Раздел 2. Культурология в системе гуманитарных наук Что такое культурология?

Однако культурных феноменов — великое множество. Их объединяют художественные стили. Вот австрийский искусствовед

и философ культуры Ганс Зедльмайр в книге «Утрата середины» пишет: Иератическое (неподвижное, застывшее — П.Г.}, романское искусство смотрит на вещи «надмирным оком», и ему грозит оцепенение, подобно тому, как монотонная молитва может превратиться в бессмысленное бормотание. Готика и Ренессанс-барокко живут всеми своими чувствами, совокупно участвующими в постижении возвышенной реальности...Опасность иератических эпох — мумифицированность, схематизм; опасность готики — красивость, игрушечность, «фотографичность» в изображении человеческого тела, а также сухость, доктринерство, истонченность».

Может быть, культурология призвана анализировать феномены искусства? Вот французский исследователь Ипполит Тэн толкует скульптуру: «Глядя на Сивилл и на Добродетели Рафаэля, на микеланджеловых Адамов и Ев, мы невольно мыслим о героических или светлых фигурах первобытного человечества, о тех девах, дочерях земли и рек, которых большие глаза впервые отражали в себе лазурь родного неба, о тех голых богатырях, которые спускались со своих гор, чтобы душить хищных львов собственными руками. После такого зрелища мы готовы думать, что дело наше теперь покончено, что выше этого мы уже ничего не найдем...Венера Милосская, мраморы Парфенона, голова царственной Юноны в вилле Людовизи покажут нам природу более высокую и чистую...»

Может быть, культурология — это и есть сравнительные биографии великих стилей? О том, чтобы написать такую историю, мечтал О.Шпенглер. Однако разве культура распадается на множество относительно целостных тенденций, стилей? Она сохраняет и собственную общность. Задача культурологии, стало быть, не исчерпывается анализом культурных различных эпох. Она пытается осмыслить закономерности культурного процесса. Что такое культура как феномен? Как она соотносится с природой? Что обусловливает социодинамику? Можно ли выстроить иерархию культур? Каковы связи между культурой и цивилизацией? Возможна ли общепланетарная культура?

В этом смысле культурология — это систематизированное знание о культуре как специфическом и уникальном феномене. Речь, стало быть, может идти не о нанизывании различных святынь и символов культуры, которые рождались в разные эпохи. Такой вариант культурологии можно вычитать в романе Германа Гессе «Игра в бисер». «Мастера игры в бисер» используют в качестве фигур не шахматы и шашки, а теоремы геометрии, библейские заповеди, политические принципы, музыкальные темы и формы, лите­ратурных персонажей и мифических героев

Во втором значении культурология — это теория культуры. Она становится объектом научного постижения как некий самобытный и универсальный феномен. В самом деле, нет такого народа на земле, который не создал бы своего варианта культуры. Стало быть, за множеством локальных культур следует разглядеть общий процесс, без которого невозможны культурно-исторические типы. На этой мысли настаивал русский философ В.С.Соловьев.

Но возможен и третий вариант культурологии. Она может быть осмыслена как междисциплинарная метатеория. Иначе говоря, через культуру, которая обеспечивает глубокое погружение в мир психологии людей и народов, можно показать действие механизмов истории, сокровенные тайны человеческого бытия, приоткрыть завесу над совокупным творчеством людского рода.

В этом случае именно культура, а не идеология, экономика или политика окажется эвристическим средством постижения мира. Обратимся к иллюстрациям. Античная культура достигла огромных высот. Раз уж человеческий дух поднялся к столь блистательным вершинам, что может нарушить плавный и глубинный расцвет культуры. Но вот произошло падение Рима и древнего мира. Можно, разумеется, предложить простейшее объяснение. Это произошло из-за нашествия варваров. Но отчего цитадель не устояла? Почему варваризация оказалась столь губительным фактором?

Возможно, разумеется, и иное объяснение. Изжили себя формы собственности, которые были распространены в античности. Рождалась другая эпоха хозяйственного устройства. Но так ли всесильны механизмы экономики? Действительно ли они способны радикально преобразовать культурный уклад? Неужели сама культура должна пасть, чтобы открыть шлюзы для нового исторического творчества? Можно ли полагать, что в формах экономических отношений гнездится зерно будущих культурных нововведений?

