ФАКТОР ГОРБАЧЕВА И "СИСТЕМНАЯ I

ТРАНСФОРМАЦИЯ"

С .П.Перегудов полис 1996 №6

а

Российская и зарубежная историография перестройки насчитывает уже не один "2 десяток монографических изданий, но все-таки книгу известного британского исс- л ледователя Арчи Брауна "Фактор Горбачева"* можно с полным основанием отнести § к наиболее фундаментальным из них. Несомненным ее достоинством является не w только обширность и разнообразие привлеченных источников и литературы, но и 5 попытка, на мой взгляд весьма удачная, объединить жанр политической биографии £ и политического исследования "эры Горбачева". Думается, это непривычное для 2 большинства россиян словосочетание со временем получит права гражданства не только за рубежом, но и в самой России. Ибо с каким бы знаком ни оценивать роль Михаила Горбачева, вряд ли кто из серьезных аналитиков сможет упрекнуть автора в предвзятости, когда он заявляет, что фактор Горбачева являлся "самым сущест­венным" из ускоривших "крушение коммунистической системы" (с. 318).

Признавая, что адекватная оценка роли Горбачева — "задача будущих поколе­ний", Браун утверждает, что последний генсек имеет веские основания "претендо­вать на роль одного из величайших реформаторов в истории России" и что это человек, "оказавший наибольшее влияние на ход мировой истории во второй поло­вине XX века" (с. 318).

Хотел бы, однако, подчеркнуть, что не такими выводами и оценками, сколь бы риторичными они сегодня ни казались, книга интересна для российского читателя. Оценки эти высвечиваются и обретают вес в связи с той богатейшей "фактурой", которую Брауну удалось собрать в течение многих лет изучения перестройки и ее 1 главного героя. Причем изучения не постфактум, а в ходе самой перестройки, в процессе непосредственного общения с ее основными действующими лицами.

Однако, опять-таки, не только и даже не столько отдельными фактами и "дета­лями" интересна книга Брауна. Ее главное достоинство — в "промежуточной", аналитической ее составляющей. Именно в анализе фактов, и самих по себе, и складывавшихся из их совокупности и взаимодействия ситуаций, — наиболее силь­ная, думаю, не только для российского читателя, сторона этой книги.

Примечательной особенностью труда Брауна является его постоянная дискуссия с теми зарубежными и российскими авторами, точка зрения и оценки которых принципиально расходятся с его собственными. Должен, однако, сказать, что в силу целого ряда объективных и субъективных причин дискуссию эту еще долго нельзя будет считать завершенной. Очевидно, что в силу тех же причин не может (да и не должен) быть свободным от элемента дискуссионности и данный комментарий.

ГОРБАЧЕВ И ЕГО "ОКРУЖЕНИЕ"

В отличие от многих других авторов, пишущих о перестройке и о Горбачеве, А.Браун делает особый, я бы сказал — исключительный упор на деятельности той далеко не ординарной когорты людей, которые играли роль его советников, помощ­ников и соратников и без которых перестройка просто не могла состояться.

Из целого ряда функций, выполнявшихся этими людьми и вместе,и по отдельно­сти, Браун особо выделяет их деятельность в качестве "мозгового треста". И это вполне оправданно. В ситуации, когда политический лидер, придя к власти или еще

П ерегудов Сергей Петрович, доктор экономических наук, профессор, имэмо ран.

• Brown Archie. The Gorbachev Factor. Oxford University Press. Oxford. 1996, 406 p.

5 — 1017

до занятия соответствующего поста, нацелен не просто на продолжение политики •g своих предшественников, но на весьма далеко идущие преобразования, он особенно 2 остро нуждается в том, чтобы быть идейно, политически и теоретически подготов-X ленным к решению подобного рода задач. Как человеку, посвятившему немало £§ времени изучению такого явления, как тэтчеризм, мне особенно импонирует стрем-н ление Брауна возможно полнее выявить характер и роль той "предподготовки" и pi подготовки "на ходу", которая помогала Горбачеву не только формулировать общие 2 идеи перестроечного плана, но и разрабатывать конкретные пути и методы их реа-В лизации.

