Обри ди Грей - Отменить старение

Нужно отметить, что всякая радикально новая концепция вызывает повышенное внимание и острую полемику в среде специалистов в данной области. Часто бывает, что консервативные критики совершенно правы и новомодные идеи на самом деле ошибочны. Но нередко, однако, скептики не умеют (а порой избегают) разобраться в том, что они критикуют, и/или ими движут скорее экономические соображения, нежели научные доводы. Если вы не человек науки, то, возможно, сочтете следующее предположение несправедливым, но умственные и психические затраты ученых старшего поколения на свои убеждения мешают им быть объективными; все это признают, если не публично, то частным порядком. Ряд выдающихся исследователей прошлого выразили это с горьким юмором в запоминающихся формулировках; например, физик Макс Планк 80 лет назад отметил, что “науку движут похороны”, а биолог Дж. Холдейн сказал так: “ Есть четыре стадии в приятии новой идеи: 1) это бесполезная чепуха, 2)это интересная, но ошибочная точка зрения, 3)это верно, но не очень важно, 4) я всегда это утверждал.

С тех пор, как я тружусь в области изучения старения с целью ускорить победу над ним (а не ради богатства и славы!) мне необычайно важно выявлять недочеты, буде таковые найдутся, в концепции SENS, чтобы можно было тотчас вернуться к чертежной доске, так сказать. Для этого я постоянно беседую о SENS с наиболее авторитетными среди биогеронтологов критиками моих идей. И у меня неизменно создается впечатление, что они и в самом деле реагируют на мое основное утверждения (а именно, что SENS может полностью победить старение), не изучив оснований для этого утверждения, Но, конечно, я отдаю себе отчет, что и сам здесь не вполне объективен. Поэтому, а также потому, что скорость осуществления SENS во многом зависит от приятия мысли об ее эффективности, как в научных кругах, так и среди широкой публики, в последние годы я немало работал, чтобы создать убедительные доказательства осмысленности SENS. В 2006 г. мне удалось добиться весьма решительных достижений с помощью видного журнала MIT Technology Review. Опубликовав в 2005 г. довольно отрицательный очерк SENS, его издатель обнаружили, что ведущие геронтологи, на чье мнение они полагались, не имеют желания подкрепить свою оценку какими–либо научными данными. Журнал затем действовал достойным восхищения образом: взяв на себя риск “потерять лицо”, организовал своего рода соревнование на приз, чтобы утрясти дело. Для выигрыша приза авторитетные биологи должны были написать по поводу SENS уничтожающие соображения, которые я, к удовлетворению экспертной комиссии, не смог бы опровергнуть. Эта комиссия должна была быть, разумеется, явно и несомненно беспристрастной, не иметь никакой связи ни со мной, ни с моими критиками, но быть достаточно сведущей в области соответствующих технологий.

Журналу удалось найти пять членов для такой комиссии, включая светило биотехнологии Крейга Вентера. Был учрежден приз размером 10 тыс. долларов, и столько же добавил фонд Methuselah Foundation. Группа из девяти очень авторитетных биогеронтологов любезно предложила соавторское участие, и еще двое ученых – независимое участие; все эти три члена были анонимными. И они категорически не сумели показать, что SENS ничего не стоит.3

Ну, я вовсе не хочу сказать, что это доказывает несомненность успеха SENS в борьбе со старением; есть только один путь доказательства – сделать и увидеть результат. Но, по мнению моих критиков, концепция SENS столь неправдоподобна, что нет смысла даже пытаться осуществить ее. Однако это мнение однозначно опровергнуто вышеупомянутым состязанием. И если найдется еще кто–то, желающий убедить вас, что SENS – пустая фантазия, особенно если этот кто–то кичится своими знаниями в данной области, то вы теперь, как и издатели Technology Review, отлично знаете: то, что такой скептик думает о SENS, куда менее достойно доверия, чем то, что он знает об этом. А прочтя эту книгу, особенно ее вторую часть, вы будете во всеоружии для того, чтобы сделать самостоятельные выводы.

