Сборник статей - Язык и мышление. 2014г
.pdfДокт. филол. наук Т.Ю.Тамерьян (Владикавказ)
РУССКИЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ ТИПАЖ КАК ИНДИКАТОР ЭПОХИ
Современная лингвистика характеризуется интенсивным изучением языкового сознания в условиях би- и полилингвальных социумов. В современном российском обществе, где доля пожилых людей постоянно увеличивается, выявление меняющихся представлений о старости и пожилых людях входит в сферу вопросов, решаемых современной лингвокультурологией, психолингвистикой и социолингвистикой. Вместе с тем комплексное изучение лингвокультурного типажа «пожилой человек» как узнаваемого образа в современном поликультурном обществе до сих пор не предпринималась. В настоящей статье на материале данных ассоциативного эксперимента раскрывается общее и национально специфическое содержание лингвокультурного типажа «пожилой человек» в языковом сознании различных половозрастных групп русских, проживающих на территории Республики Северная Осетия-Алания (РСО-А), и выявляются типажные (гендерно и национально маркированные) разновидности пожилого человека.
Образно-перцептивные характеристики описываемого лингвокультурного типажа акцентируют стереотипные представления испытуемых о внешности пожилых людей, их здоровье, времяпрепровождении и занятиях. К числу типичных представлений о внешности пожилых людей относятся седые волосы, морщинистое лицо, палочка в руках. Характеристика состояния здоровья сводится к описанию болезней и физической слабости людей пожилого возраста, времяпрепровождение ограничивается просмотром телевизора, а занятия – домашними делами.
Аксиологические характеристики рассматриваемого лингвокультурного типажа бинарны – они включают как положительную, так и отрицательную оценку испытуемыми внешности, характера, эмоционально-психологического состояния, интеллектуальных способностей пожилых людей.
Ассоциативное поле лингвокультурного типажа «пожилой человек» по данным свободного и направленного ассоциативных экспериментов, поведенного с русскими испытуемыми всех возрастных групп, представлено следующими признаками, формирующими ядерную зону (2027 реакций – 50,53%): «внешность», «возраст», «здоровье», «физическое состояние», «социальный статус», «времяпрепровождение», «отношение к пожилым людям со стороны общества», «интеллектуальные способности», «характер».
По результатам двухступенчатого ассоциативного эксперимента, проведенного с русскими испытуемыми, были выявлены наиболее частотные признаки, описывающие лингвокультурный типаж «пожилой человек»: «характер» (103), «эмоционально-психологическое состояние» (100), «здоровье» (88), «времяпрепровождение» (69), «внешность» (63), «физическое состояние» (61), «занятие» (53), «внутрисемейные отношения» (53).
В возрастной группе 7-14 лет доминантным признаком лингвокультурного типажа «пожилой человек» является признак «физическое состояние», поскольку испытуемые данного возраста воспринимают пожилого человека
71
прежде всего на основе его физического облика (медленно ходит, хилый, сла-
бый, еле ходит, не может работать).
Ввозрастной группе 15-25 лет доминантным является признак «внешность», что свидетельствует о том, что испытуемые данного возраста воспринимают пожилых людей по их внешним характеристикам (морщинистое лицо,
седые волосы, очки).
Ввозрастной группе 26-40 лет доминантным признаком является признак «характер», акцентирующий негативный сдвиг в характере пожилых (сварли-
вый, вредный, скупой, злой, нудный).
Ввозрастной группе 41-50 лет доминантным является признак «здоровье», актуализирующий значимость состояния здоровья пожилых, в первую очередь родственников (занимается своим здоровьем, болячки, лечится).
Ввозрастной группе 51-70 лет объективируется доминантный признак «эмоционально-психологическое состояние», подчеркивающий значимость переживаний испытуемых данного возраста, связанных с переходом на пенсию
(чувствует свою ненужность, не хочет стареть, тяжело уходить на пенсию, переменчивое настроение, боится одиночества, ощущает себя моложе своих лет).
