uaytkhed_al_fred_nort_priklyucheniya_idey

ЧАСТЬ IV ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Глава XVI Истина

Раздел I. Истина и красота являются основными регулятивными свойствами, в силу которых видимость оправдывается непосредственным решением субъекта опыта. Такое оправдание определяет ее статус при непосредственно случившемся событии. Субъектная форма схватывания может включать непосредственное усиление или ослабление, а также может включать и цель продлить себя в будущее или цель исключить себя из него. Истина и красота представляют собой предельные основания для усиления и для продления. Конечно же, настоящее может быть принесено в жертву будущему, так что истина или красота в будущем могут быть причиной умаления истины или красоты в настоящем.

Раздел II. Истина есть особое свойство, приложимое только к видимости. Реальность – то, что существует только само по себе, и бессмысленно спрашивать, истинна она или ложна. Истина есть соответствие видимости реальности. Это соответствие может быть большим или меньшим, а также прямым и непрямым. Таким образом, истина есть родовое свойство, имеющее несколько различных уровней и видов. В верховном суде неверно истолкованная истина может привести к клятвопреступлению. Скажем, портрет может быть столь точным, что способен обмануть наблюдателя. Сама его правдивость ведет к обману. Улыбка лицемера обманчива, а улыбка филантропа может быть и правдивой. При этом оба они действительно улыбались.

291

Раздел III. Понятие истины можно обобщить таким образом, чтобы его никак нельзя было соотнести с видимостью. Два объекта могут быть такими, что 1) ни один из них не является компонентом другого и 2) состав их природы может включать в себя какой-то общий фактор, при этом их «сущности» в полном смысле слова различны. Таким образом, о двух объектах можно сказать, что отношения их друг с другом зиждятся на истине. Исследование одного из них может пролить свет на некоторый фактор, который относится к сущности другого. Иными словами, может быть создана абстракция, и какие-то элементы полной модели при этом упускаются из вида. Полученная таким образом частичная модель явится как бы абстракцией первоначального объекта. Итак, отношения, основанные на истине, можно сказать, будут связывать объективное содержание каждого из двух схватываний, когда из них обоих может быть абстрагирована идентичная частичная модель. Каждое схватывание выявит одну и ту же частичную модель, хотя упущенные из виду элементы предполагают различия, которые принадлежат их разным индивидуальностям. Платон употребляет термин «причастность» (μέθεξις), чтобы выразить отношение многосоставного факта к какой-то частичной модели, которое этот факт иллюстрирует. Он, однако, ограничивает понятие частичной модели некой чисто абстрактной моделью качественных элементов, исключая при этом понятие конкретной частичной реальности в качестве компонента сложносоставной реальности. Это ограничение обманчиво. Поэтому мы будем говорить о модели, включающей конкретные частности среди моделируемых элементов. В таком широком смысле можно сказать, что два объективных содержания объединены или связаны отношением-в-истине [truth-rela- tion], если они каким-то образом сопричастны одной и той же модели. Одно из них иллюстрирует то, чем частично является другое. Они, следовательно, интерпретируют друг друга. Но если мы спросим, что имеется в виду под «истиной», то в качестве ответа мы можем лишь указать на отношение-в-истине, при котором два многосоставных явления сопричастны одной и той же модели. Тогда знание об одном из этих фактов включает в себя и знание о другом – включает в той мере, в какой оба они пребывают в отношении-в-истине.

292

Истинностное отношение, осуществленное в опыте, включает всегда некий элемент видимости. Ибо различные схватывания двух сложносоставных фактов интегрированы так, что два объекта находятся в единстве или в противоречии друг с другом. Существует интуиция ограниченного тождества модели, включенной по контрасту в различные сущности. В силу этого тождества происходит передача или перенесение субъектной формы от чувствования одного объекта к чувствованию другого. Что свойственно одному, свойственно и другому. Интуитивное признание того, что «это так», есть субъектная форма, включающая в себя оправдание ее собственного переноса с объекта, взятого с одной стороны контраста, на объект, взятый с другой его стороны.