Откроем дело, глава за главой

Я в душе борец и никогда не смирюсь со старением, даже если битва покажется проигранной. Но, понятно, трудно ожидать такого от каждого. И я, наверное, не стал бы писать эту книгу, если бы думал, что мы еще слишком далеки от победы и нет реальных шансов добиться успеха на глазах ныне живущих людей. В следующей главе я расскажу, почему старение в принципе столь же поддается воздействию и окончательной ликвидации, как и некоторые заболевания, и продемонстрирую, как неправильная точка зрения привела многих геронтологов к разработке бесплодных, на мой взгляд, терапевтических подходов. В главе 4, завершающей первую часть книги, дается обзор моего плана борьбы со старением, обещающего победу за несколько десятилетий (если все пойдет, как надо). В главах с 5–й по 12–ю второй части подробно описываются отдельные аспекты этого плана. Три главы заключительной третьей части посвящены моим представлениям о том, какой отклик в обществе вызовут первые научные успехи лет через десять, как будут развиваться последующие достижения, загоняя старение в угол, и как вы уже сейчас можете ускорить победу.

В предыдущем абзаце неявно подразумевается кое–что существенное, по поводу чего мне бы не хотелось недоговоренности: предполагаемые временные рамки. Как я думаю, при достаточных научных данных можно ожидать, что с вероятностью 50% в ближайшие 25–30 лет (с разумными допу-

сками на совершенствование технологий) будут разработаны методы, позволяющие прекратить умирание от старения в любом возрасте, аналогично нынешней противовирусной терапии СПИДа. Здесь важно сделать предостережение. Во–первых, я говорю лишь о 50%–ной вероятности. Любое предсказание относительно технологий на 25–30 лет вперед неизбежно весьма спекулятивно; спросите меня, когда можно ожидать 90%–ной вероятности победы над старением, и я, пожалуй, не поручусь и за срок в сотню лет. Но ведь шансы 50/50 не такие уж плохие, не правда ли? Вторая оговорка: старение не будет полностью побеждено первоначальными вариантами новых методов – их надо будет совершенствовать, чтобы удержать старение в узде. Подробнее мы обсудим это в главе 14.

Третье “но” едва ли не важнее: адекватное финансирование научно–ис- следовательской работы. Для решения этой проблемы был (при моем участии) основан фонд Methuselah Foundation; в настоящее время скорость прогресса на большинстве направлений исследований, необходимых для победы над старением, ограничена финансовыми возможностями. Если вы способны помочь – своими ли деньгами или убеждением раскошелиться ваших знакомых, выступлениями в средствах массовой информации – вы сделаете не меньше, чем если бы сами участвовали в научной работе.

Для решения проблемы финансирования критически важна роль вкладов пусть относительно небольших, но сделанных на ранних стадиях реализации плана борьбы со старением. На протяжении всей этой главы я сетовал, что люди вяло относятся к борьбе со старением, и выражал надежду, что своей деятельностью изменю такое отношение. Но, смотря на дело реалистично, не могу не сознавать, что вряд ли этого можно достигнуть быстро, что мизерность общественной поддержки ограничивает и материальную поддержку. Положение радикально изменится, и иллюзии по поводу старения рухнут, как карточный домик, когда появятся наглядные результаты: когда в экспериментах на животных будет показано, что пожилые особи (мыши) помолодеют так, что продолжительность жизни значительно увеличится. Эту веху я назвал устойчивым омоложением мыши (RMR – от англ. robust mouse rejuvenation). Сумма денег, нужная для этого достижения, мизерна по сравнению с теми, которые понадобятся для экстраполяции на человека. Но уж когда выгода для человечества станет очевидной, недостатка в средствах не будет. Именно сейчас, когда единственным значительным источником средств для исследовательской работы является филантропия, масштабы участия частных лиц имеют решающее значение. Мы обсудим это в главе 13.

