книги2 / 10-2

нестра, телячье жаркое ̶ аросто дивительо, папате ̶ картофель, окорок ̶ прескиуто, колбаса ̶ салами, рагу ̶ стуфатино, сладкий пирог ̶ кростата ля фрути, цветная капуста ̶ кароли фиори, апельсин ̶ оранчио или портогальо» [Лейкин, 1893, с. 204-205]. Знакомству с национальной кухней способствует и описание, напоминающее кулинарный рецепт: «Вингрет из разного мяса. Все тут есть, и рыба, и мясо, все это перемешано с валеными овощами, с капорцами, с оливками, пересыпано перцем и полито прованским маслом и уксусом. После коняку прелестная закуска» [Лейкин, 1893, с. 289].

Еда в сознании героев является одним из основных идентификаторов национальной культуры ̶ так, например, Италия для них «апельсинная страна»: «Смотри, смотри, Николай Иваныч, апельсины на деревьях висят! ̶ восхищалась Глафира Семеновна. ̶ Вот где настоящая Италия!» [Лейкин 1893, с. 423]. Николай Иванович, любитель алкогольных напитков, рассматривая карту Испании, идентифицирует города через марки вин и коньяков, которые в них производятся, и предлагает своей жене посетить эти города:

̶Да неужели ты не знаешь?..А еще в хорошем пансионе училась. Ньюи, Медок, Марго, Лафит ̶ это все винные города […].

̶Батюшки! И Коньяк тут! ̶ воскликнул Николай Иванович, ткнув пальцем в карту […].

̶Оставь меня в покое! Не подговаривайся. Никогда не сверну. Выбрал самый хмельный город и хочет туда свернуть… [Лейкин, 1899, с. 17-18].

Свое знакомство с чужой культурой герои часто понимают как вкушение незнакомых, экзотических блюд. Это отношение характеризует в особенности Николая Ивановича, который употребляет окказионализмы как «наитальяниться» по поводу употребления итальянской пищи и «испанистый», «распроиспанистый» для означения блюд испанской кухни («Я приехал в Испанию нарочно, чтобы испанское что-нибудь есть. А нет ничего испанского, тогда ветчины…» [Лейкин, 1899, с. 324]; «Испанистого-бы чего-нибудь, испанистого, ̶ твердил супруг. ̶ А это самый обыкновенный фанцузский суп под русским названием») [Лейкин, 1899, с. 458]. Объектом юмора Лейкина в данном случае является желание испанцев отречься от своего во имя приобщения к французской культуре как образцу цивилизации (герой испанец объясняет таким мотивом и отказ от национального костюма).

240

Несмотря на интерес к чужой кухне, герои в своих комментариях обычно выражают ее неприятие. В книге «Где апельсины зреют» семья Ивановых возмущена едой в итальянской гостинице: «Англичанин на англичанине ездит и англичанином погоняет, и потому в гостинице всех и душат английской едой. К завтраку баранина с макаронами и бобами и к обеду баранина, к завтраку черный пудинг и к обеду черный пудинг […]» [Лейкин, 1893, с. 283]. Отрицательное отношение к чужой кухне находит выражение и в пейоративных этнонимах, выступающих как устойчивые элементы стереотипа чужой культуры: в том же произведении один из купцов, с которыми встречается семья Ивановых, восклицает по поводу итальянцев: «Апельсинники! Макаронники!» [Лейкин, 1893, с. 398]; «Город, как город. Те-же макаронники, я думаю, те-же шарманщики, те-же апельсинники» [Лейкин, 1893, с. 445]. В одной из ресторанных сцен идет следующий диалог с официантом: « ̶ Macaroni al burro?... ̶ Только уж разве, чтобы вас потешить, макаронники. Ну, си, си. Вали и макарон три порции» [Лейкин, 1893, с. 424]. На поле кухни осуществляется столкновение своего и чужого. Часто приключения с чужим языком оказываются испытанием для языка как органа вкуса: «Перцем стручковым вздумал русских кормить! Я думал, он икорки подасть, балычка или рака вареного… Конурин продолжал отплевываться в платок» [Лейкин, 1893, с. 246]. В повести «Под южными небесами» язык Николая Ивановича, желающего попробовать блюда испанской кухни, также становится жертвой острой пищи:

̶Это и из испанского-то что-то самое распроиспанистое, ̶ сказал он.