Для возрастной группы 71-90 лет доминантным является признак «внутрисемейные отношения», подчеркивающий важность семьи для испытуемых дан-
ного возраста (радуют внуки, переживает за детей и внуков, гордиться внуками).
На основе выявленных признаков были установлены дифференциальные характеристики, описывающие пожилого человека в русской лингвокультуре: «внешность» (седые волосы/лысый; морщинистое лицо; дурной; не имеет зубов/молодо выглядит; ухаживает за собой);«возраст» (старый; древний; жизни осталось мало/молодой);«здоровье» (здоровый/больной; заботится о своем здоровье);«физическое состояние» (сильный/слабый; уставший от работы;
умирающий);«интеллектуальные способности» (умный; мудрый; грамот-
ный/ухудшение умственных способностей; не разбирается в технике; мараз-
матик);«эмоционально-психологическое состояние» (ничего не интересно;
уставший от жизни; боится одиночества; депрессивный/радуется пенсии; появляются новые интересы; сохраняет молодость души; не хочет стареть);«характер» (добрый; ласковый; оптимист/капризный; раздражительный; злой; вредный; нудный);«социальный статус» (работает/не работает);«социальное положение» (социально необеспеченный/социально обеспеченный);«семейное положение» (семейный пожилой человек; женит-
ся/одинокий);«внимание противоположного пола» (женщины (мужчины) об-
ращают внимание);«времяпрепровождение» (отдыхает; гуляет; увлекается чтением; ездит на дачу; смотрит телевизор; имеет увлечения и хобби; встречается с друзьями; путешествует; ищет новых друзей); «занятие» (занимается домашними делами; заботится о внуках; рисует картины);«отношение к пожилым людям со стороны родственников» (помощь и внимание со стороны близких людей);«отношение к пожилым людям со стороны общества» (уваже-
ние/ненужный);«отношения с социумом» (помогает людям; ругает моло-
72
дежь);«оценка своей жизни» (сложная жизнь);«религиозность» (ходит в цер-
ковь; молится);«биография» (воевал; воспоминания о прошедшей жизни; много работал; прожил тяжелую жизнь).
Пожилой мужчина по представлениям русских испытуемых 7-13 лет – это дедушка, который отличается крепким здоровьем (сильный) и большую часть времени посвящает своим внукам (играют с внуками, читают внукам сказки, учат внуков алфавиту), а также домашним делам (делает ремонт) и своему хобби (ходит на рыбалку). Пожилой мужчина в представлениях русских испытуемых 16-25 лет – это дедушка, страдающий хроническими болезнями, ведущий, в основном, пассивный образ жизни (читают газеты, смотрят телевизор, смотрят сериалы). Пожилой мужчина в представлениях русских испытуемых 25-40 лет – это старый, больной человек, который постоянно говорит о свих болезнях; в то же время он социально активен, продолжает работать по мере возможности. Гендерно маркированный тип пожилого человека (в папахе) в языковом сознании русских испытуемых отражает представления о внешности кавказского пожилого человека, в первую очередь, осетина, что соотносится с концепцией поликультурного мира, отраженного в сознании населения смешанных в национальном отношении регионов.
Для русских испытуемых 40-55 лет пожилой мужчина – это молодо выглядящий пенсионер; физически здоровый; он не только присматривает за своими внуками, но и работает, помогает другим людям; он не понимает современную молодежь; у него есть свои увлечения; он ощущает внимание противоположного пола (женщины обращают внимание) и устраивает свою личную жизнь (женится на молодых). В представлениях испытуемых 55-70 лет пожилой мужчина – это «молодой пенсионер»; физически здоровый; он продолжает работать (работает охранником), чтобы материально помогать своим детям; поддерживает общение с детьми и внуками, проживающими отдельно; имеет увлечения и хобби. Пожилой мужчина в представлениях русских испытуемых 70-90 лет – это пенсионер; старый интеллигент; посвятивший всю свою жизнь работе; он осознает, что больше не может быть полезен обществу в силу своего возраста и состояния здоровья; свободное время посвящает своим увлечениям и путешествует (ездит отдыхать за границу); имеет семью, которая ему помогает.