В этой главе я говорил, почему люди защищают старение. Но ничего не сказал о том, как они это делают, т.е. о типичных возражениях против перспективы неограниченного продления жизни. Во многих своих печатных

работах и публичных выступлениях, а также на моем Интернет–сайте 4 я обращаюсь к разнообразным вопросам, возникающим при обсуждении того, как изменится общество после победы над старением и, в особенности, как мы справимся с переходом к такому обществу. В данной книге эта тема подробно не рассматривается; я счел за благо касаться здесь лишь осуществимости радикального продления жизни. Надеюсь, вы обретете ясное понимание достижимости настоящей победы над старением. Вопрос о том, желаемая это цель или нет, вы тогда сможете решить на более серьезных основаниях – и даже, осмелюсь заметить, с большей ответственностью и сознательностью, чем если бы продолжали считать ее научной фантастикой.

3

Развенчание мифов о старении



 Психологически старение держит людей мертвой хваткой с тех самых пор, как они осознали его существование, и хватка эта не ослабевает по сей день. В главе 2 я обсуждал, какое влияние это имеет на желание (или нежелание) людей разумно относиться к трагедии старения, а также пытался объяснить, почему иррациональное отношение к старению имело серьезную основу, пока не было никакой надежды победить старение, и почему теперь оно представляет такое трудно преодолимое препятствие.

Но вот какое есть осложнение. Как уже говорилось, в последнее время достигнут такой уровень знаний, когда можно реально взяться за разработку терапевтических методов для победы над старением; большая часть книги как раз и посвящена отчету о моем подходе к их разработке. Чтобы быть уверенным в сознательном восприятии вами читаемого, я должен заблаговременно расправиться с одним особенно коварным свойством парадоксального отношения к старению: большинство людей в душе понимают, что на самом деле все же есть возможность в конце концов победить старение.

В чем же здесь проблема? На первый взгляд может показаться, что моя задача этим облегчается, так как означает, что иррациональное отношение к старению поверхностно. Но, увы, самодостаточные заблуждения штука не простая. Точно так же, как это отношение парадоксально трактует желательность старения, чтобы примирить с ним человека, оно парадоксально понимает осуществимость победы над старением до тех пор, пока вероятность скорой победы остается низкой. Если вы осознаете, что есть хотя бы 1%–ный шанс побороть старение, пока вы (или кто–то, кого вы любите) еще живы, эта искра надежды заронит сомнения, и будет подтачивать ваше терпимое отношение к старению, как бы усердно вы ни пытались убедить себя, что стареть вовсе не так уж плохо. И наоборот, если вы свято верите,

что старение непреложно, то будете еще крепче спать.

Ключевыми в сказанном являются слова “до тех пор, пока вероятность скорой победы остается низкой”. Когда же эта вероятность вырастает до существенной величины, есть смысл взяться за работу, чтобы еще увеличить шансы. Под работой я разумею здесь, конечно, не только и не столько собственно научно–исследовательскую деятельность, а просветительские, агитационные действия, помогающие другим (не в последнюю очередь тем, от кого зависит финансирование науки) очнуться от заблуждений. Напротив, если вероятность победы над старением действительно очень мала, несмотря на все старания, то чаша весов, балансирующих между ценой и выгодой, сместится в другую сторону, в пользу иррационального отношения к существованию шанса на победу при всех “за” и “против” старения.

Поэтому в данной главе я собираюсь описать практические стороны старения, чтобы оно перестало быть загадочным для вас. Тем самым я рассчитываю продемонстрировать, что расхожее представление о старении как о специфическом феномене, отличном от других состояний здоровья и недоступном даже теоретически для возможностей медицины, не соответствует установленным фактам. Таким образом, к концу этой главы вы, по моему плану, окажетесь в двусмысленном положении человека, все еще желающего верить (ради спокойствия духа), что старение непреложно, а потому и нечего из–за него переживать, но уже неспособного верить. Вот с этого момента моя задача будет сравнительно легкой: объяснить, почему вероятность победы над старением в обозримом будущем не только отлична от нуля, но и достаточно высока, чтобы оправдать мое разрушительное вмешательство в ваши представления о старении. Оправдать – поскольку, лишившись иллюзий, вы

– да, именно вы – сможете повлиять на скорость наступления победы над старением. А результат этих усилий намного перевесит душевный комфорт, который находили бы в своей прежней уверенности, что старение непобедимо.