Этим путем один объект как реальный факт обрастает дополнительными значениями, присущими отношениям, в которых находятся составляющие его моменты, благодаря его аналогиям с другим объектом. Иными словами, он становится реальным фактом, слегка окрашенным видимостью. Моменты, его составляющие, сами по себе не должны восприниматься в этих пропорциях. Знать истину частично означает нарушать порядок Вселенной. Так, например, дикарь, умеющий считать только до десяти, чудовищно преувеличивает значимость малых чисел; то же самое происходит и с теми, чье воображение пасует, едва речь заходит о миллионах. Самое банальное нравственное заблуждение происходит тогда, когда мы утверждаем, что нам необходимо знать истину. Малая истина может породить большое зло. И это большое зло может принять форму большого заблуждения. Как отмечает Анри Пуанкаре172, точные инструменты, употребляемые не вовремя, могут помешать развитию науки. Так, например, если бы воображение Ньютона находилось бы во власти тех ошибок в законах Кеплера173, которые обнаружены современными наблюдениями, мир наш мог бы все еще дожидаться открытия закона тяготения. Истина должна быть своевременной.

Раздел IV. Два бросающихся в глаза примера отношений-в- истине в человеческом опыте дают нам пропозиции и чувственные восприятия. Пропозиция является абстрактной возможностью некого специфического переплетения актуальностей, реализующих некий вечный объект, который может быть либо простым, либо – сложной моделью простых объектов. Реализация может 1) ка-

293

саться сложной связи с составляющими его событиями в определенных функциях, 2) затрагивать индивидуальную реализацию вечного объекта несколькими или же всеми из составляющих его событий или 3) затрагивать совместную реализацию некоторыми неспецифическими подчиненными связями. Все эти альтернативы попросту касаются возможности предположений различных типов, столь важных для целей формальной логики.

Однако для настоящего обсуждения нам следует просто принять во внимание тот неоспоримый факт, что пропозиция является абстрактной возможностью определенной связи-нексуса, иллюстрирующего определенную модель.

Никакое просто словесное высказывание не выражает пропозиции. Оно всегда включает в себя побуждение к некоторой психологической установке в схватывании означенной пропозиции. Иными словами, оно стремится зафиксировать субъектную форму, которая облекает чувствование пропозиции как нечто данное. В нем может заключаться побуждение к вере или сомнению, к радости или к повиновению. Это побуждение частично передается с помощью грамматического наклонения и времени глагола, частично всем содержанием высказывания, частично оформлением книги, в том числе ее обложкой, частично именами автора и издателя. При обсуждении природы пропозиции большая путаница возникает из-за того, что психологическое побуждение смешивается с самим «пропозиционным предложением» (пропозицией).

Пропозиция является понятием об актуальных вещах, допущением, теорией или предположением относительно этих вещей. Ее представление в опыте содействует многим целям. Это крайний случай видимости, поскольку факты, являющиеся логическими субъектами, мыслятся как бы в виде иллюстраций предиката. Бессознательное представление пропозиций является состоянием перехода от реальности первоначальной фазы опыта к видимости конечной фазы. На самом низком уровне фактических данностей, процессы которых почти не порождают пропозиций, практически не существует видимости, в которой различались бы конечная и начальная фазы.

Для пропозиции гораздо важнее быть интересной, чем истинной. Это утверждение – почти что тавтология. Ибо энергия произведения или составления пропозиции есть интерес и значимость

