Флориан знанецкий (1882-1958)

Основоположник польской научной академической социологии. Большая часть его жизни и профессиональной деятельности прошла в США. В классическую сокровищницу мировой эмпирической социологии вошел его пятитомный труд, созданный в соавторстве с У. Томасом, «Польский крестьянин в Европе и Америке» (1918-1920). Среди многих книг, принадлежащих перу Знанецкого, наиболее значительными являются «Введение в соци

48

ологию» (1922), «Метод социологии» (1934), «Социальные роли ученых» (1940) и «Науки о культуре» (1952) [все на польском языке. - Прим. пер.].

Уже в своих ранних трудах Знанецкий высказал точку зрения, которую он определил как «культурализм». Согласно этому подходу, социология является наукой о культуре, то есть о такой сфере действительности, которая отличается и от природы, и от сознания отдельных индивидов. Сущность культуры - это объективированные ценности или отобранные действующими людьми и получившие их позитивные оценки объекты, на которые направлены типичные установки и действия этих людей. Все феномены в обществе так или иначе связаны с чьей-то деятельностью, являются частью чьего-либо опыта, представляют для кого-нибудь ту или иную ценность. Поэтому их исследование надо вести с учетом точки зрения и положения, действующих в данном обществе людей. Этот подход Знанецкий называл обязательным «гуманистическим фактором» любого социального анализа. Исследованиям с учетом гуманистического фактора содействует особая процедура - анализ и интерпретация так называемых «личных документов», или записей, сделанных участвующими в том или ином процессе индивидами на спонтанной основе. Это прежде всего письма и дневники. Именно на такие материалы опирались Знанецкий и Томас, проводя анализ положения польской экономической эмиграции (в поисках заработков) в США.

Главная составная часть социальной жизни - это социальные действия, поведение, обращенное к другим людям и регулируемое общественными правилами (ценностно-нормативной системой). Социальный порядок проистекает из общих правил, из той ценностно-нормативной системы, которую принимает и разделяет данное общество. Из всей совокупности социальных действий выделяются наиболее сложные и наиболее прочные социокультурные системы: социальные отношения, социальные личности, социальные роли, социальные круги и группы. В социальной деятельности реализуются потенциальные тенденции к действиям, или установки. То, что общество обретает свое лицо, свое устройство через социальную деятельность, предопределяет его непрерывную изменчивость и динамику. В социальной жизни теряет смысл, оказывается невозможным какое бы то ни было разделение между статикой и динамикой: здесь нет ничего статичного, здесь все находится в движении.

Особой областью научных интересов Знанецкого была социология науки. Наряду с другими направлениями и важными результатами исследований, он провел детальную, глубокую классификацию различных ролей, выполняемых учеными: это роли людей, открывающих истину («экплораторов»), совершающих открытия, систематизирующих данные, выясняющих причины, исследующих частные проблемы, отстаивающих правду и борющихся за правду, это роли эклектиков, историков знания, фальсификаторов, исследователей-теоретиков. Он также произвел анализ различных форм, в каких в истории и на современном его исследованиям этапе существовали научные школы, характерные для науки сообщества, формирующиеся вокруг того или иного выдающегося ученого или продолжающие его дело, ощущающие себя его наследниками. В польской социологии такую научную школу, оказавшуюся весьма прочной, основал сам Знанецкий.

49

Литература

Znanezki F. Wstfp do socjologii [Введение в социологию]. Warszawa: PWN. 1988.

Znanezki F. Spoleczne role uczonych [Общественные роли ученых]. Warszawa: PWN. 1984.

Znanezki F. Wspokzesny narody [Современные народы]. Warszawa: PWN. 1990.

Znanezki F. Prawa psychologii spolecznej [Законы социальной психологии]. Warszawa: PWN. 1991.

Znanezki F. Ludzie teraznejsi i cywilizacja przyszlosci [Современные люди и цивилизация будущего]. Warszawa: PWN. 2001.

Znanezki F. Nauki 0 kulturze [Науки о культуре]. Warszawa: PWN. 1971.

Znanezki F., Thomas W.I. Chlop polski w Europie i w Ameryce. T. I-V [Польский крестьянин в Европе и в Америке]. Warszawa: Ludowa Spoldzielnia Wydawnicza. 1976.

Szacki J. Znanezki [Знанецкий]. Warszawa: Wiedza Powszechna. 1986.

Abel Т. О Florianie Znaneckom [О Флориане Знанецком]. Lublin: Norbertinum. 1996.

Szczepanski J. Socjologia: rozwoj problematyki i metod [Социология: развитие проблематики и метод]. Warszawa: PWN. 1969. S. 354-392.

Szacki J. Historia mysli socjologicznej. T. II [История социологической мысли]. Warszawa: PWN. 1981. S. 731-762.

