Новые наблюдения в Какографополе |

Вот трамвай. Много пассажиров. Все читают свежие газеты, молчат. Оказывается, опубликован важный какой-то декрет. Длинный: на четыре газетных полосы. Никого не удивляет, что всю первую полосу пересекли_; крупные буквы: «Дикред», на второй странице заглавие: «Декрет», на третьей: «Диккрет», на четвертой — снова «Дикред»... Здесь это законно, это принято. В лицах читателей — напряженность, сосредоточенность, да суровость. Преодолевают текст. В нем много официальных, книжных, редкостных слов; надо их угадать в переменчивой буквенной одежде. Нетрудно догадаться, что означает какое-нибудь длинное слово, всего только секунда, но все же это напряженная секунда поисков и догадок. А вслед за этим мгновением — другое, третье: прерывный поток.

«Ну, не все же загадки,— предвижу я возражение.— Ведь может встретиться не только Фтторнег, но и вторник, это написание ведь не запрещено; вот на нем читатель и отдохнет, сразу его узнает ... И таких случаев может быть даже немало».

Это неверно. Для читателя из Какографополя написание вторник ничем не лучше других — и так же, как другие, требует напряженной, изнурительной работы: чтения.

Вот поэтому в трамвае не слышно разговоров, все напряженно читают. Иногда обращаются к соседу, чтобы посоветоваться и лучше понять. Содержание декрета постепенно проясняется. При втором и третьем чтении оно станет и вовсе ясным.

Не успев дочитать и первой полосы, выходят из вагонов, спешат на работу.

Большой завод. Станки еще стоят: получен заказ на какую-то новую сложную деталь, поэтому начальники цехов, мастера, часть рабочих собрались вместе, чтобы освоить инструкцию по технологии этой детали. Дело нетрудное; не первый год работают. Знают, что ухо надо держать востро: не счесть разными одинаковые названия (как бы различно они ни писались) и различные названия не принять за одно и то же. Тщательно (и не очень быстро) разобрались в инструкции... заработали станки.

Только наступил обеденный перерыв — начались разговоры о декрете. Никто еще не успел прочесть его до конца. И сегодня, и даже завтра — весь не одолеть. Надежда на радио; но ухом не так все схватишь, как глазом. Решили позвонить своему агитатору, студенту 7-го курса Разделину. Пусть приедет и быстро, неторопливо вместе со всеми прочтет газету. Неторопливо — значит, чтобы вы успевали следить по тексту, понимать и продумывать. Быстро — значит, с умением, без запинок, не как простой читатель. Студент — ему и книги в руки...

Работа закончилась, вот-вот должен приехать Разделин... Все ждут. «Что-то запаздывает»,— стали поговаривать рабочие. Сильно запаздывает. Как в прошлый раз».

«Прошлый раз не его вина: ему в пропуске написали: Розьделин. В документах у него — Разделин. Фотография не ясная... Пока сомневались да выясняли — время прошло».— «Может и сейчас?» Так оно и оказалось. Пропуск выписали Росъделенну...¹¹.

В конце концов все выяснилось, и агитатор показался в цеху. Читал он хорошо, уверенно, сбивался и поправлялся редко. Чтение было величаво-замедленным, несколько монотонным, с затянутыми паузами... (Но это, разумеется, только на наш взгляд: в Какографополе такое чтение общепринято).

Наконец-то одолели газету. Расходятся по домам...

Уже вечер... В тени большого дерева стоят девушка и юноша.

. — Ну, чтоб я тебе, Галка, стал еще когда-нибудь писать из командировки... Ведь тебе пишу — только! А ты мои письма Зинке показываешь, а она всем растрепала...

(Я, как вы видите, строго придерживаюсь обещания: Мой Какографополь во всем схож с обыкновенным городом, и лишь одним отличается: безорфографичностью. Молодежь в этом городе, совсем как и у нас, иногда бесцеремонно обращается с русским языком).

Девушка отвечает: .|

— Неправда, никому не показываю! И очень люблю длинные твои, хорошие письма ... и всегда найду часок, чтобы их прочесть. А в тот день у меня вечерние занятия; ну просто десяти минут нет. Говорю: Зинка, ты мне подруга? Прочти вслух, пока обедаю ... А она болтушка. Не утерпела — и Соньке ... А Сонька всем.