Деликт против кредиторов юридического лица

Целый ряд выражений, использованных в Законе о банкротстве, показывает: разработчики ст. 10 могли полагать, что контролирующие должника лица, которые выводят из него активы, причиняют вред имущественным правам кредиторов. Сделано это, разумеется, непоследовательно. В противном случае кредиторы как потерпевшие должны были бы иметь право предъявить прямой иск о субсидиарной ответственности к контролирующему лицу - причинителю, но такого права закон им не предоставляет.

Вместе с тем эта проблематика очень интересна. Уместно будет вкратце рассказать об опыте германской юриспруденции по вопросу о том, может ли третье лицо причинять вред имущественным правам кредитора в обязательстве.

Обязательства имеют относительный характер, они связывают только двух лиц - должника и кредитора. С относительностью обязательственных прав требования часто связывается вывод о том, что права требования по общему правилу не могут получать защиту против третьих лиц посредством деликтных исков - они не связывают третьих лиц и не могут быть ими нарушены <110>. Так, Имперский суд Германии практически сразу после вступления в силу ГГУ в широко известном решении отклонил идею о возможности защиты прав требования при помощи деликтного иска по правилам § 823 ГГУ <111>.

--------------------------------

<110> В то же время встречаются и иные воззрения (см., напр.: Michaels R. Sachzuordnung durch Kaufvertrag. Traditionsprinzip, Konsensprinzip, ius ad rem in Geschichte, Theorie und geltendem Recht. Berlin, 2002. S. 349 - 350, 361 и др.; Rehbein D. Die Verletzung von Forderungsrechten durch Dritte: eine rechtsvergleichende Untersuchung. Freiburg i. Br., Univ., Diss., 1968. S. 166 и далее (там же приведена схожая позиция французской науки); Wieacker F. Die Forderung als Mittel und Gegenstand der Vermogenszuordnung. S. 255 и др.). Одним из обоснований противоположной позиции является следующее: обязательство может рассматриваться не только как притязание на определенное поведение соответствующего субъекта (как в дихотомии вещное - обязательственное), но и как некий имущественный объект, актив (принадлежащий кредитору). В таком случае, если придерживаться второго варианта понимания обязательства, получается, что verletzten (нарушить, повредить) его можно. Нарушение обязательства при этом будет трактоваться как "повреждение" самого требования, воздействие на его содержание извне, которое, по всей видимости, должно квалифицироваться в качестве деликта. О дискуссии в странах общего права на предмет того, хорошо или нет допускать деликтную ответственность третьего лица, см., напр.: Aristides N.H. Rights and obligations of third parties. University of Chicago Law School, 1999.

<111> См.: решение Имперского суда от 29.02.1904 (подробнее см.: Historisch-Kritischer Kommentar zum BGB. 2/1. S. 81). О дальнейшей аналогичной практике см., в частности: Henke H.-E. Die sog. Relativitat des Schuldverhaltnisses. Wie relativ ist eigentlich das Band zwischen Glaubiger und Schuldner? Berlin, 1989. S. 64 - 67.

Деликтная защита прав требования представляет собой догматическую проблему, которая, по мнению Р. Михаэльса, охватывает собой как минимум три случая, которые следует различать <112>.

--------------------------------

<112> Эта классификация не является единственной. Об иных имеется подробнейший материал в зарубежной литературе. К примеру, это деление всех случаев незаконного вмешательства в чужие обязательственные отношения на психическое воздействие (побуждение к нарушению первого договора в случае с двойной продажей (см. об этом: Rehbein D. Op. cit. S. 18 - 19), переманивание сотрудников и пр.) и физическое воздействие (например, это может быть физическое воздействие на субъект обязательства - убийство или причинение вреда контрагенту, уничтожение вещи и пр.) (см.: Zulliger F. Eingriffe Dritter in Forderungsrechte. Zugleich ein Beitrag zur Lehre vom subjektiven Recht. Zurich, 1988. S. 10); на "прямое" вмешательство и "косвенное" (например, когда невозможность исполнения создает не само третье лицо, а лицо, побуждаемое этим третьим лицом) (см.: Andersson J. Interference with contractual relations. 1998. P. 8 - 9 и др.).

1. Третье лицо может юридически способствовать прекращению права требования кредитора тем, что оно получит исполнение по этому требованию, имеющее значение для третьих лиц. В таком случае у кредитора нет права требования в отношении должника (который освободился от обязательства посредством исполнения), но есть требования в отношении указанного третьего лица, основанные либо на неосновательном обогащении, либо на правилах ведения чужого дела без поручения. По-видимому, в дополнительном деликтном требовании он не нуждается.

