- •Michel de Montaigne Les Essais к читателю
- •Книга первая
- •Глава I Различными средствами можно достичь одного и того же
- •Глава II о скорби
- •Глава III Наши чувства устремляются за пределы нашего «я»
- •Глава IV о том, что страсти души изливаются на воображаемые предметы, когда ей недостает настоящих
- •Глава V Вправе ли комендант осажденной крепости выходить из нее для переговоров с противником?
- •Глава VI Час переговоров — опасный час
- •Глава VII о том, что наши намерения являются судьями наших поступков
- •Глава VIII о праздности
- •Глава IX о лжецах
- •Глава х о речи живой и о речи медлительной
- •Глава XI о предсказаниях
- •Глава XII о стойкости
- •Глава XIII Церемониал при встрече царствующих особ
- •Глава XIV о том, что наше восприятие блага и зла в значительной мере зависит от представления, которое мы имеем о них
- •Глава XV За бессмысленное упрямство в отстаивании крепости несут наказание
- •Глава XVI о наказании за трусость
- •Глава XVII Об образе действий некоторых послов
- •Глава XVIII о страхе
- •Глава XIX о том, что нельзя судить, счастлив ли кто-нибудь, пока он не умер
- •Глава XX о том, что философствовать — это значит учиться умирать
- •Глава XXI о силе нашего воображения
- •Глава XXII Выгода одного — ущерб для другого
- •Глава XXIII о привычке, а также о том, что не подобает без достаточных оснований менять укоренившиеся законы
- •Глава XXIV При одних и тех же намерениях воспоследовать может разное
- •Глава XXV о педантизме
- •Глава XXVI о воспитании детей
- •Глава XXVII Безумие судить, что истинно и что ложно, на основании нашей осведомленности
- •Глава XXVIII о дружбе
- •Глава XXIX Двадцать девять сонетов Этьена де Ла Боэси
- •Глава XXX Об умеренности 528
- •Глава XXXI о каннибалах
- •Глава XXXII о том, что судить о божественных предначертаниях следует с величайшею осмотрительностью
- •Глава XXXIII о том, как ценой жизни убегают от наслаждений
- •Глава XXXIV Судьба нередко поступает разумно 585
- •Глава XXXV Об одном упущении в наших порядках
- •Глава XXXVI Об обычае носить одежду
- •Глава XXXVII о Катоне Младшем
- •Глава XXXVIII о том, что мы смеемся и плачем от одного и того же
- •Глава XXXIX Об уединении
- •Глава xl Рассуждение о Цицероне
- •Глава xli о нежелании уступать свою славу
- •Глава xlii о существующем среди нас неравенстве 684
- •Глава xliii о законах против роскоши
- •Глава xliv о сне
- •Глава xlv о битве при Дре
- •Глава xlvi Об именах
- •Глава xlvii о ненадежности наших суждений
- •Глава xlviii о боевых конях
- •Глава xlix о старинных обычаях
- •Глава l о Демокрите и Гераклите
- •Глава li о суетности слов
- •Глава lii о бережливости древних
- •Глава liii Об одном изречении Цезаря
- •Глава liv о суетных ухищрениях
- •Глава lv о запахах
- •Глава lvi о молитвах 853
- •Глава lvii о возрасте
- •Книга вторая
- •Глава I о непостоянстве наших поступков
- •Глава II о пьянстве
- •Глава III Обычай острова Кеи 940
- •Глава IV Дела — до завтра!
- •Глава V о совести
- •Глава VI Об упражнении
- •Глава VII о почетных наградах
- •Глава VIII о родительской любви
- •Глава IX о парфянском вооружении
- •Глава X о книгах
- •Глава XI о жестокости
- •Глава XII Апология Раймунда Сабундского 1193
- •Глава XIII о том, как надо судить о поведении человека пред лицом смерти
- •Глава XIV о том, что наш дух препятствует себе самому
- •Глава XV о том, что трудности распаляют наши желания
- •Глава XVI о славе
- •Глава XVII о самомнении
- •Глава XVIII Об изобличении во лжи
- •Глава XIX о свободе совести 2088
- •Глава XX Мы неспособны к беспримесному наслаждению
- •Глава XXI Против безделья
- •Глава XXII о почтовой гоньбе
- •Глава XXIII о дурных средствах, служащих благой цели
- •Глава XXIV о величии римлян
- •Глава XXV о том, что не следует прикидываться больным
- •Глава XXVI о большом пальце руки
- •Глава XXVII Трусость — мать жестокости
- •Глава XXVIII Всякому овощу свое время
- •Глава XXIX о добродетели
- •Глава XXX Об одном уродце 2246
- •Глава XXXI о гневе
- •Глава XXXII в защиту Сенеки и Плутарха
- •Глава XXXIII История Спурины
- •Глава XXXIV Замечания о способах ведения войны Юлия Цезаря
- •Глава XXXV о трех истинно хороших женщинах
- •Глава XXXVI о трех самых выдающихся людях
- •Глава XXXVII о сходстве детей с родителями
- •Госпоже де Дюра 2441.