Пожилая женщина в представлениях русских испытуемых 7-13 лет – это любимая бабушка, которая часто болеет, но посвящает внукам все свое время; помогает и защищает их; она очень активная, но ее деятельность ограничена домашними заботами (вяжет, шьет, убирает). Для 16-25 летних русских испытуемых пожилая женщина – это бабушка, которая следит за своей внешностью (красит губы); имеет активный досуг (гуляет с собакой) и увлечения (вяжет носки). Для русских испытуемых 25-40 лет пожилая женщина – это любимая бабушка, страдающая хроническими заболеваниями; ее деятельность ограничена заботой о внуках и домашними делами; она очень набожна и часто ходит в церковь.
Пожилая женщина в представлениях русских испытуемых 40-55 лет – это молодо выглядящая пенсионерка; свое свободное время она посвящает уходу за
73
своей внешностью (пользуется косметикой); пользуется вниманием противоположного пола (мужчины обращают внимание). Для испытуемых 55-70 лет пожилая женщина – это «молодая» пенсионерка; энергичная женщина; она хорошо выглядит, так как следит за своей внешностью; несмотря на заботу о семье и домашних делах (печет пироги), большую часть своего времени она проводит со своими друзьями и посвящает увлечениям. Пожилая женщина в представлениях русских испытуемых 70-90 лет – это больная женщина; она больше не в состоянии работать; занимаясь домашними делами, пытается помочь своим детям и внукам; временами чувствует апатию, но старается сохранять бодрость духа; боится одиночества; единственная ее отдушина – общение с родными; социально необеспеченна, но ей помогают дети.
Моделирование ассоциативного поля лингвокультурного типажа «пожилой человек» в языковом сознании русских испытуемых позволило выявить сложную, многопризнаковую структуру данного концепта:
бинарные гендерно нейтральные типажные разновидности: 1) «тип физически полноценного, здорового пожилого человека» – «тип физически слабого, измученного болезнями пожилого человека»; 2) «тип социально активного, работающего пожилого человека» – «тип социально пассивного, неработающего пожилого человека»; 3) «тип саморазвивающегося пожилого человека, посвящающего свое время новым интересам и хобби» – «тип потерявшего интерес к жизни пожилого человека»; 4) «тип оптимистичного, радующегося пенсии пожилого человека» – «тип депрессивного, переживающего свой выход на пенсию пожилого человека»; 5) «тип довольного своим положением пожилого человека» – «тип всем недовольного, ворчащего пожилого человека»; 6) «тип социально обеспеченного» – «тип социально необеспеченного пожилого человека»; 7) «тип семейного пожилого человека, живущего отдельно от детей» – «тип одинокого пожилого человека, живущего в доме для престарелых»;
однопризнаковые гендерно нейтральные разновидности (пожилой муж-
чина): 1) тип пожилого человека, пользующийся успехом у противоположного пола; 2) тип молодящегося пожилого человека;
гендерно маркированные однопризнаковые разновидности (пожилой мужчина): 1) тип пожилого интеллигента; 2) тип пожилого жениха; (пожилая женщина):1) тип набожной пожилой женщины; 2) тип пожилой женщины – домохозяйки.
В русском языковом сознании были выявлены как мужские, так и женские маркированные подвиды лингвокультурного типажа «пожилой человек»: тип пожилого интеллигента; тип пожилого жениха; тип набожной пожилой женщины; тип пожилой женщины – домохозяйки.
Итак, результаты эксперимента позволяют заключить, что архитектоника ядра лингвокультурного типажа «пожилой человек» представляет собой бинарную признаковую структуру. Структура лингвокультурного типажа «пожилой человек» формируется семью базовыми бинарными признаками, характеризующими здоровье, социальное положение, эмоционально-психологическое состояние, характер, материальное положение, семейное положение, времяпрепровождение.