294

события опыта. Конечно же, истинная пропозиция способна быть более интересной, чем ложная. Также и действие, согласно эмоциональной привлекательности пропозиционного предложения, способно быть более успешным, если оно истинно. И независимо от этого действия созерцание истины оправдано само по себе. Однако послевсехэтихобъясненийиоговорокистинавсежезаключаетсяв том, что значимость пропозиции кроется в ее интересе. Ничто лучше не иллюстрирует опасности специальных наук, чем путаница, возникающая при манипулировании с пропозициями, предназначенными исключительно для работы логиков. Истина пропозиции заключается в ее истинном отношении к связи-нексусу, который является ее логическим субъектом. Пропозиция является истинной, когда связь в реальности приводит в качестве примера модель, которая является предикатом пропозиции. Таким образом, при анализеразличныхфакторов,участвующихвпостроении«пропозиционного предложения», можно сказать, что предложение, в том случае, если оно истинно, кажется идентичным со связью. Ибо здесь речь идет о тех же самых событиях и тех же самых вечных объектах. Однако во всем анализе существует один высший фактор, который, какправило,упускается,аименно–видсовместности.Связьвклю- чает в себя вечный объект в состоянии его реализации. Тогда как при истинной пропозиции одновременность связи и вечного объекта относится к состоянию абстрактной возможности. Вечный объект, таким образом, объединен со связью как простой предикат. И тогда связь и вечный объект принадлежат к различным категориям бытия. Отождествление их является совершенной бессмыслицей. Бессмыслицей того же рода, что и модное отождествление физического факта с формулами чистой математики.

Пропозиции, как и все остальное, исключая опыт в его собственной непосредственности, существуют только в качестве представленных в опыте. Особенность функции ментального полюса состоит в том, что объективное содержание его схватываний существует только в виде возможности. Но действительность необходимым образом включает ментальный полюс. Таким образом, при анализе актуального события мы неизбежно обнаруживаем компоненты, относящиеся к виду возможности. Самый красноречивый пример истины и лжи вытекает из сравнения существования в виде возможности с существованием в виде актуальности.

295

Раздел V. Для животных нашей Земли чувственное восприятие является кульминацией видимости. Чувственные данные, накопленныедеятельностьютелавпрошлом,заполняютсобойнекие области в мире современном. Признак гипотезы, признак простой предполагаемой возможности исключаются. Области, открывающиеся воспринимающему существу, как бы по собственному праву ассоциируются с чувственными данными. Тогда видимостью является то, что чувственные данные определяют как области.

Тогда возникает вопрос: определяют ли фактически чувственные данные эти области? Ответ зависит от того, что имеется в виду под«фактически»,ачтоимеетсяввидупод«определением».Здесь понятия истины и лжи соотносятся с чувственным восприятием. Но в области истины много обителей, и нам следует проанализировать те типы истины и лжи, которые могут быть обнаружены чувственным восприятием.

Преждевсего,долженбытьпринятвовниманиепервичныйстатус sensa, чувственных данных, как характеристик аффективной тональ-

ной окрашенности. Они сначала наследуются в качестве подобных характеристик, а затем путем «трансмутации» становятся объективно воспринимаемыми в качестве характеристик областей. Огромная эстетическая значимость sensa вытекает из этого их статуса. Ибо sensum в качестве фактора в данном схватывания устанавливается в ка-

честве характеристики аффективной тональности, которая является субъектной формой схватывания. Таким образом, модель аффективной тональности соответственно воспроизводится моделью sensa как данного. Ныне, когда некая область в чувственном восприятии воспринимается как красная, возникает вопрос, не является ли красный цвет главным определяющим аффективную тональную окрашенность той реальности, которая и составляет область восприятия?

Если это так, то в этом смысле существует истинностное отношение между реальностью этой области и ее видимостью для современного субъекта восприятия. Например, если свет отражается в зеркале, видимость пространства позади зеркала не дает никаких оснований для предположений относительно аффективной окрашенности составляющей его действительности.

Понятие sensa как аффективной тональной окрашенности является парадоксом для философии, хотя это едва ли очевидно для здравого смысла. Раздражительная реакция на красное свой-

296

ственна людям с нервным расстройством и быкам. Аффективная окрашенность зеленеющего леса весной может быть определена лишь весьма тонкими оттенками зеленого цвета. Определение зеленого цвета весной сопряжено с сильными эстетическими эмоциями. Интеллект фиксирует запах как некое данное; животное испытывает его в качестве определения субъективных чувств. Наше развитое сознание останавливается на чувстве как на чем-то нам данном; наш глубинный животный опыт представляет его как тип субъективного чувствования. Опыт начинается с этого чувствования чего-то пахнущего [smelling feeling], а затем умственной деятельностью доводится до чувства запаха.