Попробуем взглянуть на ситуацию через культурологию. «Но вместе с тем это падение в свете истории нашего времени учит нас не только о смертности культуры, не только о том, что культура переживает моменты зарождения, расцвета и умирания, но также и о том, что культура есть начало вечности». Наверное, глубоко прав Н.А.Бердяев: чтобы понять культуру, нужно рассматривать ее динамически и проникнуть в ее роковую диалектику. Здесь рождаются откровения, выходящие за рамки узкой культурологии. Постигаются тайны истории. Оказывается, к приме­ру, что все прямолинейные учения о прогрессе никуда не годятся и не выдерживают никакой критики. Возникают и некие общеисторические прозрения: возможно, были такие великие культуры, по сравнению с которыми последующие времена обозначают лишь возврат к прошлому?

Еще иллюстрация. Многие исследователи пытались понять, почему именно в Европе родился капитализм? Ответ на этот вопрос немецкому историку и социологу пришлось искать в мире культуры. Он видел генезис капитализма в протестантском этосе, особой культурно-мировоззренческой настроенности людей. Протестантский этос — это своеобразный комплекс ценностных, жизненных и практических установок. Он возник в XVI в., когда начался пересмотр средневековой культуры в соответствии с по­требностями нарождающейся буржуазии.

М.Вебер оспорил привычные для нас положения Маркса о происхождении капитализма как результате появления частной собственности. Чтобы осознать ситуацию, которая сложилась сейчас в России, неплохо бы обратить

внимание на некоторые немарксистские ходы мысли, получившие признание во всем мире. По мнению Вебера, чтобы понять, отчего происходят общественные сдвиги, надо вообще выйти из сферы экономики и политики в широкую сферу человеческих предпочтений, культурных установок.

Попробуем вслед за Вебером разобраться: почему именно в Европе в конкретный миг ее истории образовался капитализм? Оттого, что появилась частная собственность? Ничуть не бывало: она существовала и прежде. Сложился, наконец, рынок? Да это вообще древнейшее достояние человечества. Может быть, широкое распространение банков, как в современной России? Нет, нечто подобное существовало в Вавилоне, Египте, в средиземноморских государствах далекого прошлого, средних веков и нового времени. Однако этого не случилось.

Фактически для рождения капитализма недоставало только одного компонента. Особой психологической настроенности людей и специфических этических правил. Они-то как раз и родились вместе с протестантизмом, с разновидностью христианства, которая возникла в период Реформации. Нравственные предпочтения людей той поры, их жизненные правила получили название — протестантский этос... У людей появились святыни, которые определяли их повседневное поведение.

«Современный человек, дитя европейской культуры, - отмечает М.Вебер, — неизбежно и с полным основанием рассматривает универсально-исторические проблемы с вполне определенной точки зрения. Его интересует, прежде всего, следующий вопрос: какое сцепление обстоятельств привело к тому, что именно на Западе, и только здесь, возникли такие явления культуры, которые развивались — по крайней мере, как мы склонны предполагать — в направлении, получившем универсальное значение».

Однако, в самом ли деле универсальное значение? Сегодня процесс модернизации, то есть преобразования мира по западному образцу, наиболее успешно проходит в Дальневосточном регионе, объединенном общими цивилизационными чертами. Теперь уже общепризнано, что «экономическое чудо» сначала Японии, затем Южной Кореи, сегодня Китая и других сопредельных обществ связано с конфуцианско-буддийскими ценностями этих обществ, которые — в отличие от того, что только что сказано вслед за Вебером — оказались отнюдь не противопоказаны социальному и экономическому динамизму.

Означает ли это, что закономерности исторического процесса надо искать не в культуре? Риккерт считал, что Веберу удалось бы найти ответы на многие вопросы, если бы он создал «генерализирующую науку о культуре». Вопросов для такой культурологии множество. «Почему только на Западе еще за несколько столетий до н.э. начался процесс возникновения современной науки с ее специфическими особенностями — рациональным доказательством в геометрии, математическим обоснованием естествознания, рациональным экспериментом, прагматической историей и т.д. и т.п.? Ведь в древнем Вавилоне и Египте, в Индии и Китае также существовала наука; она накопила массу фактических наблюдений и, однако, была лишена указанных особенностей, появившихся отчасти в древней Греции, а отчасти в эпоху Возрождения. Как объяснить это?», — отмечает А.И.Неусыхин.

Скажем и о других жгучих современных проблемах. Американский политолог Самуэль Хантингтон напечатал статью, которая сейчас обсуждается во всем мире. Исследователь полагает, что судьбы XXI века впрямую зависят от культурологии. Грядет столкновение цивилизаций, которое будет определять перспективы мира. Так ли это? Чтобы ответить на эти вопросы (проблеме столкновения цивилизаций в нашей книге посвящена специальная глава), надо разобраться, что такое цивилизация, как она развивается, в чем обнаруживаются механизмы культурного самоотождествления и т.д.

Гуревич П.С. Культурология –М., 1998