Uayt_L_Izbrannoe_Nauka_o_kulture_Kulutrolo

Так что в дополнение к тем детерминантам поведения, которые коренятся в самых глубинах наших организмов, ниже уровня сознания, существует и другой класс детерминант, который в той же степени не осознается нами: это силы и факторы экстрасоматической культурной традиции. Наука о культуре пытается обнаружить, определить и объяснить эти бессознательные культурные факторы точно так же, как психоанализ предпринимался в целях исследования и выявления того бессознательного, которое заключено в организме*. Эти две сферы бессознательного мы можем проиллюстрировать при помощи следующей схемы:

* Крёбер прекрасно понимал, что культурным детерминантам человеческого поведения присущ бессознательный характер, как это показывает раздел «Бессознательные факторы в языке и культуре» в его «Антропологии» (1923). Однако несмотря на иные из приводимых им примеров, которые со всей очевидностью показывают, что местом пребывания бессознательного является культурный процесс, он помещает его «в сознание». Так, он говорит: «Трудно сказать, откуда именно исходят созидательные и подражательные импульсы моды, а это означает, что хотя импульсы, несомненно, и рождаются где-то в человеческом сознании, они все-таки берут свое начало в бессознательной части сознания» (с. 127).

177

Человеческое поведение является функцией биологического организма, с одной стороны, и экстрасоматической культурной традиции или процесса — с другой. Индивид в большей или меньшей степени догадывается о существовании каких-то детерминант своего поведения в той и в другой категории - и в культурной, и в биологической. Однако о наличии других детерминант он или почти не догадывается, или неадекватно оценивает ту роль, которую они играют в его поведении в качестве детерминант. Таковы сферы бессознательного — биологическая и культурная.

Природу отношения между сознанием индивидуального человеческого организма, с одной стороны, и внешней культурной традицией — с другой, можно прояснить посредством критического рассмотрения одного тезиса, который совсем недавно был популярен в антропологических кругах Соединенных Штатов. Вкратце можно сказать, что, согласно этому тезису, человек создал культуру, культура является совокупным продуктом творческих актов бессчетного множества индивидов, индивид — эгто/ons et origo <лат. — источник и на-чало> всех элементов культуры, и, наконец, культурный процесс необходимо объяснять через индивида.

В соответствии с этим Ральф Линтон пишет: «...Индивид... является основой всех социальных и культурных явлений. Общества — это организованные группы индивидов, а культуры в конечном счете являются всего лишь организованными и повторяющимися реакциями членов общества. Именно поэтому индивид логически представляет собой отправную точку всякого исследования любой более крупной конфигурации»^ (курсив автора). «Если у нас хватит знаний и терпения для того, чтобы дать ретроспективный анализ культуры, — говорит Голденвейзер, — то обнаружится, что каждый ее элемент возник в созидательном акте индивидуального сознания. Ни из какого другого источника

культура, конечно, появиться не может... Анализ культуры, если он проведен полностью, возвращает нас назад к индивидуальному сознанию»4 (курсив автора). Эдвард Сепир утверждает, что «распространение ["всякого культурного элемента"] в отдельном сообществе является... примером такого распространения, которое в конечном счете берет начало от отдельного индивида»5. Рут Бенедикт заявляет, что «ни в од-

178

ной цивилизации нет ни одного такого элемента, который в конечном итоге не был бы созданием индивида. Откуда же еще может возникнуть хоть одна черта, как не из поведения мужчины, женщины или ребенка?»6 Кларк Уисслер сказал, что «процесс изобретательства совершается в индивидуальных организмах; насколько мы знаем, он является функцией индивидуального организма»7. Линтон уверяет, что «именно индивид в конечном счете несет ответственность за все добавления к культуре»* (курсив автора). Халло-уэл считает концепцию культурного влияния нереалистичной. «В конечном счете, — пишет он, — именно индивиды и реагируют, и влияют друг на друга»9. И Голденвейзер, и Малиновский помещают индивида «в начало и в конец» социокультурного процесса10.

И наконец, процитируем категоричное заявление Сепира: «Всегда именно индивид реально мыслит и действует, мечтает и бунтует»11'.

Смысл вышесказанного очевиден. Именно индивид «несет ответственность» за изменения в культуре; именно индивид реально что-то делает; всякий культурный элемент имеет свое начало в творческом акте именно индивидуального сознания и т.д. и т.п. Из приведенных нами цитат может показаться, что их авторы чувствуют, что они выражают некое фундаментальное положение и фундаментальную точку зрения. Почти все они при изложении своей позиции используют выражение «в конечном счете». Те предпосылки, из которых они исходят, кажутся им, судя по всему, такими простыми и такими реалистичными, что они звучат фактически как аксиомы: «Всякий культурный элемент возникает в сознании индивида — мужчины, женщины или ребенка. А где же он еще может возникнуть?» Культура изображается в виде огромного сооружения, выстроенного бессчетным количеством индивидов — во многом подобно тому, как с течением времени коралловый риф создается мириадами морских организмов. И подобно тому как коралловый риф объясняется через деятельность морских организмов, так и культуру следует объяснять, апеллируя к «созидательным актам индивидуального человеческого сознания».