Можно также понаблюдать за настроениями, находящимися на грани превращения в sensa, фактически функционирующими в качестве sensa для ребенка и прекращающими быть таковыми для развитого интеллекта взрослого человека. Например, эмоциональное состояние матери, кормящей своего ребенка, состояние любви или жизнерадостности, угнетения или раздражения, воспринимаются ребенком непосредственно по лицу матери и вызывают его ответную реакцию. Разумеется, в высшей степени маловероятно, чтобы едва уловимые оттенки мысли, по которым наши эпистемологи добывают знания, могли быть доступны не научившимся говорить детям, собакам или лошадям. Непосредственное восприятие подобных настроений должно происходить в тех же рамках, что и восприятие других sensa. Но принимая во внимание восприятие подобных настроений, «животное» тело при таком восприятии функционирует совершенно иначе, чем при передаче sensa. Поэтому для развитого интеллекта существует различие в типе.

Нововсякомслучаеребенокчувствуетвеселостьсвоейматери как нечто данное и ощущает ее с соответствующей аффективной окрашенностью. Это данное извлечено из прошлого, непосредственного прошлого. Оно набрасывается на область настоящего, занятого связью событий, из которых слагается сложный факт существования матери, ее тела и души. Таким образом, видимость для ребенка включает определение веселости. И в отношениях с ребенком у современной настоящей матери может возникнуть – и на самом деле часто возникает – то самое истинностное отношение в самом полном смысле понятия «истина».

297

Раздел VI. Отношение чувственного восприятия к современнымобстоятельствамтакжеможетслужитьпримеромдругоготипа истинностного отношения между видимостью и реальностью.

Чувственное восприятие может явиться следствием нормального функционирования здорового «животного» тела. Включение опыта души, унаследованное от прошлых восприятий, также может иметь место в этой норме здоровья. Также и особое тело и особаядушамогутопределеннымобразомсоучаствоватьвсообразовании их реакций на те главные внешние виды проявлений того потока энергии, который обычно требуется для сохранения некоего вида животного. При подобных условиях соответствия норме видимость, которая возникает, будет присуща определенным видам животных при определенных обстоятельствах. Это факт природы, и видимость выражает собой проявление закона природы, присущего определенной космической эпохе и – более конкретно – специфическим условиям в рамках этой эпохи. Здесь имеет место отношение-в-истине между видимостью и реальностью менеепрямогоилименеенепосредственногохарактера,чемвпервом случае истинностного отношения. Оно шире, неопределенней и рассеянней в совокупности своих отношений. Мы восприняли то, что индивиды нашего типа, находящиеся в благоприятных условиях, должны были бы воспринять при подобных обстоятельствах.

Раздел VII. Внутри любого типа истинностного отношения возникает разграничение. Реальность функционирует в прошлом, видимость воспринимается в настоящем. В безлунную ночь полоска слабого свечения в небе, которая является Млечным Путем, есть видимость современного мира, именно она представляет собойбольшуюобластьврамкахиливграницах«вместилища»этого мира, как он предстает перед нами. Однако реальность, функционирование которой обнаруживается в этой видимости, есть поток световой энергии, несущейся по необъятным глубинам пространства до нашего воображения бесконечное время.

По ту сторону Млечного Пути, каким он нам видится, на границетрудноопределимогорасстояниястоитбарьер,ограждающий нас от пространства, находящегося по ту сторону: существует ли эта далекая деятельность передачи световой энергии в качестве современного факта? Возможно, события, взаимосвязь которых образует ту отдаленную область, изменили ход их действий. Звезды

298

вспыхивают на несколько дней, и через несколько лет свет их умирает. Видимость современных областей имеет свое истинностное отношение к прошлому и свое истинностное отношение к современной реальности. Последнее истинностное отношение может рассматриваться только в качестве скачка воображения, который имеет свою почву для оправдания или обоснования истинностного отношения к прошлому и нашего опыта, связанного с постоянством типов определенного порядка.