̶Да ведь ты такого и жаждал, ̶ подхватила супруга.

̶Только не на лампадном масле. К тому же тут красного стручкового перцу наполовину подмешано [Лейкин, 1899, с. 458].

Восприятию героев в некоторых случаях присуще и мифологическое представление о чужой еде как знаке некультуры, что вызывает ассоциации с кулинарными вкусами Собакевича: «Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот, и устрицы тоже не возьму; я знаю, на что устрица похожа»8. Разница однако в том, что в отношении этого героя «Мертвых душ» к русской кухне, несмотря на его гротесковый образ, скрыто и гоголевское противопоставление русского западному,

вто время как Лейкину такая идеология чужда. Автор изображает

241

с легким юмором отвращение героев к таким блюдам как устрицам, мидиям (frutti di mare), которое характеризует в наибольшей степени супругу Николая Ивановича Глафиру Семеновну. Во время поездок по всем европейским странам она боится, что могут ей подасть чтото несъедобное: «Глафира Семеновна до булябеса и олеапотриды не дотрогивалась, как вообще она за границей не дотрогивалась ни до одного рыбного блюда из опасения, что ей подадут „что-нибудь вроде змеи, и довольствовалась только бифштексом и мороженым“» [Лейкин 1893, с. 290]. Когда ее муж предлагает позавтракать в ресторане гостиницы в Мадриде, она предупреждает: «Только чтобы не мудрили насчет кушанья… Самые простые блюда, ̶ я и буду довольна. А как начнут давать змеиной породы рыб, омаров, улиток, голубей ̶ ну, я не могу» [Лейкин 1899, с. 87]. Другой герой, купец Конурин, когда ему предлагают блюдо из разного мяса, спрашивает: «Разное мясо… Да может быть там лягушиное и черепашье мясо?» [Лейкин 1893, с. 289]. Оппозиция своя еда / чужая еда содержится и в диалоге между Конуриным и официантом в ресторане:

̶Ostriche, monsieur? Спрашивал лакей, скаля зубы и фамильярно опираясь ладонями на стол.

̶Устрицы? И этот с устрицами! Ну тебя в болото с этой снедью! Сам жри их. А нам бифштекс [Лейкин 1893, с. 424].

В разговоре между Конуриным и Николаем Ивановичем находит прямое выражение отождествление чужой культуры с неедой, при чем это мифологическое представление подчуркнуто этнонимом «немец»,

вкотором закодировано, как известно, значение ‘немой, лишенный языка’:

̶Немцу есть, а не русскому. Немец форшмак свой любит за то, что ест его и не знает, что в нем намешано. Так-же и тут. Разбери, из чего все это ̶ ни в жизнь не разберешь. Может быть есть зайчина, а может быть и крокодилина.

̶Уж и крокодилина! Наскажешь тоже! Улыбнулся Николай Ива-

нович.

̶А что же? Здесь всë едят ̶ всякую тварь [Лейкин 1893, с. 290]. В сознании героев идеологизация подобной еды выражена также

втом, что она осмысливается как знак европеизации. Лейкин интерпретирует юмористически желание представителей купеческого сословия «прикоснуться к цивилизации», вопреки своим кулинарным

242

вкусам, преодолевая отвращение9: « ̶ Положим, что я, как человек полированный, всякую гадость могу есть и даже жареныя устрицы с яичницей ел, чтобы доказать цивилизацию, но зачем-же я себя буду неволить? ̶ продолжал Граблин» [Лейкин 1893, с. 285]. Николай Иванович объясняет насчет устриц: «И я не люблю их, и жена моя тоже не любит, но так надо для тона. Нельзя без устриц. Уж как-ни- будь по одной-то штучке съедим с горчицей. С горчицей я кое-как могу…Это я называю а ля рюсс, чтобы не стыдно было перед другими» [Лейкин 1899, с. 222]. Несмотря на демонстрацию принятия европейской кухни, герои проводят социальное разграничение кулинарных вкусов, упоминая свою сословную принадлежность. На пароходе в Капри контрольер рекомендует героям купцам ресторан, в котором их накормят «отборными устрицами», в связи с чем осуществляется следующий диалог:

̶Тьфу, тьфу! Плюнул Конурин.

