31

Романтическая критика

В России 2030х гг. она была представлена двумя круп­нейшими методологическими разновидностями: критикой декабри­стов и критикой журнала «Московский телеграф», прежде всего  Н.А.Полевого. Это критика романтическая потому, что как декабри­сты, так и Н.Полевой, романтики в своем литературном творчестве и теоретически пропагандируют романтизм. Однако при этом они исхо­дят из различных общественно-идеологических и эстетических пред­посылок, например, по-разному понимают социально-историческую миссию поэта и художника. В итоге каждая из названных литератур­но-критических позиций обретает значительное своеобразие. Пере­ходим к их характеристике.

Элементы программы раннего романтизма

Из всех литературных течений начала века наиболее продук­тивным оказался ранний, условно называемый «индивидуалисти­ческим», романтизм Жуковского и Батюшкова. Этот романтизм с наибольшей силой выразил историческую потребность утверж­дения пробуждавшейся идеи духовной свободы личности.

Правомерность причисления Батюшкова к романтикам отно­сительна. Многое в его творчестве связано с «неоклассицизмом» (сама «легкая поэзия», анакреонтика в начале XIX века входили законной частью в систему жанров классицизма). Но были в за­явлениях поэзии Батюшкова и такие важные элементы, которые сближали его с романтиком Жуковским. Особенно положение о роли «воображения» в творчестве, мотивы трагической участи поэта в современности.

Обычно романтизм Жуковского и Батюшкова называют кон­сервативным, но это обозначение неточное. Консерватизм этого течения выступил позднее, главным образом в области полити­ческой, на фоне деятельности декабристского романтизма. До этого ранний романтизм был единственным в России и играл прогрессивную роль. Он был формой оппозиции по отношению к действительности, выражением духа времени.

Василий Андреевич Жуковский (17831852)

Деятельность Жуковского в качестве романтика начинается приблизительно с 1808 года, когда он напечатал свою первую романтическую балладу «Людмила» и возглавил журнал «Вестник Европы» (до 1810 г.), в котором пытался сформулировать свои эстетические принципы.

Затем Жуковский был главой общества «Арзамас» (18151817), в шутливых протоколах которого отстаивались новые жан­ры  элегии и баллады.

В «Письме из уезда» (1808) Жуковский сначала отказывал­ся не только от «политики», но и от «критики», заботясь лишь о «разнообразии» в журнале. Но через год в специальной статье «О критике» он отводил ей уже видную роль распространитель­ницы вкуса и указывал на связь вкуса с изъясняющим умом. «Критика,  писал он,  есть суждение, основанное на правилах образованного вкуса, беспристрастное и свободное. Вы читаете поэму, смотрите на картину, слушаете сонату  чувствуете удо­вольствие или неудовольствие  вот вкус; разбираете причину того и другого  вот критика». Итак, классицистические прави­ла заменялись образованным вкусом, свободой суждений. Самый вкус, по его мнению,  это чувство, интуиция, а критика  осо­знание впечатлений.

Положим, это высказывание еще на уровне Карамзина. Но важно собрать у Жуковского все специфически романтическое. А он и как критик двигался именно в сторону романтизма.

Н.И.Мордовченко в своей работе «Русская критика первой четверти XIX века» слишком преувеличивает зависимость Жу­ковского от теории классицизма и стушевывает в его суждениях все романтическое. Жуковский был знаком не только с работами Лагарпа, Зульцера, но и с эстетикой Канта, Бутервека, романти­ков братьев Шлегелей. В статье «О достоинстве древних и новых писателей» (1811) он использует некоторые тезисы статьи Шил­лера «О наивной и сентиментальной поэзии», закладывавшей основы европейского романтизма. Он усвоил оттуда положение о неразрывной связи красоты, чувства изящного с чувством мо­ральным, этическим.

Принципиально романтическим было его отстаивание права поэта на оригинальность, на свободу выбора образцов и правил творчества.

Знаменитое положение Жуковского, высказанное в статье «О басне и баснях Крылова» (1809): «Переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах  соперник»  говорит не просто о больших трудностях перевода в одной области, чем в другой, а о романтической свободе духа поэта. Тредиаковский, как мы по­мним, толковал о верности перевода и о праве на отступления от оригинала только с точки зрения узкосмысловой целесообраз­ности. Жуковский знает уже большее: эти отступления неизбеж­ны, потому что «прекрасное редко переходит из одного языка в другой, не утратив нисколько своего совершенства». Крылов не просто переводит француза Лафонтена, а создает в своих баснях нечто совсем оригинальное. В этом смысле Крылов-переводчик» не раб... Таким же был и сам Жуковский-пере­водчик.

После поездки в Германию в 18201822 гг., бесед с Гете (о Байроне), с Тиком (о Шекспире), знакомства с новейшими ро­мантиками  Гофманом, Беттиной фон Арним, Ж.-П. Рихтером Жуковский еще глубже погрузился в романтический мир.