* Здесь стоит вспомнить выразительное высказывание Георга Зиммеля: «Нет сомнения в том, что в конечном счете существуют только индивиды» (курсив автора), см. с. 84.

179

Эта точка зрения представляется вполне правдоподобной: в действительности она кажется фактически самоочевидной. Да всякий и сам может убедиться в том, что именно люди, человеческие индивиды, рубят деревья, строят дома, принимают законы, пишут сонеты, поклоняются богам и т.д. Однако теперь мы несколько настороженно относимся к самоочевидному и явному: всякий своими глазами может увидеть, что движется именно Солнце, а не Земля. И однако благодаря Копернику теперь-то мы знаем, как оно есть на самом деле.

Каким бы ясным и самоочевидным ни казалось положение о том, что культура создается индивидами, мы должны его отвергнуть как способ объяснения культурных процессов или традиций. На самом же деле мы считаем его выражением примитивной и донаучной философии антропоморфизма. Давая объяснение тому миру, в котором он живет, человек и его существование, и его природу приписывал действию некоего сознания — его собственного или божественного, — действию беспрерывному и длительному. Говоря о причинах возникновения машин, инструментов и институтов, Уильям Джеймс утверждал, что они «были проблесками гения в индивидуальном сознании, хотя во внешней среде никаких признаков этого не имелось»12. Для Ньютона «эта прекраснейшая вселенная могла возникнуть только по решению и при владычестве умного и могущественного Существа»13. Для Платона материальный мир был не более чем выражением «идей в божественном уме». «Да будет свет, — сказал Яхве, — и был свет». В мифологии Древнего Египта все имело своим истоком мысль и произволение Пта, величайшего творящего божества14. Наши до-письменные кересанские индейцы-пуэбло считали, что Цитиостинако, или Женщина-Мысль, дает начало вещам посредством актов мысли и воли15. А в наши дни, в русле этой же древней и первобытной философской традиции, нам говорят, будто культура была порождена сознанием человека - мужчин, женщин и детей - и что, следовательно, если мы хотим понять культуру, объяснив ее содержание и происходящие в ней изменения, то при этом мы должны апеллировать к индивиду.

Это, конечно, очевидно, что культура возникала в организмах людей: без представителей человеческого рода

180

культуры не было бы. Мы признаем также и то, что существует родовое отношение между культурой в целом и человеком как видом вообще; общий характер культуры является выражением биологических качеств человека как вида. Однако когда нам предстоит дать объяснение какой-либо особой культуры — а все мировые культуры являются особыми, специфическими культурами, — или объяснение процессу изменений в культуре вообще, то человеческий организм в его коллективном или индивидуальном аспектах уже не имеет значения. Культурный процесс не объяснить в терминах рас, физических типов или индивидуального сознания. Его необходимо объяснять в терминах самой культуры. Короче говоря, культурный процесс следует объяснять скорее культурологически, чем биологически или психологически. А если так, то различия между китайской и шведской культурами нам не объяснить ссылками на

физические, соматические и врожденные психологические различия между китайцами и шведами. Нам не известно, чтобы существовали такие различия между культурными традициями, такие специфические черты культурного процесса, которые могли бы получить объяснение в терминах

врожденных биологических свойств — физических или психических. И с другой стороны, человеческое поведение китайского и шведского народов как биологических организмов мы можем объяснить в терминах их соответствующих культур.

Сформулированное здесь положение признается теперь в социальных науках повсеместно. Теперь мы уже не признаем расовых объяснений культуры. Однако тезис о том, что социокультурный процесс объясним через индивидов, исходит из той же самой предпосылки — т.е. из представления о значимости биологических факторов для интерпретации культурного процесса. Так, например, допускается, что для интерпретации культурного процесса биологический фактор будет чужеродным тогда, когда мы будем рассматривать этот процесс в его коллективном (т.е. расовом) аспекте, но, как утверждают многие ученые, при рассмотрении культуры в ее индивидуальном аспекте этот фактор будет не просто существенным, но и фундаментальным. Это рассуждение представляется нам

181

неразумным: ведь для интерпретации культурного процесса отдельный индивидуальный организм несуществен так же, как и группа индивидов.

