Германский вопрос в 1920-е гг. План Дауэса

В международной жизни двадцатых годов германская про­блема справедливо считалась не только самой важной, но н наиболее сложной, что было обусловлено тремя основными причинами. Как уже отмечалось выше. политика реванша в сочетании с возраставшей экономической мощью Германии создавала угрозу самому существованию Версальской системы. Показательно, что в это время в Веймарской республике не было ни одной партии. которая во внешнеполитической части своей программы не выд­вигала бы в качестве приоритетного требование отмены унизитель­ного договора, подписанного в Париже. Причем главным объек­том пропагандистской атаки стала его 231-я статья, устанавливав­шая «полную и неоспоримую ответственность» Германии за развязывание Первой мировой войны. Понятно, что ее аннулиро­вание лишало смысла и все остальные постановления Версальско­го договора. Президент Веймарской республики фельдмаршал Па­уль фон Гинденбург в этой связи открыто заявлял, что Германия в 1914-191^ гг. «вела справедливую борьбу за самоутверждение в мире. полном врагов». Словесные призывы к пересмотру послевоенного международного порядка сопровождались реваншистскими акци­ями. В 1929г. военизированная прусская организация «Погранич­ная стража» сконцентрировала на германо-польской границе во­оруженные отряды численностью до 30 тыс. человек. Начинало сбы­ваться пророческое предостережение Д. Ллойд Джорджа, высказанное им еще на Парижской конференции: «Германия найдет средства отомстить своим победителям».

Другое важное обстоятельство, осложнявшее решение герман­ского вопроса, состояло в том. что его нельзя было рассматривать в отрыве от еще одной крупной международной проблемы — со­ветской. В 1920-е гг. стали очевидными два возможных варианта развития европейских международных отношений. Первый — крайне неблагоприятный для Запада — предполагал дальнейшее сближение униженной Германии и коммунистической России (Рапалльский договор 1922 г. показал реальность такого хода со­бытий). Второй — наиболее приемлемый для союзных держав — предусматривал превращение Германии в противовес Советскому Союзу. Однако при реализации второго варианта возникали но­вые трудности: противопоставить СССР можно было только силь­ную Германию: это означало, что западные демократии должны предоставить ей серьезную экономическую и финансовую помощь, а также идти на уступки по целому ряду ее политических требова­ний; в результате, никто не мог гарантировать, что в один пре­красный момент возрожденная германская мощь будет направле­на не против Советского Союза, а против тех самых держав, ко­торые помогли Германии стать сильной. Пока западные стратеги ломали себе голову над тем. как выйти из этого заколдованного круга, германское правительство умело использовало советский фактор как рычаг давления на страны-победительницы с целью ревизии созданной ими Версальской системы. Дополнительные осложнения в процессе урегулирования гер­манской проблемы вносили разногласия и противоречия меж-ту союзными державами. Англия и США. изначально выступавшие ад сохранение «не слишком слабой Германии» как противовеса Советской России и Франции, последовательно проводили этот курс и в 1920-е гг., что нашло свое отражение в масштабном фи­нансировании германской экономики и в готовности идти на­встречу некоторым «политическим пожеланиям» Веймарской рес­публики- Французское правительство, которое под натиском анг­лосаксонских государств вынуждено было отказаться от своей максималистской позиции в отношении Германии, продолжало настаивать на строгом соблюдении положений Верса-тьского до­говора и возражало против каких-либо существенных уступок гер­манским реваншистам. В Париже хорошо понимали, что в под­вижном силовом треугольнике Англия-Франция-Германия укреп­ление международных позиций последней означало не только утрату надежд на установление французской гегемонии в Европе. но и создавало непосредственную угрозу безопасности Француз­ской республике. Далеко неслучайно, что в правительственных кругах Франции уже в 1927 г. был разработан план строительства на восточных границах укрепленной линии, названной в честь военного министра А. Мажнно. Таким образом, решение герман­ского вопроса напрямую затрагивало внешнеполитические инте­ресы великих держав-победительнии и не могло не сопровож­даться напряженной борьбой между ними, так как эти интересы во многом не совпадали.

Германская проблема (в соответствии с основными раздела­ми Версальского договора) включала в себя рахтичные аспекты:

территориальный, колониальный, военный, репарационный, эко­номический. В двадцатые годы внимание мировой общественно­сти и международные дебаты сконцентрировались на тече репа­раций. поскольку Германия, ссылаясь на тяжелое финансовое положение, начала с нарушения именно этих постановлении со­юзных держав. Особую остроту репарационный вопрос приобрел в период рурского кризиса. Стремясь не допустить нового рево­люционного взрыва в Германии и стабилизировать европейский порядок. Англия и США взяли инициативу в свои руки. Не без их настойчивых советов германское правительство в сентябре 1923 г. высказалось за проведение конференции по проблеме ре­параций. Франция была вынуждена дать согласие не только нэ-за мощного давления англосаксонских держав, но и по причине полного провала «акции возмездия» в Руре: оккупационные рас­ходы, достигшие к осени 1923 г. 1 млрд. франков и превысившие по стоимости невыплаченные Германией репарации, поставили Французскую республику перед перспективой финансово-эконо­мического коллапса и заставили ее искать политического реше­ния вопроса.

