Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Англия в 1870-1914 гг

.doc
Скачиваний:
77
Добавлен:
18.04.2015
Размер:
512 Кб
Скачать

Неудача постигла либерала У.Гладстона в борьбе с пристрастием англичан к пиву и спиртному. В английском парламенте были хорошо представлены винокуры и пивовары, вне зависимости от их партийной принадлежности, все они грудью встали на защиту права каждого англичанина употреблять эти напитки по своему усмотрению. С большим трудом правительству Гладстона удалось добиться небольшого ограничения в часах работы английских “пабов” (пивных). По распространенному тогда мнению, антиалкогольная кампания Гладстона оттолкнула от либеральной партии много избирателей и привела к поражению на выборах 1874 года. Сам “великий старец” утверждал, что политический оппонент либералов – лидер консервативной партии Бенджамин Дизраэли “потопил своих либералов-оппонентов в потоках пива и джина”.

Обуреваемый ненавистью к сопернику он, конечно же, упрощал политическую ситуацию. Дело было в том, что в лагерь консерваторов перешла наиболее умеренная часть либеральной буржуазии вместе с поддерживающим ее электоратом Эти благообразные буржуа были давно недовольны “реформаторскими излишествами” либерала Гладстона. Лендлорды и сквайры по-прежнему украшали своим пребыванием ряды партии консерваторов-тори, но теперь они не только занимались сельским хозяйством, а вошли в правления акционерных обществ. В свою очередь, “нувориши” “смыкались” с сельской Англией. Обладание манором (поместьем), титулом придавало вес в обществе, помогало проникать во власть, в правящие круги Великобритании. Перед владельцем манора открывались все двери в политический истеблишмент – во власть, к доходным должностям, в правления акционерных обществ и контор. После хорошего и плотного обеда в период уик-энда, в сельском доме, за бокалом вина и сигарой предварительно совершались масштабные финансовые сделки и принимались важные политические решения, которые затем переносились в парламент и кабинет министров.

Консервативная партия Бенджамина Дизраэли умело раздавала электорату обещания. В своей речи в Кристальном дворце в 1872 году Дизраэли представил партию тори как общенациональную партию в отличие от космополитов-либералов, сокрушающих своими реформами традиционные устои английского общества. К таким вековым, консервативным устоям Дизраэли отнес уважение к религии, к монархии, традиционным британским институтам – Дизраэли добавил новую ценность – улучшение условий жизни народа. Лидер консерваторов польстил рабочему классу, назвав его “английским до мозга костей” и преисполненным желания поддержать величие страны и империи. Тем не менее, это не укрепило позиции консерваторов в среде рабочего класса, английские пролетарии всегда были отрицательно настроены к консерваторам. Успех консерваторов на выборах 1874 года был вызван “поправением” значительной части буржуазии, осуждавшей чрезмерную склонность либерала Гладстона к реформам и отдавших свои голоса более сдержанному в реформах и “здравомыслящему” консерватору Дизраэли.

Бенджамин Дизраэли, ставший новым премьер-министром, был одной из самых колоритных личностей, когда-либо стоявших у британского правительственного руля. “Дизззи”, как звали мальчика в детстве, родился в состоятельной и образованной еврейской семье в 1894 году, его отец – Исаак Дизраэли слыл вольтерьянцем, книголюбом, увлекался историей английской литературы и все свое свободное время проводил в домашней библиотеке. Иудейская община, как и все “иноверцы” в Британии, тогда подвергалась гонениям и не пользовалась политическими правами. Исаак Дизраэли уже после рождения сына, приобрел дом по соседству с Британским музеем, в котором, по словам биографа, “и похоронил себя”. Будучи совершенно равнодушным к религии, Исаак редко появлялся в синагоге, за что иудейская община наложила на него штраф. Разобидевшись на нее, Исаак Дизраэли вышел из общины и в 1817 году по совету друзей и ради жизненных удобств крестил детей по англиканскому образцу.