Здесь было бы неплохо провести разграничение между двумя фундаментально различными положениями. Самого по себе индивида нельзя воспринимать как не имеющего значения в актуальном культурном процессе. Наоборот: он является его составной (а в каком-то смысле

— и основной) частью. Индивиды, как это заметил Линд, и впрямь красят себе ногти,

голосуют и верят в капитализм. Однако для объяснения культурного процесса индивид значения не имеет. Мы не можем объяснить черту культуры или процесс крашения ногтей ссылками на врожденное желание, волю или каприз. А вот поведение индивида мы можем объяснить ссылками на ту культуру, которая его окружает. Индивид, средний, типичный индивид группы может рассматриваться в качестве константы в той мере, в какой речь идет о человеческом, символическом поведении. Типичный организм индейца кроу может считаться биологическим эквивалентом типичного организма англичанина, зулуса или эскимоса в той мере, в какой речь идет о присущих человеческому поведению способностях и наклонностях. Альтернативой этому положению является признание расовой детерминанты человеческого поведения и культуры. В процессе взаимодействия между человеческим организмом, с одной стороны, и экстрасоматической культурной традицией — с другой, культурный фактор является переменной, а биологический фактор — константой; именно культурный фактор и детерминирует вариации возникающего в результате поведения. А если так, то человеческое поведение индивидуального организма является функцией его культуры. Потому-то индивид становится и тем местом, где протекает культурный процесс, и средством его выражения. Таким образом, мы приходим к культурологической концепции индивидуальности в дополнение к анатомической, физиологической и психологической концепциям.

С самого начала человеческой истории каждый представитель человеческого рода при рождении попадал и в культурную среду представлений, обычаев, инструментов, художественных выражений и т.д., и в природную среду климата, топографии, флоры и фауны. Эта культурная среда пред182

ставляет собой континуум, традицию; она по прямой линии переходит от одного поколения к другому и может распространяться вширь от одного народа к другому. Культура — это сложный механизм, функция которого состоит в том, чтобы сделать жизнь безопасной и непрерывной для групп человеческих существ. Для осуществления этих функций культура должна и получать энергию в той или иной форме, и приводить ее в действие. А если так, то культура является термодинамической системой в механическом смысле. Культура во всех ее аспектах — в идеологическом, социальном и технологическом — возрастает тогда и в той мере, когда и в какой мере увеличивается количество энергии, вырабатываемой на душу населения в год, и когда улучшаются средства передачи этой энергии. Поэтому культура является способной к росту динамической системой. Культурная традиция — это поток взаимодействующих элементов культуры — инструментов, представлений, обычаев и т.д. В этом процессе взаимодействия каждый элемент воздействует на другие и, в свою очередь, испытывает их воздействие на себе. Этот процесс является состязательным; инструменты,

обычаи и представления устаревают и исторгаются из потока: каменные топорики уступают место железным; наука замещает собой миф и магию; на определенной стадии социальной эволюции племя и клан устаревают и их место занимает государство. Время от времени в поток культуры вливаются новые элементы; металлы, колесо, представления, возникающие вследствие использования микроскопа и т.д., включаются в культурную традицию на определенных этапах ее развития. В этом процессе взаимодействия постоянно создаются новые сочетания и синтезы культурных элементов, т.е. изобретения и открытия: изобретение парового двигателя, «открытие» периодической системы элементов, формулирование законов термодинамики и т.д. представляют собой новые сочетания или синтезы элементов культуры.

Аесли так, то культурная традиция является такой динамической системой (приводимой в действие теми силами природы, которые она себе подчиняет), которая развивается и функционирует в соответствии с собственными принципами и законами. Потому-то ее и следует объяснять на ее собственном уровне и скорее в культурологических терминах, чем в поняти183

ях психологии, биологии, химии или физики. Ее стоит рассматривать как систему sui generis. Относительно процесса изменений в культуре и культурного роста биологический фактор человека следует считать постоянным и потому несущественным для объяснения культурного процесса. Объясняя различия между культурой шведов и культурой китайцев или зулусов, биологический фактор (т.е. такие вещи, как цвет кожи, волос или глаз, рост, врожденные способности и т.д.) следует, как мы уже отмечали, считать несущественным. Несуществен он и для объяснения различий между культурой Англии в 1200-х и в 1900-х годах. Таким образом, мы видим, что по отношению к проблеме интерпретации культурного процесса биологический фактор человека существенного значения не имеет. Культурный процесс объясняется культурологически, а не биологически или психологически.

Атеперь мы приступим к рассмотрению индивида в его отношении к культурному процессу. Как мы уже отмечали, каждый индивид рождается в той культуре, которая существовала и до него. Эта культура овладевает им при рождении и по мере его роста и созревания наделяет его языком, привычками, представлениями, инструментами и т.д. Короче говоря, именно культура дает человеку форму и содержание его поведения как человеческого существа. Таким образом, поведение индейца кроу является реакцией организма Homo sapiens на ту особую организацию стимулов, которую мы называем «культурой кроу». Сходным образом и поведение американца, эскимоса и зулуса является реакцией того же рода организма на другие культурные традиции. В каждом случае индивид представляет собой лишь организованное сочетание тех культурных сил и элементов, которые воздействуют на него извне и находят в нем свое явное выражение. Понимаемый таким образом, индивид является не более чем выражением супрабиологической культурной традиции в соматической форме.