Иллюзорная грань между старением и болезнью

Обычное дело – умереть от старости, но, если верить тому, что пишется во врачебных заключениях о смерти, в наше время это редкая причина перехода в мир иной. Формулировка “смерть от естественных причин” была общепринятой для тех случаев, когда человек умирал в пожилом возрасте без явных идентифицируемых патологических изменений в организме. Однако теперь она считается недопустимо неинформативной, и официальные лица, которым положено свидетельствовать смерть, должны представлять более конкретные сведения.1

Но всем известно, что и в самом деле очень мало кто расстается с этим миром не из–за сердечного приступа, воспаления легких, гриппа, рака или инсульта, а по “естественным причинам”: тихо–мирно, во сне, просто потому, что сердце перестало биться – такие “счастливчики”, несомненно, умирают от старости.

Здесь я вынужден первый – из, увы, многих в этой книге – раз заняться неприятным делом выявления серьезного искажения фактов, совершаемого – зачастую ненамеренно, как я понимаю, – очень многими ведущими исследователями в области биогеронтологии (науки о процессе старения). Это искажение вообще уже было замечено как ужасная ошибка, но катастрофические последствия для биогеронтологии все еще чувствуются и, вероятно, будут сказываться многие годы. В 50–х – 70–х годах, когда геронтология оформлялась как законная биологическая наука, сложилась привычка рассматривать старческие немощи двояко: с одной стороны, как возрастные заболевания, с другой – как “собственно старение”. Основанием для этого разделения считалось то, что стареют все, но не все страдают возрастными заболеваниями. Однако истинным мотивом служило чисто практическое соображение: отграничивая свою собственную область знаний, геронтологи рассчитывали и на финансовую самостоятельность.

И такое отграничение удалось. В США был создан (как говорят, пока президент США Ричард Никсон не обращал особого внимания) Национальный институт старения.2 Вроде бы это хорошо. Но – хорошо, да не очень. Всем геронтологам отлично известно, что заболевания, называемые возрастными, на самом деле с возрастом связаны лишь внешне: они отмечаются преимущественно у пожилых людей потому, что развиваются из–за старения или, другими словами, потому, что старение представляет собой не более и не менее как совокупность ранних стадий различных “возрастных” заболеваний. Геронтологи знали это и тогда. И им следовало бы видеть, что, размахивая лозунгом “ Старение не болезнь”, они сами перед собой возвели колоссальное препятствие. Власть имущие задались вопросом: “Если это не болезнь, то чего ради тратить деньги на борьбу с ним?” Такое отношение, начавшись десятки лет назад, сохранилось по сей день, и непохоже, чтобы оно менялось. Сейчас геронтологи кричат на всех углах, что, если отодвинуть старение хотя бы немного, это даст гораздо большую выгоду для здоровья, чем победа над отдельными заболеваниями. Но им снова и снова отказывают в денежной поддержке.3 По–моему, именно некорректные выступления и неверная политика геронтологов в предыдущие десятилетия спровоцировали закрепившееся сопротивление простой, очевидной (и общепризнанной среди специалистов) истине: отодвинуть старение потенциально выгодно.

Я сказал, что возрастные заболевания – это просто следствия старения. Объясню, почему. Параллельно я также попытаюсь рассказать, почему старение происходит с разной скоростью как в пределах одного организма, так и у разных индивидов и у разных видов живых существ.