В пятнадцать лет юный Бенджамин закончил школу, далее в течение двух лет получал домашнее образование, изучая жизнеописания великих исторических личностей. Отец хотел приобщить его к юриспруденции, отправив в адвокатскую контору. Но копаться в бесчисленных пыльных фолиантах и постигать тонкости английского права не нравилось Бенджамину, это не соответствовало его живому темпераменту. Молодой Дизраэли жаждал признания и славы.

В молодости Дизраэли слыл большим оригиналом: отпустил длинные, до плеч волосы, носил невообразимо яркие, пестрые жилеты, обвешивался многочисленными цепочками и заработал репутацию чудака. Он понял, что добиться настоящего признания можно было не погружением в безбрежное море судебных прецедентов и не оригинальными нарядами, а с помощью пера и парламентской трибуны.

В традицию воспитания британца той поры входило обязательное зарубежное путешествие. В двадцать лет Бенджамин вместе с отцом совершил поездку по Европе. Свои впечатления он излагал в письмах к любимой сестре Сарре. Описания древних городов, великолепной природы, торжественных богослужений в храмах, восторги по поводу изысканной кухни и вин чередовались друг с другом. Но не только созерцаниям и винным дегустациям предавался молодой Бенджамин. Проплывая на пароходе по Рейну, он пришел к выводу: чтобы сделать большую карьеру, ему были необходимы три вещи – голубая кровь, миллион фунтов стерлингов и гениальность. В наличии, по мнению Дизраэли, имелось только третье – гениальность.

Возвратившись в Лондон, он решил заняться реализацией второго условия (“миллион фунтов стерлингов”) и пустился в биржевые спекуляции. В иные времена будущий премьер-министр Великобритании неделями не высовывал носа из дому – прятался от наседавших на него кредиторов. Финансовое положение молодого Дизраэли было настолько плачевным, что вдова члена парламента Мэри-Энн Виндхэм-Льюис, к которой он посватался, заподозрила его в корыстных намерениях. На это были основания: она была на двенадцать лет старше жениха и не отличалась ни умом, ни красотой. Но Дизраэли опроверг ее нехорошие подозрения: их брак оказался долгим и счастливым. Уже много лет спустя, в старости, Дизраэли, знаменитого политика, спросили, что же его удерживало и привязывало к его чудаковатой старушке ? Дизраэли ответил: “То, что вам не ведомо – признательность”.

Убедившись, что коммерция и бизнес – не его призвание, молодой Дизраэли взял в руки перо – благо кредиторы обрекали его на домашний образ жизни. В тот самый день, когда ему исполнился двадцать один год, он завершил свой первый роман “Вивиан Грей”. Современный читатель считает литературные творения Дизраэли чересчур скучными, растянутыми, излишне нравоучительными, назидательными, но современники автора смотрели на них иначе. В романе “Вивиан Грей” Дизраэли вывел образ честолюбца, удовлетворяющего свою страсть не служением Отечеству, а ради достижения карьеры. В этом смысле идеалом для Дизраэли был Наполеон Бонапарт. Произведения Дизраэли содержали критику существовавших в Британии острых противоречий между бедностью и богатством. Самым значительным романом, где тема представлена бедности и богатства, считается роман “Сибилла или две нации”, вышедшем в 1845 году. Именно этот роман со своих страниц подарил публицистам крылатое выражение “две нации в рамках одной”. Многие читатели относили молодого Дизраэли к радикалам и последователям Байрона (о чем он сам громко заявлял). Но это было далеко от истины. Душой и телом Бенджамин Дизраэли принадлежал к буржуазному сословию, к аристократии и идеализировал обычаи и нравы “веселой, старой, доброй Англии”. Разоблачение зла в произведениях Дизраэли было и поверхностным и демагогическим.