Атеперь мы опять обратимся к роли индивида в процессе культурного роста и, особенно, к положению о том, что «в конечном счете» именно индивид «несет ответственность за все добавления к культуре»; что «изучение каждого элемента культуры должно привести назад к его истокам — к созидательному акту индивидуального сознания»; 184

что всегда именно индивид реально мыслит и действует, мечтает и бунтует и что именно индивид является «логической отправной точкой всякого исследования более крупных конфигураций» — таких, как общество и культура.

Не может быть никакого сомнения в том, что культура зависит от человеческого рода и не может без него существовать. Верно также и то, что человеческий род состоит из отдельных физических существ, которых мы называем индивидами. Однако цитировавшиеся нами ученые не ограничивались повторением этих очевидных и банальных общих мест. Они утверждали, что индивид — это перводви-гатель, детерминанта, что он является причиной, а культура — следствием, что именно индивид «несет ответственность» за изменения в культурном процессе и что, следовательно, при объяснении «более крупных конфигураций» культуры необходимо принимать во внимание индивида. Но как раз это положение мы и отвергаем, выстраивая его в обратном порядке: именно индивида нужно объяснять посредством его культуры, а не наоборот. Давайте рассмотрим изобретения, открытия или любое из значительных достижений в искусстве, науке или философии. Заявить, что они являются достижениями тех или иных индивидов, - значит

просто локализовать, но не объяснить их. Заявить, что система исчисления была изобретена Ньютоном и Лейбницем, — значит идентифицировать эти события исторически или биографически, но не объяснить их в качестве событий культурного процесса. Почему эти события произошли там и тогда, где и когда они произошли? Нам хочется знать об этом так же, как и о том, кто именно был автором того или иного изобретения или открытия. Сказать просто «индивид» — значит не ответить на этот вопрос. Не уточним мы этого ответа и тем, что ограничим число индивидов личностями, которые наделены от природы выдающимися способностями. Такого рода индивиды жили и в Средние века, и в бронзовом веке, и во времена Ньютона; они были рассеяны среди народностей Тибета, Бечуаналенда и высокогорий Анд. Так почему же система исчисления не была изобретена в другие времена и в других странах? Изобретение, открытие или другое значимое достижение культуры является событием в культурном процессе. Оно пред185

ставляет собой новое сочетание или синтез элементов во взаимодействующем потоке культуры. Оно является результатом предшествующих и сопутствующих ему культурных сил и элементов. Сформулированные Ньютоном законы движения представляли собой синтез культурных элементов, исторически отождествлявшихся с личностями Кеплера, Браге, Галилея и др. А вот сформулированы эти законы были там и тогда, где и когда они были сформулированы. И произошло это потому, что обстоятельства культурного роста и истории привели к соединению необходимых для этого синтеза элементов в определенное время и в определенном месте. Мы можем проследить за тем, как происходил рост этих элементов в разные времена и в разных странах. Тем самым возникновение этого значимого события мы объясним культурологически. И более того, мы объясним и поведение Ньютона, показав, что формулирование этих законов было реакцией его организма на определенные культурные стимулы. Фактически мы не имеем никаких непосредственных данных о его нервной системе; выводы о ней мы делаем на основе воздействия на него культурных стимулов. Короче говоря, о складе его ума мы знаем лишь через его культуру. Однако помимо прочего Ньютон проявлял большой интерес к богословию и к интерпретации Библии, что опять-таки объясняется тем фактом, что он родился в «гравитационном поле» теологии, которое было столь же сильным, что и поле науки, и что его «тянуло» и к одному, и к другому. Живи Ньютон в другое время или в другой культуре, он посвятил бы себя таким вещам, как конструирование ловушек для рыб, гепатоскопия или разработка теории тотемизма. Но когда определенное сочетание культурных сил и элементов происходит в данное время и в данном месте, они синтезируются в нервно-сенсорно-мышечной и т.д. системе того или иного индивида.

Наиболее ярким проявлением как природы культурного процесса и его выражения в значимых эпизодах культурного прогресса, так и в то же время несущественности индивида для объяснения этого процесса является феномен многочисленных и одновременных, хотя и независимых, изобретений и открытий. Раз за разом в истории науки, математики и технологии значимые изобретения или открытия повсеместно совершались сразу несколькими людьми (от двух до десяти) — одновременно и независимо16. При объяснении это-

186

го рода феномена* совершенно бессмысленно и бесплодно взывать к «совпадениям», к «случайному скоплению гениев» и т.д., как это делали Уильям Джеймс и др. А вот культурологическая интерпретация дает этому феномену превосходное объяснение: когда восходящие и сходящиеся линии культурного развития достигают определенной точки, наступают слияние и синтез. Если продвижение культуры совершается широким фронтом, то эти синтезы найдут для себя два или более независимых и примерно одновременных выражения. Следовательно, изобретение или открытие объяс-

* Следующие примеры многочисленных и одновременных, но независимых изобретений или открытий взяты из перечня, составленного У. Ф. Огборном и опубликованного в его «Социальном изменении», с. 90—102. Количество примеров может возрастать почти до бесконечности.