̶Что с вами?

̶Да я не только их есть, а и смотреть-то на них не могу.

̶Неужели? А на сколько я успел заметить, все русские с такой жадностью набрасываются здесь на устрицы.

̶Да не купцы, не из купеческого быта, а купцы даже за грех считают такую нечисть есть.

̶Врешь, это только неполированные купцы, а ежели понатужиться, то с горчицей я в лучшем виде могу пару устриц съесть. Дух запру и съем, сказал Николай Иванович [Лейкин 1893, с. 408].

Эта социальная мотивировка придает кулинарному вкусу европеизированного русского дворянства знак чуждости, нерусскости (что близко к интерпретации Толстого в ресторанной сцене из «Анны Карениной»). Такая мотивировка вписывает семантику устриц в тексте Лейкина в «социальную парадигму» интерпретации темы, которую В. Беспрозванный выделяет, наряду с эротической и антропоморфной. [Беспрозванный, 2011]. Эротическая семантика оказывается у Лейкина невостребованной (в то время как у Толстого социальная сочетается с эротической).

Герои Лейкина являются носителями не только стереотипа чужой кухни, но и автостереотипа национальной кулинарной специфики. По поводу того, что на пароходе сразу предлагают русским коньяк, купец Конурин приходит к выводу: «Смотри-ка, как узнали, что рус-

243

ские идут ̶ сейчас и с коньяком лезут. Ведь вон англичанам коньяк не предлагают». Глафира Семеновна, разраженная влечением своего супруга к алкоголю, констатирует осудительно: «Очень уж себя прославили русские за границей коньяковыми маньерами» [Лейкин, 1893, с. 402].

Несмотря на такой дистанцированный взгляд на свои кулинарные пристрастия, герои не только выражают все время ностальгию по родной кухне, но и ищут возможность найти русскую еду и напитки в чужих ресторанах. Так, например, в повести «Под южными небесами» купец Граблин предлагает супругам Ивановым пойти в ресторан в Биарице, где могут приготовить и «селянку рыбную». Николай Иванович, несмотря на свой кулинарный авантюризм, после обеда в испанской гостинице констатирует: «Ни сыт, ни голоден. И дай мне сейчас порцию московской рыбной селянки и тельячу котлету с гарниром ̶ без остатка бы съел» [Лейкин, 1899, с. 459]. Героям не хватает за границей больше всего русского10 чая и самовара. (Самовар является одним из «героев» всех повестей Лейкина: его туристы ищут везде ̶ на Западе и на Востоке11.) Купец Конурин выражает физическое ощущение желания напиться чаем и осмысливает его осутствие как «говенье»: «Уж и напузырюсь-же я чаем на первой русской станции!...

Даже утроба ноет ̶ вот до чего чайком ей, после долгого говенья, пораспариться любопытно…» [Лейкин, 1893, с. 484]. Самовар оказывается такой жизненной потребностью для русского туриста, что иногда он везет его с собой за границу. В путешествии «Под южными небесами» доктор Потрашов, нанятый русским фабрикантом, приглашает семью Ивановых на русский чай:

̶Как, у вас есть самовар? ̶ удивился Николай Иванович.

̶С собой привезли. Настоящий тульский. Это мой патрон, фабрикант…И бочонок квасу ведер в пять с нами сюда приехал из Мо-

сквы [Лейкин, 1899, с. 83].

Оказывается, что фабрикант привез также повара из Москвы, «который и ботвинью делает, и дутые пироги печет», что в его доме собираются «даже блины с икрой есть», но не хватает им блинных сковородок. Лейкин создает юмористический образ туристического парадокса: желание познакомиться с чужой культурой сочетается с поиском своего (в данном случае своей кухни). Супруги Ивановы покупают в Биарице русский самовар и, когда в мадридской гостини-

244

це им приносят запаренный в самоваре чай, пробуют сами подогреть воду в самоваре, используя уголь из камина. Несмотря на свое представление об европейской культуре как образце цивилизации, герои оценивают как дикость отсутствие самовара: «Ни углей, ни щипцов, ни лопатки и даже нечем раздуть самовара. Приехали в столицу евопейского государства, и в этой столице не знают, для каких потребностей самовар существует. Хвастаются, что знают его назначение, а сами вместо кипятку чай в нем варят. Дикие…» [Лейкин, 1899, с. 470].