2. Третье лицо может фактически обесценить право требования, сделав помимо или вопреки воле должника исполнение обязательства невозможным, например уничтожив вещь, являющуюся предметом обязательства. В этом случае у должника появляется деликтное требование в отношении третьего лица, которое при помощи ряда способов может быть отнесено фактически к требованиям кредитора без особого нарушения принципа относительности обязательственного отношения, например посредством уступки кредитору требования должника к третьему лицу о возмещении убытков. В любом случае расчеты происходят либо в структуре отношений "кредитор - должник", либо в рамках отношений "должник - третье лицо".

3. Третье лицо может подговорить должника к неисполнению обязательства или повлиять на него иным образом, например переманив сотрудников, вмешавшись в чужую сбытовую сеть, и т.п. Эти нарушения относятся, как правило, к обязательствам, предметом которых не являются вещи (для обязательств по поводу вещей применяются только правила о двойной продаже) <113>.

--------------------------------

<113> См.: Michaels R. in: Historisch-Kritischer Kommentar zum BGB. 2/1. S. 88.

Лишь в таких случаях в порядке исключения, как указывает Р. Михаэльс, в Германии признается возможность защиты посредством деликтного иска, притом не по общим правилам, а в силу специальной нормы § 826 ГГУ: "Тот, кто умышленно причиняет другому лицу ущерб таким образом, который нарушает добрые нравы, обязан возместить последнему указанный ущерб".

Показательно, что Имперский суд Германии длительное время придерживался идеи о том, что само по себе переманивание сотрудников, если им предлагается более высокая оплата и т.п., не является противонравственным. Переманивание было таковым только в том случае, если добрым нравам противоречили преследуемая цель или используемые средства, а также если предприниматели (работодатели) конкурировали между собой. С экономической точки зрения в литературе высказывались доводы и в пользу, и против запрета переманивать сотрудников. Противники запрета ссылались на то, что переманивание оживляет рынок труда, сторонники указывали на то, что работодатель утрачивает стимулы к тому, чтобы инвестировать в собственных работников, если он боится, что их безнаказанно смогут переманить. Современные исследователи приходят к тому, что правильным должно быть следующее решение: даже при наличии конкуренции между работодателями само по себе привлечение на работу сотрудников конкурента не нарушает добрые нравы, если не имеется каких-либо особых обстоятельств, таких, как переговоры с работником конкурента прямо на его рабочем месте, переманивание работника преимущественно для победы в конкуренции.

Конечно, классическим примером, показывающим границу между вещным и обязательственным правом, является ситуация, при которой продавец последовательно продает вещь дважды, но передает владение ею и право собственности на нее только второму покупателю. Поскольку право первого покупателя имеет только обязательственный характер, не распространяется собственно на проданную вещь и является относительным, т.е. не действует в отношении второго приобретателя (§ 137 ГГУ), то второй приобретатель получает от продавца собственность и в том случае, когда он знает о наличии предшествующего договора купли-продажи; только в качестве исключения он отвечает перед первым покупателем за деликт (§ 826 ГГУ).

Подобное решение германского законодателя было исключением из общего правила как с исторической, так и со сравнительно-правовой точек зрения <114>. К примеру, в общем праве (ius commune), а потом и в Прусском земском уложении 1794 г. решение проблемы двойной продажи было таким: из двух кредиторов преимущество получал тот, который получил владение первым, если он не знал о позднейших титулах <115>. В ст. 1141 Французского гражданского кодекса и в следующих его примеру ст. 1473 ГК Испании, ст. 1454 ГК Квебека прямо закреплена защита первого покупателя движимой вещи. В отношении недвижимости во Франции, Италии и Японии хотя и действует принцип внесения, означающий, что право появляется с момента его регистрации, но только не в отношении недобросовестного последующего покупателя. В Шотландии аналогичного результата достигают, применяя rule against offside goals, в ЮАР - применяя doctrine of notice <116>. Однако и в Германии первый покупатель может получить защиту. Прежде всего это происходит благодаря институту предварительной отметки (Vormerkung). Позаботившись о внесении в реестр подобной отметки, первый покупатель получает гарантию того, что право второго покупателя уже не может возникнуть в общем порядке. Далее первый покупатель может наложить арест в свою пользу, вследствие которого отчуждение вещи второму покупателю не будет достигать своего эффекта (§ 135, 136 ГГУ). Напротив, второй покупатель не имеет на это права в тех случаях, если в момент заключения договора он знает о наличии первого договора купли-продажи (это обстоятельство также свидетельствует о фактическом предпочтении первого покупателя). Наконец, первый приобретатель может требовать, чтобы второй покупатель, знавший о наличии первого, передал ему вещь в собственность по правилам о деликтной ответственности (такова традиция, восходящая к постглоссаторам, например к работам Бальда 1599 г.).