Теория планетарных пертурбаций: Лагранж, 1808,Лаплас, 1808. Открытие планеты Нептун: Адаме, 1845;Леверье, 1845. Открытие солнечныхпятен: Галилей, 1611; Фабрициус, 1611;Шей-нер, 1611иГарриотг, 1611.

Первое измерение звездного параллакса: Бессель, 1838; Струве, 1838; Гендерсон, 1838.

Введение десятичного разделителя: Бюржи, 1592; Питискус, 1608-1612; Кеплер, 1616иНеиер, 1616-1617. Открытие кислорода; Шееле, 1774; Пристли, 1774. Периодический закон: деШанкуртуа, 1864;Ньюлендс, 1864;Лотар Мейер, 1864. Законпериодичности:Л.Мейер, 1869; Менделеев, 1869. Телескоп: Липпершей, 1608;деллаПорта, 1558;Диггес, 1571;Иоан-нидес.Метиус, 1608; Дреббель, Фонтана, Янссен, 1608иГалилей, 1609. Закон сохранения энергии: Майер, 1843; Джоуль, 1847; Гельмгольц, 1847;Колдинг, 1847иТомсон, 1847. Телеграф: Генри, 1831;Морзе, 1837;Кук-Уитстон, 1837иШтейн-гель, 1837.

Клеточная основа животной и растительной ткани: на ее открытие претендовали - Шванн, Хенле, Турпин, Дюмортье, Пуркине, Мюллер и Валентэн, все примерно в одно и то же время, в 1839 году. Решение проблемы дыхания: сделано Пристли, Шееле, Лавуазье, Спалланцани и Дэви: все они сделали это открытие в 1777 г.

Применение сульфурного эфира в качестве анестезирующего средства: Лонг, 1842; Робинсон, 1846;Листон, 1846;Мортон, 1846и Джексон, 1846.

Динамо-машина с самовозбуждением: на ее изобретение претен-довали-Хиорт, 1866-1867; Варли, 1866-1867;

Сименс, 1866-1867; Уитстон, 1866-1867, Лада, 1866;Уайльд, 1863-1867. 187

няется в терминах возрастающего и пронизанного взаимодействием культурного процесса; индивидуальные изобретатели или первооткрыватели являются лишь средоточиями и средствами выражения этого процесса.

Вернемся же теперь к высказыванию Сепира о том, что «всегда именно индивид реально мыслит и действует, мечтает и бунтует». Это положение не просто искажает картину человеческого поведения; оно ее извращает. Если бы он сказал, что всегда именно индивид спит и зевает, слышит и дышит, то мы бы не стали на это возражать, поскольку эти виды жизнедеятельности являются функциями индивидуальных организмов: не существует общественного или группового механизма зевания или дыхания. Но вот говорить, что именно человек осуще-ствляеттжие вещи, как человеческое мышпение, чувствование и действие, по крайней мере ошибочно: это положение ничем не подтверждено. Индивид может независимо, в качестве организма, зевать, спать и дышать*. Но вот никто в качестве человеческого существа не может думать, действовать и чувствовать как независимый, автономный организм: он может делать это лишь в качестве части социокультурной системы. Сюда же относится и вопрос о терминологии. Можно было бы привести тот аргумент, что слова «думать», «чувствовать», «мечтать» и т.д. в собственном смысле приложимы лишькнейро- сенсорно-мы-шечным и т.д. системам. Если это положение принимается, то тогда, конечно, справедливо, что всегда именно индивидуальный организм мыслит, чувствует и действует. Однако Сепир так старался и так настаивал на своем вовсе не для того, чтобы предложить эту тавтологию. Его намерением было представить индивид в качестве перводвигателя, в качестве инициатора процесса, который он же и определяет. Но именно это положение мы и отвергаем.

* Зевание, дыхание и т. д., хотя они и являются функциями индивидуального и автономного организма, могут быть, конечно, изменены и культурными силами. Интересно заметить, что Сепир, столь упорно настаивавший на автономии индивида в мышлении, чувствовании и действии, в другой связи должен был приложить огромные усилия, доказывая, что дыхание может быть функцией социокультурного процесса и может им модифицироваться. («Бессознательные модели поведения в обществе» в: «Бессознательное», изд.

