. Прежде всего это классовая, групповая, гендерная (по полу) и профессиональная дифференциация. Социальные подсистемы (разновидности) языка принято называть социальными диалектами (социолектами).

Языковая выраженность социальной позиции человека хорошо видна на примере японского языка, сформировавшегося в условиях жесткой сословной структуры общества. Говорящий всегда выражает либо своё подчиненное положение, либо превосходство по отношению к собеседнику. Это возможно благодаря специальным префиксам, суффиксам, определенным словам. Одна группа существительных, местоимений, глаголов употребляется только по отношению к нижестоящему, другая – к вышестоящему, третья – только по отношению к равным. Скажем, раньше местоимение 'я' имел право употреблять только император. Ныне местоимение 'я' имеет несколько разновидностей, которые употребляются в зависимости от ситуации, пола, возраста, социального статуса общающихся. Совсем недавно в японском языке было 16 слов для обозначения 'вы' и 'ты'. И сегодня в нём до десяти форм личного местоимения второго лица единственного числа при обращении к детям, ученикам, слугам. Существует девять слов для обозначения понятия "отец", одиннадцать – "жена", семь – "сын", девять – "дочь", семь – "муж". Правила употребления каждого слова диктуются социальным окружением и связаны с традиционными устоями жизни [Пронников, Ладанов].

Японский язык не исключение. На острове Тонга (Полинезия) существует "трехслойный" язык: с королём, знатью и простым народом говорят по-разному. Сорок миллионов человек на о. Ява в Индонезии пользуются яванским языком. В зависимости от социального и служебного положения, а также возраста используются две основные разновидности этого языка: кромо ("вежливый") и нгоко ("простой"). На языке кромо говорят социально ниже стоящие в разговоре с социально выше стоящими, молодые – со старшими, дети – с родителями, незнакомые – друг с другом (при вежливом тоне разговора), в письмах. Нгоко используют родители в разговоре с детьми, старшие – с молодыми, супругами, хорошими друзьями и знакомыми. В разговоре с высокопоставленными лицами используется особая форма кромо-ингил "высокий кромо". До 20-х годов за нарушение правил использования разновидностей языка грозил штраф и заключение под стражу. В языке нутка (племя американских индейцев) существует специальный вариант, который используют при разговоре с горбатыми, карликами, одноглазыми людьми и с иностранцами [Наука и жизнь. – 1994. – № 9.].

Язык и классы общества

Попытка объявить язык, как и общество, явлением классовым со всеми вытекающими отсюда последствиями, предпринятая Н. Я. Марром, подверглась справедливой критике. Язык не классовое, а особое общественное явление, обслуживающее общество в целом, все его классы. Само собой разумеется, что классы к языку относятся небезразлично. А. А. Потебня писал: "При разделении классов общества и по языку, самые звуки речи высшего класса считаются обязательным эвфемизмом, и наоборот, звуки простонародной речи представляются оскорбляющими приличия" [Потебня]. Класс может иметь свой языковой идеал. Это заметил К. Маркс: "… Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной республики языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета" [Маркс, Энгельс].

Классовый подход к языку приводит к социальной дифференциации языка. При этом следует иметь в виду, что нет прямолинейной связи между определенными представителями классов и конкретными формами социальной дифференциации языка, хотя предпочтения явны. Журналист-международник Вс. Овчинников заметил, что "самым безошибочным клеймом класса" англичане считают язык, особенно выговор как указатель социальной принадлежности человека. Обретенное произношение указывает на принадлежность к избранному кругу. Этот особый выговор можно обрести лишь в раннем возрасте в публичных школах, а затем окончательно отполировать его в колледжах Оксфорда и Кембриджа. Это произношение не тождественно стандартному ("правильному") выговору. Британия, замечает журналист, возможно, единственная страна, где дефекты речи и туманность выражений служат признаками принадлежности к высшему обществу [Овчинников].

