политиками. Кластеры фирм на основе перекрестного участия образовались в случае «рекомбинированной» собственности в Вен­грии. Приватизация в Чехии также привела к появлению ряда ФПГ. Мы чрезвычайно далеки от случая приватизации, способ­ствующей развитию рыночной конкуренции согласно предпосыл­кам теоремы Коуза.

2.4. Коррупция, хищения и силовое предпринимательство

Исследователи выделяют ряд моментов, которые нужно изме­нить для обеспечения адекватной защиты прав собственности, включая более жесткие гражданские кодексы и более эффектив­ную судебную систему. В большинстве ПСЭ законы столь необя­зательны для выполнения, что менеджеры легко игнорируют их и управляют корпоративными делами исключительно к своей выгоде. Ограничения оппортунизма менеджеров немногочислен­ны, они фактически ограничиваются исками акционеров. Одна­ко даже подача исков затруднена в условиях недостатка инфор­мации (вновь вопрос о трансакционных издержках) о состоянии финансов корпорации, а их рассмотрению препятствуют несовер­шенства и слабость юридической системы. В ПСЭ практически исчезло ясное определение кражи, хотя именно кража и оказалась наиболее быстрым способом перераспределения прав собственно­сти (Mlcoch, 1998). Как в таких условиях преследовать воров в суде? Например, никакие санкции за недолжное или внелегаль-ное поведение в ходе приватизации не были предусмотрены в Хорватии, напротив, все внелегальные действия классифициро­вались как обычная экономическая преступность. Масштабы кор­рупции увеличились в результате всевластия администраторов и непрозрачности приватизационных сделок. Если ставится задача борьбы с коррупцией, то необходимо четко сформулировать прин­ципы и критерии принятия решений, а также обеспечить равный доступ всех потенциальных покупателей к информации относи­тельно активов. После завершения продажи цена сделки обяза-. тельно должна стать публичной. Следует обеспечить выполнение покупателем условий сделки (графика выплат или инвестицион­ного соглашения) (Bornstein, 1999). Все эти требования не были выполнены в ПСЭ.

Еще одна проблема заключается во всевластии менеджеров. Хищения, осуществление давления на миноритариев, нарушения закона, использование к своей выгоде пробелов в законодатель­стве частично достались в наследство от прежней системы. С кол­лапсом коммунизма криминальные сообщества, нечестные бюро­краты и менеджеры стали ориентироваться на максимизацию при­были легальными, внелегальными и криминальными методами. В частности, благосостояние менеджеров чаще всего определялось не эффективным функционированием компании или реструкту­ризацией, а полулегальным выводом активов (Bim, 1996). Грабеж приватизированных предприятий посредством вывода активов стал одним из любимых занятий менеджеров (Cull et al., 2002). Список наиболее распространенных способов неофициального трансферта активов включает в себя выкуп на выгодных услови­ях (низкая цена, рассрочка) активов государственных предприя­тий «своими» покупателями; получение директорами выгодных кредитов от государственных банков; оплата акций или кредитов активами приватизированной компании; фиктивное изменение структуры капитала; скрытое присвоение доходов компании час­тью акционеров и/или менеджеров; такие криминальные дей­ствия, как фиктивное банкротство перед приватизацией, хищения, мошенничество, взятки, коррупция и, наконец, операции на те­невых рынках ценных бумаг. И этот список далеко не исчерпы­вающий.