Социальная деятельность

Речь - это прекрасный пример таких действий, которые мы адресуем другим людям. Как правило, мы говорим, обращаясь к кому-то, говорим что-либо кому-либо. Так же и наша жестикуляция, как правило, обращена к кому-то, на кого-то рассчитана. Поскольку окружение, состоящее из других людей, имеет для нашей жизни столь фундаментальное значение, очень многие наши действия адресованы другим людям. Но, конечно, не все. Например, когда я сажусь в трамвай, ласкаю свою собаку, купаюсь, смотрю в одиночестве телевизор, вбиваю гвоздь в стену, то здесь нет непосредственного адресата, к которому я бы обращался. Для обозначения таких действий, которые обращены к другим людям, адресованы им, польский социолог Флориан Знанецкий употреблял термин «социальная деятельность». В зависимости от значения этой деятельности он выделял, к примеру, воспитательную, просветительскую деятельность, деятельность власти, развлекательную, информационную деятельность и другие, которые выражаются в вопросах, поучениях, просьбах, приказах, в оказании помощи и других формах. Во всех этих случаях мы хотим передать другим какое-то содержание. Эти «другие» могут быть нашими непосредственными адресатами, когда ими являются какие-нибудь конкретные личности. В простейшем варианте это люди, находящиеся в одном и том же месте. Например, я велю ребенку выучить урок, я спрашиваю коллегу, когда состоится собрание, я подаю в игре мяч правому защитнику. Но такие адресаты могут находиться от меня и в некотором пространственном отдалении, важно, чтобы они сохраняли свою индивидуальную определенность. Так бывает, к примеру, когда я пишу кому-нибудь письмо. Иногда социальная деятельность может быть адресована к более анонимным адресатам. Например, я читаю лекцию по социологии. При этом я не знаю лично, по именам и фамилиям,

50

всех студентов, но стараюсь передать определенные знания им всем вместе и каждому в отдельности. В подобной же ситуации находится актер на театральной сцене или оратор на политическом митинге. Когда я читаю лекцию, весь смысл моего действия заключается в восприятии ее аудиторией. Если бы в зале не было студентов, такая социальная деятельность была бы невозможна. Правда, во время великой забастовочной студенческой волны в американских университетах в 1968 г. некоторые профессора Колумбийского университета в Нью-Йорке, в том числе один из самых прославленных современных социологов Роберт Мертон, приходили в пустые аудитории и читали там полные, двухчасовые академические лекции. Конечно, при отсутствии студентов, по сути, это не были лекции. Но это тоже была социальная деятельность, только другого рода. Эти профессора хотели передать таким образом не столько социологические знания, сколько своего рода политическое послание, выразить свой протест против студенческих забастовок, подчеркнуть, что студенты, конечно, могут бойкотировать лекции, но у них, профессоров, никто не отнимет права читать лекции, что составляет их неотторжимую и суверенную привилегию. В данном случае адресаты были другие, чем обычно, а именно университетское начальство, студенческое самоуправление, студенческие организации, средства массовой информации, хотя это действие, на первый взгляд, выглядело как обычная лекция, только в пустой аудитории.

Более опосредствованный характер социальная деятельность носит тогда, когда адресаты не находятся с действующими лицами в одном и том же пространстве. Например, если я выступаю по телевидению, то я имею только воображаемую, анонимную и рассредоточенную в разных местах аудиторию, которая меня слушает и видит. А то, что я вижу, - это только оператор в расстегнутой рубашке, производящий какие-то странные маневры со своей камерой, черный глаз этой камеры, в которую я должен смотреть, и красная лампочка, которая подает мне сигнал, что у меня уже есть где-то адресаты, ибо меня показывают, я виден, нахожусь «в эфире». И лишь немногие обладают той редкой способностью, чтобы в такой ситуации вести себя естественно и производить на тех, кто его смотрит, впечатление, будто он глядит им в глаза и говорит только для них. Еще более опосредствованной является ситуация, связанная со съемками фильма: здесь действующий субъект оторван от своих адресатов не только в пространстве, но и во времени. В данном случае адресаты, зрители, появятся только по ркончании длительного процесса, связанного с монтажом отснятого материала. И нужен особый талант, чтобы играть отдельные эпизоды, адресованные совсем уж «виртуальной» аудитории, ибо она не только отсутствует в данном месте, где снимается фильм, но и вообще появится только в будущем, и при этом создавать видимость непосредственного контакта. В такой ситуации находится и автор, пишущий книгу, композитор, сочиняющий музыку, живописец или скульптор. Они тоже занимаются социальной деятельностью, но те, к кому она обращена, - это еще неопределившийся, можно сказать, чисто потенциальный адресат.

51

МАКС ВЕБЕР (1864-1920)

Немецкий социолог, историк и экономист, пользовавшийся уже при своей жизни славой и влиянием и признанный после смерти одной из самых крупных фигур в истории социологии. Наиболее известный его труд - «Протестантская этика и дух капитализма» (1904-1905), но по богатству идей на первом месте стоит его исследование «Хозяйство и общество» (Wirtschaft und Gesellschaft, 1922); кроме того, он является автором многочисленных очерков и работ по методологии социальных исследований в области социологии религии, права и политики.

С именем Вебера, который провозгласил принципиальное отличие социальных наук от наук о природе, связано начало антипозитивистского перелома в социологии. Он утверждал, что предметом социологии являются человеческие действия, формирующие тот конечный материал, из которого возникают различные структуры, организации, институты, а неотделимым от действий элементом становятся их значения. Анализ человеческих действий должен привести к их пониманию, которое достигается через интерпретацию присущих им значений, мотивированных (определяемых самими действующими субъектами) или культурных (определяемых теми группами, в которых действуют субъекты). Сама по себе операция «понимания» (Verstehen) оказывается возможной, поскольку большинство человеческих действий имеет рациональный смысл, следовательно, достаточно выяснить взаимоотношение средств и целей, затрат и достижений, лежащее в основе действий. Вызванные чувством или совершаемые в состоянии аффекта действия помогает понять эмпатия, а действия, носящие традиционный характер, - историческая память.

