Становление и развитие интерлингвистики
С начала массового движения за международный язык социальный характер приобретает не только сам объект исследования (т. е. язык), но и его "субъект": на смену исследователям-одиночкам пришли организации ученых, специально созданные для изучения проблем международного языка. К числу таких организаций следует отнести в первую очередь Академию международного языка, Делегацию для принятия международного вспомогательного языка, Ассоциацию международного вспомогательного языка и др.
Следует сказать, впрочем, что описательная теория международных языков, опирающаяся на их социальное функционирование, возникла не сразу. Первоначально значительный импульс получила лишь прежняя теория лингвопроектирования, поскольку все проблемы, появившиеся в процессе социального применения волапюка и последующих проектов, пытались разрешить привычным способом -- путем реформирования функционирующего языка или предложением совершенно нового проекта. Возникают многочисленные серии реформенных проектов (волапюкоидов, эсперантоидов и т. п.), составляющие характерную особенность новейшего периода в развитии интерлингвистики. Отталкиваясь от языковой практики волапюка, Академия волапюка создала новый проект идиом-неутраль (1893--1898), который был построен на последовательно апостериорном принципе. Близкие к неутралю языковые конструкции были позднее предложены А. Мишо (романаль, 1909) и О. Есперсеном (новиаль, 1928). Бывшие волапюкисты Ю. Лотт и Э. де Валь основали натуралистическую школу, в настоящее время представленную языками окциденталь (1921--1922) и интерлингва (1951). Автор эсперанто (1887) Л. Заменгоф постулировал примат социальной (коммуникативной) функции искусственного языка: уже в первом учебнике эсперанто он заявил, что интернациональный язык, как и любой национальный, составляет общественное достояние. Заменгоф отказался от всех прав на свое детище, оставив за собой лишь звание "инициатора" языка.
Обилие конкурирующих проектов с особой остротой поставило проблему выбора между ними; чисто лингвистические способы ее решения оказывались неэффективными, отчасти потому, что интерлингвистика еще не была готова предложить надежный критерий оценки искусственных языков, но главным образом из-за пренебрежения социолингвистической стороной вопроса.
С начала широкого движения за международный язык сложилась своеобразная ситуация, когда из конкурирующих проектов только один получал действительно массовое распространение; остальные оказывались на периферии движения и в лучшем случае могли быть представлены небольшими коллективами сторонников. С 1879 г. до начала 90-х годов основная масса приверженцев международного языка группировалась вокруг волапюка; с конца XIX в. и по настоящее время действительно широкое распространение имеет лишь эсперанто. Таким образом, все предложенные лингвопроекты стихийным путем распределились по типу социальной организации, которую они представляют:
языки широкого распространения (волапюк, эсперанто);
языки ограниченного распространения (идиом-неутраль, латино-сине-флексионе, идо, окциденталь, новиаль, интерлингва-ИАЛА);
языки, лишенные социального применения (все прочие лингвопроекты).
Констатирующая интерлигвистика, ориентированная на языки первых двух групп, могла возникнуть лишь после накопления большого эмпирического материала, относящегося к социально используемым языкам. Поэтому первые десятилетия, прошедшие после публикации волапюка и эсперанто, характеризуются интенсивным развитием прежней, прескриптивной интерлингвистики, опиравшейся на традиции картезианского лингвопроектирования.
Констатирующая теория международных искусственных языков долгое время отставала от развития интерлингвистической критики. Социальное применение волапюка вообще не получило адекватного теоретического осмысления: период жизни этого языка оказался слишком коротким для отражения его в соответствующей теории. Другой "родоначальник" серии реформенных проектов -- язык эсперанто также долгое время оставался без теоретического описания. "Теория" эсперанто существовала фактически лишь в критической форме как сумма многочисленных возражений на предложенные реформы языка. К числу немногочисленных позитивных достижений можно отнести формулирование в 1905 г. "принципа фундаментализма", на основе которого отвергались вообще все реформенные попытки ради сохранения целостности языка. "Принцип фундаментализма" являлся обобщенным возражением против антиэсперантской критики, но, разумеется, не мог заменить собой самостоятельную языковую концепцию.
Парадоксально, но становление научной теории эсперанто, явившейся важнейшим вкладом в интерлингвистику, произошло только в результате полемики эсперанто--идо, т. е. в результате раскола эсперантистского движения.
В первоначальном проекте Заменгофа все морфемы были функционально уравнены между собой и на равных правах помещены в словарь. В силу этого различие между корнями и деривационными аффиксами было снято: последние получили возможность употребляться в качестве самостоятельных корней (tranci 'резать' -- trancilo 'нож' -- ilo'инструмент'). Также были унифицированы сами корны: согласно традиции, ведущей начало от работ Заменгофа, эсперантские корни образуют однородный класс и различие между словами создается не различием корней, а противопоставлением частей речи, присоединяемых к корням (bona 'хороший' -- bono 'добро').
