Глава VII Религия и культура ведийской эпохи

Характеристика ведийской культуры сопряжена со значитель' ными трудностями, хотя вряд ли какая-либо другая проблем; привлекала столь пристальное внимание ученых. Фактическ: все крупные индологи — историки и филологи XIX — начала' XX в. касались этой важной темы; опубликованы сотни трудов, изданы основные литературные памятники. О масштабе иссле­дований в этой области свидетельствует трехтомное издание Р. П. Дандекара «Ведийская библиография» ¹. В 50-70-е годь" проблемам ведийской культуры посвятили капитальные работы многие известные специалисты — Л. Рену, Я. Гонда, Э. Бенве-нист, П. Тиме, Ф. Б. Я. Кёйдер, В. Норман Браун, В. Pay. Р. П. Дандекар, К. Милиус². Серьезных успехов в изучении литературы и языка рассматриваемой эпохи добились советские ученые, труды которых получили высокую оценку в отечествен­ной и зарубежной науке ³.

Дошедшие до нас источники, особенно относящиеся к ранне-ведийскому периоду, преимущественно религиозного характера, и содержащиеся в них сведения о развитии литературы, науки, искусства обычно фрагментарны, односторонни; раскрыть их подлинный смысл зачастую очень непросто. К тому же весьма сложно отделить архаичный, глубинный пласт в ведийских со­чинениях от более поздних материалов, реальное от легендар^ ного. Немалые трудности сопряжены с установлением хроно­логических рамок ведийского периода, особенно верхней границы. Обычно его датируют ХИ-Х вв. до н. э. (примерная дата «Риг-веды») — серединой I тысячелетия до н. э., но принимаемые даты весьма условны. Ряд сочинений, которые по характеру, функциональной нагрузке, содержанию связаны с ведийской традицией, сложились позднее середины I тысячелетия до н. э. (в частности, некоторые сутры). Относить их к магадхско-мау-рийской эпохе возможно, исходя лишь из чисто формальных хронологических признаков, по духу же они никак не отвечают времени шраманских доктрин и распространения буддизма, ибо следуют «канонам» ведийской культуры. Поэтому при опреде^ леыии ее основных черт (хотя в качестве главного критерия

172

борется историко-хронологический показатель) привлекаются оидетельства и послеведийских сочинений (главным образом для описания науки), находящихся в русле общего развития п'гой культуры.

Литература. Разнохарактерная по содержанию, ведийская литература включает и гимны богам, и восхваления щедрых дирителей, и жертвенные формулы, и заклинания, и описания ритуала, и первые религиозно-философские трактаты. Древней­шую часть ее составляют четыре сборника (самхиты) текстов — •Ригведа» (веда гимнов), «Яджурведа» (веда жертвенных фор­мул), «Самаведа» (веда песнопений) и «Атхарваведа* (веда за­клинаний). Другие более поздние тексты, включаемые в веду iVeda) и связанные с отдельными брахманскими школами, из-ш'стны как брахманы, араньяки, упанишады.

Слово «веда», которым индийцы называли свою священную иптературу (и поныне чтимую индуистами), означает особого Рида «знание», входившее в качестве непременного компонента it ритуальные священнодействия.

Первая из самхит — «Ригведа», в том виде, в каком она 1 охранялась, возможно, сложилась уже в начале I тысячелетия до н. э., три другие — несколько позже, но основной материал и них относится также к ранневедийской эпохе. «Ригведа» не голько древнейшая, но и важнейшая из вед: часть «Яджурведы» и большинство гимнов «Самаведы» повторяет ее гимны, приспо-«обленные к соответствующим формам ритуала.

Авторство сочинений приписывалось древним поэтам и святым мудрецам — риши: «тексты» считались не только результатом • самостоятельного» творчества, но и словесным выражением существующей извечно и независимо от людей высшей истины, имражением, имеющим магическую силу⁴. Веда как шрути (услышанное) этим и отличается от примыкающего к ведийскому циклу религиозной литературы предания — смрити (запомнен­ное), связь которого со сферой творчества людей не отрицается.

Подавляющая часть мандал (II-VII) «Ригведы» сгруппиро-1шна в зависимости от «родовой» принадлежности их традици­онных авторов. «Тексты» нередко подбирались по их употреби­тельности в ритуале, однако непосредственная сопряженность многих из них (особенно в X книге — X. 10.90.95.129 и др.) с обрядовыми действиями не всегда четко прослеживается ⁵. Более того, в ведийских сочинениях упоминаются широко распростра­ненные в- народе устные рассказы (часто со стихотворными вставками — гатхами), сказания о прошлом — итихасы и пураны.

В древности веды не были записаны, они передавались от учителя к ученику в устной форме. Огромный объем ряда про­изведений и особая сложность запоминания, казалось бы, делали невозможным механическое заучивание «текстов»⁶. Впрочем, устная традиция сохраняется в Индии до сих пор ⁷. Никаких свидетельств о существовании в ранневедийскую эпоху письмен­ной литературы и даже самой письменности нет. По-видимому,

173

письменность Хараппы не получила в ведийский период даль­нейшего развития. Во всяком случае, между нею и эдикта­ми Ашоки (III в. до н. э.) связующих звеньев пока не обна­ружено.

Многовековая традиция составления обращений к богам и( заклинательных формул способствовала выработке навыков мет­рической речи; стали разрабатываться разнообразные «художе­ственные» приемы. Конечно, религиозная направленность ведий­ской литературы удерживала ее развитие в этих жанровых рам-ках. Гимны к богам имели магическое значение и были со­ставлены в «иератическом* стиле. Таинственность усиливала воздействие на аудиторию, и стихи иногда намеренно наполнялись намеками, выражениями, понятными только посвященным. Неудивительно, что переводы этих текстов, прежде всего самхит, крайне трудны, а толкования неоднозначны.

Поскольку многие ведийские сочинения, и в первую очередь «Ригведа», являлись памятниками культовой поэзии, «создатели их ставили перед собой цели, отличные от тех, которые мы на­зываем художественными или эстетическими»⁸. Особый характер литературы того периода определил и специфику ее языка, композиции, стиля. Вместе с тем ее сочинения указывают на развитие литературного творчества, истоки которого нужно искать в индоиранской и даже индоевропейской древности⁹. Худо­жественная ценность их неодинакова. Одни выглядят как бы и трафаретными — с постоянным набором формул, оборотов, эпи-'| тетов, другие, например гимны к богине Ушас (Ригведа I. 48), Лесной богине (X. 146), Земле (Атхарваведа XII. 1), демонстри­руют подлинное вдохновение и высокое поэтическое мастерство | их создателей. Некоторые гимны «Ригведы» (X. 10.95) содержат диалоги, бывшие, возможно, отрывками из мистериальных «тек­стов». Не исключено, что это стихотворные отрывки из более ранних произведений. (Правда, мнения исследователей по этому вопросу расходятся ¹⁰.)

Ведийские сборники дают образцы индийской прозы. Пре­имущественно это комментарии, и язык их, естественно, более сух и строг. Но и в брахманах, хотя они предназначались для иллюстрации правил и реалий обряда, имеются отрывки, сохра­няющие самостоятельную ценность в качестве памятников своего рода некультовой литературы. Яркий пример этого — сказа­ние о потопе, наиболее ранняя версия которого содержится в «Шаталагха-брахмане» (II. 8.1).

