Седов В.В. - Древнерусская народность

дротовых браслетов с расширенными или зооморфно оформленными концами, В-образных пряжек, костыльковидных застежек и др.) начи- ная с последних десятилетий VII в., может быть с рубежа VII—VIII вв. Средний этап рассматриваемой культуры характеризуется исчезновением форм сосудов, продолжавших традиции пеньковской и колочинской керамики, и распространением гончарной посуды. Он определяется VIII веком60. На позднем этапе (вторая половина VIII в. и первая половина IХ в.) наблюдается эволюционная трансформация волынцевской культуры в роменскую.

При этом гончарная посуда выходит из употребления, по-видимому, в связи с прекращением в силу каких-то исторических обстоятельств функционирования центров по ее производству. Формируется набор сосудов, характерный для роменских древностей, распространяется веревочный орнамент. Сопоставительный анализ керамики волынцевских памятников с посудой роменской культуры проведен С. П. Юренко, А. А. Узяновым и В. А. Петрашенко. В результате установлена преемственность в изготовлении посуды волынцевской и роменской культур61. Форма характерного волынцевского горшка (с цилиндрическим горлом и высокими плечиками) становится весьма распространенной и на памятниках роменской культуры и бытует вплоть до ХI в., когда лепную посуду окончательно вытесняет древнерусская гончарная керамика. Жилища-полуземлянки, свойственные волынцевской культуре, составляют этнографическую особенность также и роменского населения. При эволюции волынцевской культуры в роменскую сохраняется неизменной и погребальная обрядность.

Основной территорией волынцевской культуры является Подесенье с бассейном Сейма и верхние и средние течения Сулы, Псла и Ворсклы, где сосредоточено наибольшее количество этих древностей. Крайние западные волынцевские поселения известны на правом берегу Днепра в округе Киева и Канева62. На юго-востоке волынцевский ареал простирался до верхнего течения Северского Донца, где вплотную соприкасался с территорией салтово-маяцкой культуры. Между населением этих культур устанавливаются активные контакты — некоторые салтовские вещи широко распространяются на территории волынцевской культуры63. В свою очередь, небольшие группы волынцевского населения проникают в соседние области салтово-маяцких древностей, на что указывают, в частности, находки волынцевской керамики в Дмитриевском могильнике64, поселении Жовтнево, в Саркеле и других местах.

Имеются материалы, позволяющие говорить о расселении носителей волынцевской культуры и в бассейне среднего течения Дона. На памятниках боршевской культуры, безусловно родственной роменской, если не составляющей ее вариант, представлены горшковидные сосуды типично волынцевского облика. С волынцевским населением в Среднем Подонье можно связывать две группы керамики. Первую состав-

ляют характерные волынцевские гончарные горшки с пролощенным орнаментом, вторую — горшки, по форме весьма близкие к типично волынцевским, но имеющие некачественное лощение. По мнению А. З. Винникова, последняя посуда изготавливалась на месте как подражание волынцевской керамике.

Керамика волынцевского облика встречена как на поселениях (Белогорское городище), так и в могильниках (Первый и Второй Белогорские и Лысогорский). И. В. Зинковская, исследовавшая материалы Второго Белогорского могильника, отметила, что среди керамики его довольно отчетливо выделяется серия горшков с высоким, почти вертикальным горлом, полностью сопоставимая с сосудами волынцевской культуры. Исследовательница обращает внимание еще на присутствие в материалах этого памятника лепных округлобоких горшков с примесью шамота в тесте, сопоставимых с позднепеньковской керамикой. В этой связи делается предположительный вывод о некотором участии пеньковского населения в формировании славян Воронежского Подонья65. Очевидно, освоение славянами этого региона следует относить к начальному этапу волынцевской культуры. К числу ранних славянских памятников принадлежит и поселение в с. Ярлуково Липецкой обл., где встречены глиняные сосуды, сопоставимые с пеньковско-колочинскими66.