--------------------------------

<114> Очень подробно об этом вопросе см.: Michaels R. Sachzuordnung durch Kaufvertrag.

<115> Ibid. S. 137, 145.

<116> Ссылки на источники см.: Historisch-Kritischer Kommentar zum BGB. 2/1. S. 84 - 85.

Интересна история развития исследуемого института в германском праве. Изначально в нем усматривали возвращение принципа вещной <117> защиты первого покупателя, от которого, казалось бы, очевидно отказался германский законодатель (§ 137 ГГУ), поэтому наука приняла его в штыки. Предлагалось либо вообще отказаться от этого способа защиты, либо ограничить его денежной компенсацией вместо передачи вещи в натуре, однако ни то, ни другое предложение не прижилось на практике.

--------------------------------

<117> "Вещный эффект" (описываемый иногда через понятие "позитивного договорного запрета", отрицаемого § 137 ГГУ (см.: Michaels R. Sachzuordnung durch Kaufvertrag. S. 345 - 347)) немецкоязычная литература здесь видит в том, что обещание контрагента совершить в отношении другого контрагента распорядительную сделку создает некоторое вещное Zurechnung (причисление, упорядочение, вменение) в отношении последнего. И здесь возможны вариации обоснования. Иногда пишут, что у контрагента, в отношении которого другим контрагентом было обещано совершить распорядительную сделку, возникает ограниченное вещное право ожидания (Anwartschaftsrecht) (см.: Michaels R. Sachzuordnung durch Kaufvertrag. S. 290, Raiser L. Dingliche Anwartschaften. Tubingen, 1961; Wieacker F. Op. cit. S. 249). При этом пишут, что это относительно современный доктринальный подход. Возможен и другой вариант, имеющий более глубокие корни (см.: Michaels R. Sachzuordnung durch Kaufvertrag. S. 98 - 99), - связанность кредитора в отношении лица, которому он должен передать вещь, переходит на второго покупателя. Хотя, похоже, что оба подхода говорят об одном и том же и происходят от одного истока. Вероятнее всего, это не новый подход: сама теория прав ожидания выросла из ius ad rem, имеющего по большей части германское происхождение. Просто в XIX в. от ius ad rem целенаправленно отказывались из-за желания выстроить стройную догматическую систему с разделением вещного и обязательственного права, в которую ius ad rem не вписывалось (см.: Michaels R. Sachzuordnung durch Kaufvertrag. S. 159, 171). Но поскольку те экономические потребности, которые обеспечивало ius ad rem, с отказом от него не прекратились, потребовалось что-то, что заменило бы собой действие ius ad rem. Эту роль стало выполнять право ожидания.

Сегодня ответственность второго покупателя, основанная на § 826 ГГУ, отличается от вещной защиты первого покупателя благодаря тому, что требуется не просто знание второго покупателя о наличии предшествующего договора (так было сразу после принятия ГГУ, правда, со временем от этого отказались), но и соблюдение особых предпосылок, свидетельствующих о нарушении вторым покупателем добрых нравов. Но так обстоит дело только в теории. А на практике за редким исключением нет отказов в исках, предъявленных первым покупателем ко второму, если тот знал о наличии предшествующего договора. Особые критерии противонравственности поведения второго покупателя (уплата более высокой цены, планомерность его поведения), получается, присутствуют всегда (раз нет отказов в иске со ссылкой на отсутствие нарушения добрых нравов). Таким образом, фактически, как полагает Р. Михаэльс, для деликтной ответственности второго покупателя достаточно его знания о наличии первого договора <118>.

--------------------------------

<118> См.: Michaels R. in: Historisch-Kritischer Kommentar zum BGB. 2/1. S. 87.

Проблема прямого иска первого покупателя ко второму сводится не столько к выбору между знанием о наличии предшествующего договора и противонравственностью поведения, сколько к нарушению принципа относительности обязательства, тем более что может показаться незаслуженным освобождение первого покупателя от риска банкротства продавца. Хотя, с другой стороны, если выбирать из двоих покупателей, этот риск, возможно, целесообразнее возложить на недобросовестного второго приобретателя.

Итак, как же обстоит ситуация в России? Мы отвлеклись на проблему относительного характера обязательства, дискутируемую в германской доктрине, совершенно сознательно, чтобы показать, насколько редкими могут быть исключения из общего правила, согласно которому третье лицо никак не может нарушить обязательственное право требования, существующее в отношениях между двумя другими лицами.

Совершенно очевидно, что случаи вывода активов или иного доведения до банкротства, вследствие которого юридическое лицо становится неспособным к расчетам со своими кредиторами, относятся ко второй группе из указанных выше.

Таким образом, германское право, если следовать позиции Р. Михаэльса, не допускает в этих ситуациях прямой ответственности третьего лица, по вине которого наступает банкротство должника, перед кредиторами последнего.