К литературным достоинствам ведийских сочинений при­влечено внимание многих современных ведологов. Специально изучаются композиция, особенности формы, поэтический стиль (эпитеты, сравнения, метафоры)¹¹, прослеживается влияние этих сочинений на дальнейшее развитие индийской литературы ¹².

С рассматриваемым периодом связано и становление эпиче­ского творчества. Разумеется, индийский эпос в том виде, в ка­ком он дошел до нас, относится к послеведийской эпохе, но,

174

прежде чем отдельные сказания и их циклы составили эпические пмОрания («Махабхарату» и «Рамаяну»), они, безусловно, суще-нтновали в течение очень длительного времени¹³. Элементы их мпишо найти еще в самхитах, даже в «Ригведе* (гимны-диалоги). И кедийской литературе встречаются упоминания о сутах (бардах) и кушилавах (сказителях). Не только хронологически, но и, чти главное, функционально эпос отличается от «вед», отражает иные пласты, сферы литературного творчества. Возможно, имен­ии религиозно-ритуальная направленность ведийских сочинений пи рыла от нас явные «реликты» эпических сказаний, очевидно Пмтовавших и в ведийскую эпоху. Современные индологи пола­гают, что ядро будущих великих эпических поэм сложилось к середине I тысячелетия до н. э. Но самое важное, что в древне­индийском эпосе ясно прослеживается генетическая связь с эпо-оим древних иранцев; ряд мотивов имеет индоевропейские кор­ни ^N. Существование богатой эпической традиции у ариев, не­сомненно, предполагает не разрыв с ней, а продолжение ее и [шлиитие на «индийской земле». Некоторые эпические (и даже пуранические) повествования восходят к «ведийским сюжетам»¹⁵, и и этом отразилась тенденция, столь характерная для различных иПластей литературы Индии, —соотносить себя с ведами как со­чинениями древними, священными и высокочтимыми, — а так-«I! глубинная связь традиций, по-разному функционировавших и проявлявшихся, но во многом бравших начало в едином источнике.

Несмотря на свою специфичность, ведийская традиция в изу-'ип'мую эпоху не оставалась неизменной. Постепенно отдельные школы «закрепляются» за конкретным районом, принимают местные нормы; расширяется их географический ареал: в поздне-ипдийское время некоторые школы функционируют уже в обла­стях Южной Индии, ставшей впоследствии подлинным храните-1см наиболее архаичных элементов этой культуры.

Религия. Ведийская литература выступает ценнейшим источ­ником для воссоздания космологических и религиозных пред­ставлений всего периода. Развитие санскритологии в XIX в. шло под знаком пристального внимания к индоевропейским штудиям, поставившим на прочную основу компаративистики исследование мифологии и ритуала древнейшей Индии ¹⁶.

Религия пронизывала всю жизнь ведийского индийца. Посто-1Шно сталкивавшийся с трудностями и опасностями, он надеялся, что обрядовыми действиями сможет предотвратить любые гро­зящие ему неприятные неожиданности со стороны и естественных и сверхъестественных сил. Поэтому производственная деятель­ность непременно сопровождалась совершением магических ри­туалов и произнесением заклинательных формул или стихо-гнорных обращений к сверхъестественным силам¹⁷. Знание ма­гических текстов, реализованное в ходе соответствующих про­цедур, и считалось ведой; именно она обеспечивала человеку успех во всех делах и жизненное благополучие.

175

Поскольку в ритуале важен не только «выбор» текстов, ни и то, как они произносятся, постольку даже самая совершеннан система письменности не гарантирует правильного произноше ния и должной интонации, а ошибка может нарушить действен ность обряда. Священное слово должно было сохраняться в пер воначальном виде вечно, и для облегчения запоминания, заучи вания разрабатывались особые приемы. Важным источником при изучении символико-мифологической стороны ведийской ре­лигии служат брахманы. Будучи более поздними по времени окончательной фиксации текста, они содержат некоторые новые идеи или переосмысленные. Каждая самхита имеет свою брах ману, чаще всего несколько. Тесно примыкают к брахманам араньяки («лесные книги») и упанишады, излагающие «[знание, приобретаемое] при сидении в непосредственной близости». Та кое название они получили, видимо, вследствие того, что мате риал, излагаемый в них, подается обычно в виде беседы учителя с находящимся рядом учеником. Оба эти вида ведийской лите­ратуры близки друг другу: их формирование является ре зультатом развития ведийского мировоззрения и системы ритуа ла, что заметно уже в древнейших брахманах (например в «Ай тарея-брахмане»); прослеживается тенденция к упрощению гро­моздких и дорогостоящих обрядов, сведению их к чисто симво лическому ритуалу. На текстуальном уровне это выразилоск в том, что араньяки и упанишады посвящены объяснению скры того эзотерического (магически наиболее значимого) смысл;! обрядов. Они же считаются самыми ранними индийскими религи озно-философскими сочинениями. Их появление свидетельство вало о серьезном сдвиге в религиозном сознании и об интересе-к обсуждению сложных «теоретических» вопросов, возникающих в связи с осмыслением сущности ритуала и ведийского «знания». Араньяк известно немного, упанишад же насчитывается более 200, и древнейшие из них условно могут быть отнесены к VII VI вв. до н. э.

Верования индийцев в эпоху вед изучаются на основе ее литературы, но она отразила огромный по времени период, ко торый не был статичен и идейно однороден. Об этом свидетель ствует, скажем, сравнение гимнов «Ригведы» с брахманами и упанишадами. Более того, уже «Ригведа» демонстрирует транс­формацию религиозных воззрений (ср. космология X мандалы и «фамильных» гимнов).

Предлагаемое здесь общее описание ведийской религии, ос нованное на материалах памятников разных периодов ведийской истории, позволяет представить «ведийское мировоззрение» лишь в главных чертах и не претендует на выявление значительных различий в процессе его развития. Так, ряд важнейших концеп­туальных положений, неизвестных религии самхит, но зафикси­рованных в упанишадах (Атман, карма, мокша и т. д.), передал специфику уже нового этапа в истории древнеиндийской религии. Следует также иметь в виду, что верования, отраженные в ведий-

176

i

• и их сочинениях, образуют своего рода синтез представлений и пдоарийских и местных племен, представлений, четкое разгра­ ничение которых не всегда оказывается возможным.

Мифология и ритуал. Пантеон «Ригведы» выступает в един-■ те мифологических персонажей трех исторических периодов — in* индоевропейского до собственно индийского ^1S. К первому от­носятся сам термин, обозначающий понятие «бог» (deva), образы отца-неба Дьяуса-Питара (греческий Зевс-Патер, римский Юпи-тпр), богини утренней зари Ушас (греческая Эос, римская Лирора), бога грозы Парджаньи (литовский Перкунас, славян­ский Перун)¹⁹.

