Psihologiya_stressa

мести и т. п. (социально-отрицательная). Активизацию мышления второго вида также можно подразделять на положительную: углубленность «в себя»,

которая сопровождает интенсификацию, решения актуальных задач,

творческую активность, обострение–интуиции и т. п.; отрицательную: с «уходом» от решения стрессогенных проблем.

Развитие стрессовых трансформаций мышления может привести либо у

«уходу» от решения стрессогенной проблемы (вплоть до возникновения психопатологических состояний или асоциальных устремлений личности),

либо к возникновению инсайтных форм мышления. В последнем случае переход от дискурсивно-логического к инсайтному мышлению часто опосредуется стадией мыслительной растерянности, эмоциональной подавленности, а иногда с переживаниями горя, безвыходности и т. п., что можно рассматривать как стадию «псевдоухода» от решения стрессогенной проблемы. Такая стадия, как правило, необходима для возникновения мыслительного «озарения», инсайтного решения задачи, казавшейся неразрешимой. Существуют специальные дренажи для усиления в человеке способности к состоянию напряженно-спокойной готовности к мгновенным действиям в хронически опасной ситуации. Анализ стрессового инсайтного мышления выявляет в нем феномен взаимной «экспансии» сознания и неосознаваемых психических процессов (подсознания). Именно в этом ракурсе следует рассматривать феномены так называемой субсенсорной чувствительности, «замедления» времени и др., многочисленные описания которых известны. Возможно, с подобного рода «экспансией» связано возникновение и других многих стрессовых иллюзий, таких, как кажущееся искажение визуального пространства, сдвиг его. Подверженность таким иллюзиям при стрессе индивидуальна и может по ряду признаков прогнозироваться для людей.

К другому типу стрессового изменения мышления может быть отнесена

гиперактивизация мышления. Ею могут быть обусловлены навязчивые мысли и образы, возникающие при стрессе, бесплодное фантазирование в

191

экстремальной ситуации и т. д. Иногда трудно сказать, чем в большей мере могут быть вызваны эти проявления ментальной гиперактивности – многолетним «стрессом жизни», трансформирующим личность, или же личностными особенностями, предрасполагающими индивида к «стрессу жизни». Карл Менингер категорически возражает против того, чтобы гиперактивность мышления при стрессе (как правило, сопровождающуюся активизацией вегетативных симптомов) рассматривать как «тревожность»,

которая, по его мнению,– самостоятельный феномен, появляющийся или усиливающийся при стрессе. Со стрессовой гиперактивностью мышления связывают «гипернастороженность», проявляющуюся в виде бессонницы, т. е.

защитного бодрствования, боязливости и т. п. Ментальная стрессовая гиперактивность часто сопряжена с возникновением в экстремальной ситуации гиперэмоциональности, гиперподвижности. При стрессе могут возникать неблагоприятные социально-психологические концепты:

обидчивость, вспыльчивость, недоверчивость или, напротив, избыточная доверчивость, неоправданная реальным положением дел; застойность неадекватных представлений субъекта об отрицательном к нему отношении окружающих людей и о необходимости защитных и агрессивных действий и т. п. После прекращения действия экстремальных факторов люди вспоминали эти негативные мыслительныe акции, оценивая их как неадекватные имевшейся ситуации и неуместные.

«Уход» от решения стрессогенных проблем

К третьему типу субсиндрома изменения мышления при стрессе можно отнести различные проявления «ухода» от решения стрессогенных проблем.