Интерпретируя ностальгию героев по Родине, Лейкин показывает, что в их сознании кухня как знак национальной идентичности связана с религией и языком. По дороге из Италии в Россию, на станции в Галиции, купец Конурин из повести «Где апельсины зреют» рассуждает: «По-русски понимать начали. Вот когда Русью-то запахло, говорил он, побывав в буфете и садясь в вагон…Близко, близко теперь до Руси православной!» [Лейкин, 1893, с. 484]. Сближение еды/питья с русской речью в мышлении персонажа соотносит язык как средство коммуникации с языком как органом вкуса (семантическая связь дополнительно усилена омонимией в славянских языках, в которых слово «язык» означает два упомянутых понятия). Особо показательно, что встречу с Родиной герой связывает с чаепитием и в буфете на первой русской станции восклицает: «Чаю! Чаю! Три стакана чаю! Одному мне три стакана! [...]» [Лейкин, 1893, с. 485]. Несмотря на юмор, в этом отождествлении национальной идентичности с русской кухней можно открыть и видение автора.

В заключение можно сделать вывод, что путешествия героев Лейкина очерчивают карту Европы для гастрономов или представляют собой своеобразные гастрономические путеводители. Все повести являются как бы иллюстрацией поговорки «В гостях хорошо, но дома лучше». Изображение ностальгии по русской кухне, хотя и в комической интерпретации, продолжает традиции русской классической литературы и, с другой стороны, предвосхищает концепцию П. Вайля и А. Гениса в «Русской кухне в изгнании». Несмотря на юмористический образ массового туриста, Н. Лейкин относится с пониманием к его кулинарным вкусам. Нельзя однако не отметить и различие между интерпретацией Лейкина и современных авторов: у юмориста сохраняется иерархия сфер культуры противопоставлением духовного физическому, высокого низкому, исскуства быту, в то время как

245

в концепции Вайля и Гениса эти оппозиции снимаются в парадигме постмодернисткого мышления, так что музыка, живопись и еда оказываются в созвучии (в Италии это Верди, паста и картины итальянских художников Ренессанса). Нельзя не учесть, что такая гармония обусловлена также характером и культурным уровнем путешественника: купца у Лейкина и интеллектуала у Вайля и Гениса.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Дечка Чавдарова ̶ проф., доктор филологических наук, преподаватель русской литературы в Университете имени Епископа Константина Преславского в г. Шумене (Болгария).

2 Провоцирующей для литературоведов оказалась книга итальянского психиатра и психолога В. Пасини, который открывает в литературе интерпретацию связи любви/сексуальности с едой [Pasini, 1994].

3 Об этой тенденции свидетельствует сборник «Коды повседневности: еда и одежда», изданный Институтом славяноведения РАН [ред. Злыднева, 2011]. 4 В Болгарии таков подход Клео Протохристовой, профессора Пловдивского университета, представившей европейскую литературу ХХ века в ракурсе тематологии и концепции «литературных годов» [Протохристова, 2019].

5 Б. Успенский анализирует функционирование Европы как метафоры и метонимии [Успенский 2004]. Можно сказать, что такую функцию получают и другие географические пространства.

6 Примером этого направления в литературоведении является журнал Университета в Новосибирске „Сюжетология и сюжетография“ (главный редактор И. Лощилов) и организованные Сибирским отделением РАН научные конференции на эту тему, а также сборники статей по итогам конференций.

7 Вспомним, например, письма Д. Фонвизина из-за границы и „Письма русского путешественника“ Н. Карамзина.