Романтик Жуковский тянулся к поэтам и других поэтических систем: Гомеру, Фирдоуси. Правда, эта имеющая общекультур­ное значение сторона широких интересов Жуковского почти не получила у него принципиального, теоретического оформления, а интерес к Гомеру им самим и славянофилами противопостав­лялся «натуральной школе» в 40-х гг.

Жуковский добросовестно подвел итоги своей деятельности как романтика в конспекте истории русской литературы, написан­ном в 18261827 гг. (опубликован в 1948 г.). В некоторых оценках чувствуется влияние статей уже позднейших романти­ков  Бестужева, Вяземского. В неприязни к бурлеску Майкова и жеманной чувствительности Богдановича отразились личные вкусы романтика Жуковского (Карамзин, например, был в вос­торге от Богдановича). Вся русская литература рассматривалась в конспекте с точки зрения развития в ней «слога» и «вкуса» и величайшими ее вершинами оказывались Ломоносов и Карамзин. Но карамзинское требование «приятности слога» уже не удовле­творяло Жуковского. В характеристике собственного вклада в русскую литературу он подчеркивал содержательные, романтиче­ские моменты, «новизну» «понятий» и «чувств», продемонстри­рованное им впервые единство личности поэта и его поэзии. «Его стихотворения,  писал Жуковский о себе,  являются верным изображением его личности, они вызвали интерес потому, что они были некоторым образом отзвуком его жизни и чувств, кото­рые его заполняли. Оказывая предпочтение поэзии немецкой, которая до него была менее известна его соотечественникам, он старался приобщить ее своими подражаниями к поэзии рус­ской».

Свою роль в литературе к этому времени Жуковский счи­тал уже исчерпанной, и за «ломоносовским» и «карамзинским» периодами, по его мнению, наступил «пушкинский». В «Бо­рисе Годунове» он сумел подметить самое главное, что пред­мет трагедии  «народное движение», но мысль эту не раз­вил.

Во всех этих построениях и признаниях Жуковского чувство­вался вывод, сделанный еще при появлении «Руслана и Люд­милы»: «Победителю ученику от побежденного учителя...»

Константин Николаевич Батюшков (17871855)

Эстетическая программа Батюшкова сформулирована им в работах: «Нечто о поэте и поэзии» (1815), «Речь о влиянии легкой поэзии на язык» (1816).

В статье «Нечто о поэте и поэзии» содержатся типичные для романтической эстетики утверждения: здесь, например, говорит­ся, что поэзия  это «пламень небесный, который менее или бо­лее входит в состав души человеческой... сочетание воображения, чувствительности, мечтательности». Вместе с тем он считает вдохновение чем-то не зависящим от обстоятельств. «Пиитичес­кая диэтика», т. е. «особенный образ жизни», когда «поэзия тре­бует всего человека», формирует творческий дар. Первым пра­вилом своей «пиитической диэтики» Батюшков провозгласил близкий Карамзину тезис: «...живи, как пишешь, и пиши, как живешь». Требование «всего» человека уводило от рационали­стического классицизма и регламентированной «чувствительно­сти» сентиментализма в сторону романтической слиянности с жизнью.

Наиболее развернуто свою программу Батюшков изложил в «Речи о влиянии легкой поэзии на язык». Название речи более узкое, чем ее содержание. Все, что Батюшков говорил о «легкой поэзии», имело непосредственное отношение к поэтическому твор­честву вообще. Батюшков не просто напоминал старую вольтеровскую мысль «Все роды хороши, кроме скучного», но и считал, что «легкий» род поэзии (эротические стихотворения, дружеские послания, мадригалы, баллады, басни и проч.) теснее, чем какой-либо другой род, связан с жизнью и обладает большими возможностями для развития: «Сей род словесности,  говорил Батюш­ков,  беспрестанно напоминает об обществе; он образован из его явлений, странностей, предрассудков и должен быть ясным и верным его зеркалом». Вот эти «странности» и вели к откры­тию личности, т. е. главного принципа романтизма, к сосредото­чению внимания на «себе», что ярко отразилось в лучших меди­тативных стихотворениях Батюшкова.

Романтическое течение, возглавлявшееся Жуковским и Ба­тюшковым, оставило яркий след в тогдашней литературной жиз­ни. Главным предметом споров с классицистами были проблемы творчества Жуковского, его баллады, элегии, фантастика. И все же реальная поэтика этого течения обобщалась в критике слабо. Участники течения, за исключением Батюшкова, не оставили серьезных работ по теории своих жанров. Обобщение истори­ческого значения их деятельности, открывавшей для русской ли­тературы «Америку романтизма», было сделано позднее Белин­ским, главным образом в «пушкинских» статьях.