- •Книга третья
- •Глава I о полезном и честном
- •Глава II о раскаянии
- •Глава III о трех видах общения
- •Глава IV Об отвлечении
- •Глава V о стихах Вергилия
- •Глава VI о средствах передвижения
- •Глава VII о стеснительности высокого положения
- •Глава VIII Об искусстве беседы
- •Глава IX о суетности
- •Глава X о том, что нужно владеть своей волей
- •Глава XI о хромых
- •Глава XII о физиогномии
- •Глава XIII Об опыте
Глава xl Рассуждение о Цицероне
Вот еще одна черта, полезная для сравнения двух этих пар. ПроизведенияЦицерона и Плиния (на мой взгляд очень мало походившего по складу ума насвоего дядю) представляют собой бесконечный ряд свидетельств о чрезмерномчестолюбии их авторов. Между прочим, всем известно, что они добивались отисториков своего времени, чтобы те не забывали их в своих произведениях.Судьба же, словно в насмешку, донесла до нашего времени сведения об этихдомогательствах, а самые повествования давным-давно предала забвению. Но чтопереходит все пределы душевной низости в людях, занимавших такое положение,так это стремление приобрести высшую славу болтовней и краснобайством,доходящее до того, что для этой цели они пользовались даже своими частнымиписьмами к друзьям, причем и в тех случаях, когда письмо своевременно небыло отправлено, они все же предавали его гласности с тем достойнымизвинением, что не хотели, мол, даром потерять затраченный труд и часыбдения. Подобало ли двум римским консулам, верховным должностным лицамгосударства, повелевающего миром, употреблять свои досуги на тщательноеотделыванье красивых оборотов в письме, для того чтобы прославиться хорошимзнанием языка, которому их научила нянька? Разве хуже писал какой-нибудьшкольный учитель, зарабатывавший себе этим на жизнь? Не думаю, чтобыКсенофонт или Цезарь стали описывать свои деяния, если бы эти деяния непревосходили во много раз их красноречие. Они старались прославиться несловами, а делами. И если бы совершенство литературного слога могло принестикрупному человеку завидную славу, наверно Сципион и Лелий не уступили бычести создания своих комедий, блещущих красотами и тончайшими оттенкамилатинского языка, на котором они написаны, рабу родом из Африки 666: красотаи совершенство этих творений говорят о том, что они принадлежат им, да и самТеренций признает это. И я возражал бы против всякой попытки разубедить меняв этом.
Насмешкой и оскорблением является стремление прославить человека за текачества, которые не подобают его положению, хотя бы они сами по себе былидостойны похвалы, а также за те, которые для него не наиболее существенны,как, если бы, например, прославляли какого-нибудь государя за то, что онхороший живописец или хороший зодчий, или метко стреляет из аркебузы, илибыстро бегает наперегонки. Подобные похвалы приносят честь лишь в томслучае, если они присоединяются к другим, прославляющим качества, важные вгосударе, а именно — его справедливость и искусство управлять народом в днимира и во время войны. Так, в этом смысле Киру приносят честь его познания вземледелии, а Карлу Великому — его красноречие и знакомство с изящнойлитературой. Мне приходилось встречать людей, для которых уменье владетьпером было признанием, обеспечившим им высокое положение, но которые, тем неменее, отрекались от своего искусства, нарочно портили свой слог, и щеголялитаким низменным невежеством, которое наш народ считает невозможным у людейобразованных; они старались снискать уважение, избрав для себя более высокоепоприще.
Сотоварищи Демосфена, вместе с ним отправленные послами к Филиппу,стали восхвалять этого царя за его красоту, красноречие и за то, что онмастер выпить. Демосфен же нашел, что такие похвалы больше подходят женщине,стряпчему и хорошей губке, но отнюдь не царю.
Imperet bellante prior, iacentem
Lenis in hostem. 667
Не его дело быть хорошим охотником или плясуном,
Orabunt causas alii, coelique meatus
Describent radio, et fulgentia sidera dicent;
Hic regere imperio populos sciat. 668
Более того, Плутарх говорит, что обнаруживать превосходное знаниевещей, не столь уж существенных, это значит вызывать справедливые нареканияв том, что ты плохо использовал свои досуги и недостаточно изучал вещи,более нужные и полезные 669. Филипп, царь македонский, услышав однажды напиру своего сына, великого Александра, который пел, вызывая завистьпрославленных музыкантов, сказал ему: «Не стыдно ли тебе так хорошо петь?»Тому же Филиппу некий музыкант, с которым он вступил в спор об искусстве,заметил: «Да не до пустят боги, государь, чтобы тебе когда-либо выпалонесчастье смыслить во всем этом больше меня».
