13. Топонимия Пензенской области: состояние и перспективы изучения

В изучении русской топонимии, в том числе и пензенского края, пальма первенства принадлежит историкам. Изучая историю заселения территории Пензенской губ (обл.), они старались вникнуть в значение конкретного топонима (гидронима, оронима, ойконима), в его первоначальный смысл, т. е. выявить его этимологию. У истоков изучения общей истории, а также топонимии и антропонимии Пензенской губ. стояли В.Х. Хохряков (автор статей: «Материалы для истории города Пензы» (1993, 1894), «Строельная книга города Пензы» (1899), А. Хвощев, автор книги «Очерки по истории Пензенского края» (1922), А.А. Гераклитов, занимавшийся историей саратовского края (публикации 1923 –1926 гг.), автор книги «Материалы по истории мордвы» (М. – Л., 1931). Так, А. Л. Хвощев, заметив частотность речных названий с финалиями -ай, -яй, -ей, -га, -ма, связал её с языками прежнего населения края. Кстати, такой подход к изучению топонимов, позднее названный формантным, получил самое широкое распространение как наиболее надежный.

Новый этап в изучении ономастики Пензенской обл. приходится на вторую половину XX века. В 60-е годы топонимы области попадают в «Краткий топонимический словарь» В.А. Никонова (М., 1966), начинаются экспедиции археологов и историков (В.И. Лебедев, А.Х. Халиков), в 70-е годы выходят монографии Н.Ф. Мокшина «Этническая история мордвы» (Саранск, 1977), М.Р. Полесских «Древнее население Верхнего Посурья и Примокшанья» (Пенза, 1977), сборники «Очерки Пензенского края. С древнейших времен до конца XIX века» (Пенза, 1973), а также «Пензенский край, XVII в. – 1917 г. Сборник документов» (Саратов, 1980). В этих и других работах предложена этимология многих топонимов через сравнение с лексикой прежних обитателей Сурского края – носителей финно–угорских и тюркских языков. Появились краеведы–энтузиасты, посвящавшие свой досуг кропотливейшей работе по собиранию названий рек, речек, ручьев, оврагов, отысканию созвучных слов в языках народов Поволжья и в языках, присутствие которых в наших местах, к сожалению, вряд ли доказуемо (П.В. Зимин, Г.В. Ерёмин и др.).

В 60–70 гг. в Пензе началась работа по сбору ономастического материала и его комплексному изучению силами преподавателей, аспирантов и студентов Пензенского государственного педагогического института им. В.Г. Белинского. В 1967 г. зав. кафедрой русского языка В.Д. Бондалетов уже знакомил участников Первой конференции по ономастике Поволжья (г. Ульяновск) с результами изучения антропонимии, топонимии и народной космонимии Пензенской области (см.: Бондалетов. В.Д. Работа по антропонимике в Пензенском педагогическом институте // Ономастика Поволжья. – Ульяновск, 1969, с.13 – 22) . См. также: Тематика ономастических исследований в Пензенском педагогическом институте // Преподавание русского языка в высшей и средней школе. Рязань, 1973, с. 128 – 131.

В 1974 г. впервые предпринята попытка подойти к описанию системы современных топонимов–ойконимов (названий населенных пунктов) с семиотических позиций (см.: Бондалетов В.Д. Семиотическое изучение топонимии. Названия населенных мест Пензенской области // Топонимия Центральной России. Вопросы географии», № 94. – М., 1974) [Бондалетов 1974]. Семиотическая характеристика топонимии области осуществлена по изданному в 1968 г. «Справочнику административно–территориального деления Пензенской области», Саратов – Пенза. Этот документ был взят для анализа официальных названий селений области, среди которых в то время было 10 городов (Пенза, Кузнецк, Сердобск, Беднодемьяновск, Белинский, Городище, Каменка, Нижний Ломов, Никольск, Сурск), 14 рабочих поселков, более 2100 сел, деревень, посёлков. Разумеется, привлекались и многие другие источники по топонимии области, включая и новые данные, собранные к тому времени студентами, учителями, сотрудниками музеев.

Синхронно–семиотический анализ (в рамках системоцентрического подхода) показал, что информативно нагруженными являются 1) слова, отличающиеся от других слов–названий звуковыми оболочками: Пенза, Лермонтово, Радищево, 2) сочетания двух или нескольких слов (Нижнее Аблязово, Заря новой жизни), 3) словообразовательные форманты (Богдановка, Богдан-иха), 4) грамматические признаки слов: Степной, Степная, Степное. В частности, был установлен конечный набор (список) разных лексем, используемых в пределах области в качестве названий населенных пунктов (для обозначения 2135 селений использовано около 1300 разных слов). Экономия слов в сравнении с числом пунктов произошла а) за счет использования названий–омонимов (в области оказалось 16 омонимичных Алексеевок, 26 Александровок и др.), б) за счет использования одинаковых слов в качестве компонентов составных названий (Большая Садовка и Малая Садовка), а также за счет использования повторяющихся слов–определений типа большая, малая, верхняя, нижняя, русская, мордовская и др.

