2. Главные черты европейского феодализма

Проще всего начать нашу характеристику с перечисления того, чего в феодальном обществе не было. Не было родственных кланов как ос­новы общества. Родственные связи продолжали играть значительную роль, но они не были главными. Феодальные связи, собственно, и воз­никли именно потому, что кровные узы ослабели. Понятие государ­ственной власти сохранялось, оно воспринималось как доминирующее над множеством мелких властей, но при этом государство было крайне ослаблено и не могло исполнять своих функций, в частности, функций защиты. При этом нельзя сказать, что феодальное общество резко от­личалось от общества, построенного на родственных связях, или от общества, управляемого государством. Оно было сформировано имен­но такими обществами, и, естественно, сохраняло на себе их отпечаток. Отношения личной зависимости, характерные для него, были чем-то вроде искусственных родственных уз, и дружины на первоначальном этапе были подобием родственных кланов; власть мелких господ, ко­торые появились во множестве, по большей части представляла собой подобие королевской власти.

Европейский феодализм - результат распада более древних об­ществ. Он будет непонятен без потрясений, вызванных нашествием германских племен, в результате которого произошло насильственное совмещение двух обществ, расположенных на разных ступенях разви­тия. Структуры как одного общества, так и другого были разрушены, и на поверхности вновь появились социальные привычки и образ мыс­лей древних времен. Феодализм окончательно сформировался в атмо­сфере последних варварских натисков. Для этого общества характер­но замедление общественной жизни, почти полная атрофия денежного обмена, что делало невозможным функционирование оплачиваемого чиновничества, и переключение сознания на чувственное восприятие непосредственно близкого. Как только все эти характеристики стали меняться, стало меняться и феодальное общество, превращаясь во что-то иное.

Феодальное общество было скорее обществом неравенства, чем обществом иерархии, обществом господ, а не аристократов, сервов, а не рабов. Если бы рабство продолжало играть в нем значительную роль, формы собственно феодальной зависимости в применении к нижним классам не возникло бы. А что касается социума, то в атмосфере всеоб­щего хаоса главная роль принадлежит искателям приключений, - па­мять людей слишком коротка, социальное положение слишком неус­тойчиво, чтобы возникла и поддерживалась четкая кастовая лестница.

Между тем феодальный режим предполагал подчинение множества неимущих небольшому количеству могущественных. Унаследовав от романского мира зачаточные сеньории в виде вилл, а от германских деревень институт старост, этот режим укрепил й распространил эксп­луатацию человека человеком, крепко связав воедино право на доходы с земли с правом управлять, в результате чего и возникли настоящие сеньории. К выгоде олигархии прелатов и монахов, обязанных доби­ваться благосклонности небесных сил. А главное, к выгоде военной олигархии.

Нам будет достаточно краткого сравнительного анализа для того, чтобы показать: отличительной чертой феодальных обществ было по­чти полное совмещение сословия господ-сеньоров с сословием профес­сиональных воинов, тяжело вооруженных конных рыцарей. Мы уже успели убедиться: там, где в качестве войска использовали вооружен­ных крестьян, либо не было феодальных институтов, вроде сеньорий, либо и сеньории, и рыцарство были в зачаточной форме - так было в Скандинавии, так было в Астуро-Леонских королевствах. Еще более яркий пример того же самого — Византийское государство, поскольку и его политика, и его учреждения формировались более осознанно. Пос­ле антиаристократических выступлений VII века византийское прави­тельство, со времен Римской империи традиционно располагавшее ад­министративной властью, испытывая нужду в надежном и постоянном войске, создало систему военно-податных наделов, их арендаторы дол­жны были поставлять воинов государству. Чем не феод? Но в отличие от Запада владельцем его был скромный крестьянин. Отныне государь должен был заботиться только о сохранности этого «солдатского иму­щества», оберегая как его, так и других малоимущих от посягательств богатых и могущественных. Между тем в конце XI века из-за тяжелых экономических условий отягощенные долгами крестьяне начинают терять свою независимость, а государство, ослабленное внутренними распрями, не может их защитить. В результате государство теряет не .только налогоплательщиков. Оно лишается собственного войска и по­падает в зависимость от магнатов, которые одни только могут наби­рать теперь нужное количество воинов среди зависимых от них людей.