Вернувшись из заграничного, европейского путешествия, Дизраэли вступил на стезю политики и на собственном опыте убедился, что взобраться на ее Олимп (или в английском варианте – занять переднюю скамью в палате общин, где сидело правительство) очень-очень непросто для начинающего политика-одиночки. Одного желания и непомерных амбиций для этого явно не хватало. Уже на выборах 1832 года Дизраэли впервые выступил как независимый кандидат и провалился. Понадобились четыре провала на выборах, чтобы осознать необходимость поддержки крупной партии. В 1835 году Дизраэли примкнул к консерваторам, представив записку под названием “В защиту английской конституции”, в которой воспевал “мудрость наших предков”, значение традиций, выступил против радикализма. На Дизраэли смотрели как на глашатая сельской, т.е. помещичьей партии. Важное место в системе взглядов Дизраэли занимала англиканская церковь – “часть нашей истории, часть нашей жизни”, хранительница обычаев и устоев. Новое положение в партии и обществе изменили имидж Дизраэли. Он навсегда отказался от чудачеств в одежде, кричащие разноцветные жилеты, цепи и браслеты исчезли из его гардероба. Он навсегда отдал предпочтение солидному и респектабельному черному цвету костюмов, жена погасила долги Бенджамина на кругленькую сумму в тринадцать тысяч фунтов стерлингов, а отец ссудил его десятью тысячами фунтов на покупку нового поместья. После этого Дизраэли стал сквайром в графстве Бекингемпшир.

Казалось, молодой политик так и остался бы на всю оставшуюся жизнь “заднескамеечником” и воспевателем добродетелей старины. Но на деле все сложилось иначе. Дизраэли обнаружил способность быстро реагировать на настроение избирателей. Тогдашние избиратели были небольшой, узкоэлитарной прослойкой имущих англичан. Дизраэли умело уловил их настроения как в масштабе своего избирательного округа, так и в масштабах всей страны. Дизраэли развернул знамя “торийского демократизма” (сохранение традиционных институтов, консолидация империи, улучшение жизни народа). Лендлорды, менее связанные с пролетариатом, нежели промышленная буржуазия, могли позволить себе роскошь законодательных уступок в пользу рабочих. В 1867 году, будучи канцлером казначейства, Дизраэли смог убедить своих коллег по кабинету о необходимости проведения избирательной реформы. Тогда, в 1867 году, право голоса получили домовладельцы и квартиросъемщики в городах. Число избирателей выросло втрое.

В 1874 году на пороге своего семидесятилетия, Бенджамин Дизраэли наконец-то стал премьер-министром. Из романтически выглядевшего юноши он превратился в дряхлого старца, сотрясаемого приступами астмы, страдающего от ревматизма. Давным-давно прошли те времена, когда он в своих письмах к сестре Сарре смаковал прелести французской кухни, теперь он был на строгой диете и осуждал обжорство своих коллег по партии в духе Франсуа Рабле. На престарелого Дизраэли обрушилась лавина многочисленных обязанностей – присутствие на заседаниях кабинета министров, обеды и ужины с влиятельными избирателями, беседы с парламентариями, участие в официальных церемониях в придворных одеждах, с тяжелым мечом в руке. Под тяжестью этого меча дряхлый премьер чуть не падал с ног (процедура возведения в должность ректора сразу нескольких университетов была весьма длительной и утомительной для старца Дизраэли).

Отношения с королевой Викторией у Дизраэли были превосходные и даже сердечные. Дизраэли обладал даром тонкой всепроникающей придворной лести. Кроме того, королеву и премьера сближала общая неприязнь к лидеру либералов Уильяму Гладстону, которого Дизраэли в частной переписке называл не иначе как “архинегодяем”. Королеву Викторию, женщину властную и ревниво относившуюся к своим правам, выводил из себя поучительный, дидактический тон Уильяма Гладстона, с которым тот не расставался даже в личных беседах. К тому же, будучи премьером, Гладстон постоянно навязывал неугодные королеве кандидатуры министров на вакантные должности. Как писали биографы викторианской эпохи, Гладстон с бесконечным почтением противоречил каждому ее слову.