По принадлежности к грамматическому роду (а этот показатель тоже информативен в топонимической системе) названия распределились так: женский род – около 52 %, мужской род – 23 %, средний род – 25 %. Обращалось внимание и на «числовое оформление топонима–ойконима. Названий в форме ед. числа – 95 %, названия во множественном числе и pluralia tantum составили менее 5 %.

Около 70% названий селений имеют форманты – русские суффиксы: –к(а) в 40 % учтенных наименований (Уранка, Ольшанка), -ов(о) в 10 % именований (Ахматово, Юлово, Скуратово, Джалилово), малопродуктивны – -ец (Липец), -щин(а): Наумовщина, -ух(а): Княжуха и др.

Новый подход позволил обнаружить такую важную закономерность, особенно характерную и важную для территорий с национально неоднородным составом населения: живая онимическая система сближает слова–ойконимы не только функционально и грамматически, но и в словообразовательном плане. Эта закономерность особенно актуальна и показательна при складывании системы на базе разноязычных компонентов.

В том же сборнике «Топонимия центральной России» опубликована статья Е.Ф. Данилиной «Из наблюдений над гидронимией Пензенской области», в которой из нескольких «тысяч собранных географических названий» выделено около 300 гидронимов и их вариантов, которые разделены автором на три группы: иноязычные: Широкоисс, Инза, Лелянга и др., среди которых имеются субстратные (Вад, Инза, Исса, Айва) и современные мордовские и татарские (Карга, Каргалей, Китчиней/ка/), иноязычные, оформленные русскими суффиксами (Камзолка, Ишимка, Шкудимка) и исконно русские (Песчанки, Синехомутовка и др.). К статье приложена карта «Наиболее распространенные финалии иноязычной гидронимии Пензенской области». Отдельные замечания о пензенских ойконимах (Тарханы, Сердобск, Донгузлей и др.) содержатся в статье Э.М. Мурзаева «Изучение топонимии центра и ее тюркского горизонта» (там же, с. 5–19).

Н. А. Kузнецова сосредоточилась на описании лексико–семантических и структурно–словообразовательных типах ойконимов в их развитии. Она проследила эволюцию названий населенных пунктов с начала XVIII в. по настоящее время (1982 г.) и показала, как и следовало ожидать, системную организацию современной ойконимии края. Солиден объем привлеченного ею материала – 5000 единиц, извлеченных из рукописных документов XVIII в. – «ревизских сказок», «Карт генерального межевания Пензенской губернии» «Экономических примечаний» к ним, статистических сборников с добавлением материалов полевого сбора.

В ойконимии края, как и в гидронимии, выделено три языковых пласта: 1. финно–угорский (наиболее древний); 2) тюркский (от эпохи татаро–монгольского ига); 3) русский (поздний и самый весомый) [Кузнецова 1982] Кузнецова Н.А. Топонимия Пензенского края. АКД, М, 1982. В конце АКД указано 5 публикаций по теме диссертации. См. также: [Кузнецова 1989, Кузнецова 2003, Кузнецова 2004, Кузнецова 2005]

К 2006 г. автором этих строк опубликовано около 120 работ, значительная часть которых посвящена пензенской онимии. См.: Пенза ономастическая // Вопросы антропонимики. – Вып. 3. – Алмааты, 2005. – С. 72–84. [Бондалетов 2005]

С целью облегчения ориентации в национальном составе населения области, нами было предпринято картографирование населенных мест с нерусским населением – мордовским (мокши и эрзи), татарским, чувашским, украинским. Соответствующая (лингво–этнографическая) карта напечатана в статье: Бондалетов В.Д. Нерусское население на территории Пензенской обл. // А.Н. Гвоздев и лингвогеография пензенского края. Пенза, Самара, 1997, а также в «Пензенской энциклопедии», М., 2001, с. 758–759. Есть смысл хотя бы коротко прокомментировать эту карту.

По данным 1992 г., национальный состав Пензенской обл. давал следующую картину: русских – 87 %, мордвы – 6 %, татар – 5 %.

Русские проживают во всех городах и районах области. Мордва, число которой в Пензенской области составляет примерно десятую долю всей мордвы Российской Федерации (по переписи 1988 года 1072,9 тысяч), проживает в 18 районах области, причём, преимущественно в Шемышейском (45 селений – по переписи 1959 года и переписи 1970 года), Сосновоборском (27 сёл) и Камешкирском (26 сёл) районах.

Ареалы расселения мордвы–мокши и мордвы–эрзи не совпадают. Только мокша проживает в Белинском районе (21 село), преимущественно мокша в Городищенском районе (9 сёл), только эрзя – в Кондольском (10 сёл), преимущественно эрзя – в Малосердобинском районе. Мокшанские и эрзянские поселения находим в Камешкирском, Лопатинском, Пензенском, Сосновоборском районах. В настоящее время число населённых пунктов в области уменьшилось до 1700, несколько иными стали и показатели проживания мордвы в сёлах (см.: [Полубояров 1992: 4, 192 – 195]).