В 1907 г. появилась работа известного французского логика Л. Кутюра, поставившая под сомнение логичность эсперантской теории словообразования. Действительно, рассмотрев такие, например, пары, как labori 'работать' -- laboro'работа', legi 'читать' -- lego 'чтение', можно было бы сделать вывод, что замена глагольного окончания -i на субстантивное-o позволяет образовывать имя действия. Однако в других случаях это правило не выдерживается: kroni 'короновать' --krono 'корона'; gaja 'веселый' и goja 'радостный' соотносятся с различными существительными -- gajeco 'веселость' и gojo'радость', из которых только первое имеет субстантивный суффикс -ec. Наконец, есть и такие случаи, когда глагол соотносится с именем деятеля, но образованы они по-разному: friponi 'мошенничать' -- fripono 'мошенник'; hipokriti'лицемерить' -- hipokritulo 'лицемер' (при hipokrito 'лицемерие').
Для преодоления указанных несоответствий Л. Кутюра вводит так называемый принцип обратимости, позволяющий единообразные семантические отношения выражать одинаковыми языковыми средствами. Этот принцип был воплощен в языке идо.
Принципиально иную концепцию эсперантского словообразования разработал Р. де Соссюр, швейцарский математик и эсперантист. Исследовав реальное словоупотребление в эсперанто, он пришел к выводу, что необходимо отказаться от теории унифицированных корней. По его теории, все корни распадаются на определенные грамматические классы, изоморфные частям речи.
Идеи Соссюра обозначали поворотный пункт в развитии интерлингвистики. Впервые было продемонстрировано отличие реально функционирующего языка от лингвопроекта: если в первоначальном проекте Заменгофа было проведено грамматическое унифицирование корней, то эта черта, как выяснилось, не была принята функционирующим языком, и в процессе коммуникации стихийным путем возникло разграничение трех лексико-грамматических классов корней. Тем самым было установлено различие между лингвопроектированием и констатирующей интерлингвистической теорией -- теорией функционирования социально используемых языков.
Доминирование эмпирического принципа в современной интерлингвистике хорошо иллюстрируется тем фактом, что если во времена волапюка эмпирическое течение оказалось в оппозиции к логическим установкам Шлейера, то двадцатью годами позже основным оказался эмпирический принцип, воплощенный в эсперанто, а логический язык идо был вытеснен в оппозицию, причем и в нем самом возникает эмпирическое крыло, поставившее логическое совершенство ниже практической целесообразности.
Полемика Л. Кутюра и Р. де Соссюра показательна в том отношении, что логика лингвопроектирования оказалась противопоставленной внутренней логике структуры языка, стихийно складывающейся в процессе его функционирования. О. Есперсен сказал об этом так: "(Естественный) язык имеет свою логику" (цит. по [1]). Вскрытие внутренней логичности естественных языков -- логичности, которая обязательно связана с коммуникативной целесообразностью, -- составляет сущность того процесса отграничения лингвистики от логики, который вполне осуществился в теории естественных языков, но который запоздал с осуществлением в теории искусственных языков.
В годы между 1918 и 1945-м интерлингвистика окончательно оформляется как отрасль языкознания. Развиваются ее связи с языковедческими направлениями, чему способствуют, в частности, развернувшиеся исследования по международной стандартизации терминов, а в СССР также по "языковому строительству", т. е. созданию письменностей, литературных языков и научно-технической терминологии для многих языков народов СССР. Узловым моментом этого периода становится 1931 г., когда II Международный съезд лингвистов официально санкционирует появление интерлингвистики как новой отрасли языкознания.
После 1945 г. основной задачей становится определение места плановых языков в мировой языковой ситуации. Это связано с резким увеличением числа применяемых международных естественных языков (пять, а потом и шесть официальных языков ООН против двух языков, использовавшихся Лигой наций), а также с появлением нового класса искусственных языков -- языков общения с ЭВМ.
В настоящее время наметилась еще одна область применения плановых языков -- область машинного перевода. Например, язык эсперанто взят за основу для внутреннего языка в проекте распределенного перевода DLT (Distribuita Lingvo-Tradukado). Цель проекта состоит в том, чтобы создать систему машинного перевода для сети Интернет. Такой системе требуется только 2n словарей для n языков (по два для каждого языка -- для прямого и обратного перевода), в то время, как системе с прямой связью между языками необходимо иметь n(n-1) словарь (для перевода с каждого языка на каждый).
В проекте DLT перед отправкой все сообщения переводятся на один внутренний язык и в таком виде пересылаются по сети. При получении сообщения вновь переводятся уже на язык получателя. Таким образом, каждый пользователь отправляет и получает сообщения только на своем родном языке.
Преимущества планового языка перед всеми другими в том, что он, с одной стороны, представляет собой полноценное средство общения, проверенное на практике, а с другой -- в силу своей искусственности легче поддается формализации.