3.3. Трансформация героя: от Гоголя к Садур, от «Панночки» к «Брату Чичикову»

Как было замечено нами ранее, посредством инсценирования «Мертвых душ» Нина Садур осваивает весь творческий опыт и мистицизм Н.В. Гоголя. Поэтому не случайно в образе Чичикова, мы улавливаем и самого Гоголя, который словно сливается со своим персонажем благодаря введению «итальянской темы».

По замечанию О.В. Семеницкой, в образе Чичикова у Садур, как и у Гоголя, заложена «чертовщина».¹³⁶ Чичиков словно тягается с самим чертом в таланте к мошенничеству:

«Чичиков. Обидно мне, что ему власть над миром дана. Отчего ему-то? Зачем ему мор? Ты придержи саранчу. Дай людям пшеницы наесться. Все твои будут. Ежели Зло, Русь во зле теперь и быть тому, то пусть талантливо, с проделками, с шутихами. А он…»¹³⁷

Однако главный герой инсценировки – брат Чичиков – всё же не традиционный гоголевский «господин средней руки», богатеющий посредством скупки мертвых душ. Уже во второй раз, обращаясь к текстам классика (первое обращение произошло в «Панночке»), Нина Садур продолжает выстраивать свою концепцию героя. В этом смысле, Павел Иванович из «Брата Чичикова» становится по духу ближе Философу Хоме Бруту, нежели своему литературному прототипу. Конфликт в «Брате Чичикове» повторяется вслед за конфликтом «Панночки»: происходит столкновение с противоречивым миропорядком. В этом смысле сюжет Гоголя же в пьесе отходит на второй план, становится вспомогательным элементом, «скелетом», на который нанизывается совершенно новая авторская концепция героя.

Чичикова, как Философа, сопровождает мотив бездомности и пути. Мы встречаем героя здесь и сейчас, плывущим в итальянском карнавале на гондоле. Ни разу в пьесе не упоминается дом Чичикова, нет у него и семьи: «Одинокий я. Ни друга, ни товарища не имел отродясь!».¹³⁸

Появление в гондоле Чичикова Незнакомки-Тени не случайно. Чичиков потерял смысл своего существования среди карнавала и «барбантских кружев», и Незнакомка показывает ему новую возможную дорогу. Таким образом, Чичиков, подобно Философу, ступает на путь скитальца-паломника, сам того не подозревая. Ошибочно он уверен, что цель его пути, его возвращения в Россию – обогащение. В этом уверяет его коварная Незнакомка-Тень. Однако невольно из уст ничего не подозревающего Чичикова мы слышим истинную цель его скитаний:

«Чичиков. Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, что ни имени громкого не имею, ни ранга заметного, а путешествую лишь по собственной склонности. Желаю, так сказать, охватить внутренним взором картину мира».¹³⁹

Возвращение Чичикова в Россию подобно приходу Философа на хутор сотника. Именно с этого момента рушится привычное мировоззрение главного героя. Как и Философ, Чичиков сначала полагается на опыт разума. «Мертвое не плодит»¹⁴⁰ – утверждает он, после чего тут же сталкивается с плясками тьмы и бури, с безумными «коловращениями» мертвецов на балу. И если Философ, увидев истинное устройство мира (и испугавшись), всё же непреодолимо стремится познать этот мир, еще глубже погрузиться в него, то первой мыслью Чичикова становится бегство. Обратно, к привычному уже, и вполне понятному «порядку» римского карнавала. Противоречивые чувства героя, неготовность осознать истинное устройство мира и выбрать путь изображены Ниной Садур в диалоге с Незнакомкой:

«Чичиков. Дикостей навнушали-с! В обществе появиться невозможно; в голове исступление, вместо людей клочья какие-то пляшут! Морды! Хари!

Незнакомка. А в Риме закаты, пальмы, дворцы! Айда?

Чичиков. Я ведь очень хорошо понимаю вашу насмешку. А здесь лучше, по-вашему?<…>

Незнакомка. Ой, врешь! Хороша Русь, взять боишься!

Чичиков. Хороша не Русь, а хороша в ней грусть! Мне такого не объять!»¹⁴¹

Незнакомка не даёт Чичикову сбежать, впрягаясь в бричку вместо Чубарого, таким образом, снова направляя героя по пути скитальца.

Следует отметить, что два мировых начала Света и Тьмы, воплощенные в женские образы Панночки и Хвеськи в первой пьесе, присутствуют и в «Брате Чичикове». Так, «парой» Незнакомки-Тени становится Улинька, губернаторская дочка:

«Вот же милое счастье: домик, детки, Улинька! И городишко славный и общество почтеннейшее – остаться тут насовсем! Вон с тем пузатым подружиться! И в картишки вечерком, и к соседу на уху!»¹⁴²

Хвеська в «Панночке» вся исполнена жизни, света и добра, она отогревает Философа, любит его «по-бабьи». Улинька же представляет собой у Садур сниженный, карикатурный образ, существующий по правилам мертвого мира, говорящий заученными фразами, и также как остальные, «коловращающийся» во тьме. Значение оппозиции Света и Тьмы, таким образом, распадается и теряет свой смысл. Поэтому Чичиков продолжает свои рассуждения о жизни с Уленькой так:

«Куда несусь я?! Чего? Кого? Ведь там одна бездна и зга, и буря бесится!».¹⁴³

Светлого мира, за который еще осталась бы надежда зацепиться, в «Брате Чичикове», в отличие от «Панночки», нет. Чичиков словно обречен дорогой и Незнакомкой на продолжение пути по России.