Американские социолингвисты отмечают, что в ответ на появление в США иммигрантских групп трудящихся, заявляющих права на привилегии коренных членов общества, рабочие из числа имеющих постоянную работу и низшие слои среднего класса постоянно видоизменяют своё языковое поведение, стараясь подчеркнуть свойственные им особенности речи [Лабов]. В различных социальных группах американских студентов отмечены синтаксические и фонетические проявления социальных различий. Социальная окраска слова определяет его лингвистическое употребление. Развитие синонимических рядов – результат стремления повысить социальный статус.

Гендерлекты ("мужские" и "женские" языки)

В лингвистической и этнографической литературе описаны случаи наличия в ряде языков Америки и Кавказа дифференциации по половому признаку – так называемые "мужские" и "женские" языки, точнее, речь.

В статье "Мужской и женский варианты речи в языке яна" (яна – язык карибских индейцев в Северной Калифорнии) Э. Сепир пишет: "… Женские и мужские речевые варианты в языке яна ведут происхождение из двух психологически отличных источников… В подавляющем… большинстве случаев женские варианты лучше всего могут быть объяснены как сокращенные формы, с точки зрения своего происхождения не имеющие ничего общего с полом, но представляющие собой обособившиеся варианты или редуцированные формы, мотивированные фонетической и морфологической экономией языка. Возможно, редуцированные женские формы являются условными символами менее центрального или менее ритуально значимого статуса женщин в обществе. Мужчины, общаясь с мужчинами, говорят более полно и неторопливо; когда в общении участвуют женщины, предпочтительным оказывается укороченный способ произнесения! Такое объяснение правдоподобно, однако женские формы в яна ныне представляют собой сложную и совершенно формализованную систему, во многих отношениях противопоставленную параллельной системе форм, употребляемых при обращении мужчин к мужчинам" [Сепир]. Трудно объяснить, почему у чукчей звуку [р] в мужской речи соответствует обычно звук [ц] в женской [Наука и жизнь]. Польский писатель Ян Парандовский замечает: "У карибов соблюдение святости слова зашло так далеко, что по-карибски могут говорить только мужчины, а женщины пользуются другим языком – аравакским" [Парандовский]. В наши дни в одном из этнических районов Грузии – Тушетии – отмечен особый женский тушетский диалект [Комс. правда].

Как сообщают учёные, дифференциация языка по полу могла заходить так далеко, что создавалась особая женская письменность. В отдаленном районе китайской провинции Хунань в 1956 г. языковеды обнаружили группу женщин, которые использовали знаки письма, резко отличающиеся от общепринятых. Знаки (600 иероглифов) передавались от матери к дочери и были совершенно непонятны мужчинам. Полагают, что это реликт письменности, которая в 221 году до нашей эры была заменена "официальными" иероглифами. Мужчины быстро освоили новый официальный язык и письменность, в то время как отстраненные от образования и не участвующие в деловой жизни женщины продолжали пользоваться старыми знаками письма и постепенно создали собственный язык.

Это всё примеры из "экзотических" языков, но самое интересное заключается в том, что предварительное обследование языка дикторов ряда европейских стран – мужчин и женщин, – выступающих импровизированно, например, в интервью, показало, что речь мужчин и женщин различается в плане выбора лексических единиц и синтаксических конструкций. Дифференциация речи мужчин и женщин дикторов не является каким-то профессиональным феноменом. Это свойственно всему народу, хотя внешне не очень заметно и выявляется в ходе специального исследования.

Установлено, что в общении, скажем, современных венгров существует чёткая дифференциация мужских и женских обращений. В Японии речь мужчин настолько отличается от речи женщин, что можно говорить о существовании двух разных языковых подсистем. Различия мужского и женского вариантов японского литературного языка проявляется практически на всех ярусах языковой системы. Одинаковы только фонемы и правила их сочетаемости, всё остальное в языке различно – интонация, лексика и грамматика. Наиболее заметны расхождения в употреблении модально-экспрессивных частиц, обычно завершающих предложение. Разница между мужской и женской речью ощутимее в городе, чем в деревне. Различие тем больше, чем более расходятся социальные роли полов. Правила речевого поведения для мужчин и женщин в Японии соблюдаются строго. Мужчина, говорящий "по-женски", или женщина, говорящая "по-мужски", вызывает насмешки [Алпатов, Крючкова].