Очень многие представления восходят к эпохе индоиранского, единства. Как для ведийской, так и для древнеиранской религии Пыли характерны сходные культы огня, предков, использование мри важнейших жертвоприношениях напитка сома (у иранцев — хнума). Немало параллелей можно найти и в религиозной тер­минологии. Священное изречение, несущее магическую силу, —

• мантра» так же называется и у иранцев (manthra); им были ипакомы слова «дэва» и «асура» (daeva, ahura), но у индийцев д:шы считались благодетельными божествами, а асуры демони­ ческими. Атхарван — один из священнослужителей у тех и дру­ гих (athravan) — означал вообще жреца и т. д. Во многих слу­ чаях аналогичны имена богов и мифологических персонажей ²⁰: Митра — Митра, Арьяман — Айрьяман, Вритрахан — Веретрагхна, Яма—Йима, Вивасват — Виванхвант и др. Обращает на себя ииимание функциональная близость ведийского Варуны и иран­ ского Ахурамазды ²¹. Особенно интересны совпадения целых сло- посочетаний, главным образом жертвенных формул. Ведийский ритуальный возглас ye yasamahe («мы, которые жертвуем») имеет точное соответствие в древнеиранском ритуале. Наличие таких совпадений (наряду с другими соответствиями) позволяет сде­ лать вывод о существовании общего индоиранского ритуала, эта­ пами развития которого следует считать ритуалы вед и «Авесты» (наиболее архаичные части первого восходят к эпохе до сложе­ ния «Ригведы»). Все это с несомненностью доказывает близкое родство древних религий иранцев и ведийских индийцев.

Наконец, уже на индийской почве получили распростране­ние культы Брихаспати, Рудры, Вишну, Сарасвати. \ Наиболее важное место в ведийском пантеоне занимают дэ-ны — боги. Их здесь насчитывали от 33 до более 33 сот ²², а позже — миллионы. Древние индийцы придавали им антропо­морфные черты, приписывали человеческие поступки, чувства и образ жизни. Боги едят и пьют, обитают в небесных дворцах, носят роскошные одежды, сражаются и ездят на колесницах, ненавидят, гневаются, любят. Многочисленные предания расска­зывают об их любовных связях с земными женщинами, о женах-богинях, ролсдающих детей, подобно людям. Идея извечности богов, таким образом, была чужда ведизму. В «Ригведе» они не раз называются бессмертными (I. 24.1; I. 72.2 и ел.); считалось,

177

однако, что это качество не было присуще им изначально ²³. Воз­можно, в ранневедийскую эпоху существовали «примитивные» изображения небожителей, но результаты археологических рас­копок это пока не подтверждают.

Ведийский пантеон пополнялся, вероятно, из разных источ­ников: большинство богов на первых порах были, видимо, по-,* кровителями различных племен; с течением времени менялись отношения между последними и представления о роли и зна­чении их покровителей. И в объяснении образов богов современ­ные индологи не всегда единодушны ²⁴.

Почти всем богам присущи натурмифологические черты. Все­ ленная, по представлениям древних индийцев, состояла из трех сфер-миров (лока): земли, воздушного пространства, неба — и часто называлась «трилока» (три мира). И основные божества распределялись по этим сферам: к небесным относились Митра, Варуна, Адитьи, Сурья, Савитар, Пушан, Вишну, Ушас, Ашви- ны; к «атмосферным» (между Небом и Землей) — Индра, Маруты, Рудра, Ваю-Вата, Парджанья; к земным — Агни, Сома, Бриха- спати. Впрочем, степень отождествления их с теми или иными сферами и, значит, природными явлениями весьма условна —■ от «максимальной» у Дьяуса и Притхиви до «минимальной» ■ у Варуны. • i

На религию несомненное влияние оказали социальные отно­шения, утвердившиеся к тому времени в обществе. Женским божествам (Адити — мать богов, Притхиви — мать-земля, Ушас — заря, Сарасвати — богиня реки того же наименования) отводилас второстепенная роль, особенно в более поздних частях вед Сохранились древнейшие представления, что Адити («Безгра ничная») — мать богов³⁵, но сама никем не рождена. Дьяус i Притхиви именуются «родителями богов»'²⁶, однако уже в период оформления первой из самхит их оттеснили другие, и прежде всего Агни, Индра, Сома.

Особенно почитаемым был Агни, что соответствовало тому огромному значению, которое придавалось огню. В «Ригведе» i гимны к богам, образующие отдельные мандалы, начинаются с обращения к Агни ²⁷. Он был не только богом огня, но и огнем ,-во всех его видах; именуется «хранителем людей» (Ригведа I. 96.4), «хранителем дома» (I. 12.6; I. 36.5) и пр. Огонь жертвен­ного очага играл важную роль в культе и рассматривался как посредник между людьми и небожителями: в его пламени сго­рали жертвы, приносимые богам.

Высшим божеством атмосферы считался Индра²⁸ — податель дождя, победоносный борец с демонами засухи Вритрой²⁹ и Шушной, грозный бог, вооруженный молнией. К нему взывали как к богу-воителю, его задабривали молитвами, богатыми при­ношениями и обильными возлияниями сомы, чтобы обеспечить победу в схватке с врагами. Гимны, посвященные ему (кстати, самые многочисленные в первой из самхит), следуют обычно за гимнами в честь Агни.

178

Бог Солнца Сурья (известный также в разных своих прояв­лениях и под другими именами) каждое утро, по убеждению индийских индийцев, выезжал в золотой колеснице, запряженной ипгенно-рыжими конями. Он развеивал мрак ночи и приносил |1|нуг дня, давал животворное тепло. Он — небесный огонь, Агни неба. Древнеиндийские божества Солнца были мало связаны с иЛыденной жизнью, и потому их культ не получил широкого распространения ³⁰. Примечательно, что самая священная фор­мула в религиозной литературе индуизма — савитри — стих пи гимна, посвященного Савитару, абстрактному божеству, имею­щему с Сурьей ряд общих черт³¹. Сурья считался отцом Ману Нийвасвата, седьмого потомка прародителя людей Ману.

Мир богов представлялся организованным подобно человече­скому обществу³². Царем (раджей) богов и военным вождем был Имдра (его дружину составляли Маруты), пурохитой — Бриха-11МИТИ, жрецом — Агни, верховным божественным судьей, хра­нителем мирового порядка (рита) — всеведущий и всевидящий Нпруна, охотником и покровителем охотников, владыкой лекар-итненных трав и целителем — Рудра, пастухом и покровителем инстухов и земледельцев — один из солнечных богов, Пушан. Лшвины являлись врачевателями, трое Рибху, а также Тваш-тпр — мастеровыми, строившими для других богов дворцы, изго-тпнлявшими для них оружие, колесницы и утварь. У всех них Лшги свои слуги; гандхарвы развлекали их пением и музыкой, нштры — танцами. Ведийский пантеон демонстрирует значитель­ную децентрализацию: нередко конкретный бог воспринимался кик самый главный.

Древние индийцы верили в существование не только благо­детельных божеств, но и их антагонистов — победа богов над демонами приводит к обновлению солнца и вообще всех произ­водительных сил природы; когда силы мрака отступают, в мире воцаряются гармония и порядок — предвестники счастливого сода без голода и лишений. Наиболее рьяными противниками Оогов выступали асуры, о которых сохранились даже мифы как о братьях, притом старших, дэвов ³³; некоторые боги в ранних книгах «Ригведы» называются асурами ³⁴. Но в поздней X книге и в «Атхарваведе» они уже определенно — враги дэвов.

Помимо космических недругов непосредственными врагами человека были злобные ракшасы — людоеды с безобразной внеш­ностью. Другие упыри (бхуты, пишачи, преты) считались пере­воплощением душ умерших, которые при жизни совершили пре-отупления, — воров, убийц и т. д. Все они приносили людям несчастья, болезни, разорение, лишали потомства и побуждали к дурным поступкам.