74
ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
ЯЗЫКА И МЫШЛЕНИЯ
Аспирант Е.В. Аксенова (Москва)
СОВРЕМЕННАЯ АГИОГРАФИЯ: ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ
Практика современного лингвистического анализа текста не может обойтись без его рассмотрения в аспекте познавательной деятельности человека. Язык открывается как не столько средство передачи информации, сколько средство формирования мысли, инструмент упорядочения и систематизации опыта – отдельной личности и этнокультурного коллектива в определённое время и в конкретной речевой ситуации. В этой связи важнейшей характеристикой текста как акта познания оказывается представление отношения описываемой реальности к метафизическому миру, к области Абсолютного. Специальным инструментарием речевого познания этих отношений становится язык религии – как в его базовых речевых жанрах, так и в его спорадических проявлениях, в дискурсивной практике человека в целом [Г.В. Векшин 2002.].
Язык – воплощённое сознание той или иной эпохи, и отношение человека и Абсолюта, в его конкретных речевых формах, претерпевает системные трансформации со сменой базовых социокультурных форм сознания и общения, при переходе от одной культурно-исторической эпохи к другой. Так, в Средневековье человек осознавал себя в качестве частной проекции Бога, а основные ценности культуры мыслил как проявления эманации Абсолюта в области земной жизни – такой принцип был главным, регулятивным, в частности определяющим коммуникативную организацию культуры и соответствующие ей формы общения [Т.И.Вендина 2002].
Мышление современного человека, личности эпохи модернизма и постмодернизма, устроено иначе. Оно принципиально нацелено на изоляцию человека от Абсолюта, а связь физического и метафизического представлена в этой культуре (в её системообразующих формах и категориях) как связь ценностно неупорядоченная, случайная, незакономерная (впрочем, и сама категория закона для этого типа сознания оказывается категорией архаической). Человек XX– XXI веков – личность в метафизическом отношении не только потерянная, но и всячески утверждающая своё право на потерянность, неизбежность одиночества, торжество хаоса, девальвацию ценностей человеческой личности, превосходство временного над вневременным, нравственный релятивизм, который в значительной степени связан с кризисом веры – с ощущением принципиального отсутствия полноценной связи человека и Абсолюта, мгновения и Вечности. Вместе с тем современный человек, в какой бы степени он ни находился под влиянием семиотики модернизма и постмодернизма, не способен удерживать свою творческую и языковую деятельность в рамках этого типа мышления уже потому, что, очевидно, по своей природе человек не способен верить исключительно в «ничто», жить «ничем», быть «никем». Поэтому сознание современного человека неизбежно живёт ретроспекцией и в поисках источников жизнен-
75
ных сил постоянно обращается к формам и смыслам, обретённым и зафиксированным языком предшествующих культурных эпох – эпохи реализма (с его жаждой отыскания закона, истинной связи единичного и всеобщего, человека и универсума), эпохи романтизма (с его жаждой идеала, воплощённого в отдельном человеке и его внутреннем мире), а также других эпох коммуникативной истории европейской цивилизации, каждая из которых выражается, в частности, как особая форма выстраивания отношений человека с Богом.
В коммуникативном и познавательном пространстве современной культуры религиозное измерение играет, таким образом, совершенно особую роль: вера проявляется на фоне всеобщего неверия как нормы жизни в качестве подвига «самостоянья» – отыскания незыблемых жизненных опор – и подвига утверждения ценностей, которые значимы вовсе не только традиционно и конфессионально, но являются мощным источником творческого диалога человека с современностью, источником поиска выхода их цивилизационного тупика. Каждый субъект культуры и носитель её языка привязан к реальному моменту
иконкретным формам общения, номы не способны однозначно принять такую действительность, которая представляет пустоту как венец развития и, соответственно, его предел.