На наиболее полно раскопанном поселении Титчиха, расположенном на правом берегу Дона ниже Воронежа, собственно волынцевской керамики не выявлено, но в коллекции этого памятника есть немало горшков, очень близких по форме к посуде, характерной для волынцевских древностей67. Это поселение принадлежит к относительно поздним среди памятников боршевской культуры, чем, видимо, и обусловлена такая картина.

Исследователи боршевской культуры нередко утверждают, что ее характеризует курганный обряд погребения. Действительно, в ареале этой культуры имеется немало курганных некрополей. Однако нельзя не обратить внимание на то, что все до сих пор раскопанные здесь курганы Подонья датируются IХ—Х вв., то есть принадлежат не к этапу становления боршевской культуры. При исследовании Лысогорского могильника было зафиксировано, что курганы здесь сооружены на месте предшествовавшего им поселения более раннего этапа боршевской культуры. Очевидно, курганный ряд получил распространение на среднем Дону на столетие позже становления рассматриваемой культуры. До этого боршевское население, как и носители волынцевских и роменских древностей, хоронило умерших в грунтовых могильниках. Обычай сооружать курганы с погребальными камерами-домовинами был привнесен на средний Дон только в IХ в., очевидно из Верхнего Поочья.

Домостроительство боршевского региона идентично роменскому. Печи здесь выкладывались в основном из камня, так же как в деснинском регионе волынцевской культуры. Думается, есть все основания

полагать, что боршевская культура на Дону, как и роменская в Днепровском левобережье, сложилась на базе волынцевских древностей (рис. 11).

Ðèñ. 11

Распространение памятников роменской и боршевской культур

а — памятники роменской и боршевской культур и подобных им древностей Окского бассейна; б — ареал салтово-маяцкой культуры; в — дулебской и антской групп; г — кривичей смоленско-полоцких; д — славянской группы, представленной браслетообразными незавязанными височными кольцами; е — муромы

Аналогичная ситуация имела место в бассейне верхней Оки. Памятников исключительно с отложениями волынцевской культуры в этом регионе нет, но характерная для волынцевских древностей глиняная посуда обнаружена на многих поселениях. При систематизации верхнеокской керамики VIII—Х вв. Т. Н. Никольская выделила большую группу лепных горшков с прямым, вертикальным горлом и выпуклыми плечи- ками, которые по всем показателям тождественны характерным сосудам волынцевской культуры. Такая керамика встречена при раскопках поселений Воротынцево на Зуше, Синюково, Зайцево, Федяшево и других. Горшки волынцевского облика с заглаженной поверхностью обнаружены также в курганах с трупосожжениями в Лебедке и Воротынцеве. Некоторые горшкообразные сосуды из Западненского могильника также очень близки к волынцевским68.

Думается, что эти материалы достаточно определенно отражают расселение в бассейне верхнего течения Оки волынцевского населения. Это была, по всей вероятности, постепенная инфильтрация носителей волынцевских древностей, причем они, как правило, не основывали новых поселений, а подселялись на уже существующие. Видимо, поэтому волынцевская культура в Поочье не выделяется так ярко, как в Днепровском левобережье. Время миграции волынцевских племен на Оку определяется не позднее конца VII в., поскольку в VIII—IХ вв. здесь широкое распространение получил уже курганный обряд захоронения, чуждый волынцевскому населению.

Сооружение курганов было свойственно предшествующему верхнеокскому населению, представленному мощинской культурой IV—VII вв. Расселившиеся в этой среде носители волынцевской культуры восприняли эту обрядность.

Племена мощинской культуры принадлежали к балтскому этноязыковому массиву. В сочинении Иордана они, по-видимому, зафиксированы под названием Coldas, в котором явно проступает голядь, остатки которой, проживавшие в ХII в. на р. Протве, притоке Оки, упомянуты в летописи69. Первые небольшие группы славян достигли верхней Оки, как можно догадываться по находкам здесь фибул черняховских типов, еще на рубеже IV и V вв. Однако судьба их остается неясной.