В индологии порой и сейчас сохраняется традиция подраз­делять ведизм на две части: светлую, жизнеутверждающую веру я благодетельных дэвов и темную веру в демонов, злых духов (магия, примитивные культы). Первая объявляется истинно арийской, вторая — результатом влияния аборигенных племен ³⁵.

179

Однако вера в существование не только благодетельных, но и враждебных сверхъестественных сил была присуща ведийской религии с самого начала. Четкие границы между религией и магией в ту эпоху отсутствовали: магия фактически пронизывалл религиозное мировосприятие.

Показательно, что ведизм не знал верховного бога³⁶: даже Индра, царь богов, был скорее просто военным вождем или божественным кшатрием. Позднее оформилась идея владыки живых существ — Праджапати, магического творца вселенной, олицетворения безграничной мощи ведийского жертвоприноше ния, единства ритуализованной природы. Но и он не стал главным богом, культ его не сложился. К концу изучаемого период» Праджапати сливается с Брахманом, безличным абсолютом упа-нишад (Шат.-бр. XI. 2.3.1).

Ведийский индиец приписывал всем предметам внешнего мира «человеческие черты» — способность говорить, испытывать боль, страдание, радость. Этими качествами наделялись даже горы, реки, камни и т. д. Позднее отношение к ним как к оду шевленным предметам сохранялось лишь в качестве пережитка древнейших анимистических представлений.

В поздневедийскую эпоху получила закрепление идея, по ко­торой каждое живое существо состоит из двух частей — видимой (тело) и невидимой (душа). Именно душа способна чувствовать, думать, желать, она и является в человеке животворным началом.

Еще в «Ригведе» содержатся (правда, не всегда ясные) намеки на то, что добродетельные люди достигают бессмертия и оби­тают на небесах (I. 125.5-6, 154.5; VIII. 58.7). Более опреде­ленны рассказы о потустороннем мире предков, куда уходят усопшие (IX. 113.7-11, 14; X. 15.16), а также о темном мире бездны для нечестивых (IV. 5.5; IX. 673.8; X. 152.4). Об усла­дах райской жизни говорится в «Атхарваведе» (IV. 34). В мире небес нет деления на угнетателей и угнетенных: «Там слабый не платит налога сильному» (III. 29.3). Указания на посмертное пребывание благочестивых в мире предков (питрилока) и мире богов (дэвалока) встречаются в упанишадах ³⁷. Об аде (нарака) иногда упоминается в «Атхарваведе* и брахманах.

После смерти, верили индийцы, за душой покойного прибьг вали гонцы от бога Ямы — владыки мира усопших. Он уме первым, чтобы открыть людям путь в иной мир, правителе которого он стал ³⁸. Яма выступал также судьей добрых и ду~ ных дел — отправлял душу либо в рай, либо в ад ^зэ; в како именно отдел рая или ада и на какой срок, зависело от соотно­шения добрых и дурных поступков умершего.. Со временем на эти представления наложились взгляды о возможности повтор­ных появлений человека на земле (что нашло отражение уже в брахманах). Наконец, в ранних упанишадах четко зафикси­рованы идеи детально разработанного затем учения о карме. Душа человека после его смерти не гибнет, а переселяется» в другое тело, причем не обязательно в тело человека того же

180

■|>щественного состояния: царь в новом существовании может ■ urn. разбойником, бедняк — богачом, брахман — шудрой и т. д. Нолее того, возможно возрождение в виде любого растения или «си потного, даже самого презренного и нечистого; те, в свою оче-1«¹д\., могли появиться в облике живых существ или даже людей. Тик им образом, весь живой мир от низших его видов до небо­жителей как бы оказывался в едином круговороте переселений душ. В более поздней религиозно-философской литературе это и транствование» получило название «сансара».

Пера в переселение душ должна была предполагать и нали­чие известного порядка этого переселения. Представление о нем икладывалось также постепенно и как оформленное встречается ,мишь в поздних упанишадах и буддийских текстах. То, чье место ни й мет душа человека после смерти, поднимется ли она по птуиеням, ведущим от низших видов до небожителей, или, шшборот, опустится, зависело от меры праведности каждого при жизни. Каково его деяние (karman), таково и будущее рождение. Деяние и определяет судьбу человека. По «закону кармы» он гноим поведением, образом жизни, любым поступком подготавли-инет свое будущее. Но этот «закон» обусловливает не только Оудущее, но и настоящее положение человека, ибо оно — резуль-тпт его деяний в прошлых существованиях. Это высший закон Пития, независимый даже от воли богов.

Чтобы обеспечить благоприятное возрождение, надлежит вести себя добродетельно, т. е. совершать хорошие поступки и не ионершать дурных. Иными словами, в конечном счете все свя-шшо с тем, куда направит человек свою волю, какими сообра­жениями будет руководствоваться. Если он был добродетелен при жизни, то после смерти его душа может возродиться в теле человека более высокого общественного статуса, даже царя или брахмана; душа грешника же попадает либо в один из много­численных «адов», либо в тело человека более низкой общест-1шнной категории, либо в тело животного ⁴⁰.

С появлением учения о карме древние представления об аде (иарака) и рае (сварга) не «отменяются», но вводятся в общий контекст нового учения. К послеведийскому времени относятся наиболее подробные описания услад райской жизни и мучений нда, который в новой системе ценностей обретает функции не­коего «чистилища» (первые примеры таких описаний имеются уже в брахманах).

В основе ведийского, культа лежали жертвоприношения бо-гим — регулярные й специальные. Совершение первых было важ­нейшей составной частью образа жизни всех слоев общества. Мир существует благодаря богам, а они живут жертвоприношениями, поэтому ради своего и всеобщего благополучия должно одари-иать богов, чтобы заручиться их расположением. В целом жерт-поприношения были относительно просты и совершались в каждой семье — в огонь, который поддерживался постоянно, бросали частицы пищи. Эти обряды выполнял, как правило, сам домо-

181

хозяин, и они назывались «домашними* (грихья) или основан ными на «священном предании» (смарта)⁴¹. «Торжественные» обряды отличались особой сложностью и пышностью, их назы вали «шраута», т. е. основанными на «священном откровении» — шрути.

Древний индиец понимал, что ему не сравниться в могуще стве с богами, однако верил, что если настойчиво просить и щед-ро одаривать их, то они, в свою очередь, помогут ему. Не слу чайно еще долго определяющим оставался материальный фак­тор — жертва, а степень благочестия измерялась ее размерами. Жертвоприношение стало рассматриваться как самостоятельная магическая сила, способная вершить судьбами людей, как основа мироздания. Показательно, что в ряде мифов творение мира непосредственно связывается с первичным жертвоприношением⁴².

Главным в культовой практике было принесение в жертву животных. На специально подготовленных алтарях разделывали туши, некоторые части бросали в огонь, другие варили в котлах, яосле чего участники обряда съедали их. Боги, по убеждению индийцев, питались тем, что сгорало в огне. В него бросали также хлебные зерна, лили топленое масло, молоко и особым образом приготовленный напиток — сому.

Обряды, совершаемые от имени царей и знати, были чрезвы­чайно пышными, часто длились в течение многих дней, а иногда и более года. Участвовало множество жрецов, закалывались де­сятки животных. Все это происходило обычно в сумерках или ночью при свете костров и сопровождалось специальными цере­мониями, пением и произнесением магических изречений. Жерт­воприношение ставилось в заслугу не жрецам, а жертвователю (яджаману), взявшему на себя расходы.

