7.9.Диалог как межкультурная коммуникация.

В прошлом, когда контакты между цивилизациями были относительно немногочисленны, а коммуникации – слабы, каждая цивилизация обладала собственной исторической ритмикой. Их динамичность не совпадала по фазам, когда одна переживала подъем, другая вполне могла находиться в межцивилизационном провале. Однако уже в XVIII веке, в связи с зарождением капитализма, его интернациональным характером и образованием колониальной системы положение стало меняться. Собственно говоря, первой мировой войной следовало бы считать наполеоновские войны.

В XX веке экспоненциальный рост численности населения, ресурсные и энергетические кризисы, образование транснациональных корпораций, возникновение разности потенциалов между национальными экономиками, образами и уровнями жизни и множество других причин привели к тому, что цивилизации начали интенсивно проникать, врастать, буквально «вминаться» друг в друга. Начался объективный процесс глобализации, изменивший характер эволюции локальных цивилизаций и их межцивилизационных эпох. Этот процесс выражается тем глобальным кризисом рациональности, который обозначается сегодня как состояние постмодерна, и чьей разновидностью выступает межцивилизационная эпоха в России. То обстоятельство, что наиболее отчетливо это состояние рефлектируется именно в нынешней западной науке не меняет его глобального характера, достаточно посмотреть на крупные мировоззренческие изменения в сегодняшних Китае, Индии, странах Арабского мира, в Латинской Америке, Африке или Юго-Восточной Азии.

Страны, это – пространства, они не способны к диалогу, его ведут люди, населяющие страны. В зависимости от своей культуры, мы оцениваем друг друга. Какими бы мы ни считали своих соседей, они - такие, какие есть: мыслящие, своеобразные, далеко не всегда приятные в общении. Деваться от них некуда, поэтому приходится сосуществовать. Не думаю, что и в самых благополучных странах все смотрят друг на друга с романтической влюбленностью, скорее уж с христианским смирением и терпением. Вот тогда и начинается диалог, он оказывается способом общения людей и культур, понимающих своеобразие соседа и неизбежность совместной с ним жизни.

Экзистенциальный диалог России с Западом идет помимо желания обоих, он - результат падения Железного занавеса. Он втягивает нас друг в друга, изменяет и Россию, и Запад. Конечно, для него желательны общие ценности, единые традиции, язык и Логос, желательны, но поначалу не обязательны. Со временем они непременно образуются, однако на первых порах складывается, в первую очередь, комплементарность субъектов, обусловливающая основную форму их взаимоотношений.

Граждане открытых обществ разъезжают по миру, как по собственной, с детства привычной стране. Они переезжают из Пекина в Монако или из Люксембурга в Бразилию вместе со своими взглядами, вкусами, желаниями, амбициями и заблуждениями. На новом месте они вправе рассчитывать на то, к чему привыкли дома, а если не находят, то либо уезжают назад, либо создают то, чего им не хватает. Возможно, Западный мир коробят некоторые формы и способы сближения, демонстрируемые Россией, как ее порою коробит западное отношение к ней, но это последствия культурного своеобразия.

В России есть тенденции сопротивления дальнейшей вестернизации, способной привести к утрате национальной специфики. Запад тоже сопротивляется фактически идущей русификации. Это - естественная инерция двух огромных культурных систем, их трудно повернуть в сторону от направлений, заданных их историями.

Инерция России проявляется и в политических движениях, и в пропаганде патриотизма, и в новой бюрократии, и в усилении авторитаризма власти, что временами напоминает то Наполеона III, то Шарля де Голля, то новый облик старого советского цинизма. Проявляется она и в значительных социально-экономических различиях между столичными городами и «провинцией». Столичные экономики более вестернизированы, они, так или иначе, допускают, а то и навязывают индивидуальную экономическую активность, а провинциальные тяготеют к реставрации корпоративного хозяйствования с сильным и властным руководством. Столицы провоцируют личную свободу, а провинции хотят покровительствовать своему населению. Что касается самого населения, то оно желает свободы, но не откажется и от покровительства.

Население раздражено огромным различием доходов и возможностей между ним и покровителями, но чувствует, что жить в России тоже надо. А значит надо принимать навязанные правила, до поры…, пока не нашлось способа соединить личную свободу с социальной защищенностью и с собственным достоинством, пока пестрота современных внутрироссийских тенденций не интегрировалась в один более-менее ясный образ российского человека.