Составление новых данных по расселению мордвы (2-я половина XX века) с аналогичными данными прошлых столетий показывает, что мордва полностью сохранила прежние ареалы своего пребывания – по преимуществу юго–восточные (по рекам Сура, Кадада, Вершаут) и юго–западный (по реке Чембар) районы Пензенской области. Ни в одном из районов области мордовское население не составляет большинства. Рядом с мордовскими расположены сёла с русским и тюркоязычным (татары, чуваши) населением. См. также [Бондалетов и др. 1972].

Татары проживают в 14 районах области – в Неверкинском (17 селений, 5 кордонов), Каменском (8 сёл), Лопатинском (6 сёл), Сосновоборском (6 сёл), Беднодемьяновском (5 сёл), Городищенском, Иссинском, Пачелмском и некоторых других районах (всего в 77 сёлах по переписи 1959 г. и 65 по переписи 1970 года).

Чувашские сёла встречаются в Неверкинском районе – в Бикмурзинском, Неверкинском и Старо–Андреевском сельсоветах: села Бикмурзино, Илим–Гора, Каменный Овраг, Алешкино, Криволучье и др.

Украинские селения отмечены в Кондольском (посёлок Ивановка, Александровка, Богородск, Масловка, Улановка, Ново–Павловка), Мокшанском (дер. Черниговка), и Малосердобинском (кордон №59) районах Пензенской области.

Эта проблематика нашла отражение и в более поздних наших публикациях: «Этнолингвистический ландшафт Пензенской области» и «Лингвистическое регионоведение: предмет изучения» [Бондалетов 2005а]. См.: «Русские народные говоры: история и современность», Арзамас, 2005.).

Так как своеобразие пензенской топонимии и онимии в целом обусловлено историей заселения края, национальным составом его жителей, положением области в Центральной части России, то мы решили изучать не отдельные категории онимов (топонимов, антропонимов и др.), а по возможности всю совокупность имен собственных, бытовавших и бытующих в Пензенской области. Нами было замечено, что наибольшая онимическая специфика приходится на топонимию и антропонимию (набор фамилий среди русского и нерусского населения), в меньшей мере на космонимию, зоонимию и другие разряды имён собственных, изучение которых начато лишь с 70-х годов XX века.

Много потрудились над собиранием и изучением происхождения топонимии Пензенской области такие исследователи, как М.С. Полубояров, В.С. Годин, Н.А. Кузнецова, а также краеведы–подвижники Г.В. Ерёмин, П.В. Зимин, И. П. Кондаков, И.Х. Гуркин и десятки других, влюбленных в свою малую родину, неравнодушных к ее прошлому и настоящему энтузиастов разного возраста – от школьного до пенсионного – учителей, студентов, учащихся городских и сельских школ. Следует с признательностью оценить вклад тех и других в накопление сведений о топонимии и микротопонимии сотен селений нашей области.

Особо надо сказать о таком сложном и трудоёмком деле, как изучение гидронимов. Самыми крупными собраниями гидронимов и связанных с ними ойконимов и оронимов Пензенской области и сопредельных территорий на сегодняшний день являются книга П.В. Зимина и Г.В. Ерёмина «Реки Пензенской области» (Саратов,1989) [Зимин, Еремин 1992] и две книги М.С. Полубоярова «Мокша, Сура и другие…» (М., 1992) [Полубояров 1992] и «Древности Пензенского края в зеркале топонимики» (М., 2003) [Порлубояров 2003].

В книге П.В. Зимина и Е.В. Ерёмина 2 части, первая посвящена перечню бассейнов, рек, речек, озер и других водных объектов (бассейна реки Суры (1035 объектов), реки Мокши (831 объект), Хопра (654 объекта), причем для многих из них приведено по два и более названия. Кроме того, указываются селения на берегах этих рек, что особенно ценно для определения степени зависимости названий–ойконимов от речного названия. Так, на 1035 гидронимов бассейна Суры встретилось не более десятка ойконимов отгидронимного типа (р. Качим – с. Мордовский Качим, с. Русский Качим, р. Селька – с. Новая Селя, р. Ексарка – с. Старая Яксарка), хотя самих селений близ рек и озер встречается немало (напр., Боборыкино, Сурмино, Гремячевка, Канаевка, Золотарёвка, Липовка, Бузовлево, Ахуны, Липяги, Загоскино, Николаевка, Софьевка, Мастиновка, Лопуховка, Трофимовка, Степановка, Леонидовка и др.). К тому же, немало водных объектов (обычно микрообъектов), которые безымянны, а села при них имеют названия (с. Блохино, с. Николаевка, с. Палеологово и др.). Это самая ценная часть книги.