Это, во-первых, «замещение» их решения решениями «побочных» проблем,

не имеющих отношения к стрессогенной проблеме, или решениями частных,

подготовительных подпроблем, во-вторых, разные формы уменьшения активности мышления. Проблеме «замещающих» действий мыслей при стрессе посвящена обширная литература. Их роль могут выполнять различные отвлекающие от «давления жизни» пристрастия, хобби. В разные

192

исторические эпохи широкое распространение приобретали отвлечение (и

самоотвлечение) за счет религиозных и мистических акций от «стресса жизни», основной причиной которого являлись классовые противоречия и социальные проблемы. «Замещающее» действие, может, во-первых,

уменьшать так или иначе сформированную психологическую установку индивида к совершению неблагоприятного (согласно принятым нормам поведения) действия, во-вторых, побуждать индивида к позитивным действиям. Не разрешая критической проблемы, порождающей стресс, т. е. не уменьшая внешнего стресс-фактора, «замещающие» действия и мыслительная активность, связанная с ними, уменьшают в той или иной мере предрасположенность субъекта к стрессу, т. е. снижает эффект внутреннего стресс-фактора. Существует мнение о том, что феномен «замещающей» деятельности при стрессе является принадлежностью определенных этапов развития человечества. «Это средство «замещения», которое Фрейд так блестяще заново открыл клинически, старо, как мир: как куклы, и идолы, и

козлы отпущения. Можно лишь предполагать, до какой степени оно пропитывает наше мышление! Ибо чем же являются предрассудки,

чрезвычайные антипатии и фанатические отношения за и против чего-либо,

как не замещением чем-то символическим того объекта, который на самом деле боятся, ненавидят или любят».

«Уход» от решения стрессогенных проблем, от борьбы со стрессором может происходить путем уменьшения мыслительной активности. В

чрезвычайных критических для субъекта ситуациях оно может происходить за счет некоторых физиологических механизмов. Психологические стрессоры могут вызывать нарколепсии, обморочные состояния, важную роль в возникновении которых играют физиологические процессы. При обмороке происходит временное полное прекращение мышления. Известны разного рода стрессовые амнестические состояния, когда субъект, сохраняя дееспособность в экстремальных условиях, не запоминает (а может быть, не может вспомнить?) происходящих в этих условиях событий. Особый интерес

193

представляют случаи фрагментарных амнезий, когда в памяти субъекта сохраняется вся ситуация, все присутствующие лица этих действия, кроме тех, кто неприятен (стрессогенен) для субъекта. Уменьшение умственной активности при стрессе может происходить в форме, которая воспринимается интраспективно как «застопоренность» мыслей, «толчение мыслей на месте»,

невозможность сдвинуться вперед на пути обдумывания проблемы,

отсутствия новых, «нужных» мыслей и т. п.

При длительных экстремальных воздействиях могут возникать неблагоприятные проявления мыслительной активности, направленной «в

себя», в виде снижения субъективной значимости контактов с реальным пространством и с настоящим временем, со снижением производства полезной продукции. При этом возможны симптомы обеднения или даже распада личности. Человек начинает думать о прошлом больше, чем о настоящем, или он мечтает о будущем, не делая ничего в настоящем для достижения предмета мечтаний. Снижается активирующее влияние реальной пространственной среды на процессы внимания, на побуждения человека.

Возникновение у человека отрицательной, направленной «в себя» активизации мыслительных процессов может привести к резкому снижению надежности человеко-машинной системы, в которую он включен.

оператора с такими проявлениями дистресса надо во избежание трагических последствий на время (или постоянно) освободить от действия стрессоров,

вызвавших у него указанные симптомы психологического дистресса. «Соблазнительно поразмышлять в этой связи,– замечает известный психиатр

К. Менингер,– относительно распространенности этого симптома среди населения.

Мы, психиатры, обычно думаем об этом с точки зрения тех, кто страдает от изоляции: и мы, и они привыкли думать о них как о более или менее «больных».

Однако насколько менее, возможно, больны они, нежели те многие миллионы

«здравомыслящих» (тех, кто в своем уме), которые делают невидимыми для себя страдания большинства человечества и которым путем отрицания, избегания,

выученного невежества, предубеждения, разного рода отвлекающих пристрастий удается избежать даже осознания мировой трагедии, т. е. реальности в широком

194

которые поступает информация, хранящаяся в мозгу, – память о прошлом,

прогноз и планы на будущее».