Ведийский жертвенный ритуал складывался постепенно, ес­тественно, что в нем сохранились и весьма архаичные черты. Так, «саттру» могли выполнять только родственники (мужчины и женщины), причем функции их всех были одинаковыми, жертвенную пищу потребляли сообща, и никто не получал особого вознаграждения и т. д. Несомненно, этот обряд сложился еще в родовой общине. Угощение присутствовавших при жертво­приношении и одаривание их также допустимо рассматривать как пережиток систематического перераспределения материаль­ных благ в коллективе равноправных общинников. Ритуалисти-ческая традиция существовала очень долго и значительно пере­жила ведийскую эпоху⁴³.

Особое значение придавалось принесению в жертву коня (ашвамедха)⁴⁴, обряду, совершаемому только правителем. Спе-циально отобранного коня отпускали на волю, но за ним не­отступно следовал царь (или назначенный для этого полководец) с войском. Властители областей, по территории которых проходил конь, должны были либо подчиниться царю — собственнику коня, либо воевать с ним. Через год коня приводили в столицу и приносили в жертву в присутствии покоренных правителей.

182

Ми подобный акт мог решиться царь, уверенный в своих силах и претендующий на роль политического гегемона.

\i религии древних индийцев исключительно важное место нанимал культ предков (ничуть не уступая культу богов), хотя мера в переселение душ, казалось бы, не должна была способ-гтиовать его развитию. Самая существенная часть культа — по­минальная трапеза (шраддха) — совершается и сейчас. Выпол­нит!. ее может только мужчина — глава семьи, и потому понятны (ин-тоянные мольбы верующих индийцев о мужском потомстве.

Обрядами сопровождались и трудовые процессы — запряжка н плуг быков, начало дахоты, сева, жатвы, молотьбы, ввод и ш.мюд скота из хлева, начало сооружения пруда, колодца, за­кладка сада, постройка жилых и хозяйственных помещений и г. II., а также любое событие в личной или семейной жизни. Они зародились в глубокой древности, и первоначально выпол­нение их не требовало профессиональных знаний, но брахманы стирались взять под свой контроль и эту сторону жизни индийца. Традиционные обряды они истолковывали в соответствии с но-н|.1ми верованиями, привносили в них элементы развивающегося ритуала (например, чтение мантр), стремились сделать непре­менным свое участие в нем или даже руководить им.

Для отправления ведийского культа необходимы были ква­лифицированные исполнители — жрецы и подсобный персонал. М обрядах с возлиянием сомы, например, должны были участво-икть минимум четыре жреца: хотар, главной обязанностью кото-|1иго было произнесение гимнов «Ригведы», адхварью, произно-никший тексты из «Яджурведы», удгатар, певший гимны из «('амаведы», и брахман, следивший за ходом церемонии; ему надлежало знать все три веды. В особо важных случаях испол­нителей было значительно больше; они образовывали четыре группы, куда включались представители названных «категорий».

Точное знание ритуала достигалось многими годами постоян­ной учебы: приходилось все воспринимать на слух и заучивать наизусть. Постепенно такая задача для одного человека оказы-иалась непосильной, что и определило потребность в специали-шции брахманов — одни готовились к выполнению функций хо-гара, другие — адхварью, третьи — удгатара и т. д.

Судя по брахманам, жертвоприношения превращались в дли­тельную, с огромными затратами средств процедуру^й5. По сути, иЛряд шраута могли себе позволить только очень состоятельные 'пиди⁴⁶. Если допускалась ошибка, то священнодействие считалось неэффективным. Естественно, что каждый из жрецов должен пыл досконально знать правила и детали ритуала и тексты, чтение мпорых составляло часть его. А это было далеко не просто. Так, хотар на пятый день обряда агништомы произносил в строго ипределенном порядке две тысячи стихов (рич) из «Ригведы», наращенных к Агни, Ушас и Ашвинам.

В изучаемую эпоху большое значение придавалось аскетиче-• 1спй практике, посредством которой адепты пытались достичь

183

высшей силы духа и божественного могущества. Некоторые да вали обет принимать пищу лишь через очень большие проме жутки времени, другие — никогда не ложиться или ложиться лишь на ложе из колючей травы, третьи — добывать себе про питание нищенством или сбором диких плодов и корней и т. д. Подвижничество (особенно ограничение в пище) всячески вое хвалялось, отшельникам приписывалась особая святость. Жизн1. преходяща, мир суетен, но добродетельны отказ от мирских радостей и удаление в лес или горы. Уединившись в чаще либо в пещере, отшельники постоянными молитвами и заучиванием мантр старались достичь благоволения богов и священной муд­рости. Отшельничество в лесу (ванапрастха) считалось в дрен ней Индии даже одной из обычных стадий жизни (третья am рама) всякого благочестивого дваждырожденного.

Существенным отличием ведизма от первобытных верований было освящение общественного неравенства людей. Носители государственной власти обожествлялись, и безусловная покор ность им, как богам в человеческом облике, объявлялась высшим долгом каждого. Церемония восхождения на престол сопровож далась специальными обрядами, которые должны были придать сакральный характер этому событию⁴⁷.

Неравенство людей проявлялось и в самой культовой прак тике. Более обильные жертвоприношения расценивались кап свидетельство большего благочестия, обеспечивали большую ми лость богов и более счастливую карму. Самые угодные богам жертвоприношения некоторые разряды свободных (не говори уже о рабах) вообще не могли совершать. Шудрам, например, запрещалось даже присутствовать на них, не разрешалось за учивать и произносить мантры, даже слушать их, более того, дваждырожденные не должны были произносить их при шудрах Сравнительно поздняя тенденция брахманской «теологии* поста вить аскетизм и священное знание выше обрядности частично была связана и с реакцией на доминирование материального фактора в культе.

Но, несмотря на все изменения, ведийская религия остава лась по своему характеру весьма архаичной: она унаследовала от более древних верований многобожие, отсутствие установленной иерархии богов, племенную исключительность, практически делавшую невозможным прозелитизм. Это позволяет рассматри вать ведизм как религию небольших, еще неразвитых государсти с сильными пережитками родо-племенных отношений.

Космогонические воззрения и истоки философии⁴⁸. Предстал ления о происхождении и развитии вселенной, отраженные и X мандале «Ригведы», непосредственно предшествуют космот ническим концепциям брахман. В гимнах этой поздней «ригве дийской книги» содержатся две основные версии происхождение космоса. Первая была связана с дуалистическим представлением о его исходных началах — хаотической мировой материи л организующем ее агенте (X. 81-82.121), когда в образе демиурги

184

т.К'.тупают Вишвакарман, Праджапати, Эти воззрения соотноси­лись с мифологическими представлениями о «Золотом зародыше» (Хираньягарбха). Другая модель мира — пантеистическая. Соглас­но гимну «Пурушасукта» (Ригведа X. 90), боги, вознамерившись еитиорить мир, совершили жертвенный обряд над божественным исриочеловеком Пурушей. При этом из его «духа* (манас) воз­никла Луна, из глаза — Солнце, из уст — йндра и Агни, из шнания — ветер, из пупа — воздушное пространство, из голо-- небо, из ног — Земля, из уха — стороны света (лока). Из > Пуруши произошли брахманы, из рук — кшатрии (раджанья),

оедер — вайшьи, из ступней — шудры. Тогда же появились > инотные, растительность, а также гимны (рич), песнопения (гиман), жертвенные формулы (яджус) и т. д.