Е.С. Думмера, Нью-Йорк, 1927, с. 117-118). 188

Мы можем подтвердить, что мышление, чувствование и действие являются функциями индивидуальных биологических организмов. Не существует, разумеется, ни общественной нервной системы, ни группового мозга. Однако человеческое мышление, чувствование и действие нельзя объяснить ссылкой на биологические организмы — утверждением, что именно индивид делает все это. Плевание, зевание, почесывание и т.п. объяснимы как функции индивидуальных организмов. Но вот веру в привидения, мечтания о Благословенной Приснодеве, уклонение от общения с собственной тещей, снятие скальпа с побежденного врага (если понимать их как явления или процессы) никак не объяснить всего лишь ссылкой на то, что все это делает индивид. В человеческом мышлении, чувствовании и действовании индивид всего лишь реагирует на стимулы, на элементы культуры. Однако ни форму, ни содержание реагирования нам не объяснить просто ссылкой на реагирующий биологический организм. Верит ли человек в то, что причиной лихорадки были бактерии или нарушение табу, — в любом случае нам этого не объяснить ссылками на индивидуальный организм, который «всегда делает» то, что соответствует вере. В обоих случаях мы имеем дело с одним и тем же организмом.

Таким образом, сложилась такая ситуаця, когда мы дали названия определенным психобиологическим процессам («мышление», «чувствование» или «делание»), но совершенно не можем их объяснить, просто считая их индивидуальными явлениями. А если так, то слова о том, что «именно индивид всегда мыслит и т.д.», не говорят нам ничего сколько-нибудь существенного. Что заставляет индивида думать и почему он думает то-то и то-то? Именно это мы и хотим знать, но вот концепция индивида как перводвигателя, инициирующего или детерминирующего культурный процесс, как того, кто «несет ответственность» за все изменения в культуре и т.д., не даст нам ответа на эти вопросы. Наоборот: на деле она только запутает или затемнит эту проблему.

События или процессы, которые мы обозначаем как «мышление, чувствование и действие», являются (в той мере, в какой они остаются на человеческом, символическом уровне) функциями социокультурных систем. На самом деле это — социокультурные процессы. Обратите внимание: мы сказали, что эти события и процессы являются функциями

189

социокультурных систем, но не сказали, что «мышление», «чувствование» и «действие»

являются социокультурными процессами. Событие является тем, чем оно является, — событием. Когда событие мы называем «мышлением», мы помещаем его в нейрологический

— и только в нейрологичес-кий, а никакой другой, контекст. Однако то же самое событие, которое было названо «мышлением» и потому было отнесено к нейрологическому контексту, может быть отнесено к другому контексту — контексту социокультурному. Таким образом, вера в ведьм или в бактерии как в причину болезни является таким событием или процессом, которое может быть отнесено к психологическому или к культурологическому контексту; она может рассматриваться как функция или нервной, или социокультурной системы. Но хотя нет никакого сомнения в том, что мы не можем верить в ведьм в отрыве от нервной системы, мы фактически ничего не узнаем об этом поверий как о событии, акте или процессе, если будем рассматривать его нейрологический аспект.

Веру в ведьм или в бактерии, если ее рассматривать как событие или процесс, стоит объяснять скорее в социокультурных терминах, чем с помощью нейрологических понятий. Вера — это реакция человеческого организма на культурные стимулы. Однако то, во что именно организм верит, детерминировано не самим организмом, но его культурой. Да и тот культурный элемент, который служит стимулом, следует объяснять не

втерминах индивидуальных нейрологических процессов, но в терминах других культурных элементов и процессов. Таким образом, утверждение, что вера в ведьм или в бактерии является чем-то таким, что исходит от индивида, является или пустой тавтологией — поскольку «веровать» является по определению индивидуальным биологическим делом, — или подразумевает ту ложную посылку, согласно которой именно индивид инициирует и детерминирует веру. Индивид не имеет ничего общего с возникновением веры: она имелась в культурной традиции его народа еще до того, как родился он сам. Он не создает веру: она приходит к нему извне. Вера в ведьм является продуктом тех предшествующих идей и представлений, исследование происхождения которых приводит нас к раннему каменному веку. Вера в бактерии также является синтезом культурных элементов, понятий, микроскопов и тд. Таким образом, конкретный акт или процесс веры

вто, что ведьмы или бактерии вызыва-

190

ют болезнь, был детерминирован вовсе не индивидуальным организмом, но социокультурной системой. Событие — это нечто такое, что культура сделала с индивидом, а не наоборот. Если же нам возразят, что где-то и когда-то должен был быть тот единственный индивид, который был первой в истории личностью, поверившей в то, что причиной болезни являются скорее бактерии, чем ведьмы, то необходимо уточнить, что и это событие тоже является всего лишь синтезом культурных элементов, которые индивид получил из окружавшей его культурной традиции.