Из человеческих действий выделяются и формируются более прочные структуры, например власть - вероятность принятия обязывающих решений. Чистая сила преобразуется в авторитет, когда подвластные этой силе люди принимают и одобряют ее. Основой легитимизации власти может стать оправданность ее решений или харизма. Наиболее рациональную сеть в системе власти образует бюрократия, которая руководствуется исключительно внеличностными, инструментальными понятиями эффективности. Сложная сеть перекрестных действий формирует также структуры неравенства - имущественного, политического, престижного.

Также и сложная социально-экономическая и политическая формация, какой является капитализм, появилась потому, что в определенный момент и в определенном месте люди предприняли некоторые действия предпринимательского, инвестиционного характера, создавали и увеличивали свои сбережения, аккумулировали и преумножали свое достояние, конкурировали между собой. Мотивацию действий, соответствующих «духу капитализма», давала протестантская этика, а именно кальвинизм. Со временем экспансивность и эффективность капитализма породили имманентную мотивацию его дальнейшего развития, но роль «первого толчка» исполнила религия. В истории также большое значение могут иметь случайности или стечение обстоятельств, поэтому нельзя говорить об обязательных, непременных моментах или железных законах истории. История является продуктом людских решений, человеческого выбора, а ни то, ни другое никогда не может быть до конца, полностью предопределено, детерминировано.

52

Литература

Weber M. Skice z socjologii religii [Этюды по социологии религии]. Warszawa: Ksi%zka i Wiedza. 1995.

Weber M. Polityka jako zawod i powolanie [Политика как призвание и профессия]. Krakow:

Wydawnictwo Znak. 1998.

Weber M. Dziela zebrane z socjologii religii [Избранные труды по социологии религии]. Т. 1-Ш.

Krakow: Wydawnictwo Nomos

Weber U. Klasy, stany, partie [Классы, сословия, партии] // Elementy teorii socjologicznych / W. Derczynski,

A. Jasinska-Kania, J. Szacki (Red). Warszawa: PWN. 1975- S. 413-415.

Weber M. Trzy czyste typy prawomocnego panowania [Три идеальных типа легитимного господства] // Elementy teorii socjologicznych / W. Derczynski, A. Jasinska-Kania, J. Szacki (Red.). Warszawa:

PWN, 1975. S. 539-550.

Krasnod^bski Z. Weber [Вебер]. Warszawa: Wiedza Powszechna, 1999

Szczepanski J. Socjologia: rozwoj problematyki i metod [Социология: развитие проблематики и

метод]. Warszawa: PWN, 1969. S. 334-349-

Szacki J. Historia mysli socjologicznej. T. II [История социологической мысли]. Warszawa: PWN,

1981. S. 515-537.

Социальные действия

Среди различных действий М. Вебер выделяет еще более узкую категорию. Он называет ее социальными действиями. Согласно его определению, социальными действиями являются такие действия, которые предпринимаются с учетом активной или потенциальной реакции на них других людей. В действиях такого типа в гораздо большей мере, чем в социальной деятельности, проявляется второй субъект, уже не только как адресат, к которому обращено действие, но и как партнер, реагирующий на это действие по крайней мере потенциально. Мы уже не только обращаем к кому-то наши действия, но и посылаем ему «сигналы», стараясь представить, как он себя поведет, как поступит, пытаясь отгадать, какие у него намерения, какими культурными правилами он связан и будет руководствоваться, склоняясь к тем или иным действиям. Мы ориентируем на него наше действие, принимая во внимание ожидаемую реакцию и стараясь приспособить к ней нашу линию поведения, наши поступки. Новым дополнительным элементом здесь является ориентация на ожидаемую, встречную, предвосхищаемую нами, воображаемую реакцию адресата и готовность к модификации собственного действия в зависимости от характера этой реакции. Реакции партнера выступают здесь как наша собственная проекция, направляющая наши действия еще до того, как наступит настоящая реакция.

Таким образом, то, как мы поступим, зависит от значения — психологического или культурного, которое мы приписываем действию, как своему собственному, так и ожидаемому нами со стороны партнера. Когда я снимаю шляпу, кланяясь на улице своему знакомому, я руководствуюсь намерением поприветствовать его и делаю это так, как принято и предписано в моей культуре, при этом я предполагаю, что мой знакомый поймет мое намерение и что соответствующий культурный обычай ему известен, ожидаю, что он ко мне отнесется доброжелательно, и рассчитываю на то, что он будет связан культурны-

53

ми правилами вежливости, то есть на то, что он тоже поклонится мне. Когда меня обокрали в автобусе, я подбегаю к полицейскому, я хочу просить его о помощи, я знаю, что в цивилизованном мире оказание такой помощи входит в его обязанности, я рассчитываю, что он войдет в мое положение и выполнит свою обязанность - бросится в погоню за преступником. Ясно, что по многим позициям в этом своем расчете я могу ошибаться.