Иное дело – консерватор Дизраэли. Он никогда не забывал публично заявлять в парламенте, что возглавляет правительство “милостью королевы”.

Он всегда заверял королеву Викторию, что исполнение желаний королевы является высшей целью его жизни, он информировал ее о предпринимаемых кабинетом министром шагах, он преподнес в подарок короле все свои литературные сочинения. Та не осталась в долгу и подарила премьеру рукопись своих мемуаров, так что в последующей беседе Дизраэли обронил фразу: “Госпожа, мы с вами авторы…”. Эта фраза сильно льстила королеве и она часто посылала ему записки, дарила безделушки, а весной – букет подснежников, ведь это были любимые цветы премьера. До сих в Великобритании существует “лига подснежника” – консервативная организация, созданная в честь и в память о премьере Дизраэли.

В узком кругу престарелый премьер так определил свою тактику – никогда не возражать, ни в чем не противоречить и кое-что забывать. Это помогало ему жить в полной гармонии с королевой. Главными, конечно, были не личные симпатии Гладстона к королеве Виктории, а полное совпадение их политических взглядов. Оба – и королева, и премьер, – молились на Британскую империю, а Дизраэли выступал глашатаем, выразителем имперской идеи и имперского величия Британии.

Внутренняя и внешняя политика консерваторов (тори). До 1870-х годов консервативная партия была партией лендлордов, крупных банкиров, биржевиков и англиканского духовенства. Теперь к ней примкнуло большинство крупных промышленников, и она начала выдвигаться в качестве главной партии английской буржуазии. Победа консерваторов на выборах 1874 года объяснялась тем, что свои голоса партии Дизраэли отдала значительная часть населения, впервые получившего право голоса (именно благодаря закону, проведенному Дизраэли в 1867 году). Внутренняя политика консерваторов проводилась под лозунгом борьбы против “безответственного индивидуализма” либералов. Дизраэли обвинял их в том, что, ограничивая вмешательство государства в экономическую жизнь, они тем самым отдают рабочего на произвол предпринимателя. Придя к власти, консерваторы сделали ряд шагов в области социального законодательства с целью расширения и закрепления своего влияния в стране.

В 1875 году был принят закон “о предпринимателях и рабочих”, согласно которому обе стороны при заключении контракта о найме юридически выступали на равноправных началах. В том же 1875 году был принят закон о “заговорах и охране собственности”, разрешивший мирное пикетирование. Шансы на успешное проведение стачек возросли. Очередной Конгресс тред-юнионов выразил правительству консерваторов свою признательность. Наконец, тогда же был проведен закон, запретивший принимать на работу детей младше десяти лет. Дизраэли, как и его предшественник либерал Уильям Гладстон, отказался выполнять требования тред-юнионов о пятидесятичетырехчасовой рабочей неделе, но провел билль о об ограничении рабочего времени пятидесятисемью часами в неделю. Одновременно консерваторы старались усилить государственный аппарат. Законы, принятые начиная с 1870-х годов (создание министерства местного управления и другие), намного расширили полномочия центральной власти в ущерб местным выборным органам, пользовавшимся ранее значительной автономией. В то же время значительно увеличились полномочия кабинета министров за счет падения роли парламента. Право законодательной инициативы по всем существенным вопросам сосредоточилось в руках правительства. Одной из важных форм усиления влияния кабинета министров было расширение подчиненного им аппарата (организация министерства сельского хозяйства, министерства по делам Шотландии и других ведомств). Муниципалитеты получили право на строительство недорогих жилищ. Было предусмотрено введение государственного контроля за качеством пищевых продуктов. В совокупности, эти меры показывали, что консерваторы были всерьез озабочены созданием национального консенсуса на базе умеренных реформ и при сохранении почитаемых ими институтов – короны, пэрства, и влиятельной не только в духовной среде церкви. Находилось в нем место и для рабочих: в 1874 году в палате общин впервые появились два их представителя.