Инерционность России связана и с тем, что она по необходимости укрепляет связи не только с Западом, но и со всем остальным миром, уже в силу своего географического и геополитического положения, в силу столетней внешнеполитической и культурной традиции. Доля ее населения арабского, китайского, вьетнамского, среднеазиатского происхождения и т.д. растет. К тому моменту, пока удастся надежно перекрыть каналы нелегальной миграции, она будет довольно большой. Хозяйственные и культурные связи с Востоком укрепляются и расширяются. Это дает основание посматривать на Запад скептически, раз уж он сомневается в своем родстве с Россией, раз уж глядит на нее с превосходством.

Специфика российского просвещения и мессианства, отличительные черты Петровского периода и СССР уже вошли в историю России, как в историю Франции вошел Наполеон I. В будущем они изменятся, станут более понятными и приемлемыми, как понятны Италия, Германия или Швеция, тоже, порою, удивлявшие мир. Но, пожалуй, теперь они навсегда войдут в длинный перечень российских отличительных черт.

Диалог нельзя представлять в виде только дипломатической беседы, как простое стремление обменяться мнениями и договориться, у него более глубокое основание. Говоря о диалоге, необходимо иметь в виду, по меньшей мере, два уровня, на котором он ведется: экзистенциальный уровень и рациональный. Экзистенциальный диалог начинается тогда, когда его участники впервые смотрят друг на друга как на Других, с иным типом разума, иной культурой и ценностями, смотрят еще с подозрением, но уже сознавая право Другого на жизнь, на самобытность и свою тайну, осознают равенство партнера с собой.

Такой взгляд раскрывает в диалоге два этапа. При первом контакте он проявляется как конфликт, по счастью, не всегда политический, но более моральный. Это следствие взаимного непонимания. Известен миф о «таинственной душе России», Запад же с российской точки зрения, в своей политике и в своем образе жизни тоже выглядит странновато. Во-вторых, угроза конфликта и вызванного им напряжения контактирующих субъектов, ведет к «сотрудничеству-соперничеству», становящемуся сущностью экзистенциального диалога. В итоге образуется комплементарность экзистенций, взаимодополнимость различий, придающая уже совместной культуре многоцветный характер.

Россия становится общечеловеческой ценностью не потому, что она похожа на Европу или Америку, а потому, что она – Россия. Она активно заявляет о себе как на государственном уровне, так и на уровне человеческом, как через высокую литературу, так, к сожалению, и через проходимцев, как через своих, так и через западных туристов, эмигрантов, переселенцев. Франция оказывается ценностью в том, в чем она – Франция, Армения потому, что она – Армения, а не Россия и не Франция. Каждая заявившая о себе культура - общечеловеческая ценность, состоящая, прежде всего, в ее своеобразии, и лишь потом в ее похожести на других. Культуры становятся комплементарными и дополняют друг друга, как дополняют друг друга строитель и врач-стоматолог. Если бы их ценность заключалась в сходстве, то строителю пришлось бы сверлить стену зубным бором, а стоматологу лезть в больной зуб с электродрелью.

Другого мы воспринимаем внешним образом, он для нас закончен и завершен. Себя же мы находим внутренне, и непосредственно понимаем текучесть, изменчивость, незавершенность своей жизни. Другой становится символом, который мы должны осмыслить и интенционально наполнить значениями в той мере, в какой он позволяет. Следовательно, основным типом отношений между людьми является взаимное осмысление незавершенных внутренних миров и завершенных внешних объектов. Жизненный мир при таком подходе приобретает качество завершенности и одновременно незавершенности, устойчивости и изменчивости. Он становится коллективным делом, комплементарной целостностью, или, по выражению средневековой философии, «соборностью». Поэтому и межчеловеческие коммуникации в таком мире изменчивы, они – продукт индивидуальной открытости и укрытости, и несут в себе духовное содержание, то есть, они - диалогичны.

Экзистенциальный диалог требует участия религиозной стороны мышления, для него нужно взаимное доверие. А доверие, со своей стороны, предполагает взаимоприятие партнеров, признание ими друг за другом права на самобытие. Признание его за другим, тем самым, предоставляет и нам такое же право быть самими собой. Основой формирования культуры становится коммуникация, чье содержание диалогично, значит, и сама культура современности, главным образом, является культурой диалога. Думается, именно этот тип отношений ведет к объединению Европы.