По определению американского философа и социального психолога Джорджа Герберта Мида, ключевым моментом успешного социального действия является адекватное «представление себе другого», идентификация партнера, к которому обращено наше действие и который должен исполнить наши ожидания. Потерявшись в чужом незнакомом городе, я буду искать кого-нибудь, кто по виду похож на местного жителя. Карманный вор будет высматривать рассеянного туриста. Студент запишется на сдачу зачета к приятному, доброму на вид ассистенту. Чтобы избежать ошибок и напрасных ожиданий, иногда используют внешние явные признаки. Такими признаками могут служить, к примеру, военный или служебный мундир, форма одежды. Полицейского на улице легко узнать именно по этому признаку, и этот признак демонстрируется (полицейский появляется в служебной форме) именно для того, чтобы в случае необходимости каждый мог бы его распознать и к нему обратиться. В Буэнос-Айресе полицейский, который дежурит здесь на каждом более-менее крупном перекрестке, одет не только в мундир, но еще и в ярко желтую безрукавку с черной надписью «Полиция». В Нью-Йорке привлекает к себе внимание благодаря целому военному арсеналу на его поясе, от пистолета и наручников до огромной палки, длина которой доходит до колен. Это служит также сигналом и для преступника, который видит, что его ожидает, если он нарушит закон. Врач в больнице носит на шее уже не так часто применяемый теперь стетоскоп, чтобы пациенты могли отличить его, скажем, от массажиста, медбрата или санитара. Проститутка одевает туфельки на серебряных шпильках и хрустальных подошвах, чтобы клиенты сразу видели, кто есть кто. В определенных сообществах и группах иерархического устройства, например в армии, правильное распознавание статуса партнера особенно важно, и отсюда -система опознавательных знаков, погон, лычек, нашивок, звездочек на мундирах. Благодаря этому, когда входит генерал, мы не спутаем его с капралом.

Разумеется, существуют и более тонкие сигналы, которые мы как бы излучаем для того, чтобы склонить других людей к общению, контакту с нами или, напротив, чтобы предупредить с их стороны такое намерение. Улыбка, хорошая осанка, опрятный вид, умение смотреть в глаза - все это может убедить других, что имеет смысл обратить на нас внимание, «представить нас себе», направить на нас свое действие. И напротив, пассажир, который сидит в метро, низко склонившись, закрыв лицо газетой, стараясь избегать взглядов и визуальных контактов с другими людьми, явно хочет быть незаметным, чтобы избежать попыток как-то с ним заговорить, задеть, а может быть, и обокрасть его.

Социальные действия можно разделить на несколько типов в зависимости от того значения, психологического или культурного, которое мы связываем с этими действиями, а также в зависимости от тех ожиданий, какие мы связываем с возможной реакцией партнера. Очень важной категорией являются

54

целерациональные действия. Рациональность в простейшем значении этого слова означает не что иное, как расчет. Речь, следовательно, идет о таких действиях, которым предшествует определенная попытка прикинуть возможность, представить последствия, произвести предварительный расклад сил, следующая за появлением определенного замысла. Противоположность этому составляют действия импульсивные, спонтанные, необдуманные. В более сложном понимании рациональность - это не просто любой расчет, а особый тип предварительных расчетов, которые приводят к оптимальному результату, к оптимизации действия. Иначе говоря, это такой расчет достижений и затрат, пользы и потерь, который направлен на увеличение первых (достижений, пользы) и минимизацию вторых (затрат, потерь) частей данных оппозиций, к возможно большим достижениям при наименьших утратах, к тому, чтобы самым экономным или самым безболезненным способом реализовать важнейшие цели исходного замысла. Другими словами, это особенная шкала, система отношений между целями и средствами действия, которую выстраивает, планирует и рассчитывает сам действующий субъект. Уже по тому языку, какой мы в данном случае используем, ясно, что действия такого рода происходят главным образом в экономической сфере. Безусловно, самым наглядным примером рациональных действий являются экономические акции: покупки, продажи, инвестиции, сбережения и т.п. Но, конечно, действия такого типа не ограничиваются экономической сферой. По этим правилам действуют не только домохозяйка, которая идет в магазин за покупками, инвестор, который решается на приобретение акций, но и преступник, планирующий налет на банк, генерал, готовящий сражение, политик, проводящий предвыборную кампанию. В данном случае речь идет о субъективной рациональности, определяемой с точки зрения действующего субъекта, соответствующей его знанию ситуации и его представлениям об иерархии приоритетов. Человек, который намеревается купить автомобиль, собирает информацию о различных марках автомашин и старается выбрать наиболее подходящий ему вариант, соответствующий его ожиданиям, но в то же время являющийся наиболее дешевой моделью. Для другого исключительное значение имеет скорость, которую может развивать автомобиль, мощность его мотора, система ускорения. Третьего интересует потребление топлива. А для кого-то главным может быть цвет кузова, известная марка. Совсем другие расчеты делают те, для кого критерием является не низкая, а именно высокая цена автомобиля, ибо автомобиль служит символом их престижа, а не средством передвижения, и его приобретение становится выражением «престижного потребления», как определял это американский социолог Торстайн Веблен. И в этом случае это тоже действие, субъективно рациональное, рациональное с точки зрения действующих лиц. О том, что такого рода извращенная рациональность встречается все чаще, свидетельствует тот факт, что в Риме недавно открылась сеть магазинов под вывеской «Дорого!» Вместо того чтобы привлекать клиентов низкими ценами, скидками, распродажами, они прямо заявляют: у нас самые высокие цены, самые дорогие товары. И в этих магазинах в покупателях недостатка нет.