Вторая часть – «Этимология гидронимов». Уже сам перечень языков, из которых приводятся слова–апеллятивы в качестве возможных источников этимологий (более 100 языков Европы и Азии), среди которых и такие, носители которых не были связаны с исследуемым регионом (кеты, селькупы, эвенки, юкагиры и др.), заставляет усомниться в надежности значительного числа предложенных этимологий. Прав М.С. Полубояров, писавший об их этимологиях: «Авторы единственной книги о гидронимах края П.В. Зимин и Г.В. Еремин выступили с совершенно необоснованным утверждением, будто в Пензенской области «первичный пласт гидронимов носит отпечаток прафинноугорских языков» (223, 3), подразумевая под ними прежде всего самодийские, которые они находят в немалом количестве даже в Англии, и это совершенно серьезно! Система аргументов у них проста. Берется похожее слово в каком-нибудь экзотическом языке – эвенкийском, тунгусском или даже в негидальском – к нему подгоняют речное названние, либо наоборот» [Полубояров 1992: 7].

Книги М.С. Полубоярова насыщены историческими сведениями. Документальная оснащенность почти каждого гидронима и ойконима выгодно отличает этот труд от рассмотренного выше, особенно в части, касающейся мордовских этимологий.

Книге «Мокша, Сура и другие…» предпослано теоретическое «Ведение», в котором говорится о национальном составе населения области (на 1 января 1989 г.), о ее «колонизации» (в XVII – XVIII вв.) выходцами «из более северных уездов России: Алаторского, Темниковского, Суздальского, Шацкого, Саранского и других, а по мере освоения вновь обретенных мест, роста народонаселения с конца XVII – начала XVIII веков оно (население) устремилось к южным окраинам области и далее в Саратовскую степь» (там же, с. 4). Все гидронимы области автор делит на шесть основных групп: 1) чисто гидронимические термины со значением «вода», «река», «болото».., 2) сложные гидронимы, состоящие из определения и определяемого слова.., 3) гидронимы–антропонимы …и т.д. Автор дает таблицу сменявших друг друга археологических (культурных) слоев с их датировкой и указанием на используемый в тот период язык (языки).

Самая древняя датировка III – II тыс. до н.э., культура этого слоя – волосовская, язык – финско–пермский язык–основа… Три последних слоя: восьмой: VIII – XIV вв., культура – булгарско–буртасская, языки «подобие чувашского с элементами мадьярского, затем булг.–кыпчакский); девятый: тогда же, XIII –XVII вв., культура – мокша–мордовская, народы – тюрки–кипчаки, язык мокша–мордовский, татарский, ногайский, десятый слой: «тогда же, народы – мордва–мокша и эрзя, чуваши, русские, языки – мокша, эрзя, чувашский и русский.

Посчитав, что о самых древних этапах жизни края говорить трудно, М.С. Полубояров историю «пензяков» начинает с городецкой культуры как непосредственной предшественницы мордовской, а носители городецкие культуры принимаются за прямых предков мордвы». Такой подход позволяет М.С. Полубоярову рассмотреть этимологию Хопра (в летописи XII в. – Хопорть), Вороны, Узы, а также р. Шукши, Шуструй, Ломов, Наровчат. Каждому из этих гидронимов посвящены отдельные словарные статьи – см. стр. 135–136, 48–49, 132–133, 149, и др., в которых рассматриваются и другие мнения относительно происхождения обсуждаемых гидронимов, напр., о Хопре – А.И. Соболевского, М.Р. Фасмера, о Вороне – А.И. Попова, И.Г. Долгачева.

Коренная топонимическая «революция» в нашем крае, по словам автора, совершалась в VIII –XIV вв. «когда на смену названиям древнемордовского типа пришли булгаро–буртасские» (с. 11): Абадим, Ардым, Чардым. Чувашские языческие имена он видит в основе названий рек: Индерка, Казарка, Кандиевка, Карждимант, Кашаевка, Байка и др. Поскольку наименование рек по антропонимам – явление нетипичное, то многие специалисты считают подобные этимологгии слабо аргументированными. Сомневаются они и в большом вкладе в топонимию региона буртас и чувашей (И.Д. Ардеев и др.).

Вторая книга М.С. Полубоярова – тоже с теорией и еще более оснащена сведениями природно–географического характера и историческими документами. В предисловии «Мир древних топонимов» дается краткая справка об изучении топонимии пензенского края (называются имена Г.П. Петерсона, А.Л. Хвощева, Г.В. Ерёмина, В.Д. Бондалетова, Е.Ф. Данилиной и других авторов). Здесь же сказано о положительной оценке его первой книги «Мокша, Сура и другие…» авторитетными учеными Мордовии, пензенскими археологами и рязанскими краеведами, говорится о мотивах, побудивших снова обратиться к топонимии края в новой книге – «Древности Пензенского края в зеркале топонимии». Мотивация более, чем серьезна: «1) обнаружены новые архивные источники, позволяющие точнее определить смысл топонимов, исправить прежние ошибки, 2) появились крупномасштабные карты, давшие возможность в деталях увидеть окружающий ландшафт исследуемых объектов; 3) начавшаяся в печати дискуссия о пензенской топонимии, выход в свет «Пензенской энциклопедии», другой краеведческой литературы…» [Полубояров 2003: 4].