Царь должен иметь возможность ответить так, как Ификрат ответилоратору, который бранил его в своей речи: «А ты кто такой, чтобы такхрабриться? Воин? Лучник? Копьеносец?» — «Я ни то, ни другое, ни третье, ноя тот, кто умеет над ними всеми начальствовать».
И Антисфен считал доказательством ничтожности Исмения тообстоятельство, что его хвалили как отличного флейтиста 670.
Когда я слышу о тех, кто толкует о языке моих «Опытов», должен сказать,я предпочел бы, чтобы они помолчали, ибо они не столько превозносят мойслог, сколько принижают мысли, и эта критика особенно досадна, потому чтоона косвенная. Может быть, я ошибаюсь, но вряд ли другие больше менязаботились именно о содержании. Худо ли, хорошо ли, но не думаю, чтобыкакой-либо другой писатель дал в своих произведениях большее богатствосодержания или, во всяком случае, рассыпал бы его более щедро, чем я на этихстраницах. Чтобы его было еще больше, я в сущности напихал сюда одни лишьглавнейшие положения, а если бы я стал их еще и развивать, мне пришлось быво много раз увеличить объем этого тома. А сколько я разбросал здесь всякихисторий, которые сами по себе как будто не имеют существенного значения! Нотот, кто захотел бы в них основательно покопаться, нашел бы материал еще длябесконечного количества опытов. Ни эти рассказы, ни мои собственныерассуждения не служат мне только в качестве примера, авторитетной ссылки илиукрашения. Я обращаюсь к ним не только потому, что они для меня полезны. Вних зачастую содержатся, независимо от того, о чем я говорю, семена мыслей,более богатых и смелых 671, и, словно под сурдинку, намекают о них и мне, нежелающему на этот счет распространяться, и тем, кто способен улавливать теже звуки, что и я. Возвращаясь к дару слова, я должен сказать, что не нахожубольшой разницы между тем, кто умеет только неуклюже выражаться, и теми, ктоничего не умеет делать, кроме как выражаться изящно. Non est ornamentumvirile concinnitas672.
Мудрецы утверждают, что для познания — философия, а для деятельности —добродетель, вот то, что пригодно для любого состояния и звания.
Нечто подобное обнаруживается и у знакомых нам двух философов, ибо онитоже обещают вечность тем письмам, которые писали своим друзьям 673.
Но они делают это совсем иным образом, с благой целью снисходя ктщеславию ближнего. Ибо они пишут своим друзьям, что если стремление статьизвестными в грядущих веках и жажда славы еще препятствуют этим друзьямпокинуть дела и заставляют опасаться уединения и отшельничества, к которымони их призывают, то не следует им беспокоиться об этом: ведь они, философы,будут пользоваться у потомства достаточной известностью и потому могутотвечать за то, что одни только письма, полученные от них друзьями, сделаютимена друзей более известными и более прославят их, чем они могли бы достичьэтого своей общественной деятельностью. И кроме указанной разницы это отнюдьне пустые и бессодержательные письма, весь смысл которых в тонком подбореслов, объединенных и размещенных согласно определенному ритму, — ониполным-полны прекрасных и мудрых рассуждений, которые учат не красноречию, амудрости, которые поучают не хорошо говорить, а хорошо поступать. Долойкрасноречие, которое влечет нас само по себе, а не к стоящим за ним вещам!Впрочем, о цицероновском слоге говорят, что, достигая исключительногосовершенства, он в нем и обретает свое содержание.
Добавлю еще один рассказ о Цицероне, который рисует его натуру сосязательной наглядностью. Ему предстояло публично произнести речь и нехватало времени, чтобы как следует подготовиться. Один из его рабов, поимени Эрот, пришел к нему с известием, что выступление переносится наследующий день. Он был до того обрадован, что за эту добрую весть отпустилраба на волю.