Почему старению не нужны часы

Из того факта, что какая–то часть людей умирает от “естественных причин”, а не от конкретных болезней, на первый взгляд следует, что процесс старения независим от болезней: нечто увеличивает подверженность человека заболеваниям (и потому заболеваемость в пожилом возрасте увеличивается), и это нечто само приводит к смерти, если никакая болезнь его не опередила. Но такое рассуждение верно лишь отчасти. Действительно, пожилые люди более восприимчивы к инфекционным заболеваниям, потому что при старении ухудшается иммунная система. Однако возрастные заболевания в большинстве своем неинфекционные, а полностью или преимущественно внутренние; инфекция, если и присутствует, то как дополнение. Возьмем, например, рак. Некоторые раковые заболевания поражают молодых людей, но, как правило, рак редко начинается ранее 40 лет (за исключением случаев генетических дефектов – врожденных нарушений репарации ДНК). Некоторые раковые заболевания вызываются вирусной инфекцией; наиболее известен в этой группе рак шейки матки, вызываемый вирусом папилломы человека. Однако в основном раковые заболевания обусловлены тем, что со временем в хромосомах накапливаются мутации. Мутации неизбежны – так уж устроены живые организмы. Чаще всего они возникают во время удвоения хромосомной ДНК в процессе деления клетки. Таким образом, накопление мутаций – это часть старения, а рак – его следствие или, если угодно, часть поздних стадий старения.

Звучит несложно, правда? Но в подтексте вышесказанного – неявное предположение (распространенное и среди биологов), что старение – это загадочное явление, качественно отличное от любого заболевания и не поддающееся биологическому объяснению. Такому предположению есть несколько основных резонов; я их кратко опишу и покажу, почему они ошибочны.

Первое. Старение происходит гораздо медленнее, чем обычно развиваются заболевания. Столь медленно, что мы едва замечаем его прогрессирование, тогда, как явственно осознается более быстрое развитие состояний вроде рака или диабета. Разница эта весьма бросается в глаза, но, ее, собственно, и следовало ожидать, ведь старение идет по нисходящей спи-

рали. Чем старше человек, тем хуже работают восстановительные механизмы, тем менее способен организм воспрепятствовать старению, тем оно быстрее и быстрее. Поэтому поздние стадии старения, т.е. болезни, ожидаемо развиваются быстрее, чем ранние стадии.

Второе. Вводит в заблуждение то обстоятельство, что старение происходит с очень разной скоростью у разных видов, но с удивительно одинаковой скоростью у разных особей одного вида. Из этого обстоятельства можно заключить, что старение происходит согласно неким внутренним часам, которые у разных видов задают разную скорость. Отсюда предполагается, что эти часы каким–то образом не поддаются медико–биологическому вмешательству, поскольку для изменения их скорости нужно перестать быть человеком. Но так считать неверно по двум причинам. Во–первых, если бы и существовал внутренний часовой механизм, все равно в принципе можно было бы отложить старение, не меняя его скорость – я остановлюсь на этом ниже. Во–вторых, почему, собственно, внутренние часы не могут поддаваться воздействию? То, что особи одного вида стареют с одинаковой скоростью, является лишь следствием их генетического сходства. Тут нет ничего, указующего на невозможность воздействия средствами медико–биологических технологий.

Пожалуй, наиболее распространенной основой для веры в “часы старения” служит тот факт, что различные проявления старения (включая возрастные заболевания) отмечаются в более или менее определенном возрасте у особей одного вида. Уж наверняка это значит, что действительно есть некий центральный часовой механизм, отсчитывающий срок для начала развития этих проявлений и заболеваний – так, казалось бы? Нет, не так, и тоже по двум причинам. Во–первых, как раз такого вроде бы расписания можно ожидать, если немощи старческого возраста являются поздними стадиями многогранного процесса упадка в той мере, в какой организм как единая система обладает ключевым свойством – высокой степенью взаимосвязанности различных цепей причин и следствий. Если на протяжении жизни многое идет неправильно, и накопление этих дефектов по обратной связи усугубляет их самих и ускоряет друг друга, то неизбежно все изменения будут развиваться с более или менее одинаковой скоростью и достигать критического уровня (проявляясь клинически идентифицируемым заболеванием) примерно в одном и том же возрасте. И такая взаимосвязанность, без сомнения, имеет место в процессе старения.

Во–вторых, если задуматься об эволюционной основе старения, то легко видеть, что даже без существенной взаимосвязанности между цепями событий, ведущих к различным возрастным заболеваниям, все равно следует ожидать их появления в примерно одном и том же возрасте. Дело в том, что если, допустим, в организме имеются гены, защищающие от какой–либо