В России приватизация превратилась в прихватизацию, или разграбление активов (Hedlund, 2001). Наиболее привлекательная собственность использовалась в рамках схемы «кредиты в обмен на акции» и стала предметом острого соперничества олигархов: обычные же россияне, по мнению Хедлунда, оказались просто обманутыми. Иногда утверждают, что более медленная привати­зация оставляет больше возможностей для коррупции. Однако эмпирические факты свидетельствуют об обратном: коррупция расцвела именно в тех странах, которые сделали ставку на быст­рую приватизацию: Венгрии, Чехии и, прежде всего, России. Си­стематическое разграбление активов менее характерно для других ПСЭ, но ни одна из них не смогла избежать этой опасности. Так, польская пресса отмечает лишь немногие факты коррупции в про­цессе приватизации, осуществленной медленными темпами. Раз­рушение институтов прежней системы и дезорганизация государ­ства привели, во-первых, к трансформации правительства в группу независимых чиновников, преследующих свои собственные цели и берущие взятки¹⁵. Во-вторых, правительство лишается способ­ности производить базовые услуги (защиту, безопасность, подцер­жание порядка), суды оказываются неспособными эффективно разрешать конфликты (ввиду крайне высоких трансакционных издержек), что заставляет искать частные механизмы исполнения контрактов (Frye, Shleifer, 1997). Особенно ярким примером дей­ствий «грабящей руки» стала Россия. Владельцы магазинов и дру­гой собственности часто платят частным охранным агентствам за защиту от преступности и помощь в решении конфликтов. Этот неформальный институт известен в России под именем «крыши», а в Польше — под именем «зонтика». Частные механизмы обес­печения права и порядка более распространены в России, чем в Польше, так как экономические преступления в первой стране значительно более масштабны. Значит, основной принцип теоре­мы Коуза — легальная защита контрактных обязательств и прав собственности — не выполняется в ПСЭ после приватизации, осо­бенно в России.

Специфическая отрасль бизнеса — известная в качестве «си­лового предпринимательства» (Volkov, 1999) — появилась в ответ на крайне высокие трансакционные издержки. Ее можно назвать неформальной «отраслью по экономии трансакционных издер­жек», ибо она ориентирована на обеспечение частного механизма принуждения к исполнению контрактных обязательств. Подобный бизнес носит частично криминальный, частично легальный харак­тер. Он сводится к основанному на силе партнерству между орга­низованной группой или фирмой, профессионально использую­щей угрозы для достижения коммерческих целей, и клиентом, которому гарантируют такие минимальные условия бизнеса, как безопасность, обеспечение выполнения контрактов, помощь в ре­шении конфликтов и страхование сделок (формальные институ­ты рынка, выполняющие аналогичные функции, отсутствуют). Бизнес частной защиты вырос из практики рэкета, распространен­ной в конце 1980-х — начале 1990-х годов, основными его субъек­тами стали бывшие спортсмены, воины-«афганцы» и др. Сталки­ваясь, с одной стороны, с повсеместной невыплатой долгов, невыполнением условий контрактов, распространением мошен­ничества и воровства и, с другой стороны, с дефицитом права и механизмов легальной защиты, бизнесмены и их фирмы вынуж­дены оплачивать услуги подобных посредников по «решению воп­росов». Крут решаемых вопросов включает в себя физическую за­щиту, возвращение долгов, решение конфликтов, посредничество в отношениях с государственными чиновниками, получение ли­цензий и разрешений, регистрация предприятий, получение на­логовых льгот, использование государственных органов (пожар­ной инспекции, санэпидемстанции и др.) в качестве средства борьбы с конкурирующими компаниями¹⁶. Впоследствии группы силовых предпринимателей инвестировали деньги в те предпри­ятия, которые находились под их защитой, что позволило их пред­ставителям в некоторых случаях даже занять места в советах директоров. Конечно, силовые предприниматели являются аутсай­дерами в структуре собственности и, вероятно, самыми нежелан­ными. Цена за «решение вопросов» (примерно 20—30% прибыли предприятия) отражает высокие трансакционные издержки, свя­занные с деятельностью в типично не-Коузианской экономичес­кой среде. В любом случае эти издержки ниже, чем в случае со­вершения легальных сделок, учитывая неэффективность государ­ственной защиты и арбитража.

МВД России установило, что в 1994 г. криминальные группы контролировали или владели около 40 тыс. предприятий, включая 2 тыс. предприятий в государственном секторе и ряд коммерчес­ких банков. Какими бы ни оказались более точные цифры, недо­пустимый размах явления не вызывает сомнений. По официаль­ным данным, в период с 1993 по 1996 г. в России было соверше­но 1930 заказных убийств бизнесменов¹⁷, и по-прежнему нельзя утверждать, что после завершения приватизации «частное нало­гообложение», хищения, взятки и коррупция больше не в ходу. В этой связи подчеркнем, что взяточничество государственных чи­новников остается острой проблемой во всех ПСЭ (табл. II.5.10). С момента принятия в 1996 г. нового Уголовного кодекса число дел, возбужденных по фактам экономических преступлений, силь­но возросло — с 60 тыс. в 1994 г. до 250 тыс. в 1998 г. (UNODCCP, 2001), и рынок «решения проблем» стабилизировался. Окончатель­ное избавление от силового предпринимательства может заклю­чаться только в публичном, а не частном принуждении к испол­нению законов.