II целом ведийская космогония предлагает различные ответы ни вопрос о том, как был сотворен мир. Всесоздателем высту-ипгт наряду с «абстрактным» божеством — персонификацией са­мого процесса творения, первым зародышем, покоящимся в водах (Цшхманда, Хираньягарбха) и приносимым в жертву первосу-(цгством, — также и «космический жар» (тапас). Авторы гимнов пытались устранить эту несогласованность, но все их решения ил деле сводились лишь к сопоставлению и перестановкам на-шшшых образов.

Самхиты не дали единой космогонической теория, но творцов Полнородных «концепций* о происхождении мира сближал дух искания. То, что многие из космогонических гимнов облечены и форму вопросов, конечно же, не просто литературный прием. Литоры их допускают: ответов может быть много, истина яеиз-потна даже богам, картина жизни вселенной неясна.

Раздумья ведииеких индийцев над проблемами бытия и миро-«'илдания, пожалуй, наиболее полное отражение нашли в извест­ном тексте «Ригведы» — «Гимне о сотворении мира» (X. 129). Там симорится ⁴⁹:

Не было не-сущего, и не было сущего тогда,

Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.

Что двигалось туда и сюда? Где? Под чьей защитой?

Что за вода — глубокая бездна?

Не было ни смерти, ни бессмертия тогда,

Не было ни признака дня [или] ночи.

Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Нечто Одно.

И не было ничего другого, кроме него.

Основой бытия провозглашается нечто безличное; нет ни атмо­сферы, ни небесного свода; вода, подобная бездне, предшествует другим стихиям. (Представление о связи безличного «нечто» и доступного чувственному восприятию мира характерно и для ионднейших религиозных течений — брахманизма, индуизма и т. д.) Не только смерть, но и бессмертие невозможно в том, не пиразином словами состоянии, которое предшествовало творению. Пило «Нечто Одно», обладающее единственным свойством — це­лостностью, неделимостью. Вселенная же виделась царством раз­личий, возникающих из деления первоначального целого на две

| 185

части (сущее — не-сущее, смерть — бессмертие, день — ночь). Любопытцо и другое определение: «Оно дышало, не колебля воздуха», т. е. одновременно и дышало, и не дышало. (Это пред ставление тоже получило развитие в индийской философской литературе.)

В соответствии с идеей отрицания независимого существова ния божеств авторы гимна рассматривают их как вторичное явление, возникшее в результате уже свершившегося акта творе ния. Подобно людям, боги выполняют свое предназначение и мире, но не управляют им и не знают, как возник он. Тайн;' творения остается неразгаданной («может, само создало себя. может, нет»). Даже вселенский «надзиратель* (адхьякша), надо ленный высшим знанием, осматривающий космическую пан оря му, вряд ли может ответить на все поставленные в гимн* вопросы.

Этот текст, взятый в качестве примера, показывает, скош. сложным и противоречивым был ранневедийский взгляд на про исхождение мира. Вместе с тем индийцы времени «Ригведы» не считали, что «загадки мироздания» способны раскрыть боги: их мир оказывается чем-то вторичным, подчиненным общим за конам бытия. Небожители способны помочь в достижении каких либо материальных благ, но бессильны в объяснении тайн все ленной, природы и человека.

Приведенный материал ни в коей мере не охватывает Bceii проблемы реконструкции космологической системы ранневедий ского периода ⁵⁰, здесь лишь в самых общих чертах передан ха рактер космогонических представлений индийцев эпохи самхит. Следующий этап в развитии этих представлений отражен в брах манах и араньяках. В решении космогонических проблем брах маны во многом идут за ведами. «Щатапатха-брахмана» про возглашает абсолютным первоначалом воду. «Водами поистине было это (т. е. мироздание) вначале» (XI. 1.6.1). Затем возник;! ют различные стихии и божественные существа. Конечныч результат процесса — тоже воды. Праджапати — персонифициро ванная творческая сила — возрождается вновь в своем потомке Парамештхине, который отождествляется с процессом бытия: «... „пусть я поистине стану всем этим!" Он стал водами. Воды поистине [и есть] все это, ибо они стоят на самом высоком месте Тот, кто стал бы здесь рыть, нашел бы именно воды. Поистине с самого высокого места — с неба — падает дождь» (XI. 1.6.10). В мифологизированной и поэтизированной форме ведийский индиец пытался осмыслить идею круговорота веществ. Из воды рождается все живое. Она питает растения, низвергаясь на земли» в виде дождя, пополняет запасы подпочвенной влаги, поддер живает органическую жизнь. В том же отрывке перечисляются и другие понятия ригведийской космологии: тапас и «Золотой зародыш».

Наравне с представлением о преобладающей роли воды первоосновы всего сущего — встречается и известная ведийскал

186

концепция о зарождении вселенной из некоего нерасчлененного полого. «Шатапатха-брахмана» называет его «не-сущим»: «По­истине не-сущим было вначале [все] это. Поэтому и спрашива­ют: „Чем было это не-сущее?"» (VI. 1.1.1).

Далее становится заметной одна типичная для ведийского мировоззрения в целом черта: стремление отождествить природ­ные явления с процессами, регулирующими жизнь человека. Иорвостихией бытия объявляются различные формы дыхания (праны), обеспечивающие жизнедеятельность и человека и природы.

Во взглядах индийцев эпохи араньяк на человека был и еще один существенный момент. «Айтарея-араньяка» провозглашает, что он — «сочетание речи и дыхания, кои суть жертвоприноше­ние» (II. 36.3). Данное положение конкретизируется в том же тексте. Природа и человек ассоциируются (и отчасти даже отож­дествляются) с третьим началом, которому тоже приписывается космическое значение, — с жертвенной практикой. Ритуал как бы поставлен над всеми обычными действиями, он имитирует процессы природы и одновременно обусловливает их. Взгляд на жертвоприношение как на сакральный акт, моделирующий кос­мос, оказался в древней Индии необычайно стойким.

Наряду с попытками осмыслить мир и его «законы» в кон-тексте мифотворчества обнаруживаются и первые попытки аб-птрактно-понятийного объяснения мира. Согласно важнейшему положению, зафиксированному в упанишадах, всякая индиви­дуальная душа (Атман) тождественна Абсолюту — Брахману⁵¹, наполняющему собой весь живой мир ⁵², Атман нередко даже терминологически совпадает с ним ⁵³. И вместе с тем понятие «Врахман» сосуществовало с идеей персонифицированного бо­жества — Брахмы ⁵⁴. Образ этого бога слился с ведийским Прад-жапати. И ныне в индуизме Брахма чтится как одно из высших божеств, как бог-творец, но в основном в «богословии»: культ его, не имевший корней в племенных верованиях, не получил широкого распространения.