Древности Верхнего Поочья VIII—Х вв. по всем основным компонентам, в том числе керамическому материалу и домостроительству, сопоставимы с роменской культурой. Единство происхождения этих культур проявляется во многих деталях. Идентичны топографическая ситуация поселений, их планировка, типы жилищ-полуземлянок с глиняными печами, наборы глиняной посуды, формы горшков, мисок и сковородок. Тождественны даже орнаментальные узоры, которые наносились одинаковыми инструментами. Правда, доля орнаментированной посуды на Оке меньшая, чем в роменском ареале.

Вполне очевидно, что становление волынцевской культуры было обусловлено появлением в Днепровском Левобережье, на Дону и Оке значительных масс нового населения. Вопрос о том, откуда шла эта миграция, ныне решается достаточно авторитетно.

Эта проблема уже была рассмотрена мною70. Представляется, что здесь можно ограничиться кратким изложением полученных результатов.

Сопоставительный анализ характерных маркеров волынцевской культуры обнаруживает ее близость к именьковским древностям, которые в конце IV—VII в. получили распространение в Среднем Поволжье (от нижней Камы до Самарской луки)71. Свойственные волынцевской культуре горшки с цилиндрическим верхом и высокими плечиками были весьма характерной формой и именьковской керамики. Волынцевские миски в равной степени сопоставимы с именьковскими. Тем и другим древностям свойственны однотипные глиняные сковородки. Единственным орнаментом именьковской керамики, как и волынцевской, были пальцевые вдавления по венчику.

Однотипны и поселения волынцевской и именьковской культур. Жилища именьковской культуры — опущенные в грунт прямоугольные в плане строения каркасно-столбовой, реже — срубной конструкции — сопоставимы с волынцевскими. Отапливались они также глиняными печами, каменками или очагами. В волынцевском ареале также известны глиняные печи, каменки и очаги. Правда, в именьковских жилищах чаще встречаются очаги, в то время как на поселениях волынцевской культуры доминировали печи, а очаги свойственны только постройкам раннего этапа. Для поселений обеих культур весьма характерны ямы-кладовки однотипного строения (колоколовидной или цилиндри- ческой формы, стенки обмазывались глиной и иногда обжигались).

Грунтовые могильники именьковской и волынцевской культур состоят из однотипных захоронений по обряду кремации умерших на стороне. Там и тут очищенные от углей и золы кальцинированные кости помещались в неглубоких ямках и сопровождались глиняными сосудами.

Нельзя не отметить и полную однородность экономики волынцевского и именьковского населения. Их культуры характеризуются одинаковым земледельческом укладом. Им свойственны одинаковые орудия сельскохозяйственного труда, идентичны культивируемые растения, тождественны соотношения долей животноводства и охоты, однороден видовой состав домашнего скота.

Установлено, что в конце VII в. основная масса именьковских поселений (а их археологам известно более 600) и могильников прекращают функционировать. Раскопки их показывают, что селения не были разгромлены или сожжены. Они были оставлены именьковским населением. В силу каких-то обстоятельств обширные плодородные земли

Среднего Поволжья оказались опустошенными. Земледельцы этого региона вынуждены были искать новые территории для своего расселения.

Именно в конце VII в. в Днепро-Донском междуречье археологи- чески документируется появление крупных масс нового населения, которое создает волынцевскую культуру, безусловно продолжившую традиции именьковской. Причиной миграции именьковского населения стало появление на Волге воинственных орд тюркоязычных кочевников72.

Именьковская культура связывается со славянским этносом. Ее носителями были славяне, составившие крупную культурно-племенную группировку после гуннского погрома черняховского ареала. В этой ситуации какая-то часть (довольно многочисленная) антов в конце IV в. переместилась из этого ареала в Среднее Поволжье, где и основала именьковскую культуру73.