Приведем пример: У испытуемого Ко-ва в ходе 15-суточного непрерывного стрессогенного вращения развились болезненные проявления дистресса – кинетоз. Тем не менее, у него сохранялась психологическая установка на необходимость преодоления проявлений дистресса и вместе с этим регистрировалась удовлетворительная работоспособность. Указанная двойственность проявлялась в направленности изменений показателей перцепции. Ухудшилась аккомодационная возможность зрения, снизилась способность к конвергенции глазных яблок, при длительном напряжении возникали болезненные ощущения в области глазниц. Таким образом, имели место симптомы астенопии. Это усиливало неблагоприятные проявления дистресса: чувство тошноты,

мышечную слабость, головную боль. Такие же явления были зарегистрированы нами у всех испытуемых в аналогичных экстремальных условиях. В то же время у Ко-ва, как и у других испытуемых, существенно возросла острота зрения, т. е. один из ведущих показателей зрительной работоспособности. Острота зрения связана с центральным колбочковым зрением, обеспечивающим цветовосприятие. В связи в этим можно было предположить, что цветовосприятие у Ко-ва при дистрессе улучшилось. Пороговая чувствительность к коротковолновой (синей) части спектра действительно возросла. В то же время чувствительность к средне- и длинноволновым цветовым тонам (зеленому,

желтому, красному) снизилась. Надо полагать, увеличение остроты зрения (несмотря на симптомы астенопии) связано не с тотальным повышением чувствительности колбочкового зрения, а с активизацией высших интегративных уровней зрительной системы.

Взаимодействие систем цветовосприятия – пример сложности взаимодействующих систем в структуре анализатора «одной» модальности.

Стрессогенные факторы могут изменять сбалансированность этих систем, что проявляется в изменениях показателей восприятия и регистрируете инструментально, и воспринимаемых субъектом как субъективно заметные изменения внешней среды, а если их, по его мнению, «быть не может», что интерпретируемые им как сенсорные иллюзии. Большой серией экспериментов при кратковременном гравитоинерционном стрессе были установлены разнонаправленные изменения чувствительности зрения к синему и желтому насыщенным и спектральным тонам [114, 120]. Если

197

ненасыщенные цветовые тона (близкие к порогу различения цвета) при изменении действия силы тяжести (возникновение ускорения 1,5 g или невесомости) казались еще менее насыщенными или бесцветными, то насыщенные тона при тех же воздействиях казались более насыщенными и яркими. При возникновении невесомости испытуемым казалось, что намного ярче других насыщенных цветов становился желтый тон. При ускорении 1,5 g

несколько более ярким и насыщенным казался синий цвет. Эксперименты Проводились с окрашенными полями, колориметрированными с помощью

«Атласа цветов» Е. Б. Рабкина.

Указанные качественные данные [114] были подтверждены результатами количественных измерений восприятия спектральных тонов. С

помощью спектроанамалоскопа создавалось цветовое ноле, одну половину которого создавал спектральный зеленый тон, другую–субъективно неотличимый от него зеленый тон, смешанный из желтого и синего спектральных тонов. Чтобы сохранять уравнение цветовых тонов,

испытуемые были вынуждены в невесомости «добавлять» к смешанному тону синий Цвет, а при действии ускорения 1,5 g «добавлять» желтый цвет.

Связь восприятия с вегетативными функциями организма может быть проиллюстрирована эффектом цветовых воздействий на вегетативные симптомы стресса. Экспериментально установлено, что «цветовая нагрузка» с

использованием коричневого, оранжевого и ряда других цветов, но больше всего желтого цвета заметно усиливает имеющуюся при кинетозе тошноту

[122]. Быстрая установка перед испытуемым яркого желтого экрана могла при наличии тошноты вызвать рвоту; это воздействие часто вызывало у испытуемых (при наличии у них симптомов кинетоза) ощущение удара в живот. «Цветовая нагрузка» с использованием голубого, фиолетового и главным образом синего цвета несколько снижала тошноту при кинетозе. В

описанных выше исследованиях при стрессе максимально противоположные эффекты оказывали желтый и синий тона. О полярности субъективной оценки желтого и синего цветов говорил известный художник Кандинский.