Здесь мы подходим к тем актуальным феноменам коммуникативной деятельности человека, которые, знаменуя собой принципиальные отступления от господствующих норм и приоритетных форм современного общения, фокусируют в себе наибольший драматизм человеческой жизни, социокультурного бытия и сознания эпохи. Это напряжение борьбы культурного поиска и отчаяния, безусловно, прослеживается в современных религиозных текстах, и прежде всего – обращённых к повседневной жизни человека. Отражая земную жизнь в соответствии со своей аксиологией и литературной традицией, такие тексты нацелены на восстановление, поиск и утверждение незыблемой связи человека
иБога, как бы реализуя в современных условиях формулу Гаврилы Державина: Ты есть — и я уж не ничто! (ода «Бог»). Современные религиозные коммуникативные практики и тексты в этом контексте приобретают существенно новую социокультурную значимость. Эта напряжённость в принципе характерна для современного бытования религиозных речевых жанров. Однако в первую очередь и наиболее ярко она проявляется в жанре, который по своей природе призван соотносить обыденную жизнь человека, его земной путь с его путём в вечности, с жизнью в её Абсолютном измерении. Таким жанром является жанр
жития.
Речевые свойства современной агиографии в контексте социокультурном, в контексте изменений литературного языка отражают динамику современного речевого сознания и мышления, которую определяет стремление не только соединить традицию и речевые инновации, но и в целом насытить обыденную жизнь человека религиозным смыслом, а представление о Боге – мыслью о повседневном существовании, повседневном испытании человека Вечностью. В этом отношении, наиболее плодотворным и уникальным религиозным мировоззрением, очевидно, является именно мировоззрение христианское – с его пониманием, с одной стороны, Богочеловеческого воплощения Абсолюта, а с другой
76
– фундаментальной значимости категории человеческой свободы, свободы выбора, которая находится в постоянном диалектическом противостоянии идее вседозволенности. Именно христианское житие, в частности – православное, даёт картину напряжённого и очень личного отношения, личной связи Бога и человека в его испытании свободой – свободой как высшего дара и личной ответственности.
Принято считать, что агиография – это самостоятельный вид церковной литературы, который посвящён рассказам о жизни святых людей; второе определение агиографии трактуется непосредственно как само изучение жития святых, богословских и историко-церковных аспектов святости [Ю.М.Лотман
1993].
Канон структуры жития окончательно сложился в Византии в VIII – X вв.
ВЕвропе такой жанр имеет богатую предысторию. В числе непосредственных дохристианских источников, которые во многом определили его формальные черты, – такие жанры античной литературы, как: панегирик и трен (греч. threnos – надгробное слово), греческие и римские жизнеописания (сочинения Плутарха, Светония и др.), эллинистические романы-биографии, сборники суеверных историй о чудесах (парадоксография) и о языческих богах (аретология).
Вначале нашей эры сложились книги Нового Завета: евангелия, которые повествуют преимущественно о земном пути Иисуса, и деяния (старослав. – «дела») апостолов, излагающие историю жизни учеников Христа после Вознесения. Позже образцом для агиографов стали церковные хроники – календари (лат. – Calendarium) с указанием дней поминовения мучеников, мартирии (греч.martyros – «свидетель, мученик») и иногда апoкрифы (греч. apokryphos – «тайный») [О.И.Валентинова, А.В.Кореньков 2000]. Отсюда характерные особенности их поэтики: с одной стороны, документализм и историзм, и с другой – дидактический характер, который проявляется как стремление все частные случаи свести к типу, обобщённому жизненному правилу, увидеть неизменное и вечное [Ю.В.Коренева 2012]. В житии читающему и слушающему интересен не колорит эпохи, «патина времени», а суть святого.
Современное житие отражает динамику культурно-языкового сознания, воплощённого в тексте. Далеко не случайны "дежурные" упрёки, адресованные современной агиографии, – прежде всего, в шаблонности, в клишированности житийных рассказов как с точки зрения сюжета, так в определённой мере и языка, в повторяемости основных биографических данных разных святых, в неизменном воспроизведении главных ситуаций и положений, в которых протекает (и описывается) жизнь святого и его подвиги. Но нельзя забывать, что агиографический канон хранит иконичность жития, его способность быть словесной иконой святого, а не его биографией [В.В.Лепахин 2002].