Насчет писем хочу сказать, что, по мнению моих друзей, у меня естьспособность к сочинению их. И для распространения своих выдумок я охотнопользовался бы этой формой, если бы имел подходящего собеседника. Я нуждаюсьв таком общении с собеседником (некогда я его имел!), которое быподдерживало и вдохновляло меня. Ибо бросать слова на ветер, как делаютдругие, я мог бы разве только во сне, а изобретать несуществующих людей длятого, чтобы писать им о значительных вещах, мне тоже было бы противно, таккак я заклятый враг всяких подделок. Если бы я обращался к хорошему другу,то был бы более внимателен и более уверен в себе, чем теперь, когда вижуперед собой многоликую толпу, и вряд ли я ошибусь, если скажу, что в этомслучае писал бы удачнее. Природа одарила меня слогом насмешливым инепринужденным, но эта свойственная мне форма изложения не годится дляофициальных сношений, как и вообще мой язык, слишком сжатый, беспорядочный,отрывистый. И я не отличаюсь уменьем писать церемонные послания, у которыхнет другого смысла, кроме изящного нанизывания любезных слов. Нет у меня ниспособности, ни склонности ко всякого рода пространным изъявлениям своегоуважения и готовности к услугам. Я вовсе этого не чувствую, и мне неприятноговорить больше, чем я чувствую. В этом я очень далек от теперешней моды,ибо никогда еще не было столь отвратительного и низменного проституированияслов, выражающих почтение и уважение: «жизнь», «душа», «преданность»,«обожение», «раб», «слуга» — все это до того опошлено, что, когда люди хотятвысказать подлинно горячее чувство и настоящее уважение, у них уже нехватает для этого слов.
Я смертельно ненавижу все, что хоть сколько-нибудь отдает лестью, ипоэтому, естественно, склонен говорить сухо, кратко и прямо, а это тем, ктоменя плохо знает, кажется высокомерием. С наибольшим почтением отношусь я ктем, кому не расточаю особо почтительных выражений, и если душа мояустремляется к кому-либо с радостью, я уже не могу заставить ее выступатьшагом, которого требует учтивость. Тем, кому я действительно принадлежу всейдушой, с предлагаю себя скупо и с достоинством и меньше всего заявляю освоей преданности тем, кому больше всего предан. Мне кажется, что они должнычитать в моем сердце и что всякое словесное выражение моих чувств толькоисказит их.
Я не знаю никого, чей язык был бы так туп и неискусен, как мой, когдадело касается всевозможных приветствий по случаю прибытия, прощаний,благодарностей, поздравлений, предложений услуг и других словесныхвыкрутасов, предписываемых правилами нашей учтивости.
И ни разу не удавалось мне написать письмо с рекомендацией кого-либоили с просьбой об одолжении кому-либо так, чтобы тот, для кого оно писалось,не находил его сухим и вялым.
Величайшие мастера составлять письма — итальянцы. У меня, если неошибаюсь, не менее ста томов таких писем; лучшие из них, по-моему, письмаАннибале Каро 674. Если бы вся та бумага, которую я в свое время исписал,обращаясь к женщинам, была теперь налицо, то из написанного мной в те дни,когда руку мою направляла настоящая страсть, может быть и нашлась быстраничка, достойная того, чтобы ознакомить с нею нашу праздную молодежь,обуреваемую пылом любви. Я всегда пишу свои письма торопливо и такстремительно, что, хотя у меня отвратительный почерк, я предпочитаю писатьих своей рукой, а не диктовать другому, так как не могу найти человека,который бы поспевал за мной, и никогда не переписываю набело. Я приучилвысоких особ, которые со мной знаются, терпеть мои кляксы и помарки набумаге без сгибов и полей. Те письма, на которые я затрачиваю больше всеготруда, как раз самые неудачные: когда письмо не далось мне сразу, значит,мне не удалось вложить в него душу. Приятнее всего для меня — начинать безовсякого плана: пусть одно влечет за собой другое. В наше время в письмахбольше всяких отступлений и предисловий, чем делового содержания. Так как япредпочитаю написать два письма, чем сложить и запечатать одно, то это делоя всегда возлагаю на кого-нибудь другого. Точно так же, когда все, что нужнобыло сказать в письме, исчерпано, я охотно поручал бы кому-нибудь другомудобавлять к нему все эти длинные обращения, предложения и просьбы, которымиу нас принято уснащать конец письма, и очень желал бы, чтобы какой-нибудьновый обычай избавил нас от этого, а также от необходимости выписыватьперечень всех чинов и титулов. Чтобы тут не напутать и не ошибиться, я нераз отказывался от намерения писать, особенно же к людям из судейского ифинансового мира. Там постоянно возникают новые должности, царит путаница враспределений и присвоении высоких званий, а они покупаются настолькодорого, что нельзя забыть их или заменить одно другим, не нанеся обиды.Точно так же нахожу я неподходящим делом помещать посвящение с перечнемчинов и титулов на заглавных листах книг, которые мы посылаем в печать.