198

Функциональные механизмы, лежащие в основе этой полярности, следует обсуждать с учетом двойственности нашего зрения, т. е. учитывая наличие фотопического и скотопического зрения и то, что максимальная чувствительность одного адресована к желтой, другого – к синей частям цветового спектра. Полярные эффекты желтого и синего цветов были подмечены в древности и отражены в представлениях о субстанциях «ян» и «инь». Ц. Ле-Престр сообщает, что первоначально на Востоке «ян» было обозначением солнечного склона горы, «инь» – теневого [457, с. 178]; в

дальнейшем под этими понятиями стали понимать более широкие явления.

Принцип «усиления главного направления» при стрессе (он был проиллюстрирован примерами того, как в экстремальных условиях

«улучшаются» интегральные показатели восприятия) подчиняется закону Иеркса–Додсона, т. е. при увеличении экстремальности стрессогенного фактора вслед за указанным «улучшением» наступает их «ухудшение».

субсиндрома стресса

Исследование оперативной памяти обнаружило, что наряду с увеличением энграм, которые испытуемый вспомнил правильно, увеличилось количество ошибочных припоминаний (для запоминания предъявлялись цифровые ряды). Как уже сообщалось увеличение ошибок памяти характерно для тяжелых форм дистресса [121, 131]. Ошибки происходят по типу контаминации, что свидетельствует о расширении круга ассоциаций,

привлекаемых при актуализации энграм, а также о снижении критичности выбора и идентификации нужной энграммы. Увеличение числа припоминаний (верных и ошибочных) свидетельствует о расширении при стрессе, условно говоря, круга поисков «выхода» из стрессогенной ситуации,

что имеет адаптационное значение. В данном случае отрицательной стороной такого расширения явилось снижение контролируемости результатов этих

«поисков». Сходные изменения памяти обнаружил И. М. Фейгенберг при некоторых формах шизофрении [269, 270]. Это свидетельствует, вероятно, о

199

том, что сходные адаптационные мнестические механизмы активируются как при предклинических проявлениях дистресса, так и при клинической психопатологии, в возникновении которой «стресс жизни» может играть немалую роль [485, 522 и др.].

Изложенные выше сведения о проявлениях когнитивного субсиндрома стресса позволяют высказывать некоторые соображения о подготовке специалистов к работе в экстремальных условиях и об «управлении» их состоянием и активностью их деятельности в таких условиях. Следует развивать умение специалиста использовать при необходимости в экстремальных ситуациях как активную, так и пассивно-выжидательную тактику профессиональной деятельности. При конструировании тренажеров следует «редуцировать» воспроизведение тех моделирующих среду и технические средства элементов, знание которых и пользование которыми является обыденным для специалиста. Напротив, в тренажере должно быть воспроизведено во всем многообразии и полноте все новое, неожиданное и трудноусвояемое, с чем специалист может встретиться при профессиональной деятельности. Особое внимание следует уделять формированию у специалиста навыков и умения управлять своими эмоциональными реакциями при стрессогенных ситуациях, купируя неблагоприятные проявления эмоций п используя их для оптимизации своей деятельности. Групповые тренажеры и реальные системы «специалист –машина» должны способствовать не только оптимальной актуализации профессиональных качеств человека, но и его способности в экстремальных условиях выполнять ту или иную социальную роль. Для оперативного влияния на состояние и деловую активность специалиста (группы специалистов) при стрессе должна использоваться подача информации, формирующая у специалиста (у специалистов)

представление о «субъективной возможности» или о «субъективной невозможности» экстремальной ситуации, тем способствуя проявлениям нужной стрессовой активности или стрессовой пассивности.

200