Сыновья ивана калиты

Старший из Калитиного потомства Семён Гордый (1340—1353 гг.) принял московский стол, когда ему было около 25 лет. Прозвище ему дано за смелый и необузданный нрав. Однажды новгородские посадники и тысяц­кие, босые, стоя на коленях, вымаливали у него мир. Своеволие Семёна проявилось и в семейных делах. Он был женат три раза — первая жена умерла, со второй он развёлся, а законность треть­его брака была куплена благословением патриарха Константинопольского, задобренного большими деньгами. Один из поздних летописных сводов характеризует Семёна Гордого следующим обра­зом: «Великий князь Симеон был прозван Гордым, потому что не любил неправды и крамолы, и всех виновных сам наказывал, пил мёд и вино, но не напивался допьяна и терпеть не мог пьяных, не любил войны, но войско держал наготове». Как сообщают летописцы, «...вси князи Русстии даны под руце его» (были подвластны ему). Семён уже титуловался не только великим князем, как отец, а «великим князем всея Руси».

1353 г. вошёл в историю как год страшной эпидемии лёгочной чумы, захватившей и Москву. Умерли митрополит, дети великого князя, а вслед за ними 26 апреля скончался и 36-летний Семён. На смертном одре, обращаясь к младшим братьям и жене, он просил их сделать всё, «чтоб не престала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла». Как точно и образно могли сказать в XIV веке! Память родителей — не только уважение их праху, но и фамильное дело московских князей, собирание власти, начатое Даниилом и заботливо взлелеянное его сыновьями. Свеча — образ этого дела, затепленного отцами, пламя которого не раз колебалось под порывами враждебных ветров и не раз грозило погаснуть.

В 1353—1359 гг., в кратковременное правление брата Семёна Гордого — Ивана Ивановича Крас­ного («красный» означает «красивый»), Москов­ское княжество ещё больше окрепло. Летописец характеризует этого князя как кроткого, тихого и милостивого, преисполненного всяческих доброде­телей. Преждевременная его смерть (он умер, не дожив нескольких месяцев до 34 лет) поставила княжеское окружение перед необходимостью ре­шения сложных задач.

Бурное, наполненное событиями тридцатилет­нее княжение Дмитрия Донского — бесспорно, самого выдающегося среди московских правителей XIV—XV вв. — привело к великой победе на Куликовом поле. К этому времени Москва уже имела несомненный авторитет главы русских княжеств, завоёванный вековыми усилиями по­томков Даниила Александровича. И заслуга побе­ды Дмитрия Донского во многом принадлежит и Ивану Калите, и Семёну Гордому, и всем князьям московского княжеского дома.

Борьба москвы и твери за великое княжение

Кровавой зарёй догорал бурный XIII век. Вся Русь напоминала пепелище, по которому вновь и вновь пробегал огненный смерч ордынских походов. Спустя 30 лет после нашест­вия орд Батыя небольшая передышка была дарована измученной земле усилиями великого князя Александра Невского. Но лишь смежил очи грозный князь, его сыновья, забыв заветы родите­ля, начали бесконечную свару из-за власти, то и дело приводя на Русь ордынские тумены. Осквер­нялись древние святыни, уводились в полон тысячи и тысячи русских людей. Грозным призра­ком вставало на западе молодое мощное государст­во — Великое княжество Литовское, государи которого начали постепенно подчинять земли на юге и западе Руси. Вновь собрались с силами в Прибалтике немецкие крестоносцы, некогда наго­лову разгромленные Александром Невским, но не оставлявшие мысли о реванше.

Так, безрадостно для Руси, заканчивался XIII век. Казалось, в будущем нет никакого просвета. Горько восклицал с амвонов владимир­ских церквей епископ Серапион: «...Разрушены божественные церкви, осквернены сосуды священ­ные и честные кресты, и святые книги. Потоптаны святые места, святители мечу были пищей; плоть преподобных монахов птицам на снедь повержена. Кровь отцов и братьев наших аки вода многа землю напоила». Но в начале XIV столетия блеснула надежда.

Постепенно заглох великокняжеский Влади­мир. Великие князья уже не жили там постоянно, а бывали лишь наездами, оставаясь в столицах своих княжеств. Однако на заре нового века возвысились два города, которые ещё в начале прошедшего столетия были всего лишь крошеч­ными крепостями на окраинах Владимирского княжества: Тверь и Москва.