Автор подчеркивает дополнительные трудности изучения топонимов по сравнению со словами–апеллятивами как «суррогатов лексики» и призывает к тому, чтобы топонимист привлекал географические, исторические и языковые данные и не утонул «в словесном мусоре». В этом отношении сам он подает хороший пример, особенно в опоре на факты истории, статистики и (в отдельных местах) семиотики.

«В области насчитывается 2081 гидронимная основа в 3500 гидронимах» и констатирует: «То есть 12 Альшанок, 12 Ольшанок, 3 Ольховки, 1 Ольхи, 1 Ольховый и 1 Ольховец», – и всё это принимает «за одно название с основой «ольха». Подсчитав количество гидронимов и количество населенных пунктов с нерусским и русским населением, сопоставив данные по гидронимии и ойконимии, М.С. Полубояров приходит к заключению: «географическая номенклатура… определилась задолго до русской колонизации», а далее более развернуто: «… к началу массовой колонизации Пензенского края со второго десятилетия XVII века современная гидронимия в основном уже была сформирована. Такое утверждение согласуется с «Книгой Большому Чертежу» (1627 г.), в которой упоминается Мокша, Сура, Хопер, Авьяс (ныне Вьяс), Вада (Вад), Ланкадада (Кадада), Ломовая (Ломов), Пелема (Пелетьма), Пенза, Сартаба (Сердоба), Шалдай (Щелдаис), Этмис (Атмис)» [Полубояров 2003: 11]. Проанализировав этот первый, явно дорусский пласт, он находит в нем следующие компоненты: 1) древняя, домордовская и докыпчакская система названий, 2) буртасская, булгарская, мордовская и кыпчакская система предордынской и ордынской эпох; 3) новая, сложившаяся в обиходе рязанско–мещерских сторожей, бортников, кочевников–скотоводов, служилых людей и других колонизаторов края в XVII–XVIII веках» [Полубояров 2003: 11].

Учитывая малый тираж книги (всего 500 экз.) и ее ценность как своеобразного примера для подражания в привлечении всесторонних сведений – природно–ландшафтных, исторических, лингвистических с опорой на используемые источники, приведем несколько словарных статей из «Древностей», по которым можно судить о связи «предлагаемых этимологий с местным ландшафтом и историческими реалиями Пензенского края» [Полубояров 2003: 2].

Mарарайка (на картах иногда – Левка), правый приток Большого Чембара, бассейн Вороны. Длина 28 км. Степная речка. Упоминается в 1623 году как Марашка (Шатская книга*, с. 115). В отказных книгах 1701 г. – Мирорайка, Милорайка, Милорая; в документах Генерального межевания 1782 г. и на плане уезда 1789 г. – Марарайка. Однотипные названия входят в ареал мордовских: Марарайка (Марайка) – ручей, левый приток Мачи в Тамалинском районе; Моралейка – ручей у с. Тешнярь Сосновоборского района; Марасляй (Марас) – ручей в Краснослободском уезде. Предлагавшиеся этимологии от немецкого мара («песчаное дно»), райкас (финское) – «свежий, прохладный, звонкий» (Зимин, Еремин, с. 77) неубедительны, так как данный порядок слов неприемлем для финно–угорских языков, где определение предшествует определяемому слову. Скорее всего, в гидрониме отражено дохристианское имя у мордвы Марай и термин рай (pay) – река», сохранившийся в диалектах мокши: «Мараева река». Аффикс -ка русский.

*Примечание. Поскольку в книге «Древности…» дана лишь «Основная литература», а в помещенном в ней «Словаре», из которых мы приводим выдержки, встречаются отсылки на многие другие источники, считаем нужным напомнить, что все они приведены в предыдущей книге М.С. Полубоярова «Мокша, Сура и другие…» – в разделе «Литература» (с. 188–191).

Мачим, левый приток Колдаиса, бассейн Суры. Длина 11 км, лесная, в устье – поля. На карте 1993 г. – Чемилейка. В 1687 г. упоминается речка Мочим, на ней мордве отводилась в оброк земля. В 1692 г. здесь показана мордовская д. Мачим, в ней 113 дворов. (Гераклитов, 1927, с. 15; Холмогоровы, 1901, с. 28). Сегодня это Старый Мачим. В другом документе того же времени речка Мочева. В писцовой книге под 1635 годом по реке Колдаис упоминаются владения бортников–судеревщиков, среди них мордвин Василий Мочкудеев, то есть сын Мочки, Мачаки, Мачи. Таким образом, гидроним восходит к имени владельца бортных угодий Маче, отцу Василия Мочкудеева, имевшего здесь ухожай в конце XVI – начале XVII века. Суффикс -им, – топоформант, имеющий смысл уменьшительности.