Славянская атрибуция населения именьковской культуры находит подкрепление в лингвистических материалах. Согласно В. Н. Напольских в пермских языках имеется ряд праславянских лексических заимствований, которые относятся ко времени до распада пермской этноязыковой общности, то есть они не могут быть позднее середины I тыс. н. э.74 Заслуживает особого внимания присутствие в перечне этих заимствований лексемы рожь. Как известно, до славянского расселения в восточноевропейских землях рожь не культивировалась. Польский исследователь К. Яжджевский утверждает, что эта сельскохозяйственная культура и в Средней Европе получала распространение только в процессе расселения славян75.

Меньшая часть именьковского населения, по всей вероятности, не покинула Средневолжские земли. П. Н. Старостин считает, что отдельные группы именьковцев ушли в глухие местности Поволжья, в частности в регион р. Черемшан, где в керамических материалах болгарского времени проявляются некоторые особенности именьковской посуды76. На поселении Криуши в слоях IХ—ХI вв. открыты полуземляночные жилища славянского облика. Нередкой находкой на этом памятнике являются горшки с высокой цилиндрической горловиной, напоминающие именьковскую керамику77. Подобные сосуды с полосным лощением встречены на Суварском, Танкеевском и Муромском городищах, а также в Болгарах и ряде памятников Нижнего Прикамья. Кроме того, на территории Волжской Болгарии на поселениях Белымерское, Хулаш, Кайбельское, Малопальцевское и других обнаружена славянская керамика Х—ХII вв.

Население Волжской Болгарии было разнородным в этническом отношении, что отмечено Ибн Фадланом, посетившим это раннегосударственное образование в составе посольства багдадского халифа в 922 г. Он называет племена болгар, эскель, сиван, баранджар и сакалиба. Последним термином (ас-сакалиба), как известно, восточные средневековые историки и географы называли славян, которые играли не последнюю

роль в Волжской Болгарии. Ибн Фадлан именует это государство «страной Сакалиба», а хана Алмуша — царем сакалиба. В восточных источ- никах IХ—Х вв. неоднократно называется «Славянская река». Ал-Би- руни достаточно определенно свидетельствует, что этой рекой в то время была Волга78.

Именьковская группа славян в течение трех столетий проживала в Среднем Поволжье изолированно от остального славянского мира. Это не могло не привести к зарождению некоторых языковых особенностей диалектного характера. Представляют интерес топонимические изыскания О. Н. Трубачева, которым выявлена архаическая (реликтовая) группа водных названий, локализуемая в левобережной части Днепра и в бассейне верхнего и среднего течений Дона, включая часть речной системы Северского Донца. Это — преимущественно «гидрографические термины, характеризующие особенности воды, ее течения (“продолговатый”, “тенистый, грязный”, “непроточный”, “обтекание” и т. п.)», с элементами специфической семантики, с реконструируемым праславянским причастием от несохранившегося в славянских языках глагола. «По всем признакам это древнейший разряд гидронимов», — подчеркивает исследователь. Произведенное им сравнение этих гидронимов с большой группой праславянских гидрографических терминов, собранных и проанализированных Ю. Удольфом, продемонстрировало обособленность (диалектность) рассматриваемых названий воды левобережно-днепровского и до- нецко-донского ареала79.

Картография последних достаточно определенно указывает на связь их с территорией волынцевской и генетически связанными с ней роменской, боршевской и верхнеокской культурами (рис. 12). Здесь сосредоточена основная часть этих архаических названий. Кроме того, они в меньшем числе известны в соседних землях, куда проникли носители названных культур или их потомки, в том числе в западных районах ареала салтово-маяцкой культуры. Есть подобные гидронимы еще в междуречье Дона и средней Волги, о которых пока нельзя сказать, отражают ли они инфильтрацию волынцевско-боршевского населения или это следы миграции носителей именьковской культуры на запад. Выявляются единичные гидронимы той же архаической группы на северном побережье Азовского моря, происхождение которых объяснить пока затруднительно.