Немецкие учёные из Тюбингена, обследовав 1300 информантов в 300 населённых пунктах Германии, обнаружили различия в языке, обусловленные разницей пола информантов. У женщин больше глаголов и союзов, у мужчин – прилагательных и наречий. Словарный запас женщин больше, чем у мужчин. У мужчин больше абстрактных существительных, у женщин – имён собственных. Был сделан вывод, что определенное своеобразие в речи каждого из полов существует, и оно может предполагаться не только в диалектной речи небольшого населённого пункта, не только в немецком языке, но и в любом языке [Вайлерт].

Социолингвисты из университета в Гётеборге (Швеция) решили выявить разницу между "женскими" и "мужскими" формами разговора. Записали с помощью добровольцев типичные разговоры с типичными собеседниками. Для окончательного анализа выбрали 18 диалогов (6 – между мужчинами, 6 – между женщинами и 6 – между супругами). Выяснилось, что мужчины обмениваются значительно более длинными репликами: в среднем 12,3 слова (в диалоге женщин всего 8,2 слова). В семейных диалогах у мужчин средняя реплика – 8,7 слов, у женщин – 13,9 слов. В женских диалогах налицо паритет слов: 50 на 50. В мужских наблюдается доминирование одного из собеседников [Человек]. В 1979 году в Париже вышла книга М. Ягелло "Женские слова".

Проблема “женских” и “мужских” языков входит в весьма актуальную в конце XX века проблему гендера (гендерный от англ. gender ‘род’ – связанный либо с мужской, либо с женской проблематикой). Отсюда термин гендерлект – особенности языка женщин и мужчин в пределах одного национального языка (включая лексику, грамматику и стиль) [Комлев]. Профессионально умелый “допрос” языка может многое сказать об обществе, например, об отношении общества к женщине. Анализ семантических сдвигов в значении английских слов свидетельствует об антифеминизме в английском языке [Лапшина]. Оказалось, что в английском языке много пейоративных (уничижительных, неодобрительных) номинаций женщин, а мужские эквиваленты отсутствуют. Метафоры применительно к женщинам приобретают исключительно сексуальную коннотацию. Категории женщин отводится отрицательное семантическое пространство. В английском языке наличествует 220 слов, обозначающих сексуально распущенных женщин, и только двадцать слов называют неразборчивого в сексуальном отношении мужчину. Исследователи отмечают всеобъемлющую и постоянно возобновляющуюся тенденцию к пейорации слов, обозначающих женщин. Если раньше первоначальные негативно-оценочные значения относились и к мужчинам, и женщинам, то теперь применяются только по отношению к женщинам. Ранее нейтральные номинации женщин в настоящее время подвергаются пейорации. Если слова dog’’, beast’’, pig ‘’ отнесены к женщинам, то все они имеют исключительно уничижительную сексуальную коннотацию [Лапшина].

В английском языке налицо “двойной стандарт” переосмысления: Lord не переосмысляется и означает не всякого мужчину, а Lady может быть отнесено к любой представительнице слабого пола. Madame – распространенное наименование хозяйки публичного дома, но никто сутенёра не назовёт Sir [Лапшина]. В языке нет терминов, обозначающих сексуально непривлекательных мужчин, а вот соответствующих номинаций женщин с пейоративным значением сотни. Это относится ко всему словарю, включая и жаргоны. Вывод автора исследования однозначен: семантическая история терминов, обозначающих женщин, – это история семантической пейорации и деградации значения [Лапшина].

Причину столь явного антифеминизма языка видят в том, что словотворчество – инициатива в основном мужчин. Женщины – хранительницы языка, а мужчины – его творцы.