Еще одной, характерной для феодального общества, чертой была тесная связь подчиненного со своим непосредственным господином. И так, снизу вверх, от узелка к узелку, цепляясь друг за друга, как зве­нья цепочки, самые бессильные в обществе были соединены с самыми могущественными. Даже земля в этом обществе казалась богатством потому, что давала возможность обеспечить себя «людьми», которым служила вознаграждением. «Мы хотим земли», - говорят норманд­ские сеньоры, отказываясь от драгоценностей, оружия, лошадей,- кото­рых дарит им герцог. И разъясняют, говоря между собой: «Мы тогда сможем содержать много рыцарей, а герцог этого не сможет» (386). Нужно было только определить права получающего землю в каче­стве вознаграждения за службу, срок владения ею был поставлен в за­висимость от преданности. Решение этой проблемы составляет еще одну оригинальную черту западного, феодализма, и, возможно, даже самую оригинальную. Если, служилые люди славянских князей полу­чали от них земли в дар, то французские вассалы, после некоторого периода неопределенности, стали получать их в пожизненное владе­ние. Причиной этому было следующее: в сословии, облеченном высо­кой честью служить господину оружием, отношения зависимости воз­никли как добровольный договор двух живых людей. Личные взаимоотношения предполагали наличие определенных моральных ценностей. Но взаимные обязательства очень скоро перестали быть личными: возникла проблема наследственности, неизбежная в обще­стве, где семья по-прежнему оставалась значимым фактором; под вли­янием экономической необходимости возникла практика «помещения на землю», завершившаяся тем, что служба стала зависеть от земли, а вовсе не от человеческой верности; наконец, стали множиться оммажи. Вместе с тем преданность вассала продолжала во многих случаях оставаться великой силой. Однако эта преданность не стала тем соци­альным цементом, который спаял бы общество сверху донизу, объеди­нив воедино все сословия, избавив это общество от опасности дробле­ния и беспорядка.

Честно говоря, в том, что практически все связи в обществе приоб­рели вид вассальных, было что-то искусственное. Умирающая государ­ственность империи Каролингов пыталась выжить с помощью инсти­тута, который возник, потому что она умирала. Система взаимозави­симостей сама по себе могла бы служить сплоченности государства, примером тому англо-нормандская монархия. Но в этом случае цент­ральная власть должна была быть усилена - нет, не силой завоевате­лей, - а новыми моральными и материальными стимулами. В IX веке слишком велика была тенденция к дробности.

На карте западной цивилизации в эпоху феодализма мы видим не­сколько белых пятен: скандинавский полуостров, Фризия, Ирландия. Может быть, важнее всего сказать, что феодальная Европа никогда не была феодальной целиком, что феодализм затронул те страны, в кото­рых мы можем его наблюдать, в разной степени и существовал в них в разное время, ни одна из стран не была феодализирована полностью. Ни в одной из стран сельское население не попало целиком в личную, передаваемую по наследству, зависимость. Почти повсюду, - в одном районе больше, в другом меньше - сохранились аллоды, большие или маленькие. Никогда не исчезало понятие государства, и там, где госу­дарство сохраняло хоть какую-то власть, люди продолжали называть себя «свободными» в старом понимании этого слова, потому что они зависели только от главы всего народа и его представителей. Крестья­не-воины сохранились в Нормандии, датской' Англии и Испании. Вза­имные клятвы - противоположность клятвам подчинения - сохрани­лись в «движениях мира» и восторжествовали в городских коммунах. Конечно, несовершенство воплощения - удел любого человеческого начинания. В европейской экономике начала XX века, безусловно, раз­вивающейся под знаком капитализма, тем не менее остаются институ­ты, остающиеся вне этой схемы.

Начиная воображать себе карту феодализма, мы густо штрихуем область между Луарой и Рейном, затем Бургундию по обеим берегам Соны, в XI веке эту область норманнские завоевания резко раздвинут в сторону Англии и южной Италии; вокруг этого центрального ядра штрихи становятся все бледнее, едва затрагивая Саксонию, Леон и Кастилию, - такова в окружении белизны зона феодализма. В наибо­лее четко обведенной зоне нетрудно угадать области, где влияние за­конов Каролингов было наиболее сильным, где наиболее тесно пере­плелись, уничтожая друг друга, германские и романские элементы, развалив в конце концов общественную структуру и дав возможность развиться древним зернам: земельной сеньории и личной зависимости.