Наровчат, село, центр Наровчатского района. Самый древний населенный пункт Пензенской области. Возник на месте золотоордынского города Мохши, улусного центра, ведавшего управлением мордовских земель. Упоминается в 1313 году, уничтожен войсками Тимура в 1395 году. С 1521 года возродился под названием Наровчатского Городища. Происхождение названия связано с болотами на степной, полевой стороне Мокши: нар (мордовское) – «поле, степь», щяйт – «болота», «полевые, степные болота». Отсюда же берет начало река Нор–Ломовка – «полевая, степная Ломовка» – левый приток Ломова. Корреляция щ / ч свойственна мордовским диалектам: мокшанское щяй соответствует эрзянскому чей «болото». Повидимому, *Нарщяйт, Нарча(й)т поначалу относилось к обширной местности, от которой взялось название мордовского поселения, возникшего до разорения края в 1230-х годах.

Норка, левый приток Узы. Длина 14 км. Степная речка, с липягами. Упоминается в отказных книгах 1682 года как Мортка, однако в 1706 году Норка. Представляет собой уменьшительную форму названия Нор, от древнемордовского нар – «поле, степь, луг». Сравните также чувашское мужское имя Нурка и мордовское Нуркай. Термин нор использован в топонимах Наровчат, Нор–Ломов. Известна Норка – левый приток Карамыша в Саратовской области.

Касаясь топонимии и в особенности гидронимии, укажем на содержательное исследование – кандидатскую диссертацию И.Д. Ардеева Русская гидронимия на территории древнего расселения мордвы [Ардеев 1993] и его дальнейшую разработку этой проблематики в последнее десятилетие.

В целом же надо признать, что М.С. Полубояров из всех исследователей прошлого пензенского края более других приближается к прочтению и истолкованию документальных свидетельств, проливающих свет на реальное происхождение топонимии Примокшанья и Посурья.

«Улицы Пензы. Справочник» – так названа книга историка В.С. Година, посвященная «городской топонимии» – названиям улиц, проспектов, набережных, площадей, переулков, проездов, вышедшая двумя изданиями (1983 и 1990 гг.) [Годин 1990]. Информация об описываемых объектах дана на 1 января 1989 г. Весьма ценно, что вслед за современными названиями автор приводит старые, представляющие большой интерес для ученых –ономатологов и рядовых читателей. Книга заслуживает обновленного переиздания.

Наконец, о топонимических «мелочах». В 2003 г. Н.А. Кузнецова издала первый «Словарь микротопонимов Пензенской области» [Кузнецова 2003], содержащий свыше 2000 «названий микрообъектов физической географии (родников, ключей, лесов, оврагов, полей и др.)» области. Кроме географической привязки объекта, даются сведения о происхождении и признаках–мотивах называния, а иногда и легенды о его возникновении. Напр., Акулька – ключ и ручей. Названы по имени сподвижницы Пугачева мокшанки Акулины. Их войска сделали здесь остановку. Золотаревка, Пензенский р–н. Права составительница словаря, считающая, что 2000 названий, собранных в 146 пунктах пензенского края, это лишь «малая часть того огромного количества микротопонимов, которые еще не зафиксированы на бумаге». А ведь это подлинно народно–поэтическое восприятие мира!

Обобщая всё сделанное указанными авторами и многими другими, включая и студентов–филологов, историков, географов, можно сказать, что топонимия Пензенской области изучалась с широким охватом многих видов топонимов, причем обращалось внимание на время их возникновения (их фиксации в документах), их языковую принадлежность; особое внимание было уделено выявлению системных связей в названиях населенных пунктов области.

Топонимисты–историки, географы и лингвисты изучали следующие разновидности топонимов – а) гидронимы – названий рек (Сура, Мокша, Хопер, Сердоба), озёр (Батус, Ваньжа, Виластое, Исай, Тонкое), ручьёв (Весёлый Дунай, Куряс), прудов (Парниця) и др. (П.В. Зимин и Г.В. Еремин, Е.Ф. Данилина); б) ойконимы – названия городов (Пенза, Городище, Никольск), посёлков (Исса, Колышлей, Лунино, Мокшан), сёл, деревень (Кижеватово, Лермонтово, Махалино, Малый Колояр, Наровчат, Радищево); в) оронимы – названий гор (Башмак), низин, оврагов (Баклуши, Теренгул) и др.

Общее число топонимов и микротопонимов (названий урочищ, колодцев, мостов, будок и т.п.) Пензенского края ориентировочно превышает миллион. И все они, будучи «языком земли», отражают жизнь народа, его прошлое и настоящее.