55

Другой стороной рациональности действующего субъекта является ожидание рациональности со стороны партнера, которого мы себе представляем и к которому обращаем наши действия. Если мы можем рассчитывать на то, что партнер будет рационально реагировать на наши действия, значит, мы находимся в надежной ситуации, которая дает нам наибольшую уверенность, ибо мы в таком случае можем поставить себя на его место и произвести некоторые расчеты с его точки зрения, зная, что он также будет стремиться найти способ действия, который принесет ему успех ценой минимальных затрат и потерь. В таком случае мы по крайней мере знаем, чего мы можем от него ожидать. Поэтому, к примеру, лучше иметь дело с расчетливым гангстером, чем с безумцем, и переговоры лучше вести с холодным политиком, чем С фанатичным идеологом. Но откуда мы можем знать, что партнер окажется рационально мыслящим человеком, что он будет действовать рационально? Иногда мы лично его знаем, иногда руководствуемся его репутацией, иногда исходим из его внешнего вида (языка тела - body language) или манеры одеваться (разумеется, эти внешние признаки чаще всего оказываются ошибочными, подводят нас). Однако существенным показателем может служить то, подчиняется ли партнер культурным правилам рациональности. Существуют такие социальные контексты, в которых рациональность действий является общеобязательной и, естественно, ожидаемой. Именно таким является экономический контекст, в котором мы исходим из того, что при проведении разного рода акций, переговоров, торгов партнер действует рационально, а не руководствуется чувствами, сентиментальными порывами, симпатиями, капризами. Неслучайно уже в философии для человека, строго придерживающегося рациональных расчетов, было найдено определение homo economicus (человек экономический). На экономическом рынке именно такие люди преобладают. Однако, например, в семейном или дружеском контексте холодная рациональность расчетливого торговца, скорее, подлежит культурному осуждению. Здесь в культурном плане от партнеров требуются иные ориентации и качества: любовь, лояльность, доверие, солидарность. Наконец, целые цивилизации могут быть построены на рациональных основах, а рядом с ними существовать иные цивилизации, базирующиеся, скажем, на традициях или на эмоциях. Вебер утверждал, что западная цивилизация нового времени характеризуется все большим «расколдованием мира» (освобождением от его очарования, волшебства) и доминирующей рациональностью во всех сферах жизни. Находясь в этом цивилизационном поле, мы можем чаще и с меньшей вероятностью ошибки по сравнению с теми мирами, где господствует традиционалистская ментальность, ожидать рациональности от своих партнеров. Это касается также и экономической сферы, что может подтвердить каждый, кто не только совершал покупки в супермаркете, но и торговался с продавцами на каком-нибудь арабском базаре.

Наряду с инструментальной рациональностью, о которой до сих пор шла речь, то есть рациональностью, основанной на расчете, на поисках оптимального соотношения между средствами и целями, Вебер выделял как особую категорию ценностную рациональность, или, как он ее называл, «рациональность с точки зрения ценности». Он имел в виду такую ситуацию, которую мы

56

часто определяем выражением «цель оправдывает средства». Речь идет о действиях людей, для которых поставленная цель субъективно означает очень много, представляет собой такую высокую ценность, что они готовы пойти на самые большие траты и жертвы, заплатить любую цену, понести самые большие расходы, чтобы только достичь этой цели. Банальным примером такого рода может послужить девушка, которая отдает всю свою стипендию или зарплату, чтобы купить модные туфли и таким образом произвести впечатление на своих подружек. Другой пример - оказавшийся «невольником» своих чувств герой повести Сомерсета Моэма жертвует своим состоянием, здоровьем, губит свою жизнь, чтобы добиться близости с циничной проституткой. Но в то же время эту категорию рациональности могут иллюстрировать примеры и образы поистине героические: великие патриоты, герои войны, мученики веры, бескомпромиссные борцы за свободу. Они не занимаются расчетами, не взвешивают плюсы и минусы, они готовы отдать свое состояние, покой, свободу, иногда даже жизнь за дело, которое для них представляется самым важным. Более того, даже намек на малейшее подозрение, что они могли бы на что-то рассчитывать, думать об извлечении выгоды, торговаться, в общем переходить на позиции инструментальной рациональности, будет воспринят ими как оскорбление. В знаменитом послании из тюрьмы Адама Михника генералу Чес-лаву Кищчаку, содержавшем отказ от предложенной ему эмиграции, есть слова, которые прекрасно иллюстрируют данный тип рациональности: «Вы хотите низвести нас до своего уровня. Не получится! Такой радости мы вам не доставим. Я не знаю, какое меня ждет будущее, и даже не знаю, удастся ли мне дожить до того времени, когда правда победит ложь, а солидарность - нынешнюю антирабочую диктатуру. Но все дело в том, господин генерал, что для меня смысл и значение нашей борьбы заключатся не в шансах будущей победы, а в ценности того дела, во имя которого мы вступили в эту борьбу»³. Ценностная рациональность настолько редко встречается, что ее трудно включить в систему обычных, повседневных ожиданий действий от партнеров, к которым обращены наши действия. Однако в исключительных ситуациях стоит помнить и о такой возможности. Генерал Кищчак, направляя Михнику свое предложение, не принял такую возможность во внимание, рассчитывая ошибочно, что его партнер будет руководствоваться инструментальной рациональностью и, несомненно, предпочтет Лазурный берег камере в Мокотовской тюрьме.

В обоих типах рациональных действий имеет место ориентация на цель или на ценность. Действия направлены на достижение чего-либо с помощью выбранных средств и затрат, определенных на основе расчета или используемых без всякого расчета, по принципу «любой ценой». Но так или иначе эти действия предпринимаются для того, чтобы осуществить какие-то наши замыслы, намерения, получить определенный результат. Действия такого рода укладываются в рамки модели, предложенной еще философами эпохи Просвещения (например, Иеремией Бентамом), и называется эта модель утилитаристской, или волюнтаристической. Однако не все действия людей имеют та-

³ Gazeta Wyborcza, 03.02.2001.

57

кой характер. Существуют и такие действия, которые мы совершаем совсем не затем, чтобы добиться какой-либо выгоды или получить что-либо нам нужное, «подходящее», а совершенно по другим причинам.