Большой пласт современной агиографической литературы представляют жития новомучеников. Совершая канонизацию новомучеников и исповедников российских, во-первых, Русская Православная Церковь опирается так или иначе на примеры почитания мучеников в первые века христианской истории (т.е. уже существуют «критерии святости», например: мученическая за Христа смерть или истязание за веру Христову, чудотворения, совершаемые святым по
77
его молитвам, или от мощей, высокое церковное первосвятительское и святительское служение и т.д., а это означает, что существуют определённые традиции в изложении материала, в том числе и в житиях), во-вторых, созданию жития способствует живой процесс в сфере языкового мышления и жанрообразования – околожитийная литература: воспоминания о святом, его поучения, проповеди, письма. Часто именно это служит основанием для жития.
Принципиальная разница между традиционной агиографией и околожитийной литературой постоянна и обязательна. Обычно автор художественного повествования, пускай и о святом, стремится изобразить его психологию, мир души в первую очередь как «обычного среднего человека», внутренне похожего на самих читателей, которые в итоге часто подсознательно отождествляют себя с персонажем произведения. А собственно агиография не только описывает всегда идеальный (и даже идеализированный, что нехарактерно для героев романа) образ совершенного человека, но и раскрывает ту Божественную силу, которая постоянно присутствует и проявляется в подвигах святого, а также призывает следовать его примеру. Здесь читатель уже явственно ощущает нравственную дистанцию, отделяющую святого от окружающих его людей (среди которых читатель обнаруживает и самого себя).
Язык современной агиографии использует предпочтительные описательные языковые средства, позволяющие создать образ святого, т.е. использует некий категориальный аппарат агиографического представления личности. Такой аппарат является продолжением того образа мира, который реализован в тексте.
Вслучае, когда речь идёт о религиозной картине мира, образ святого определяется универсальными механизмами языка религии как семиотической системы, принципиально осуществляющей объективное познание вечности. В этом проявляется его отличие от языка словесного искусства, где отношение личности и Абсолюта опирается на субъективное начало.
Всвою очередь, жанрообразование в сфере агиографии диктуется речевыми традициями и канонами – религиозным стилем. Религиозный стиль языка не является собственно средством познания, а лишь обеспечивает индикацию религиозной среды, религиозного жанра и воплощение типичной речевой роли говорящего: «я – верующий» [Г.В.Векшин 2002: 46].
Сакрализовать личность позволяют элементы религиозного жанра, а стиль помогает обеспечить внешнюю поверхность текста как средства индикации религиозного контекста и соответствующей речевой роли.
…Грузия – жребий Пресвятой Богородицы. Дева Мария избирает апостолом Иверии деву – святую Нину, почти ребёнка. И та побеждает в бою язычество крестом, как мечом, и озаряет страну светом Евангелия. Она пленяет сердца людей огнём любви, который Христос принёс с неба на землю. Она об-
ращает народы ко Христу не искусством слова, а силой благодати. Избран-
ничество Нины было запечатлено даром чудес и исцелений. Но обращение страны через юную деву было самым великим чудом…(Архимандрит Рафаил
(Карелин) «Дева-апостол»)
Архимандрит Рафаил пишет житийный рассказ о святой равноап. Нине в наши дни, используя церковную лексику, скорее всего с целью показать среду,
78
глубокую и духовную, подчеркнуть христианское начало. Так создаётся образ святости, пример непоколебимости веры и промысла Божия.
Но подобную агиографическую функцию выполняет, например, и эпизод и из воспоминаний, который, может быть, и не выдержан в традициях религиозного стиля и не является житием, но реализует ту цель, которую традиционно преследует житие. И, более того, такой эпизод способен произвести более глубокое впечатление на читателя. Это позволяет обнаруживать активные жанровые взаимодействия и наблюдать тенденцию к симбиозу индивидуализированного личного, интимного повествования о жизни человека с житийным смыслом. Стилистический симбиоз – ведущая тенденция современной агиографии, для которой характерно активное соединение стилистики обиходно-бытового и художественного с традиционными канонами жития, в его подчинённости задачам религиозного познания.
«…Одна из современниц Великой Княгини писала о святой Елисавете: «Она обладала замечательным качеством – видеть хорошее и настоящее в людях, и старалась это выявлять. Она также совсем не имела высокого мнения о своих качествах… У неё никогда не было слова «не могу», и никогда ничего не было унылого в жизни Марфо-Мариинской обители. Все было там совершенно, как внутри, так и снаружи. И кто бывал там, уносил прекрасное чувство…» (из жития святой преподобномученицы Великой княгини Елисаветы).