Принять эту точку зрения на отношения между индивидом и культурным процессом вовсе не значит рассматривать индивид в качестве организма, в качестве чего-то чисто пассивного. Внешний по отношение к индивиду культурный материал индивид вбирает в себя не пассивно, наподобие той чашки, в которую наливают кофе, и не отражает этот материал наподобие того, как совершенное зеркало отражает образ. Человеческий организм — это динамическая система. Он не только поглощает поступающие ему извне культурные элементы, но и воздействует на них. Именно благодаря тому, что нейро- сенсорно-эндокринная и тд. система действует на культурные элементы, они и могут действовать и реагировать друг на друга, образовывать новые сочетания и синтезы. А потому мы и не умаляем значения динамической природы индивида как действующего и противодействующего организма. Мы всего лишь говорим, что рассмотрение динамического характера этого организма не поможет нам объяснить форму и содержание его реакций и от-ветныхдейсгвий. Организм, конечно, реагирует. Однако специфическая природа его реакций в человеческом поведении детерминирована не организмом, но теми культурными элементами, которые служат ему стимулами.

Наша точка зрения не предполагает и того, что все индивиды одинаковы. Напротив, мы признаем, что нет двух биологически тождественных индивидов. Поскольку человеческие организмы являются проводниками, выразителями культурного процесса, из этого следует, что различия в культурном выражении порождаются различиями в индивидуальной биологической структуре. Однако не все различия выражения культурного процесса объясняются индивидуальными биологическими различиями — никоим образом. Вариативность — неотъемлемое свойство самого по себе культурного процесса.

191

Нет двух таких элементов культуры - двух топориков или фетишей, двух выражений чувства или позиции, - которые были бы совершенно одинаковыми. А если так, то некоторое различие в выражении культурного процесса объясняется тем, что действуют различные культурные стимулы. Более того: поразителен и знаменателен тот факт, что в рамках одной совершенно единообразной культурной среды самые разнообразные физические типы — высокие и низкие, толстые и тонкие, ленивые и энергичные, эндоморфные и эктоморфные и т.д. — реагируют удивительно однообразно в таких аспектах, как язык и диалект, позиции, представления, обычаи питания, ритуалы социального общения

ит.п. Таким образом, принимая во внимание индивидуальное биологическое разнообразие, мы лишь еще больше проясняем и подчеркиваем преобладание культурного фактора в детерминировании человеческого поведения.

Представление об индивиде как о перводвигателе, Первопричине, инициаторе и детерминанте социокультурного процесса находит свое свободное и полное выражение в одной из наших теорий правления. Основная предпосылка демократии как теории правления заключается в том, что правит народ, т.е. совокупность граждан как индивидов желает чего-то одного и противится чему-то другому; граждане размышляют, взвешивают все «за» и «против», учитывают обстоятельства и, наконец, принимают решение, которое они выражают на избирательных участках. Люди, которые в результате этого процесса вступают в должность и получают от своих избирателей мандаты, начинают исполнять волю народа. Таким образом, в соответствии с этой точкой зрения, мы имеем причинно-следственную зависимость, которая связывает занимающего самую низшую ступень гражданина с самым высшим представителем исполнительной власти. Перефразируя Сепира, можно сказать, что всегда именно индивид голосует и т.д.

Подобное представление о политическом процессе является таким же грубым искажением, как и общее положение о том, что это именно индивид всегдадумает,действуети бунтует. Теория демократии в том виде, в котором она была очерчена выше, — это фикция, иллюзия. И уж конечно, она основана на той антропоцентрической предпосылке, что человек, подобно Богу, говорит «да будет» то-то или то-то, и оно возникает.

192

Демократическая нация — это социальный организм. Ее жизнь регулируется как тем механизмом интеграции и контроля, которым является государство в его формальных аспектах, так и «политической машиной» в ее неинституционализированном или, по крайней мере, внеправовом аспекте. С помощью этого механизма осуществляется координация между различными частями государства и протекающими в нем процессами, улаживаются отношения с другими нациями. Таким образом, жизнь нации регулируется и контролируется сравнительно небольшой ее частью. Избирателям позволяют сказать свое «да» или «нет» по отношению к некоторому количеству кандидатов, в отборе которых участвовать им не позволяли и о которых они по большей части никогда и не слышали. «Выбор» голосующих является (да и не может не являться) не более чем реакцией на внешнее культурное стимулирование — т.е. на пропагандистскую кампанию и на те «новости», что отбирались

ираспространялись агентствами, контроля над которыми «народ» не имеет. Можно не сомневаться, что это всегда именно индивид бросает свой бюллетень в урну или дергает за рычаг машины для голосования. Но что он еще может делать, как не реагировать на те социокультурные влияния, которые воздействуют на него извне? Представление о свободной воле и выборе — это иллюзия*. Некоторые регионы всегда остают-