4 Браун подробно рассматривает весьма тесное сотрудничество Горбачева — еще до Й избрания его на пост генерального секретаря и в последующий период — с некото- ц рыми из академических институтов и их руководством (особо выделяются им ИМЭ- « МО А.Яковлева—Е.Примакова и ИМСС О.Богомолова). Немало страниц посвящает

5 он сотрудничеству Горбачева с видными экономистами и политологами, и прежде В всего с Т.Заславской, А.Аганбегяном, Н.Петраковым, Г.Шахназаровым, А.Черняе- jg вым, а также с целым рядом других неортодоксально мыслящих ученых и практиков. « Весьма позитивно оценивает он и значение тех доверительных бесед, которые имел рц Горбачев (уже будучи генсеком и президентом) с В.Брандтом, Ф.Гонсалесом и дру­ гими зарубежными деятелями социал-демократической ориентации.

Однако, сопоставляя весь блок информации, который содержится в книге Брауна на этот счет, с результатами моих собственных изысканий о М.Тэтчер и тэтчеризме, я вижу не только сходство, но и огромную разницу в том, как повлияли "мозговые тресты" и на саму деятельность двух лидеров, и на ее результаты. С одной стороны, у Горбачева отсутствовала идеологическая и теоретическая концепция начатых им преобразований, которая была у Тэтчер в виде неолиберальных и монетаристских построений Ф.Хайека и М.Фридмана. С другой стороны, у него не было даже подобия " Центра политических исследований ", созданного Тэтчер и ее ближайшим сподвиж­ником и наставником (в годы оппозиции) Китом Джозефом. Именно благодаря работе этого Центра, а также помощи двух-трех небольших, но весьма дееспособных j-3Q экономических институтов Тэтчер не только сама освоила премудрости неолибера-

лизма и монетаризма, но и смогла к выборам 1979 г. представить достаточно четкую

и целенаправленную стратегию "тэтчеристской революции".

Вполне определенная "перестроечная" ментальность, причем большей частью у каждого в своей области, была характерна, как наглядно показывает Браун, для всех представителей окружения Горбачева, однако этот общий знаменатель был слишком размытым, чтобы сплотить их в единую команду. К тому же — и Браун неоднократно подчеркивает это — тогдашние обстоятельства вынуждали соратников Горбачева и особенно его самого к крайней осторожности, вследствие чего они могли формулиро­вать свои идеи и предложения лишь в жестких рамках политически допустимого. Подавляющая часть времени, в течение которого Горбачев тесно сотрудничал с этими людьми, приходилась не на период "предподготовки", а на время его пребы­вания у власти, т.е. на годы, когда ему, да и всем им, необходимо было реагировать на быстро менявшуюся ситуацию и думать не столько о стратегии, сколько о сиюми­нутных реалиях.

В результате — это опять-таки очень хорошо показано в книге — основной акцент в канун и в период перестройки делался на принципах и идеях, большая часть которых формулировалась "на ходу" преимущественно самим Горбачевым, причем в разное время в них вкладывалось различное содержание. Принцип гласности пере­рос в принцип свободы слова и печати, либерализация режима — в демократизацию, "социализм с человеческим лицом" — в социал-демократизм, "социалистический рынок" в "регулируемый рынок" и т.д.

Как пишет Браун, Горбачев "обучался с поразительной быстротой", а сам "про­цесс обучения" играл исключительно важную роль" (с. 13). От себя добавлю, что не вина, а беда Горбачева в том, что ему не суждено было ни создать полноценный "мозговой трест", ни иметь в своем распоряжении адекватную концепцию перехода от тоталитаризма к демократии, поиски которой, кстати, до сих пор продолжаются. Как показывает Браун, попытки Горбачева найти ответы на эти вопросы у Ленина лишь привели к потере времени и затруднили разрыв с коммунистическим прошлым.