С каждым последующим визитом к помещикам, у Чичикова в душе словно образуется брешь. О подобных последствиях Незнакомка предостерегала Павла Ивановича еще в Прологе:

«Незнакомка. Экой скверный ты человечишко! Ведь сказано тебе – тошно мне. (Показала себе на грудь.) Что у меня здесь? <…>Как молочный туманец, верно? Это душа. А в ней темное пятнышко видишь? Это я тез цыпленков замучила. Да меня утопленницы разгадали…»¹⁴⁴

У Садур тёмное пятнышко на душе подобно образованию бреши, темной дыры в устройстве земли (в «Панночке»). Скупая души, и совершая тем самым грех земной, Чичиков не замечает, как в душе его вдруг образуется одна огромная брешь, сквозь которую из темноты Незнакомка-Тень вдруг начинает видеть внешний мир:

«Незнакомка. Ах, лицо у тебя какое! Братец, да через тебя всё видно. Звезды вижу – вон, дымы небесные, разные полосы. Огоньки. Ах, огоньки я люблю так! И вон же, те струи на краю неба – их очень люблю тоже… все через тебя вижу, не мучь меня».¹⁴⁵

Философу в «Панночке» приходится принести себя в жертву, чтобы закрыть брешь в мироустройстве, Чичикову же необходимо, прежде всего, закрыть брешь, образовавшуюся в собственной грешной душе.

В дороге, по пути, несмотря на творимые сделки с помещиками, пронзительная красота родины по-настоящему завораживает Павла Ивановича:

«Чудно как кругом. <…> Но как спит все кругом: вон домишко, баба вышла, зевает. Вон в небе облачко полетело, рожь задрожала, будет гроза.Эй, баба, гроза будет! Не слышит, развешивает белье».¹⁴⁶

Тема родины с этого момента сопровождает приключения авантюриста, усложняя его характер. Приезжая к Коробочке, Чичиков требует с неё продать мертвые души уже не ради денежной наживы. Он вознамерился оживить скупленных «мужиков», и, тем самым, возродить свою родину, избавиться от Зла хаоса, и закрыть ноющую брешь в душе:

«Чичиков. Ты, борода, в Херсонской губернии как у Христа за пазухой, будешь, а ты поешь! А так ты лучше живешь? А мы тебе избенку поставим, коровушку, женушку – живи! Живи! Живи!»¹⁴⁷ – Чичиков словно заклинает Чичиков.

Брешь в душе, разрастающаяся со страшной силой, приводит Чичикова в последней картине к тому же состоянию безумия, в котором изображены мертвые помещики. Скупленные души, вдруг вставшие стеной перед Чичиковым, беснуются вокруг него, не желая возрождаться к жизни. Здесь и Наполеон, и Елизаветъ Воробей и многочисленные мужики. Они разрывают по «лоскуткам на память» своего хозяина. И даже Незнакомка – темный попутчик и Тень, темная сторона души Чичикова, ужасается им и покидает его перед смертью. Последний длинный монолог Павла Ивановича Чичикова идет уже из недр земли, где он и осознает весь ужас свершившегося с ним, и весь ужас содеянного:

«Русь, ты спишь? Он пьет черную воду и прыгает и кружится и колдует, и рожь твоя задрожала от страха вся. Проснись, Русь моя! Эй, поганый, выходи на бой! Я буду драться с тобой! Боже мой, да ведь он, это я!»¹⁴⁸

Чичиков у Садур, по словам А.Ю. Мещанского, «в некотором смысле проделывает тот путь, который не удалось из-за гибели второго тома совершить гоголевскому Чичикову: от цинизма, жажды наживы к самоидентификации и покаянию»¹⁴⁹. Чичиков наконец-таки осознает себя частью родной земли, чувствует и свою ответственность за «стенания земли». Прозрение подспудно назревало с самого начала, от недопонимания и беспокойства, к тянущей тревоге, нескрываемому страху, нарастающему ужасу и, наконец, гибели.

Философ поплатился жизнью за отречения от веры и покушение на тайну мироздания. Чичиков же за отречение от Родины, от родной земли (напомним, что уже в первой сцене герой пытается скрыть, что он русский), за нежелание изначально совершить правильный поступок. Чичиков погибает в своих скитаниях по родине, но при этом приходит духовный путь от мошенника, кружащегося в карнавале, до «брата», искренне любящего свою родину. Незнакомка-Тень и душа приводит героя к гибели, но тем самым наделяет его силой духа и дарует ему возможность испытать искреннюю любовь и возродить свое обезумевшее сознание.

Почему же Чичикову не удалось возродить Россию, «оживить» её? Потому что лишь в финале выясняется, что Павел Иванович Чичиков — еще не рожденный «эмбрион, свернувшийся калачиком в утробе матери-России»¹⁵⁰. Человек с «живым» сознанием, способный спасти Россию, еще не родился. Он только ждет часа своего появления на свет.

Авторская концепция героя проходит путь от «Панночки» к «Брату Чичикову». От героя, идущего на битву с мировым злом, Нина Садур приходит к бездействующему герою, стоящему у истоков этого зла. От героя, который мыслит себя частью необъятной Вселенной, к герою, которому вовсе нет места во Вселенной. Чичиков стремится «охватить внутренним взором картину мира», но мир не складывается, дробится на мелкие фрагменты, и вытесняет героя. Герою нет места в мире. В отличие от Философа, который оставляет за собой надежду на спасение в вере, Чичиков может возродиться из эмбриона только как национальное самосознание. В творческом мире Садур всегда Тьма побеждает Свет. Но, на наш взгляд, драматург всегда оставляет надежду, что объединившись вместе, вера и национальное самосознание смогут возродить русскую землю.