Один из первых актов в области внешней политики превратил Дизраэли в признанного лидера страны. В 1869 году знаменитый французский инженер Фердинанд Лессепс закончил прорытие Суэцкого канала. Через несколько лет египетский хедив Исмаил, славившийся своей расточительностью, пришел к выводу, что ему срочно надо расстаться с контрольным пакетом акций – иначе грозило разорение. Биржа предвкушала “сделку века” – появление ста семнадцати тысяч акций – ценных бумаг на астрономическую по тем временам сумму в четыре миллиона фунтов стерлингов. Французские дельцы торговались, стремясь заполучить лакомый кусок подешевле. А Дизраэли действовал. 20 ноября 1876 года переговоры французов с египетским хедивом были прерваны. Британский министр финансов сообщил премьеру, что достать такую огромную сумму без предварительного согласия парламента невозможно. Тем не менее, 24 ноября кабинет, по настоянию Дизраэли, согласился на покупку. Личный секретарь Дизраэли, дежуривший у дверей, немедленно отправился к главе британской ветви банка Ротшильдов лорду Лионеллу. Тот поинтересовался: “Когда же понадобятся деньги ?” – “Завтра”, – был ответ. 25-го ноября в Каире был подписан контракт, а 26-го сто семнадцать тысяч акций были помещены на хранение в британское генеральное консульство. Оставалось оформить операцию через парламент, что было не трудно, поскольку обе палаты и обе партии, и либералы и консерваторы, и пресса разных направлений единодушно приветствовала “дерзкий и своевременный акт”. Так в руки англичан перешла основная водная артерия, соединявшая метрополию с Индией. Французская печать обрушилась градом упреков на своих неповоротливых финансистов, но было поздно: Суэц “уплыл” у них из-под носа. Это произошло в 1876 году.

В том же, 1876 году, Дизраэли добился провозглашения королевы Виктории (правила в 1837–1901 годах) императрицей Индии. Все возражения политических оппонентов – что это не соответствует традиции именовать монархиню только королевой – были преодолены, парламентарии в палате общин возражали, скорее, для порядка. 1 января 1877 года в Дели толпа усыпанных драгоценностями индийских раджей и затянутых в мундиры и фраки “англо-индусов”, офицеров и чиновников колониальной администрации, приветствовала королеву Викторию как наследницу Империи Великих Моголов (правда, в ее отсутствие).

Дизраэли умело создавал культ королевы Виктории и превратил его в один из основных элементов идеологии “демократического торизма”. Каждое внешнеполитическое выступление своего правительства Дизраэли представлял как необходимый шаг в борьбе за сохранение престижа Англии в Европе и во всем мире. Ее интересы были для Дизраэли превыше всего.

Этими целями Дизраэли оправдывал поддержку Турции во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов, и дипломатический нажим на Россию на Берлинском конгрессе, и бурно развернувшуюся тогда колониальную экспансию Англии (захват острова Кипр у Турции, оккупация бурской республики Трансвааль, война против Афганистана, военная экспедиция против зулусов и так далее). Такая внешняя политика требовала огромных расходов. Бюджет сводился с большим дефицитом, и правительству консерваторов даже пришлось повысить подоходный налог. Это в немалой степени подорвало престиж партии тори среди избирателей.

Во время избирательной кампании в конце 1879 – начале 1880-го года либералы резко выступили против “дорогостоящего авантюризма” Дизраэли во внешней политике. Гладстон обещал покончить с чрезмерными государственными расходами, расширить избирательные права и добиться, наконец, умиротворения мятежных ирландцев.