Современная агиография представляет значительный интерес для лингвиста, филолога, культуролога. Изучение активных процессов, происходящих в современной агиографии, может существенно обогатить наши знания о языке и мышлении современного человека.
Цитируемая литература
Валентинова О.И., Кореньков А.В. Стиль «плетение словес» в контексте истории русского литературного языка и литературы Древней Руси. Епифаний Премудрый. «Житие Стефана Пермского». – М., 2000.
Векшин Г.В. Языки общения и функциональные стили. Слово и контекст: Филологический сборник к 75-летию Н.С.Валгиной. – Москва: МГУП, 2002.
Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. – М., 2002.
Коренева Ю.В. Концепт святости // Вестник МГОУ, серия «Русская филология». 2012. № 2.
Лепахин В.В. Икона и иконичность. – СПб, 2002.
Лотман Ю. М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. I. Таллин, 1993.
Л.Х. Аширова (Ульяновск)
ОСОБЕННОСТИ ДЕЛОВОГО ЭТИКЕТА РУССКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРЫ
Вступление общества в новую информационную эпоху своего развития определило возникновение и новых способов общения, прежде всего речь идет
79
о деловом этикете. Деловой этикет – это сложная коммуникативная структура, востребованная условиями формирования и развития современной цивилизации. Его содержание, специфические особенности, смысловое значение и социальная роль все в большей степени привлекает внимание ученых. Особую значимость проблема делового этикета приобретает в условиях реформирующейся России. Потребность в новых формах общения обусловлена как необходимостью решения внутренних задач российского общества, так и условиями постоянно расширяющегося делового сотрудничества на международном уровне [А.К.Байбурин, с. 11-12].
Исходя из общих характеристик делового этикета в России, целью практического исследования является краткий обзор изменений делового этикета во временном пространстве. Актуальность выбранной темы исследования обусловлена, с одной стороны, происходящими экономическими, политическими и социальными изменениями в сфере делового этикета, с другой – необходимостью выявления общей стратегии изменения делового этикета русской лингвокультуры. В последнее время наиболее актуальными являются проблемы, связанные с процессами формирования общепризнанных норм делового этикета. Исследование проводилось на примере порядка 50 новостных выпусков, характеризующих особенности делового этикета во временном пространстве России. На первом этапе анализировались новостные выпуски, характеризующие особенности делового этикета Союза Советских Социалистических Республик и современной России. Становление Российского делового или дипломатического этикета можно разделить на три этапа – это советское время, постсоветское и современный деловой этикет. Советский период становления делового этикета характеризуется непостоянством правил этикета, частым нарушением протокольных норм, нестандартным поведением и манерой вести себя навязчиво. Вообще советский период делового этикета характеризуется несоблюдением протокольных норм, раскрепощенным поведением представителей власти
СССР и наличием многих дипломатических ошибок. На следующем этапе развития и становления делового этикета в постсоветское время ситуация постепенно меняется. Главы государств так же ведут себя раскрепощено, но при этом протокольный этикет был блестяще поставлен. Внешний вид отвечает нормам этикета, речь логически выстроена. Конечно не всё было идеально в дипломатическом протоколе того времени, однако следует отметить изменения к более стандартному деловому этикету, строгому выполнению этикетных норм. Деловой этикет современной России характеризуется стабилизацией протокольных норм. Как ведение переговоров, так и официальные встречи, интервью глав государств на данном этапе развития отличаются строгим выполнением протокола, речь представителей власти отвечает не только соблюдением норм политической корректности, воспитанности, но и характеризуется яркостью, специфичностью. На официальных и деловых встречах представители власти РФ чётко следуют нормам дипломатического протокола.
Итак, в ходе практического исследования определялись особенности культуры деловой речи, выявлялась специфика ведения деловых переговоров, официальных встреч и ведения деловой этики во временном пространстве совре-
80