Нам представляется, что этот опыт заслуживает внимания. Наделение кредитора правом требования к третьему лицу можно помыслить, если нет более никаких кредиторов и не надо задумываться о пропорциональности удовлетворения их требований. С этой точки зрения случай двойной продажи довольно простой, так как в конфликт вступают интересы первого (невладеющего) и второго (владеющего) покупателей и этот конфликт в определенных случаях может быть разрешен в пользу первого покупателя посредством присуждения второго покупателя к выдаче вещи. Когда же мы имеем дело со стечением кредиторов, это совершенно другая ситуация. Допустим, таких кредиторов десять и каждому принадлежит требование на 50 к должнику. Причинитель вреда в свою очередь вывел активы должника на сумму 100. Кто из кредиторов имеет требование к причинителю вреда? По-видимому, каждый. Но при этом только двое смогут получить реальное удовлетворение, а восемь останутся ни с чем. Гораздо справедливее забрать эти 100 в качестве убытков в конкурсную массу и выдать каждому из десяти кредиторов по 10, т.е. пропорционально. Собственно, именно об этом и говорит германское право, когда не допускает, чтобы во второй группе случаев кредитор мог напрямую обращаться к третьему лицу - причинителю вреда имуществу должника.

Подводя итог, заметим, что говорить о деликте лица, выведшего активы или иным образом доведшего юридическое лицо до банкротства, в отношении кредиторов юридического лица преждевременно. Вместе с тем законодатель не всегда это учитывает. Так, в ст. 2 Закона о банкротстве даже раскрывается понятие "вред, причиненный имущественным правам кредиторов". Под ним понимается уменьшение стоимости или размера имущества должника и (или) увеличение размера имущественных требований к должнику, а также иные последствия совершенных должником сделок или юридически значимых действий либо бездействия, приводящие к полной или частичной утрате возможности кредиторов получить удовлетворение своих требований по обязательствам должника за счет его имущества.

Решение дать такое понятие выглядит нелогичным, потому что оно вводит участников оборота в заблуждение, заставляя их полагать, что деликт совершен именно против кредиторов, хотя в действительности кредиторы подобными исками не наделены.

Трансформация деликта против должника

в деликт против кредиторов

В п. 53 упомянутого Постановления Пленума ВАС РФ от 22.06.2012 N 35 содержится следующее разъяснение: "После завершения конкурсного производства либо прекращения производства по делу о банкротстве требования о возмещении упомянутых убытков, если они не были предъявлены и рассмотрены в рамках дела о банкротстве, могут быть заявлены в общеисковом порядке в пределах оставшегося срока исковой давности".

В этом судебном толковании объединены две разноплановые ситуации: с одной стороны, завершение конкурсного производства, которое приводит к прекращению существования юридического лица ввиду его исключения из ЕГРЮЛ; с другой - прекращение дела о банкротстве, последствием которого является снятие любых ограничений, наложенных на должника ввиду наличия этого дела, при том что должник сохраняет свое существование как юридическое лицо.

Очевидно, что во втором случае с требованиями, принадлежащими юридическому лицу в отношении лиц, которые причинили ему вред, ничего особенного не происходит: они остались у юридического лица. Таким образом, разъяснение в этой части не имеет существенной нагрузки.

В первом же случае - когда речь идет о завершении конкурсного производства - практический интерес вызывает вопрос о том, кто именно может потребовать возмещения указанных убытков и в чью пользу. Наилучший вариант, о котором мы уже писали, - возобновление дела о банкротстве с тем, чтобы это требование в общих интересах заявил конкурсный управляющий. Однако очевидно, что не он подразумевался в приведенном разъяснении: вне всяких сомнений, имеется в виду ситуация, когда дела о банкротстве более нет, именно поэтому идет речь о заявлении соответствующего требования в общеисковом порядке.

Следовательно, остается единственный вариант, при котором кредиторы смогут заявить требование к причинителям вреда. И очевидно, что это требование будет заявлено в интересах самих кредиторов.

Тем самым деликт, совершенный против юридического лица, после прекращения данного юридического лица трансформируется в деликт против его кредиторов. В этом случае можно говорить о происходящем снятии корпоративного покрова по российскому праву.

Поскольку в разъяснении ВАС РФ не упоминаются лица, имеющие право заявить к причинителю вреда требование о возмещении убытков, к их числу следует относить любых лиц, имеющих в этом имущественный интерес. Таким образом, есть основания полагать, что иском должны быть наделены не только кредиторы (без разделения на текущих и конкурсных), но и участники юридического лица - должника, если исходя из организационно-правовой формы этого юридического лица они имели право на ликвидационную квоту.