В прославленной типологии Вебера следующая категория - это традиционные действия. Здесь мы действуем тем или иным образом просто потому, что так что-то делалось всегда, или потому, что так поступают все в нашем кругу, в нашей среде. Мы наследуем многие автоматические действия, совершавшиеся испокон веков или получившие всеобщее повсеместное распространение. В таком случае мы не в состоянии осмысленно ответить на вопрос «Зачем ты это делаешь?»; самое большое, что мы тут можем, это на вопрос «Почему ты это делаешь?» ответить: «Потому что так принято». Когда я сажусь завтракать, я вовсе не задумываюсь каждое утро о том, является ли рациональным делом употребление ножа и вилки и не лучше было бы съесть то же самое руками или спомощью палочек. Когда, собираясь на работу, я надеваю брюки, я не задумываюсь о том, а не было бы мне удобней и вольготней пойти в юбке. Когда я повязываю галстук, я не думаю, зачем мужчины носят на шее такой странный кусок цветной материи. Когда я оказываюсь вместе со всеми другими в «пробках» на шоссе, выезжая на уик-энд, я не раздумываю, а не лучше ли было бы иметь свободный день, скажем, в четверг, а не в воскресенье. Действия такого рода придают социальной жизни определенный автоматизм. Они освобождают нас от необходимости каждый раз принимать решение, делать выбор, раздумывать и рассчитывать. В этом отношении они выполняют такую же роль, как исследуемые психологами индивидуальные навыки.

Порой традиционные действия вообще не связаны с какими бы то ни было целями, они сохраняются лишь как рецидивы действий, бывших когда-то це-лерациональными, но утративших свою цель в изменившихся обстоятельствах. А бывает и так, что ныне они служат каким-либо иным целям, ибо изменились их функции. Если применить к таким действиям рациональный расчет, может выясниться, что они малоэффективны или совершенно бесполезны. Великий польский социальный антрополог Бронислав Малиновский пользовался понятием «культурные пережитки» и как один из примеров приводил поездку на дрожках в современном большом городе. Когда-то важное и доброе транспортное средство стало теперь чем-то вроде развлечения для туристов, которымпользуются, как он писал, более всего романтически настроенные пары⁴. И из совершенно другой области интересно привести такую подлинную историю.В конце 1989 г. была приватизирована гута «Варшава», ее владетелем стал итальянский промышленный концерн. Спустя какое-то время рабочие этого предприятия, недовольные низкой зарплатой и слишком жесткой трудовой дисциплиной, нормы которой были установлены итальянскими хозяевами, отправились маршем протеста к Сейму. Тем самым они как бы продолжили ту традицию, обратились к той форме действий, которая существовала и оправдывала себя раньше, в совершенно других условиях. В изменившихся условиях в новые, наступившие времена это было уже чисто традиционное действие, лишенное

_______________________________

⁴ Malinowski В. Szkice z teorii kultury. Warszawa:KsiazkaiWiedza. 1958.

58

всякого смысла, неправильно адресованное (к Сейму), в то время как Сейм уже никакого отношения к таким проблемам не имел.

Частота производимых традиционных действий в разных социальных группах неодинакова.

Во-первых, различными в этом плане являются разные контексты социальной жизни. Может быть, наибольшее количество традиционных действий совершается в религиозном контексте, ибо здесь особенно сильный акцент ставится на продолжительности, извечности, прочности, повторяемости, что находит свое выражение в широкой гамме действий, связанных с различнымиритуалами, церемониями и обрядами. Множество традиционных действий обнаруживается в семейном контексте. Где-то посередине шкалы таких измерений окажется политический контекст, в котором наряду с рациональными действиями также имеет место широко используемый определенный политический ритуал, или, как некоторые говорят, «светская обрядность». Особенно широко разветвленной бывает она при монархических, самодержавных, диктаторских и тоталитарных режимах. Немало ритуальных элементов находиммы в просветительском, образовательном контексте, например в университетской жизни. На противоположном полюсе, несомненно, находятся профессиональный и экономический контексты, где уже по определению преобладают рациональность, целенаправленность и эффективность действий. Разумеется, при этом речь идет об общих основных соотношениях, пропорциях, а не об абсолютных различиях между такими контекстами, ибо в каждом контексте на практике встречаются действия и того, и другого рода.

Во-вторых, неодинаковый акцент на традиционные действия обнаруживается в разные эпохи и разных странах. Многие авторы считают, что основное направление общественного развития заключается в отходе от традиций и в возрастании роли мышления и действия «позитивного» (Огюст Конт) или «рационального» (Макс Вебер). Согласно этой концепции, насколько патриархальное или средневековое общество, в котором главную роль играли религия, магия или мифы, отличалось огромным количеством традиционных, ритуальных действий, настолько в обществе нового времени с его высоко развитой экономикой, бюрократией, промышленностью, наукой, техникой постоянную тенденцию к росту и увеличению обнаруживают рациональные действия, как называл их Вебер, происходит разрушение волшебных чар, «расколдовывание мира». Оставим историкам уточнение и проверку этой версии, этого ис-ториософического положения. Даже не углубляясь в историю, уже на уровнеобыденного, повседневного наблюдения мы замечаем и можем утверждать, что вразных современных обществах частота традиционных действий неодинакова. Сравним с этой точки зрения, к примеру, исламский мир с американской цивилизацией или Испанию и Швецию, очевидные различия между которыми значительно меньше. «Атмосфера традиционализма» может накладывать отпечаток, определяя различия также между регионами и дажеотдельными городами одной страны. Киото с этой точки зрения сильно отличается от Токио, Упсала от Стокгольма, а Краков от Варшавы.