Топонимы карая разновозрастны (некоторым из них, видимо, более тысячи лет, другим – менее пяти лет, например названию Площади маршала К.Г. Жукова) и разной языковой принадлежности. В них обнаруживают три основных пласта: 1) самый древний – финно–угорский (со слоями общефинно–угорским, финно–пермским, поволжско–финским и собственно мордовским): Пенза, Исса, Пичилей, Сура, Тютьнярь, Шкафт, Шкудим, Яксарка и др., 2) тюркский, представленный, в частности, топонимами татарского и чувашского происхождения: Ахуны, Вершаут, Сыромяс, Сулак, Суляевка, Тарханы, Шелдаис и др. 3) русский, самый молодой и вместе с тем преобладающий на территории современной Пензенской области: Кузнецк, Каменка, Сосновка, Сосновоборск, Студенец, Сурск, Чемодановка и др. Немало топонимов и неясного происхождения.

Сложившаяся на территории древнего расселения мордвы пёстрая по языковому источнику топонимия, очевидно, уже к XIX веку функционировала как единая русская топонимическая система. Нерусские по происхождению топонимы (финно–угорские – до 20% и тюркские – около 2%) приобрели русские фонетические, словообразовательные и грамматические признаки. Например, финно–угорские в своём истоке Иванырс, Русляй, Верхозим, Леплейка, Пичилейка, Рянза, тюркские Чембар, Илим, Уза, а также «гибридные» (разноязычные) топонимы типа Донгузлей, Сыромяс и т. п., не знавшие ранее грамматического рода, стали осознаваться как слова женского и мужского рода.

В русской и дорусской (субстратной) гидронимии (исследованы названия 300 рек и нескольких тысяч микрогидронимов) представлены два главных типа наименований: 1) использование в качестве речного названия географического термина с «водным» значением: «вода», «река», «родник» и т.п.: Ключи, Родники; морд. Вядя «вода», а также гидроформанты: лей (ляй, йов, эрьке, кужо, латко, нярь) (нерь; татарские елга «река», кул)) кол «озеро», булак «родник»; 2) использование готового топонима и определения к нему (с возможным его опущением): Черная Речка, Ближний Ручей, Дальний Ручей, Крутояр, Ворона (вороной «чёрный»), Грязнуха. Встречаются названия рек по имени народа (Мокша, Мордова), по прежней родине новопоселенцев («перенесённые» топонимы типа Муромка, Днепр), а также, видимо, по имени человека (владельца, первопоселенца, открывателя). В целом в названиях крупных водных артерий области преобладают нерусские корни (около 70%).

Для ойконимов – наименований населённых мест – брались гидронимы (р. Вад – населённый пункт Вадинск, р. Чембар – город Чембар (ныне Белинск), р. Мокша – город Мокшан, р. Мокрый Мичкасс – село Мокрый Мичкасс); для обозначения отпочковывавшихся селений – материнские названия с добавлением слова «новый»: Новая Каштановка, Новая Петровка, Новая Пятина, Новославкино, Новоназимкино. Однако основная часть селений Пензенского края названа в XVIII веке по фамилиям их владельцев: Аблязово (Верхнее, Нижнее), Александровка, Лунино и др. Немалую долю составили наименования по церкви (село Никольское, Тарханы тож).

В советские годы руководствовались новыми принципами наименования: в моде были названия–символы, отражающие идеологию революционной эпохи (Октябрьский, Советский, Победа, Ленино), давались названия по именам колхозов и совхозов (Светлый Путь, Красная Заря, Серп и Молот и др.).

Образование новых ойконимов шло преимущественно морфологическим способом словопроизводства, с использованием продуктивных в русском языке суффиксов: -ово/ево, -ино, -овка/-евка: Лермонтово, Голицино, Терновка.

В современной топонимии Пензенской области, как и других областей России, идут процессы, отражающие новый этап в развитии страны.

Несмотря на несомненные успехи в собирании и научном исследовании топонимии Пензенской области, степень её изученности остается средней и очень неравномерной. В зону внимания попали два разряда топонимов – гидронимия и ойконимия. Лишь попутно затрагивались оронимы – названия форм рельефа (положительные и отрицательные). Почти нетронутыми оказалась эргонимия – названия деловых объединений людей (заводов, фабрик, ателье, гостиниц, магазинов, обществ, кружков и т.п.).

Даже в продвинутых разделах топонимики, к которым можно отнести гидронимику и ойконимику, еще нет обобщающих трудов, созданных на базе планово собранных и строго систематизированных материалов. Лучшее, что мы имеем по топонимике области – это «Материалы к историко–топонимическому словарю Пензенской области» (1992 г.) М.С. Полубоярова и продолжение этого труда в «Древностях Пензенского края в зеркале топонимики» (М, 2003 г.).

Между тем, кроме традиционных работ по топонимической этимологии, в некоторых регионах России изучение «языка земли» ведется и в новых аспектах – семиотическом (функционирование топонимии как особой знаковой системы, более сложной и многоярусной, чем, например, почтовая кодировка из шести знаков (напр., код одного из почтовых отделений города Пензы 440011), культурологическом, психолингвистическом, семантико–структурном (с введением понятий онимического («ономастического») поля, или пространства, его ядра и периферии – ближней и дальней. Интересным обещает быть осмысление уже имеющегося материала и того, который еще необходимо получить, в парадигме антропологической лингвистики, в частности, с позиций языковой личности, в аспекте участия топонимии и онимии в целом в создании онимической (ономастической) картины мира (см., напр., монографию «Русская топонимия Приенисейской Сибири С.П. Васильевой [Васильева 2005: 1–238]).