Самобытность и оторванность архаических водных названий лево- бережно-днепровского и донецко-донского ареала от остального славя- но-русского гидронимического материала, что подчеркивается О. Н. Трубачевым, находит объяснение в трехвековой изоляции этой группы славян — носителей именьковских древностей в Среднем Поволжье.

Имеются и другие топонимические материалы, указывающие на диалектное своеобразие славянского населения, представленного волынцевской и родственными ей культурами. Так, на территории расселения

этой группировки славян концентрируются гидронимы, образованные от апеллятива «Колодезь», суждения об ареальных показателях которых высказывались топонимистами неоднократно80.

Ðèñ. 12

Распространение архаических славянских гидронимов левобережноднепровского и донецко-донского типов

à— гидронимы (большими значками обозначены сравнительно крупные реки);

á— ареал роменской и родственных культур; в — салтово-маяцкой культуры;

ã— дулебской и антской групп; д — северной ветви восточного славянства;

å— пеньковской культуры

Определяется и этноним племенного образования, представленного рассматриваемыми археологическими культурами. О. Н. Трубачев в упомянутой работе высказывает догадку, что «...именно здесь начал шириться этноним Рус, Русь»81.

В «Описании городов и областей к северу от Дуная» — историче- ском документе, условно называемом «Баварский географ», содержится одно из первых упоминаний этого этнонима (Ruzzi)82.

По палеографическим особенностям рукопись «Баварского географа» исследователи относят к первой половине IХ в. (Р. Новы, Э. Херрманн), по историческим реалиям, связанным с описаниями племен Моравского Подунавья, — ко времени около 817 г. (Л. Гавлик), в связи с историей ободритов — к 40-м годам IХ в. (В. Фритце) или к периоду «вскоре после 795 г.» (Л. Дралле). А. В. Назаренко, недавно прокомментировавший этот исторический источник, склонен датировать дошедшую до нас рукопись второй половиной IХ в., отметив при этом, что определить, является ли она оригиналом документа или копией с более раннего оригинала, невозможно83. Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что «Баварский географ» является памятником IХ в., и следовательно, содержащиеся в этом памятнике сведения синхронны волынцевской культуре и развившимся на ее основе культурам роменской, боршевской и верхнеокской. Более того, А. В. Назаренко считает, что написание этнонима русь в этом документе свидетельствует о проникновении его в древневерхненемецкие диалекты не позднее IХ в.84

Из информации «Баварского географа», касающейся восточноевропейского ареала (рис. 13), следует, что русы были ближайшими соседями хазар (Caziri). Где-то по соседству находились области Forsderen liudi (по всей вероятности, как считает ряд исследователей, здесь ошибочно передано древневерхненемецкое Foristari liudy, то есть ‘лесные жители’ от forist ‘лес’), которые следует отождествлять с древлянами — лесными жителями («зане седоша въ лесехъ» — сообщают летописи), и Fresiti. Согласно предположению Й. Херрманна, последний этноним аналогичен древневерхненемецкому Freisassen ‘свободные жители’85. В таком случае под именем Fresiti, вероятно, скрываются поляне — жители «поля» — незалесенной (свободной от леса) местности.

К восточноевропейскому ареалу принадлежат также Velunzane (явно волыняне), Busane (бужане), Unlizi (уличи), Aturezane (предположительно тиверцы). Все они вполне определенно и достаточно надежно локализуются на археологической карте IХ в. Восточной Европы. В результате русам достается ареал волынцевской культуры, который находится как раз между территорией хазар с одной стороны и регионами древлян и полян — с другой. В «Баварском географе» упомянут еще ряд этнонимов племен южной части Восточной Европы, которые не имеют параллелей в этнонимике русских летописей. Локализация этих племен пока невозможна. По всей вероятности, эти этнонимы принадлежат неболь-

64