8 Тема устриц в русской литературе от Державина до поэтов Серебряного века исследована В. Беспрозванным [Беспрозванный 2011]. См. также сопоставление интерпретации темы у И. Анненского и А. Ахматовой в статье Р. Тименчика [Тименчик 1996]. Специальное внимание в литературоведении уделено семантике устриц в „Анне Карениной“ Л. Толстого и в „Ариадне“ А. Чехова. Из исследований упомяну например книгу М. Льоблан [Le Blanc 2009] и статью в А. Ершовой [Ершова 2012]. В ряд произведений, в которых присутствует эта тема, можeм включить и литературные путешествия Н. Лейкина.

9 Сопоставляя героев Лейкина с героем болгарского писателя Алеко Константинова Бай Ганьо, я отметила сходство в желании продемонстрировать свою европейскость выбором европейских блюд, несмотря на предпочтение своей кухни (Чавдарова 2015).

10 Имея ввиду, что опыты по разведению чая в России восходят к 30-ым годам XIX века [см. Похлебкин 2007, с. 12], видим как быстро этот напиток был освоен и приобрел русскость, стал одним из знаков национальной идентичности. Концептуализацию чая в русской литературе исследует Г. Козубовская, сочетая при этом исторический и социокультурный ракурс с мифопоэтическим [Козубовская 2011].

11 В литературным путешествии „В гостях у турок“ Лейкин описывает как его герои находят самовар в Турции и удивляются этому. Поиски самовара на кар-

246

те Европы в четырех путешествиях писателя создают художественный образ географии чаепития на континенте. Этот образ можно сопоставить с научным исследованием „географического распространения чайного растения“ В. Похлебкина [Похлебкин 2007].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Барковская, Н. В. Национальная кухня как «иероглиф» культуры (П. Вайль, А. Генис „Русская кухня в изгнании“, А. Генис „Колобок“. Кулинарные путешествия“) / Н.В. Барковская // Когнитивные стратегии филологического образования в России и за рубежом. Сборник научных статей по итогам Всероссийской научной конференции с международным участием. Главные редакторы Е.В. Дзюба, С.А. Еремина. – Екатеринбург: Издательство Уральского государственного педагогического университета, 2019. – С. 66-69.

Барковская, Н. В. «Итальянский текст» как этап творческой саморефлексии в русской литературе 1910-ых годов / Н.В. Барковская // Русская литература XX-XXI веков: направления и течения. – Екатеринбург, 2004. – С. 35-54.

Беспрозванный, В. Г. «Литературные устрицы» или Еще раз о теме устриц / В.Г. Беспрозванный // Toronto Slavic Quarterly. Spring 2011. № 36.

– С. 21-51.

Булыгина, Е. Ю. Итальянский город глазами русского путешественника: травелог П. Вайля / Е.Ю. Булыгина, Т.А. Тираспольская // Образы Италии в русской словесности. По итогам второй международной научной конференции Международного научно-исследовательского центра «Russia – Italia» – «Россия – Италия». Ред.: О.Б. Лебедева, Т.И. Печерская. Томск: Национальный исследовательский Томский государственный университет, 2011. – С. 549-559.

Вайль, П. Л. Русская кухня в изгнании / П.Л. Вайль, А.А. Генис. – Москва: АСТ: Corpus, 2013. – 224 с.

Владимирова, Т. Л. Легенда о Рафаэле в русской литературной римлиане / Т.Л. Владимирова // Вестник Томского государственного педагогического университета. – 2006. № 8 (59). – С. 10-13.

Галямичев, А. Н. Венеция в произведениях русских поэтов Серебряного века (из опыта преподавания курса «Истрория средних веков в мировой художественной культуре» / А.Н. Галямичев, А.А. Семенова // Культура, наука, образование: проблемы и перспективы. Материалы III Всероссийской науч- но-практической конференции. Отв. ред. А.В. Коричко; Министерство образования и науки Российской Федерации, Департамент образования и молодежной политики Ханты-Мансийского автономного округа – Югры, Нижневартовский государственный университет, 2014. – С. 159-161.

Генис, А. А. Колобок. Кулинарные путешествия / А.А. Генис. – Москва: АСТ: Астрель, 2010. – 319 с.

Ершова, А. Символика еды в рассказе Чехова «Ариадна» / А. Ершова // Вестник Алтайского государственного педагогического. Университета. – 2012.№ 10. – С. 18-23.