Возможно, во взаимной имманентности событий, хотя предше- ствующееипоследующее–прошлое,настоящееибудущее–всееще равным образом занимают физический и ментальный полюсы, отношение ментальных полюсов друг к другу не подчинены одним и тем же законам перспективы, как подчинены отношения физических полюсов. Измеримое время и измеримое пространство оказываются, таким образом, нерелевантными в отношении к их взаимным соединениям. Тем самым в отношении некоторых типов видимости может существовать элемент непосредственности в ее отношениях к ментальной стороне современного мира. Другие типы видимости, такие как локализованные sensa при чувственном восприятии, могут зависеть от времени и пространства, которые выражают перспективу при взаимной имманентности физических полюсов.

Раздел VIII. Существует и третий тип истинностных отношений, который является еще более определенным и более опосредованным, чем рассмотренный выше второй тип. Он может быть обозначен как тип «символической истины». Этот вид истины может включаться и во второй тип, как предельный случай последнего. Но в целом предпочтительнее выделить его в отдельный тип.

Отношение видимости к реальности, когда речь идет о символической истине, строится таким образом, что для определенного набора воспринимающих субъектов схватывание видимости приводит к схватыванию реальности, и при этом субъектные формы двух схватываний являются соответствующими друг другу. Здесь, однако, нет прямого причинного отношения между видимостью и реальностью, так что никакое непосредственное ощущение видимости не становится причиной реальности, или реальность не служит причиной для видимости. Конфигурация дополнительных обстоятельств осуществила соединение этих видимостей и этих реальностей в качестве таких, которые постигнуты в опыте вос-

299

принимающих. Видимости не проливают никакого света на реальности, исходя из собственной своей природы, так же как и реальности не проливают никакого света на видимости, за исключением опыта особо обусловленных восприятий. Языки и их значения являются примерами третьего типа истины. Существует опосредованное отношение истины звуков и их визуальных обозначений на бумаге к сообщаемым утверждениям. Мы ограничиваем обсуждение отношением написанных или произнесенных предложений к пропозициям174. Существует правильное и неправильное употребление какого-то конкретного языка в группе людей, находящихся в нормальных условиях. Так, взглянув на область литературной эстетики, язык не только передает объективное значение, но также включает в себя сообщение субъектной формы.

Музыка, церемониальные облачения, церемониальные благовония и церемониальные ритмические визуальные видимости также обладают своей символической истиной или символической ложностью. В последних случаях передача объективного значения является минимальной, а передача соответствующей субъектной формы весьма высока. Музыка служит примером, когда она изображает какоето сильное переживание, связанное с патриотизмом, воинской доблестью или религией, вызывая чувство, которое слушатели смутно пытаются соединить с переживанием национальной жизни, столкновениями между народами или проявлениями Бога. Музыка облекает неясные чувства в отчетливые представления. Она оказывает эту добруюилидурнуюуслугу,вводяэмоциональное одеяние,котороепревращает замутненную объективную реальность в ясную видимость, соединяя с ней субъектную форму, соответствующую ее узнаванию.

Существует нечеткое истинностное отношение – через общность субъектной формы – между музыкой и вызываемой ею видимостью. Существует также истинностное отношение между видимостью и реальностью – реальностью национальной жизни, борьбы между народами или реальностью Божьей сущности. Сложный сплав истинностных отношений с их ложностью образует опосредованную интерпретирующую силу искусства, делающую возможным выразить истину о природе вещей. Разумеется, здесь приводится несколько грубоватый, почти вульгарный пример, ибо он призван служить более легкому объяснению. Однако хрупкая внутренняя правда искусства обычно бывает такого рода.

300