Если мы постоянно вращаемся внутри одной и той же группы (среды, коллектива, сообщества) мы привыкаем к одним и тем же традициям и ритуа-

59

лам, или, говоря иначе, связываем с ними одни и те же значения. Благодаря этому мы можем развивать социальную деятельность, предпринимать социальные действия, предвидеть с довольно большой вероятностью реакцию партнера. Когда католик слышит в костеле «Дадим себе знак примирения!», он может с уверенностью ожидать, что стоящий рядом с ним незнакомый человек ответит на его жест пожатием руки. Когда, услышав в университетской аудитории «Марш Домбровского», я встаю, я могу быть уверенным, что сидевшие рядом со мной профессора тоже встали в этот момент. Когда солдат отдает честь офицеру, он может ожидать, что тот тоже приложит руку к фуражке. Зато, если мы окажемся в другой, отличающейся от нашей среде, в другом сообществе, где приняты совсем иные культурные значения традиционных или ритуальных действий, возможны и дезориентация, и неуверенность,во всяком случае до тех пор, пока мы не научимся подражать тому, что делают члены этого сообщества. Обратим внимание на то, что само по себе такое подражание ритуалу уже может оказаться не традиционным, а вполне рациональным действием. Ведь в таком случае мы руководствуемся определенной целью: чтобы не выделяться в другой среде, чтобы нас там приняли за своих, чтобы нас другие не осуждали. И для нас тогда совершение определенного ритуала становится формой камуфляжа. Атеист, совершающий свое бракосочетание в церкви или просто оказавшийся в костеле, преклоняет по ходу богослужения колени, крестится или разламывает облатку в Сейме, когда отмечается сочельник, но ничего этого он не делает автоматически, и он не связывает с этими действиями такого же смысла, какой придает им верующий католик. Так же поступает, к примеру, американский турист, снимая обувь перед входом в мечеть или пользуясь палочками для еды в ресторане Гонконга. Надо очень долго обитать в чужой среде, чтобы действительно начать жить ее жизнью, а это значит наряду со многим другим по-настоящему приобщиться к господствующим в этой среде традициям и ритуалам, совершать соответствующие традиционные и ритуальные действия без усилий и особых раздумий.

Есть еще одна категория действий, согласно типологии Вебера. Он называет их действиями аффективными, или эмоциональными. В этом случае мы предпринимаем определенное действие не для того, чтобы достичь поставленной перед собой цели, и не потому, что так делают другие, а потому, что испытываем сильнейшую потребность выразить таким образом определенное душевное состояние — радость, гнев, страх и т.п. Дженифер Каприати прыгает и танцует на корте, одержав победу в соревнованиях на чемпионате в Австралии, снимая таким образом напряжение, накопившееся за несколько сетовпоединка с Мартиной Хигинс. Толпы немцев кричат «ура», приветствуют, целуют, обнимают друг друга в эйфории под превращающейся в обломки берлинской стеной. Английские «фанаты» громят магазины и поджигают автомобили после поражения их команды в игре на первенство Европы. Арабыплачут, рвут на себе в отчаянии одежду и бросаются на гробы при похоронах жертв конфликта в секторе Газа. Пьяный муж кричит и без причины бьет свою жену. Отелло в бешеном приступе ревности душит Дездемону. Социальная

60

жизнь полна подобными действиями. В таких ситуациях никакая рациональная аргументация не имеет смысла, взывать к разуму напрасно, это ничего не дает, напротив, может даже усилить буйство. Наиболее адекватная реакция на аффективные действия партнера - эмпатия - попытка войти в его положение, понять его состояние, вникнуть в те чувства, которыми он обуреваем, что вполне возможно, поскольку все люди время от времени переживают подобные состояния. Надо попытаться понять чувства партнера (хотя довольно трудно требовать этого от Дездемоны в тот момент, когда ее душат).

Особая определенная разновидность аффективных действий - это действия, в ходе которых эмоции имитируются с целью оказать влияние на партнера. Такие действия уже не являются выражением душевной экспрессии, психического состояния. Скорее, их можно считать рациональной, специально рассчитанной манипуляцией и, следовательно, отнести к типу инструментальных рациональных действий. Например, директор кричит на сотрудника,но не потому, что он на самом деле рассержен и не может справиться со своей злобой, а специально для того, чтобы приструнить его, научить дисциплине. Боксер Тайсон изображает из себя чудовище, кровопийцу, бешеного зверя, чтобы напугать противника (и иногда ему это вполне удается, например, вслучае с Анджеем Голотой). Нищенка плачет, заливается слезами, чтобы возбудить сочувствие. Автомобильный дилер изображает нежнейшую дружбу к клиенту, лишь бы всучить ему негодный автомобиль. Партнеры, или, точнее говоря, жертвы действий такого рода, имеющих лишь видимость аффективных действий, должны понимать, что имеют дело с имитацией, камуфляжем, и реагировать на такие действия адекватно - холодно, спокойно и рационально. В этом может помочь типичность ситуаций такого рода, известных им из собственного опыта или из опыта других людей. И все же время от времени мы попадаем в эту западню, интерпретируя манипуляторские действия как аффективные действия. Если бы это было не так, то и не были бы столь распространенными циничные попытки использовать и изображать чувства, которых нет на самом деле.