Захарова, Е. А. «Турист стремился составить знакомство с „духовной физиономией“ посещаемых мест». Русские туристы рубежа XIX-ХХ веков в восприятии современников / Е.А. Захарова // https://rg.ru/2015/11/24/rodinaturizm.html, 1ноября 2015 г. (25.10.2021).

Италия в русской литературе. Ред. Н.Е. Меднис. – Новосибирск: Изд. НГПУ, 2007. – 204 с.

247

Коды повседневности в славянской культуре: еда и одежда. Ред. Н.В. Злыднева. – Санкт-Петербург: Алетейя, 2011. – 560 с.

Козубовская, Г. П. Проза А.П. Чехова: архетип еды / Г.П. Козубовская // Культура и текст. 2011. – С. 445-464.

Козубовская, Г. П. Мотив еды/пищи в романе И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» / Г.П. Козубовская, Л.В. Корнеева // Scitechnology. – 2017. № 3.

– С. 28-31.

Лейкин, Н. Где апельсины зреют. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых по Ривьере и Италии. Издание второе / Н. Лейкин. – Санкт-Петербург: Типография С. И. Худякова, 1893. – 486 с.

Лейкин, Н. Под южными небесами. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биариц и Мадрид / Н. Лейкин. – Санкт-Петербург, Товарищество „Печатня С. П. Яковлева“, 1899. – 555 с.

Лотман, Ю. М. Роман Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. – Ленинград: Просвещение, 1983. – 418 с.

Лотман, Ю.М. Былой Петербург. Великосветские обеды / Ю.М. Лотман, Е.А. Погосян. – СанктПетербург: Пушкинский фонд, 1996. – 321 с.

Малащенко, Е. П. Венеция как понятие „нулевой точки“ в прозе И. Бродского / Е.П. Малащенко // Философские контексты современности: принцип ratio и его пределы. Сборник статей I Международной научно-практической конференции, 2020. – С. 277-281.

Меднис, Н. Е. Венеция в русской литературе / Н.Е. Меднис. – Новосибирск: НГУ, 1999. – 392 с.

Николаенко, О. Н. Итальянский топос как артефакт в проекции внутреннего мира путешественника ХХ века / О.Н. Николаенко // Язык и культура. – 2014. № 10. – С. 113-117.

Похлебкин, В. В. Из истории русской кулинарной культуры. «Кушать подано!» / В.В. Похлебкин. – Москва: Центрополиграф, 2000. – 540 с.

Похлебкин, В. В. Чай / В.В. Похлебкин. – Москва: Центрополиграф, 2007. – 206 с.

Рудаковская-Борисова, Э. Семиотика пищи в произведениях А. Платонова: дис. … канд. филол. наук / Э. Рудаковская-Борисова. – Тарту, Tartu University Press, 2005. 179 с.

Русские пиры. Канун. Альманах, вып. 3. Ред. Д.С. Лихачев. – Санкт-Пе- тербург: Пушкинский дом, 1998. – 430 с.

Тименчик, Р. Д. Устрицы А. Ахматовой и И. Анненского / Р.Д. Тименчик // Инокентий Анненский и русская культура ХХ века. – Санкт-Петербург: Арсис, 1996. – С. 50-54.

Успенский, Б. А. Европа как метафора и метонимия (применительно к истории России) / Б.А. Успенский // Успенский, Б.А. Историко-филологические очерки. – Москва: Языки русской культуры, 2004. – С. 9–26.

Фарино, E. Клейкие листочки, уха, чай, варенье и спирты (Пушкин, Достоевский, Пастернак) / Е. Фарино // Традиции и новаторство в русской классической литературе (Гоголь…Достоевский). – Санкт-Петербург: Образование, 1992. – С. 123-165.

Чавдарова, Д. Путешествие болгарского и русского купцов в Европу в ракурсе национальной идентичности / Д. Чавдарова // Русский травелог ХVІІІХХ веков. Под ред. Т.И. Печерской. – Новосибирск, 2015. – С. 355-377.