Начав работу по новым направлениям, продолжая совершенствовать доказательную силу традиционных сравнительно–исторических методов, дисциплинируя себя при сборе материала, точнее паспортизируя его (когда, от кого, в какой ситуации он получен), мы сможем наверстать имеющееся отставание и вывести пензенскую топонимику по крайней мере на тот уровень, на котором в настоящее время находится наша антропонимика.

М.С. Полубояров попытался увидеть «древности пензенского края в зеркале топонимики» (и топонимии, добавим мы от себя). С позиций антропологической лингвистики можно ставить и уже ставятся другие задачи – увидеть человека в его языке, через анализ и такой созданной им системы обозначений географических объектов, как топообъекты – гидрообъекты, ойкообъекты, объекты положительных, нейтральных и отрицательных форм рельефа. Даже по уже имеющемуся материалу можно начать изучение ментальных образов пространства, образов человека, образа реки, образа дома (поселения), причем не только современного человека, но и человека недавнего прошлого и (если успешно пройдет исследование топонимии отдаленных эпох), то и более глубокого («древнего») прошлого. Тем, кто заинтересуется новыми подходами, рекомендуем упомянутую выше книгу С.П. Васильевой «Русская топонимия Приенисейской Сибири: картина мира. – Красноярск, 2005, а также обширную научную литературу, приведенную в «Библиографическом списке» (с.213– 237).

Настоящая работа выполнена при моральной и финансовой поддержке РГНФ и администрации Пензенской области (грант № 04–04–28001а/B, тема исследования «Языки и диалекты Пензенской области: Наука, образование, культура». Автор благодарит их за поддержку.

Литература

Ардеев И.Д. Русская гидронимия на территории древнего расселения мордвы. – Пенза, 1993.

Бондалетов В.Д. Семиотическое изучение топонимии. Названия населенных мест Пензенской области // Топонимия Центральной России. Вопросы географии», № 94. – М., 1974.

Бондалетов В.Д. Тематика ономастических исследований в Пензенском педагогическом институте // Преподавание русского языка в высшей и средней школе. Рязань, 1973, с. 128 – 131.

Бондалетов В.Д. Русская ономастика. – М.: Просвещение, 1983. – 224 с.

Бондалетов В.Д. Лингвистическое регионоведение: предмет изучения» [Бондалетов 2005а] // Русские народные говоры: история и современность, – Арзамас, 2005.

Бондалетов В.Д. Этнолингвистический ландшафт Пензенской области // Русские народные говоры: История и современность. Материалы Всероссийской научно–практической конференции, посвященной 50-летию диалектологической работы в Арзамасском государственном институте. – Арзамас, 2005а.

Бондалетов В.Д. Пенза ономастическая // Вопросы антропонимики. – Вып. 3. – Алмааты, 2005.

Библиографический указатель по русистике, славистике, лингвистике. Профессор Василий Данилович Бондалетов.– Пенза, 2003. – 128 с.

Годин В.С. Улицы Пензы. Справочник. – Саратов, 1990.

Данилина Е.Ф. Из наблюдений над гидронимией Пензенской области // Топонимия Центральной России. Вопросы географии, № 94. – М., 1974.

Зимин П.В., Еремин Г.В. Реки Пензенской области. – Саратов, 1989.

Кузнецова Н.А. Топонимия Пензенского края. АКД. – М, 1982. В конце АКД указано 5 публикаций по теме диссертации.

Кузнецова Н.А. Спецсеминар по современному русскому языку. Лингвистическое краеведение в вузе и школе (на материале топонимии Пензенской области). – Пенза, 1989.

Кузнецова Н.А. Словарь микротопонимов Пензенской области. – Пенза, 2003. – 125 с.

Кузнецова Н.А. Названия пензенских улиц как материал для лингвистического исследования // Идеалы и реальности культуры российского города. – Пенза, 2004.

Кузнецова Н.А. Топонимия как источник для изучения истории Пензенского края // XXI век: Итоги прошлого и настоящего. – Пенза, 2005.

Никонов В.А. Краткий топонимический словарь. – М.: Мысль, 1966.

Полубояров М. Мокша, Сура и другие… – М., 1992. – 200 с.

Полубояров М. Почему так названо? – с. Малая Сердоба Пензенской области,1992. – 24 с.

Полубоярова М.С. Древности Пензенского края в зеркале топонимики. – М., 2003. – 156 с.

(Топонимия Пензенской области: состояне и перспективы изучения // Моя Малая Родина. – Вып. 3. – Степеновка–Пенза, 2008. – С. 39 – 58)