Анализ внелегальной и криминальной экономики, сделанный в более критическом ключе (Oleinik, 2001), исходит из гипотезы, согласно которой субъекты криминальных рынков ориентирова­ны на максимизацию полезности без всяких ограничений, — от­сутствие или слабость институциональных рамок экономической деятельности освобождают ее от всяких этических соображений. Кризис норм и ценностей, «освобождающий» человеческое пове­дение от всяких моральных ограничений, становится стимулом к вседозволенности, поиску ренты и прибыли без каких-либо огра-Таблица I 1.5.10

РЕСУРСЫ, ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ ДЛЯ ВЫПЛАТЫ ВЗЯТОК, % ОТ СОВОКУПНЫХ ДОХОДОВ ФИРМЫ

Страна	% доходов	Страна	% доходов
Азербайджан	5,7	Молдова	4,0
Албания	4,0	Польша	1,6
Армения	4,6	Румыния	3,2
Беларусь	1,3	Россия	2,8
Болгария	2,1	Словакия	2,5
Грузия	4,3	Словения	1,4
Венгрия	1,7	Украина	4,4
Казахстан	3,1	Узбекистан	4,4
Киргизия	5,3	Хорватия	1.1
Латвия	1,4	Эстония	1,6
Литва	2,8	Чехия	2,5

Источник: Hellman et al., 2000.

ничений и рамок. Такая ситуация благоприятна для односторон­него механизма исполнения контрактов, т.е. для использования принуждения и насилия. Экономическая среда сетевого капита­лизма также выводит процесс совершения сделок за пределы пра­вового поля. В ПСЭ высокий уровень преступности объясняется как отсутствием альтернатив, так и отрицанием любых норм и ценностей, и лежавших в основе прежней системы, и новых. Сле­довательно, объяснение преступности выходит за рамки экономи­ки трансакционных издержек и нерешенных вопросов привати­зации (развитию этой темы посвящена глава П.7, и мы не разви­ваем ее здесь дальше).

Искажения, характерные для постприватизационного перио­да, ставят под вопрос легитимность собственности и необходи­мость делиться правом на остаточный доход с «экономическими преступниками». Помимо моральной составляющей, данный воп­рос имеет и чисто экономическую подоплеку. Большинство на­блюдаемых трансакционных издержек вызваны неэффективнос­тью существующих (или отсутствующих) институтов в процессе обеспечения исполнения контрактов. Они будут высокими до тех пор, пока государственные (государственный арбитраж) и част­ные, но признаваемые государством (коммерческий арбитраж), органы остаются не способными решать новые трансакционные проблемы, пока игнорируются законы и господствует телефонное право, пока допускаются безнаказанные судебные ошибки. При­ватизация остается прекрасным примером исторической обуслов­ленности в развитии: привычка не уважать закон оказывается сильнее официально декларируемого верховенства закона. В ко­нечном счете, приватизация превратилась в свою противополож­ность, коррупцию в бизнесе, лежащую далеко в стороне от доро­ги к настоящей рыночной экономике. Подобное отклонение ос­тается серьезной проблемой на будущее в ПСЭ, в том числе в России, и критика в данном вопросе не только уместна, но и не­обходима. Только сильное государство может лишить безнрав­ственное поведение шансов на успех (Andreff, 1998). Более того, сопряжение приватизации с хищениями, взятками и коррупцией и объясняет противоречивое отношение населения к приватиза­ции, вызывая сомнения относительно ее экономической полезно­сти. Не создадут ли грабящие активы олигархи новую систему власти, основанную на воровстве и коррупции, которую к тому же, как это предполагает Хедлунд (Hedlund, 2001), будет впоследствии практически невозможно изменить? Финансовый кризис ослабил власть олигархов, и пока все еще не ясно, сможет ли админист­рация Путина ограничивать ее и в дальнейшем.