Правда, ссылаясь на самого Горбачева, Браун пишет, что уже к 1987 — 1988 гг. тот пришел к выводу о необходимости "менять систему" и переориентироваться на ценности демократического социализма западноевропейского образца (с. 129, 155). К тезису о "замене системы" мы еще вернемся, здесь же мне хотелось бы лишь отметить, что, постулируя этот тезис, неоднократно повторяющийся на протяжении всей книги, Браун предпочитает не заострять вопрос о том, что государственный социализм советского образца, основанный на директивном, нерыночном распреде­лении благ, органически не мог быть преобразован или "перестроен" в социал-де­мократизм западного типа. Механизмы рынка и рыночных отношений были напрочь противопоказаны этой системе и потому могли лишь разрушить, а не "перестроить" ее. Иначе говоря, выбор, перед которым оказался Горбачев, явился выбором не между родственными, а между противоположными системами.

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ РЕФОРМА: ОТ "УСКОРЕНИЯ" ДО "500 ДНЕЙ"

Пожалуй, ни в какой другой сфере жесткость выбора, сделать который предназ­началось Горбачеву, не выявилась столь быстро и отчетливо, как в области экономи­ки, и книга Брауна нагляднейшим образом иллюстрирует это. Автор подробно ана­лизирует основные инициативы и решения Горбачева, нацеленные на преодоление все более очевидных пороков и слабостей советской экономики. Он справедливо подчеркивает, что, в отличие от внешней политики, где Горбачев мог опереться на серьезную поддержку в госаппарате и МИДе, в сфере экономики он, напротив, наталкивался на колоссальное сопротивление сил, заинтересованных в сохранении старой системы и способных контролировать (и саботировать) решения, которые ему удавалось "пробить" на высшем политическом уровне (с. 131 — 132). Однако и в этой области, пишет Браун, Горбачев пошел значительно дальше, чем ожидало от него большинство западных наблюдателей и аналитиков. Впрочем, автор особо подчер­кивает тот факт, что эффект от мер по либерализации экономики явно не соответст­вовал тем ожиданиям, которые с ними связывались. Ослабление административного и политического контроля усиливало самостоятельность той самой бюрократии, сопротивление которой намеревался преодолеть Горбачев, и вело к потере управляемо­сти экономикой. Командная экономика плохо-бедно работала, пока сохранялся страх, когда же страх исчез — исчезла дисциплина, а это в существовавших тогда условиях вело лишь к обострению кризиса, росту цен, дефицита всего и вся (с. 131, 137).

Подобного рода эффект экономической либерализации Браун считает одним из основных просчетов Горбачева, и здесь он, безусловно, прав. Однако, как мне пред­ставляется, главный "просчет" Горбачева был все же не в этом. Анализируя меры, предпринимавшиеся им и по его настоянию в области экономики, Браун делает упор на противопоставлении "командной экономики" и "рынка". Между тем "рыночная" ориентация Горбачева была далеко не единственным, даже не главным мотивом его действий в ходе перестройки. Полагаю, что большинство читателей хорошо помнит то исключительно важное место, которое занимали во всей перестроечной фразео­логии такие понятия и формулировки, как "человеческий фактор", "инициатива снизу", "чувство хозяина", равно как и связанные с ними ожидания отдачи от активизации данных факторов и инициатив. Собирательным лозунгом, отразившим все эти моменты, явился лозунг самоуправления. Причем это были не просто слова. Именно идеи самоуправления легли в основу решений июльского (1987 г.) пленума ЦК КПСС и последовавшего за ними закона о предприятии, принятого Верховным Советом СССР в конце того же года и вступившего в силу в 1988 г.

Браун дважды упоминает о законе, однако оба раза вскользь, отмечая лишь его негативное воздействие на состояние экономики и связывая это преимущественно с содержавшимся в нем положением о либерализации ценовой политики, стимулиро­вавшей инфляцию. Между тем закон о предприятии имел отнюдь не только эконо­мический, но и исключительно серьезный политический аспект, поскольку он под­рывал, причем решающим образом, один из коренных принципов советской системы — принцип номенклатуры. Введенное им реальное право трудовых коллективов изби­рать директоров и других должностных лиц на предприятиях было воспринято по-

всеместно как руководство к действию. Хотя в подавляющем большинстве случаев _ директора и администрация сохраняли свои посты, и они сами, и их подчиненные