Частота аффективных действий, как и действий других типов, о которых речь шла выше, также зависит от социального контекста. Кажется, чаще всего такие действия совершаются там, где в дело вступают интимные, близкие отношения, где имеет место сильно выраженная самоидентификация субъекта с определенной группой, развитое, активное чувство идентичности. Именно такой характер имеют семейный, религиозный, а также этнический, политический, спортивный контексты, особенно когда в эти контексты включаются и обретают доминирующее значение ситуации и ощущения конкуренции, соревнований, борьбы. Немало аффективных действий встречается в контексте отдыха и развлечений, по определению связанных с раскрепощением чувств, От оргии или племенных ритуальных танцев до современной дискотеки, карнавала в Рио-де-Жанейро, «техновечеринки» (techno-party) или «парада любви» - таков широкий спектр ситуаций, в которых обычные ограничения в проявлении эмоций оказываются размытыми, перестают действовать и сдерживать человека. В значительно меньшей мере проникают эмоции в профессиональный, образовательный контексты.

61

И в этом аспекте заметно существенное различие между разными сообществами и коллективами. Социологи различают такие типы, как «горячие» культуры, или цивилизации, в которых выражение эмоций, в том числе и публичное, не только допустимо, но необходимо и востребовано, и«холодные» культуры, или цивилизации, в которых основной акцент делается на умении владеть своими чувствами, сдерживать их, соблюдать эмоциональную дистанцию, а публичное выражение чувств считается неприличным. Такое различие бросится в глаза, если мы сравним арабские страны с англосаксонскими. В меньшей степени эти различия могут проявляться в профессиональной среде, характеризовать различные профессиональные группы. Но в какой-то мере это все же проявляется и в данной сфере, в чем нетрудно убедиться, сравнив, к примеру, художественную богему со средой авиаторов, летчиков, пилотирующих пассажирские самолеты, или артистов театра со специалистами в компьютерной технике.

Совершение аффективных действий в одних социальных контекстах, в одних культурных кругах или сообществах может более органично соответствовать ситуации, скорее, оказаться «на месте» и в то же время в другой среде, в других контекстах восприниматься резким диссонансом, быть крайне неуместным. Следует ожидать их проявления в тех случаях, когда мы оказываемся в «горячем» окружении, и, напротив, предвидеть, что мы вряд ли встретимся с ними в «холодном» окружении. Адекватное действие должно быть основано на понимании, в каком контексте, в какой культуре, в какой среде мы находимся, ибо тогда мы сможем предвидеть, рассчитывать, больше или меньше у нас шансов столкнуться с аффективной реакцией партнера, мы сможем соответственно на это настроиться и быть готовыми к тому, что необходимым окажется как-то скорректировать, изменить наши собственные действия.

Важнейшие понятия и термины

Бихевиоризм - исследовательское направление, согласно главным постулатом которого стихийное поведение людей является реакцией на воздействия (стимулы), поступающие из внешнего окружения или от других людей; все сложные явления социальной жизни бихевиоризм рассматривает в качестве комбинаций различных форм и типов поведения людей.«Горячая» цивилизация - общество, культурные правила которого допускают публичное выражение эмоций и даже требуют такого проявления.Действие - поведение, в котором оказываются взаимосвязанными мотивационное и культурное значения.Инструментальная рациональность - особенность действий, которые являются результатом расчета затрат и достижений, нацеленного в субъективном представлении производящего этот расчет и действующего лица на достижение поставленной цели ценой наименьших потерь.Инструментальное обучение - укрепление поведенческого репертуара, приносящего положительные результаты (удовольствия, радость, удовлетворение потребностей) и

62

возможно более последовательное исключение из этого репертуара моментов (форм поведения), которые приносят неприятности, что делается на основе предварительных «проб и ошибок».Культурное поведение - общий для всей группы (коллектива, сообщества), разделяемый ее членами смысл, связываемый с определенными действиями.

Культурные пережитки - действия или объекты, якобы идентичные существовавшим прежде, социальные функции которых, однако, подверглись кардинальным переменам, в результате эти действия и объекты обрели новый смысл.

Мотивационное, психологическое значение - индивидуальные намерения, интенции, мотивы, которые действующий субъект связывает со своими действиями.

Поведение - наблюдаемые со стороны физические движения, производимые людьми.

Расколдовывание мира (освобождение от очарования, от волшебства) - уменьшение роли традиционных и аффективных действий за счет увеличения роли рациональных действий, основанных на холодном расчете.

Социальное действие - действие, при котором принимается во внимание действительная или ожидаемая реакция партнера и которое непрерывно модифицируется с учетом и в зависимости от таких реакций.

Социальная деятельность - действия, целиком адресованные другим людям.

Утилитаристская модель действия - интерпретация людских действий как выбора средств (инструментов) для реализации поставленных целей.

«Холодная» цивилизация - общество, культурные правила которого требуют сдержанности, умения владеть своими чувствами и ограничивают публичное выражение эмоций.

Ценностная рациональность - особенность действий, носитель (субъект) которых стремится к цели, настолько для него важной, что не считается ни с какими затратами.

Эмпатия - проникновение в психическое состояние, мотивы, намерения других людей, осуществимое постольку, поскольку репертуар человеческой психики является типичным, общим или подобным для многих людей.

Язык - общая для целого сообщества, разделяемая всеми ее членами система культурных значений, связанных со звуками или графическими знаками, используемыми в целях коммуникации между людьми.

Рекомендуемая литература

См. «Сто книг с моей книжной полки» - под следующими порядковыми номерами там значатся книги, которые рекомендуются вниманию читателей в соответствии с содержанием данного раздела: 41, 75, 93, 94.

63