248

Чавдарова, Д. Пища и идентичность в русских и болгарских литературных путешествиях конца ХІХ века (Алеко Константинов и Николай Лейкин) / Д. Чавдарова // Коды повседневности в славянской культуре: еда и одежда. Под ред. Н. В. Злыдневой. – Санкт-Петербург: Алетейя, 2011. – С. 283-294.

Deotto, P. In viaggio per realizzare un sogno. L’Italia e il testo italiano nella cultura russa. Trieste: EUT Edizioni Università di Trieste, 2003. – 166 p.

Le Blanc Ronald K. Food, orality and Nostalgia for Childhood: Gastronomic Slawophilism in Midnineteenth-Century Russian Fiction // Russian Rev. Syracuse (New York), 1993, vol 58, 2. – Pp. 244-267.

Le Blanc Ronald K. Slavic sins of the Flash. Food, Sex and the Carnal Appetite in Nineteenth-Century Russian Fiction. – Durham, New Hampshire: University Press of New England, 2009. – 338 p.

Pasini W. Il cibo e l’amore’. – Milano: Arnoldo Mondadori Editore S.p.A., 1994.

– 258 p.

REFERENCES

Barkovskaya, N. V. Nacional’naya kuhnya kak «ieroglif» kul’tury (P. Vajl’, A.Genis„Russkayakuhnyavizgnanii“,A.Genis„Kolobok“.Kulinarnyeputeshestviya“) / N.V. Barkovskaya // Kognitivnye strategii filologicheskogo obrazovaniya v Rossii i za rubezhom. Sbornik nauchnyh statej po itogam Vserossijskoj nauchnoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem. Glavnye redaktory E.V. Dzyuba, S.A. Eremina.

– Ekaterinburg: Izdatel’stvo Ural’skogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta, 2019. – S. 66-69.

Barkovskaya, N. V. «Ital’yanskij tekst» kak etap tvorcheskoj samorefleksii v russkoj literature 1910-yh godov / N.V. Barkovskaya // Russkaya literatura XX-XXI vekov: napravleniya i techeniya. – Ekaterinburg, 2004. – S. 35-54.

Besprozvannyj, V. G. «Literaturnye ustricy» ili Eshche raz o teme ustric / V.G. Besprozvannyj // Toronto Slavic Quarterly. Spring 2011. № 36. – S. 21-51.

Bulygina,E.Yu.Ital’yanskijgorodglazamirusskogoputeshestvennika:travelog P. Vajlya / E.Yu. Bulygina, T.A. Tiraspol’skaya // Obrazy Italii v russkoj slovesnosti. Po itogam vtoroj mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii Mezhdunarodnogo nauchno-issledovatel’skogo centra «Russia – Italia» – «Rossiya – Italiya». Red.: O.B. Lebedeva, T.I. Pecherskaya. Tomsk: Nacional’nyj issledovatel’skij Tomskij gosudarstvennyj universitet, 2011. – S. 549-559.

Vajl’, P. L. Russkaya kuhnya v izgnanii / P.L. Vajl’, A.A. Genis. – Moskva: AST: Corpus, 2013. – 224 s.

Vladimirova, T. L. Legenda o Rafaele v russkoj literaturnoj rimliane / T.L. Vladimirova // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. – 2006. № 8 (59). – S. 10-13.

Galyamichev, A. N. Veneciya v proizvedeniyah russkih poetov Serebryanogo veka (iz opyta prepodavaniya kursa «Istroriya srednih vekov v mirovoj hudozhestvennoj kul’ture» / A.N. Galyamichev, A.A. Semenova // Kul’tura, nauka, obrazovanie: problemy i perspektivy. Materialy III Vserossijskoj nauchnoprakticheskoj konferencii. Otv. red. A.V. Korichko; Ministerstvo obrazovaniya i nauki Rossijskoj Federacii, Departament obrazovaniya i molodezhnoj politiki HantyMansijskogo avtonomnogo okruga – Yugry, Nizhnevartovskij gosudarstvennyj universitet, 2014. – S. 159-161.

Genis, A. A. Kolobok. Kulinarnye puteshestviya / A.A. Genis. – Moskva: AST: Astrel’, 2010. – 319 s.

249