Успеху либералов во время выборов 1880-го года способствовало укрепление их партии. По инициативе бирмингемских либералов, возглавляемых Джозефом Чемберленом, агитационный избирательный механизм, прежде создававшийся только перед очередными выборами, был преобразован в постоянно действующую “национальную либеральную федерацию” (в 1877 году). Выборы 1880-го года принесли победу либералам. Наступила очередная “смена вех”. Кабинет Дизраэли “износился”, одряхлевший премьер-министр к реформ охладел, традиционное крыло в партии явно одерживало верх, экспансионистский курс во внешней политике стал сдавать сбои. Британский экспедиционный корпус был разгромлен в Афганистане, потерпела неудача экспедиция против зулусов в Южной Африке. Во время Мидлотианской избирательной кампании лидер либералов Уильям Гладстон обвинил Дизраэли во всех смертных грехах. Внешнюю политику Дизраэли либерал Гладстон уподобил мору в любой точке земного шара, до которой удавалось дотянуться, и обвинил Дизраэли в том, что тот поставил под угрозу “все главные интересы христианства” и бросил народ “в бездну страдания, позора и бесчестья”.

Итак, в 1880 году кабинет министров сформировал либерал Уильям Гладстон (1880 – 1885 годы). Ему предстояло урегулировать наболевший ирландский вопрос, ставший одним из центральных в политической жизни Англии.

Ирландский вопрос”. Ирландия всегда считалась первой и самой главной колонией Англии. Ирландские буржуазно-либеральные круги были напуганы фенианским террором. Убеждение в том, что Ирландия лишена атрибутов государственности, расстановка сил в английском парламенте, накаленная атмосфера на самом Изумрудном острове побуждали Гладстона всерьез обратиться к его делам. Голод и обезлюдение 1840-1850-х годов взорвали ирландскую экономику. Хлынувшая из-за океана дешевая пшеница поставила под вопрос рентабельность зернового хозяйства. Наступил ирландский вариант огораживаний: поля заросли травой и превращались в выпасы, мягкий и влажный климат благоприятствовал разведению крупного рогатого скота, благо, скот мог пастись там круглый год. Ирландия превратилась в поставщика мяса в города Англии: скот живьем перевозился через Ирландский пролив и уже на месте производился его откорм.

В Ирландии появилась и быстро развилась прослойка скотопромышленников-рэнчеров, значительно потеснивших лендлордов. Многие помещики были готовы сбыть свои земли на вечно беспокойном Изумрудном острове, обзавестись капиталом и вложить его в акции. Но теперь уже рэнчеры-скотопромышленники, а не лендлорды стали объектом крестьянских выступлений. Самовольный захват рэнчерами крестьянских земель, угон и убийство принадлежавшего им скота, террористические акты, стычки с полицией и войсками – все эти конфликты превратились в повседневные. Ежегодно в Ирландии отмечались сотни преступлений, множество усадеб находилось под вооруженной охраной.

В конце 1870-х годов положение в Ирландии серьезно обострилось в связи с общеевропейским аграрным кризисом. Снова началось массовое изгнание арендаторов лендлордами. В 1879 году в Ирландии образовалась крестьянская организация “Земельная лига”. В течение года она объединила в своих рядах свыше двухсот пятидесяти тысяч человек. На изгнание арендаторов она отвечала поджогами помещичьих усадеб, имений, уничтожением скота, а иногда и убийствами ненавистных помещиков или их управляющих. Широкое распространение получила новая форма борьбы, названная “бойкотом” по имени управляющего поместьем капитана Бойкота, который первым испытал на себе этот способ общественного давления, направленный против тех, кто захватывал земли арендаторов.

Лондон не мог не реагировать на сложившуюся в Ирландии ситуацию. За тридцать лет, начиная с 1881 года, кабинеты, как либеральные, так и консервативные, провели через парламент пять аграрных актов, предусматривавших выкуп крестьянами земли, причем на все более сносных условиях, и к кануну первой мировой войны Ирландия “очистилась” от системы лендлордизма, в ней упрочилось мелкое фермерство с высоким уровнем товарного производства, достигавшимся часто за счет крайне низкого жизненного уровня самого производителя и его семьи: не доем, но продам. Появилась и прослойка зажиточных фермеров, отмечался значительный технический прогресс как в животноводстве, так и в зерновом хозяйстве, которое, разумеется, не исчезло совершенно.