Сегодня усиливается противостояние глобализма и антиглобализма. Конечно, историческая перспектива за глобализацией, к ней подталкивает хотя бы демографическая проблематика, простой рост населения и усиление антропогенной нагрузки на планету, не говоря уж о других проблемах, которые придется решать общими усилиями. Но, ведь, глобализм неоднороден, в нем прослеживаются, по крайней мере, две тенденции: первая стремится ликвидировать многообразие человеческих культур, приводя их к одному образцу. Другая настаивает на сохранении многообразия и на комплементарности. Первая превращает весь мир в детективный роман, вторая же – в Библию, чья очень важная черта – многокнижность. Библия – много сюжетов, человечество – много народов.

Экзистенциальный диалог уже идет помимо желания обеих сторон. Однако он является только необходимым условием и сущностью рационального диалога, необходимым, но не достаточным. Экзистенциальный диалог предопределяет возможность рационального, а он, в свою очередь, прядет нити, из которых сплетается ткань будущего экзистенциального диалога. В современности сущность обусловливает существование, а существование предшествует новой сущности и создает ее.

Экзистенциальный диалог не симбиоз двух социокультурных организмов, он не состояние, а процесс, и возникающая в нем комплементарность – только форма, направляющая дальнейших ход процесса. Сам же процесс ведет к тому, что культурные массивы прорастают друг в друга, формируя что-то вроде общей для обоих Делезовской ризомы, общего полубессознательного основания: ценностей, единых значений символов и слов разных языков, единого представления о смысле жизни, о том, что считается человеком и миром, что человечно или бесчеловечно, как жить достойно и т.д. Или же в нем обе культуры окончательного самоопределяются и расходятся, прерывая наметившуюся коммуникацию и контакт.

Может показаться сомнительным применение термина «диалог» к этому полуосознаваемому процессу. Я согласен, однако не могу подобрать более подходящее название незаметному взаимообмену взглядами и вкусами, взаимному провоцированию мировоззренческих и интеллектуальных реакций, возникающих по поводу наступившего контакта, порывам к сближению, к слиянию и к отторжению… Это, ведь, взаимодействие мыслящих субъектов, культурных массивов, наполненных своеобразной духовностью и интеллектом, а не двух камней, не двух амеб или тигра с крокодилом. И уж во всяком случае, экзистенциальный диалог скрыт за рациональной коммуникацией.

Рациональный диалог, помимо своего экзистенциального основания требует мужества и решимости, он – продукт осознанного выбора и воли обеих сторон. Диалог существует только для тех, кто хочет быть в диалоге, для тех же, кто не хочет, его нет. Рациональный диалог начинается с осознанием субъектом основных свойств экзистенциального диалога и с управлением этим процессом, когда происходит не только выбор: вступать в диалог, или нет, но и выбор цели и способов его ведения.

Россия на государственном уровне, на уровне интеллектуальных кругов и хозяйствующих субъектов, преодолевая внутреннее сопротивление, все больше склоняется к диалогу, понимает его перспективность. Она, правда, опасается, что ее оттолкнут, что мужество и решимость, стремление к взаимопониманию отсутствуют у партнеров. Она боится, что ее особую культуру пытаются сломать и превратить в музей наподобие индейских поселков в США. Тогда диалог не состоится.

В общечеловеческой книге Россия создает свой сюжет, полагая, что в XXI веке она придаст ему поворот, не менее интригующий, чем раньше. В основе сюжета находится проблема не так государственного, как культурного самосохранения, неотрывного от самосознания, самоопределения, от состояния философии, гуманитарных наук, литературы и образования.

ВЫВОДЫ

1. Основой самобытия и самоидентификации субъекта является его самосознание.

2. Самобытие субъекта ойкуменально.

3. Россия со времени распада СССР переживает межцивилизационную эпоху, характеризующуюся деконструкцией ее социального организма и диверсификацией ее перспектив.

4. Самобытие субъекта межцивилизационной эпохи характеризуется персонификацией, дезориентацией и концентрацией.

5. Переход от межцивилизационной эпохи к цивилизации возможен только в ходе экзистенциального диалога многообразия субъектов, взаимодействующих в локальном пространстве.

6. Основная проблема, стоящая перед любой культурой в сегодняшнюю межцивилизационную эпоху, это ее самосохранение и саморазвитие в отношениях с другими культурами и диалог с целью комплементарности.

7. Основными признаками жизнеспособности культуры в современную межцивилизационную эпоху является состояние ее языка, литературы, философии и гуманитарных наук.