Сложные религиозно-философские построения, встречающиеся в поздней ведийской литературе, свидетельствуют и о стремлении привести в систему более древние верования. Их разработка способствовала возникновению новых мировоззренческих уста­новок. В упанишадах особую роль играет учение о знании (джня-на), но это не рациональное положительное знание, приобретен­ное в результате научных изысканий и опыта, а особое мисти­ческое знание (видья), достигаемое медитативной практикой. Лдесь отражены также поиски нового эсхатологического идеала. Достижение рая (царства богов) иногда признавалось уже не­достаточным, поскольку оно не спасает от сансары. Конечная цель, к которой должен стремиться каждый истинно разумный, — •освобождение» (мокша) от сансары, «освобождение* души, т. е. избавление от новых рождений, а значит, и смертей. Это стало мыслиться как осознание своего глубинного единства с Брахма-

L

187

ном — достижение «мира Брахмы» (брахмалока)^5&, после чего ■ новые возрождения станут уже невозможными ⁵⁶. Но такую цель Ш нельзя достигнуть с помощью обычных ритуальных средств: нуж- Щ ны особые усилия духовного познания. Я

Весьма разнообразен в упанишадах и «философский» мате-Я риал^ъ7 — попытка осмысления психофизической структуры ин- ^ дивида и поиски соотношений между элементами тела человекп и материальными началами космоса (ср. древнегреческие уче ния о «стихиях» мира). Конечно, употребляя термин «филосо­фия» для характеристики поздневедийского мировосприятия, мы понимаем условность этого определения. Воззрения мудрецои упанишад на микро- и макрокосмос еще не формализуются и строго категориальную систему, авторы текстов не ставили своей задачей критическое осмысление самих источников познания, не были разработаны и основы полемической «диалектики*. Вместе с тем здесь уже поднимаются вопросы, которые, употреб­ляя современную терминологию, можно характеризовать как различение субстанции и атрибута, сущности и явления. Так, упоминаемый еще в брахманах мудрец Уддалака сообщает: «По одному комку глины узнается все сделанное из глины, [ибо вся кое] видоизменение — лишь имя, основанное на словах, действи тельное же — глина; то же можно сказать и о вещах, сделанных, например, из железа или золота» (Чх.-уп. VI. 1.4-6). Он обраща­ется к известному ригведийскому космогоническому мифу (X. 129), предлагая самостоятельное толкование его, — отбрасывает идею изначального состояния, независимого от бытия и не-бытия, и представление о происхождении первого из небытия. «Как же... могло это быть? Как из не-сущего родилось сущее? — спрашивает мудрец. — Нет, вначале... [все] это было Сущим, одним, бел второго» (VI. 2.2). Затем он рисует картину становления мир», где один элемент возникает из другого.

Учение Уддалаки исключает участие богов и сверхъестест венных сил в процессе миросоздания: сама природа выступает творящей силой, из которой рождаются прочие формы жизни-Жар — источник воды, вода производит пищу (речь идет, верп ятно, о твердом веществе вообще). Из различных сочетаний жара. воды и пищи возникают все виды живых существ. «И где ещ<' мог бы быть его [тела] корень, как не в пище? — говорит ом в беседе с сыном. — И также, дорогой, если пища — росток. ищи корень в воде. Если вода — росток, дорогой, ищи кореш. в жаре. Если жар — росток, дорогой, ищи корень в Сущем. Ва-эти творения, дорогой, имеют корень в Сущем, прибежище н Сущем, опору в Сущем» (VI. 8.4). Настойчиво проводится мысль о конкретно-материальной первооснове всех функций тела и пси хических процессов. Не только кости, мускулы, кровь, но и со.ч нание — продукт трех элементов, образующих мир. Если литшгп. тело пищи, психические процессы также приостанавливаются.

По мнению В. Рубена, воззрение Уддалаки содержит натур философские идеи ⁵³, однако не следует забывать, что упанишл

_J

¹ — преимущественно памятник зарождающейся идеалистиче-Й философии (традиция Яджнавалкьи). Они демонстрируют тупление нового этапа в развитии древнеиндийской духовной плуры, что было связано с переменами в социальной и обще-гнной жизни. Процесс накопления знаний также отразился содержании памятника: в нем прослеживаются зачатки на-

шого объяснения природных явлений. Развитие научных знаний. Нужды производственной практи-

■ ". новые условия жизни, изменение ритуала способствовали щюПуждению научного интереса к природным и общественным процессам. В число веданг (частей вед) — дисциплин, считав­ шихся вспомогательными при изучении вед, — включались шик- tiiM (фонетика), чхандас (метрика), вьякарана (грамматика), ни- t'Vit'ra (этимология) и джьотиша (астрономия). О других науках

т'дения весьма отрывочны, но чрезвычайно любопытны. Из

• "'шнений, относящихся к упомянутым ведангам, прежде всего

• '||-дует отметить «Нирукту» Яски (не позднее 500 г. до н. э.)⁵⁹. п 'том труде приводится этимология слов, которые встречаются " ш'дах и смысл которых стал забываться, имен и эпитетов богов, и i шаний жертвенных обрядов. Реальное существование других ■к 1.;шг подтверждается более поздними сочинениями (например, «Лштадхьяи» Панини, труда, относящегося к IV в. до н. э.), 1'Д'¹ говорится о творчестве предшественников.

Об уровне астрономических знаний допустимо судить по мно­гочисленным, хотя и разрозненным, упоминаниям в ведийской литературе, особенно в брахманах «Яджурведы». Время совер­шения религиозных обрядов определялось прежде всего фазами %мы, ее положением на эклиптике. Ведийские индийцы помимо ''плица и Луны знали все пять видимых невооруженным глазом ч и нет, они умели ориентироваться в звездном небе, соединяли

■ мгнды в созвездия (пакшатры).

Самые ранние данные о накшатрах встречаются уже в «Риг-"■'■in», хотя, возможно, это представление бытовало еще в ха-i-.нмтскую эпоху. Накшатры — небольшие группы звезд, удален-iii.H- друг от друга приблизительно на 13% поэтому Луна при in "'м движении по небесной сфере каждую следующую ночь i тывается в новой группе созвездий. Полные списки их при-|'.'/|.(шы в «Черной Яджурведе» и «Атхарваведе», а названия оставались практически неизменными на протяжении mho-mix веков. Древнеиндийская система накшатр соответствует лунным стоянкам, приводимым в современных звездных ка-III логах.

Основной «временной» единицей считались не солнечные, а лунные сутки (титхи); примерно 30 таких суток составляли чунный месяц (т. е. четыре фазы Луны охватывали около 29, ii солнечных суток). Двенадцать лунных месяцев давали 354 цпя; для установления соответствия между лунным и солнечным годом была разработана система вставок, т. е. дополнительного месяца.

189

Сведения о развитии математики (санскр. «ганита») лучш-всего представлены в шульбасутрах ⁶⁰, сохранившихся в нескол i-ких редакциях (наиболее известны версии Баудхаяны, Манав)! Апастамбы, Катьяяны). Датировка этих сочинений неопред< ленна, обычно их составление относят к VIII-IV вв. до н. ■• и увязывают с ведийской, в первую очередь поздневедиископ эпохой.

Термин «шульба» означает «веревка», «струна», «канат Очевидно, первоначально эти тексты представляли собой своей рода «сборники правил измерения с помощью веревки» и слуяо ли руководствами при постройке алтарей и храмов. Сооружен и алтарей регламентировалось рядом правил: ориентировка по стр. нам света; в основании должны лежать строго определенна фигуры и т. д. Все это требовало решения некоторых геометра ческих задач (построение прямого угла, квадрата, прямоугол! ных треугольников с целочисленными сторонами, построенп' из лих трапеций, преобразование прямоугольника в равновеликий квадрат, построение квадрата, равновеликого сумме или разноси двух данных квадратов).