Боясь массового аграрного движения, ирландские буржуазно-либеральные круги стремились к чисто консервативным методам борьбы и выдвинули программу автономии (“home rule” – “гомруль”) Ирландии. В 1870 году Ирландская Лига гомруля видела свою задачу в том, чтобы, играя на противоречиях между либералами и консерваторами, выторговать у обеих партий уступки, вплоть до принятия закона о гомруле. В то же время такая тактика должна была породить конституционные иллюзии в массах крестьянства и мелкой буржуазии городов.

Несомненно, что необходимость поддержки со стороны ирландцев подвигнула Уильяма Гладстона на внесение первого билля о гомруле – самоуправлении Изумрудного острова в 1866 году. Предусматривалось восстановление в Дублине двухпалатного парламента и переход всей администрации в местные руки. Главные рычаги управления Лондон оставлял за собой: вооруженные силы, финансы, внешние сношения входили в компетенцию центра. “Великого старца”, как звали в те времена Гладстона, ждали провал и отставка, его покинула значительная часть сторонников, переметнувшихся к консерваторам, в партию Б.Дизраэли. В 1892 году У.Гладстон предпринял неудачную попытку вторично внедрить гомруль. Закон о гомруле для Ирландии прошел через палату общин, на что ушло восемьдесят шесть (!) заседаний. Билль о гомруле перекочевал в палату лордов. И тут, по словам одной газеты, “позабыв о скачках, покинув свои поместья, охотничьи угодья и курорты, наши замечательные пэры, здоровые и больные, хромые, увечные, кто гордо шествуя, кто едва плетясь, отправились в Вестминстер и с треском провалили законопроект”, положив, тем самым, конец политической карьере Уильяма Гладстона.

Заметный прогресс в экономике и прочная привязанность к английскому рынку тормозили процесс национального освобождения Ирландии. Сказывалась и раздробленность участвовавших в нем политических сил. На позициях достижения гомруля (автономии) стояла Ирландская лига гомруля, преобразованная в Ирландскую парламентскую партию. Выборы 1874 года принесли Лиге гомруля успех; в парламент были избраны шестьдесят ее кандидатов. Признанным вождем либеральной части ирландского общества и Ирландской парламентской партии в эти годы стал видный деятель буржуазно-либерального движения Чарльз Парнелл (1846–1891 годы), возглавивший группу ирландских депутатов в английском парламенте. Потомок английских завоевателей и протестант по вероисповеданию, Чарльз Парнелл слыл искусным оратором и упорным парламентским тактиком. Он до тонкости разработал и энергично использовал тактику парламентской обструкции. Суть ее заключалась в том, чтобы, используя различные правила парламентской процедуры, тормозить, а, если удастся, то и вовсе парализовать деятельность палаты общин. Для этого искусный оратор, Чарльз Парнелл проявлял чудеса изворотливости и использовал право депутата выступать с речами без регламента. Он брал слово и произносил длинные, продолжительные речи по любому поводу, совсем не относящиеся к обсуждаемому вопросу. Обструкция привлекла общественное мнение к “ирландскому вопросу”, к судьбам Ирландии. Правда, эта тактика отводила массам лишь пассивную роль избирателей, посылающих в парламент гомрулеров. Своей энергичной оппозицией английскому правительству Чарльз Парнелл завоевал широкую популярность “некоронованного короля Ирландии”. Эта популярность и позволила ему выдвинуться в качестве руководителя национального движения ирландцев. Лозунгом Чарльза Парнелла стал гомруль, т.е. самоуправление для Ирландии в рамках Британской империи. Ирландская фракция в английском парламенте насчитывала в палате общин восемьдесят – девяносто человек. От этой фракции нередко зависела не только судьба законопроекта о гомруле, но и судьба самого правительства Уильяма Гладстона.