* Всякая реакция человеческого организма является результирующей тех бесчисленных предшествующих и сопутствующих событий, которые мы можем назвать «причинами». Человеческий организм постоянно систематизирует и синтезирует эти причинные факторы, с одной стороны, и открыто выражает результирующее поведение - с другой. Когда причинные факторы, содействующие и противодействующие данному ходу дела, равномерно уравновешены, мы называем это «нерешительностью»: «Я не могу решить, что мне делать, — то ли сыграть в гольф, то ли скосить лужайку». Когда одна совокупность причинных факторов перевешивает другую, мы называем это «выбором» или «решением»: я решаюсь сыграть в гольф. «Свободная воля и выбор» — это всего лишь тот способ, посредством которого мы опытно воспринимаем это

преобладание одного фактора (или совокупности факторов) над другим. Не понимая того, что же лежит в основе этого опыта, мы можем поверить, что это - наших рук дело, и потом называем его выбором или Свободной Волей.

193

ся демократическими или республиканскими. В других регионах с другими политическими магнитными полями социокультурные силы подвержены изменениям и колебаниям, что либо вызывает преимущественное притяжение металлических опилок — голосующих — к тому или другому полюсу, либо позволяет им равномерно распределяться между магнитными потоками равной интенсивности. Да, «всегда голосует именно индивид», поскольку голосование, как и мышление, по определению является функцией индивидуального организма. Однако нам не прийти к адекватному пониманию политического процесса управления, если мы сделает ставку на индивида. Тем не менее нам удастся объяснить поведение индивида, если мы будем интерпретировать его в качестве события в социокультурном процессе. Голосующий реагирует, отвечает на те культурные стимулы, которые вынуждают его двигаться по тому или иному пути; но он не правит. Однако управление нацией и контроль над нею, осуществляемые сравнительно небольшим интегрирующим и регулирующим механизмом, облегчаются благодаря той расхожей иллюзии, согласно которой правит именно народ. До тех пор пока избиратели будут верить, что это именно они правят государством, т.е. до тех пор, пока они будут оставаться в неведении относительно происхождения тех социальных сил, которые на них как на индивидов действуют извне, — до тех самых пор реальному механизму управления будет предоставлена самая полная свобода действий. А вот если нацию постигает беда, то благодаря существованию иллюзии демократии вина за это будет возложена на народ, что также пойдет на пользу реальному механизму управления.

И тем не менее, говоря, что эта предпосылка демократии является антропоцентрической иллюзией, мы никоим образом не отрицаем значимости самого избирательного процесса. Иллюзии столь же реальны, как и все остальное, и они могут быть столь же значимы. Голосование

— это такой процесс, посредством которого выражает себя существование некоторых социальных организмов (наций). Нации, как и индивиды, время от времени сталкиваются с необходимостью делать свой выбор: следовать ли им тем путем или этим? Голосование — это способ оценки тех факторов или сил, которые имеют значение для выбора между альтернативными линиями действия. Роль голосо-

194

вания в демократическом государстве можно уподобить решению индивида сделать тот или иной выбор: будет ли он есть, спать или выберет какую-либо иную линию поведения? Мудрый выбор будет зависеть от правильной оценки потребностей и возможностей индивида. То же самое относится и к нациям: стоит ли нации сделать то или это? Мудрый выбор будет зависеть от реалистической оценки важности и весомости действующих здесь факторов. Избирательный процесс может явиться попыткой взвесить и оценить эти факторы. Или же выборы могут послужить лишь для оценки того воздействия, которое правительство посредством пропаганды оказало на граждан своей страны. Однако во всяком случае выборы являются инструментом измерения, своего рода линейкой или барометром. Большинство голосов указывает на то, что один фактор или совокупность факторов в данной ситуации преобладает над другим. Равное распределение голосов указывает на равноценность этих факторов. Нет необходимости говорить, что нация, способная производить такие измерения лишь в строго установленные сроки и через определенные промежутки времени, неспособна извлечь из избирательного процесса всю его пользу. Она может оказаться не способной ни произвести эти измерения, ни истолковать законопроект как раз тогда, когда в этом имеется настоятельная необходимость. И с другой стороны, от этого же народа могут потребовать пройти через затруднительный и разорительный ритуал принятия решения — заявления нации о сделанном выборе — именно тогда, когда никакой необходимости в этом нет.

Если деятельность демократий сопряжена с иллюзорным представлением о том, будто власть принадлежит народу, то «диктатура пролетариата» является, вероятно, даже еще большей иллюзией (если, конечно, предположить, что немалое число людей и впрямь принимает эту формулу за чистую монету). Диктатура является гораздо более интегрированной формой правления, чем демократия, и, следовательно, политический механизм интеграции и контроля представляет собой гораздо меньший сегмент социального организма, чем соответствующий механизм в демократии. А если так, то «народ» при диктатуре обладает даже еще меньшей