Наряду с правилами измерения и сооружения жертвенна' алтарей тексты содержат и данные о системах счета, арифмеи ческих действиях с целыми дробями, квадратных и неопределеп ных уравнениях первой и второй степеней, приближенном ил хождении иррациональных величин, арифметической и геомен рической прогрессиях и т. д.

В «Веданга-джьотише» высоко оценивается роль математики в ряду других наук: «Как гребешок на голове павлина, к;и драгоценный камень, увенчивающий змею, так и ганита [нахп дится] на вершине наук, известных в Веданге» ⁶¹.

Обычное санскритское название арифметики — «вьякта-гави та» («искусство вычисления при наличии известных величин» I. но иногда арифметические подсчеты называли «дхули-карм;| ■■ {«работа с пылью»); дело в том, что вычисления производили! i на счетной доске, покрытой песком или пылью, а то и прям<> на земле. Числа писались заостренной палочкой; при выполнении арифметических действий легко было стирать одни результаты и на их месте записывать другие.-

Алгебра — «авьякта-ганита» («искусство вычисления при w известных величинах») — в поздневедийской литературе в осн<н ном была выражена в геометрической форме. Так, геометри¹ ■ ский метод преобразования квадрата в прямоугольник с данн стороной, который описан в шульбасутрах, эквивалентен реп нию линейного уравнения с одним неизвестным ах=с².

Некоторые задачи на арифметические и геометрические пр<> грессии приобрели чрезвычайную популярность, среди них :ш дача о награде за изобретение шахмат ⁶², сводящаяся к Haxo:i дению суммы геометрической прогрессии со знаменателем :' В «Тайттирия-самхите» приведены арифметические прогрессии 1, 3, 5, .... 19; 2, 4. 6, ..., 20; 4, 8, 12, ..., 20; 5, 10, 15, ..., 100.

190

■О, 20, 30, ..., 100; 19, 29, 39, ..., 99. Геометрические прогрессии Иисываются в «Панчавимша-брахмане». В этих сочинениях сум-■• прогрессий не указывается, но она дается в «Шатапатха-Ьпхмане».

■ Особое место в геометрических разделах занимает так назы- ■•Рмая теорема Пифагора, известная в Вавилоне, Индии, Китае ■Же за несколько столетий до древнегреческого философа, с име- ■ВМ которого она связывается. Эта теорема приведена во всех ■•дикциях шульбасутр, начиная с самой ранней. Там же пере- ■Игляются тройки чисел, для которых она выполняется: 3, 4, 5; I, 12, 13; 7, 24, 25; 8, 15, 17; 12, 35, 37; 15, 36, 39.

Большой интерес был проявлен в ведийскую эпоху к комби-■■ орике. Ряд ученых полагают, что одним из побудительных

LiBOB к занятию ею послужило ведийское стихосложение: надо

'10 учитывать не только число слогов, но и долготу звуков ■ аждой слоговой группе. Среди сочинений на эту тему выде-

гся трактат Пингалы по метрике (прежде всего ведийской),

прый обычно датируется поздне- или послеведийской эпохой.

уя по шульбасутрам, в рассматриваемый период индийские i .1 тематики начали заниматься определением числа тс — отно­шения длины окружности к диаметру. Позднее к этой проблеме >>"1>атились многие индийские ученые.

Обращает на себя внимание тот факт, что успехи в области и мучного знания были достигнуты при относительно низком уровне материального производства. Это позволяет думать, что н основе ряда достижений лежали не практический опыт и на­блюдения, а умозрительные заключения. Самостоятельных мате-мптических и астрономических «школ* в тот период еще, оче­видно, не существовало. Изучение перечисленных дисциплин Лило связано с традицией вед, с разработкой теоретических и прнктико-религиозных вопросов именно ведийской традиции, при этом нужно иметь в виду, что сочинения были записаны много позднее. Изустная передача столь сложных тем (в частно-|ц, математических расчетов и задач) предполагает исключи-"■ 1ьно высокий уровень обучения и практических рецептов для " запоминания и сохранения.

Значительного развития, достигли познания индийцев в об­мети медицины, хотя они были тесно переплетены с магическими представлениями. Очень много заклинаний против болезней

■ пцержится в «Атхарваведе». Вместе с тем накапливался и зна­ чительный полезный опыт. Индийцы умели определять более |!отни болезней (лихорадка, чахотка, дизентерия, ревматизм, проказа и др.) и имели представление о лечебном эффекте многих 'Кчсарственных растений. Кроме микстур применялись мази, ингаляции, окуривание дымом. Полоскание рта, омовения при ишершении религиозных обрядов свидетельствуют о понимании (правда, не всегда осознанном) гигиенического значения водных процедур. В «Ригведе» (IX. 112.1) уже упоминаются профессио^ пильные лекари (бхишадж). Занятие врачеванием в то время

191

еще не стало предосудительным: даже Агни (Атхарваведа V. 29.1) или Ашвины (VI. 1.53.1) уважительно называются лекарями. Искусство. В этой области достижения ведийских индийцев были весьма скромными. Жили они преимущественно в неболь­ших поселениях, города немногим отличались от деревень. Хра­мов не строили; погребальный культ, если не считать поминаль­ных трапез, практически отсутствовал; нет прямых данных и о наличии изображений богов ж идолопоклонстве. А ведь главны­ми памятниками, на основании которых мы судим об архитек­туре и изобразительных искусствах древних народов, являются обычно культовые сооружения (храмы, статуи и т. д.). В послед­ние годы индийские археологи обнаружили много образцов древ­нейшей индийской живописи. Воспроизведение охотничьих сцен, видимо, восходит еще к неолиту, в поздних же встречаются изображения всадников и колесничих. Какие из дошедших до нас рисунков относятся именно к ведийскому периоду, сказать трудно, но традиции художественной росписи, видимо, сущест­вовали и в то время. Изделия художественного ремесла (мате­риалы археологии) носили, как правило, светский и утилитарный характер. В ведийских «текстах» имеются данные о музыкальных инструментах — вине (струнный инструмент типа лютни), флейте, кимвалах, барабанах разного рода. Музыкой сопровождались домашние обряды (например, свадьба), ритуальные тексты про­износились нараспев. В одной из поздних упанишад, «Майтри-упанишаде» (VII. 8), в числе тех, с кем мудрецу не следует общаться, упоминаются танцор и актер, что говорит о появ­лении профессий этого рода, а также о том, что общественный статус актеров был невысоким.

Мы остановились на самых общих чертах культурного раз вития ведийской Индии — теме чрезвычайно широкой и мно гоплановой. Богатейший материал литературы, интенсивные ж следования индийских археологов, пристальное внимание к проб лемам ведологии большого круга ученых разных специально сгей — залог того, что в скором времени многие научные вопросы, которые еще остаются неясными, будут успешно решены. Ни и сейчас можно утверждать, что ведийская культура явилаа важнейшей основой для историко-культурного развития. Литр ратура оказала огромное влияние на становление и эпической, и классической словесности, ее сюжеты и образы вошли составной частью в культурный фонд Индии. Сложившиеся в далеком прошлом познания были разработаны последующими поколени ями математиков, астрономов, медиков, грамматиков. Огромным было воздействие ведизма и концепций упанишад на духовную жизнь древней и раняесредневековой Индии. Это воздействии проявилось в становлении как индуистских, гак и неортодокса;!i. ных религиозных и религиозно-философских систем.

ИНДИЯ

В МАГАДХСКО-МАУРИИСКУЮ ЭПОХУ