5 Баллов (По и. С. Шмелеву)

№15

То, что мы сейчас собираемся сделать, - преступление. По своеобразному старинному обычаю, позволяется ловить в бухте рыбу только на удочку и в мережки. Лишь однажды в год в продолжение трех дней ловят ее всей Балаклавой в сети. Это – неписаный закон.

Но ночь так черна, вздохи дельфинов так возбуждают страстное охотничье любопытство, что, подавив в себе невольный вздох раскаяния, я осторожно прыгаю в лодку. Яни перебирает нижний край, отягощенный свинцовыми грузилами, а я быстро и враз с ним передаю ему верхний край, оснащенный пробковыми поплавками.

Но чудесное, никогда не виданное зрелище вдруг очаровывает меня. Где-то невдалеке, у левого борта, я внезапно вижу, как вокруг лодки и под лодкой со страшной быстротой проносится множество извилистых струек, похожих на следы тающего фейерверка. Это бегут сотни и тысячи испуганных рыб, спасающихся от преследования прожорливого дельфина. Тут я замечаю, что все море горит огнями. На гребнях маленьких, чуть плещущих волн играют голубые драгоценные камни. В тех местах, где весла трогают воду, загораются волшебным блеском глубокие блестящие полосы. Я прикасаюсь к воде рукой, и когда вынимаю ее обратно, то горсть светящихся брильянтов падает вниз, и на моих пальцах долго горят нежные фосфорические огоньки.

Другой косяк рыбы со страшной быстротой проносится под лодкой, бороздя воду короткими серебряными стрелками. Я слышу фырканье дельфина совсем близко. Наконец вот и он! Он показывается с одной стороны лодки, исчезает на секунду под килем и тотчас же проносится дальше. Он идет глубоко под водой, но я с необыкновенной ясностью различаю весь его мощный бег и все его могучее тело, осеребренное игрой инфузорий, обведенное, точно контуром, мириадами блесток.

4 Балла (По а. И. Куприну)

№16

Чрево Москвы.

Охотный ряд получил свое название в те времена, когда здесь было разрешено торговать дичью.

Вдоль широкого тротуара стояли переносные палатки. Ходили охотники, обвешанные утками, тетерками, зайцами. У баб из кошелок торчали головы кур и цыплят, в мешках визжали поросята, которых продавцы, вынимая из мешка, непременно поднимали над головой, держа за связанные задние ноги. На мостовой сновали пирожники, блинники, торговцы гречневиками, жаренными на постном масле. Сбитенщики разливали горячий сбитень – любимый тогда медовый напиток, согревавший извозчиков и служащих, замерзавших в холодных лавках. Летом сбитенщиков заменяли торговцы квасами, и самый любимый из них был грушевый, из вареных груш. В моченом виде они лежали пирамидами на лотках.

Мясные и рыбные лавки состояли из двух отделений. В первом лежало на полках мясо разных сортов: дичь, куры, гуси, индейки, паленые поросята для жаркого. На крючьях были развешаны туши барашков и поенных молоком телят, а весь потолок занят копчеными, вареными окороками. Во втором отделении, темном, освещенном только дверью во двор, висели десятки мясных туш.

Охотный ряд бывал особенно оживленным перед большими праздниками. К лавкам подъезжали на тысячных рысаках расфранченные купчихи, и за ними служащие выносили из лавок корзины и кульки с товаром. И торчит, бывало, рядом с собольей шубой миллионерши окорок, а поперек медвежьей полости лежит пудовый мороженый осетр во всей своей красоте.

Около прилавка хлопочут, расхваливают товар и бесперебойно врут приказчики в засаленных домотканых поддевках и заскорузлых фартуках. На поясе у них – целый ассортимент ножей, которые чистятся только на ночь.

Главными покупателями были повара лучших трактиров и ресторанов, а затем повара барские и купеческие, купчихи и кухарки. Все это толклось, торговалось, спорило из-за копейки, а охотнорядец рассыпался перед покупателем, памятуя: «Не обманешь – не продашь».