В целях тщательной подготовки конференции по предложе­нию Соединенных Штатов были созданы два международных комитета экспертов. Один из них возглавил американский бан­кир, тесно связанный с банковской группой Дж. П. Моргана, ге­нерал в отставке Чарльз Дауэс. В задачи этого комитета входила разработка мер по стабилизации экономики и валютной системы Германии, установление новой схемы погашения репарационных платежей. Другой комитет, работой которого руководил англий­ский финансист Реджинальд Маккенна. должен был определить пути и методы размещении и Веймарской республике иностран­ных капиталов и возвращения на родину капиталов германских. В августе 1924г. специальная межсоюзническая конференция в Лондоне обсудила рекомендации экспертов и утвердила в каче­стве своего официального решения доклад первого комитета, по­лучившего название -ждан Дауэса».

В его содержании можно выделить следующие положения.

План устанавливал новый порядок выплаты репараций — го­раздо более благоприятный для Германии, нежели Лондонская репарационная программа 1921 г. Были выдвинуты два важных базовых тезиса: о необходимости оказания помощи Германии для восстановления ее экономики и финансов, в связи с чем предла­галось предоставить Веймарской республике международный заем в 800 млн. золотых марок; размеры репарационных платежей ста­вились в зависимость от «изменений в индексе благосостояния Германии». При сохранении итоговой суммы репараций в 132 млрд. марок сроки окончательной их выплаты не указывались. Обозна­чались лишь ежегодные взносы от 1 млрд. в 1924 до 2,5 млрд. ма­рок — начиная с 1928 г.. что было значительно меньше изначаль­ного лондонского варианта (3,5 млрд. марок в год).

В плане Дауэса определялись и основные источники погаше­ния репараций: отчисления из государственного бюджета, а так­же от прибылей промышленных предприятий и железных дорог. В первом случае речь шла о введении высоких косвенных налогов и, следовательно, о повышении цен на выпускаемые товары, что ложилось тяжелым бременем на население Германии. Во втором — об участии в оплате репарационных взносов крупного бизнеса (около 50% от общей суммы).

План предусматривал организацию жесткого контроля над экономикой и финансами Веймарской республики в качестве га­рантий выплаты репараций. Германское правительство фактически лишалось права на управление Рейхсбанком и государственными железными дорогами. Взамен создавались лве международные компании: трансфертная, осуществлявшая валютные операции, связанные с репарационными платежами, и акционерная желез­нодорожная, распоряжавшаяся доходами от транспортных пере­возок. Учреждался пост Генерального агента (американец Г- Пар­кер). в чьи функциональные обязанности входило наблюдение за восстановлением германской промышленности и финансовой системы, а также за своевременной выплатой репараций.

Принятие плана Дауэса. вступившего в силу с 1 сентября 1924 г., стало этапным событием не только в решении репараци­онного вопроса, но и в развитии межвоенных международных отношений.

Во-первых. Новыи репарационный план «юридически» офор­мил существенные изменения в европейском и обшемнровом ба­лансе сил.

Прежде всего он знаменовал усиление международных пози­ций Англии и США. так как с его принятием восторжествовала англо-американская линия в урегулировании германской пробле­мы. Особо следует подчеркнуть ведущую роль Соединенных Шта­тов как в подготовке, так и в реализации этого плана. Их доля в финансовой помощи Германии в период действия программы Дауэса превысила 70% (в сравнении с 14% Голландии и 10% Ан­глии). По настоянию США специальными постановлениями Лон­донской конференции оговаривалось, что два ключевых поста по контролю за выплатой репараций — Генерального агента и пред­седателя Трибунала по разбору репарационных споров — должны занимать только американцы. Так начинала осуществляться идея превращения Соединенных Штатов в международного суперар­битра. Это, конечно же, раздражало Англию, но она находила утешение в том. что план Дауэса воплощал в жизнь ее концеп­цию континентального баланса сил, согласно которой «не слиш­ком сильной Франции» противостояла «не слишком слабая Гер­мания». Нельзя не отметить, что помимо политических дивиден­дов англосаксонские государства получали и вполне осязаемые экономические выгоды, поскольку их капиталовложения в гер­манское хозяйство приносили прибыль в 9% годовых (при сред­неевропейской норме — 6.5%).

Другим значимым итогом работы межсоюзнической конфе­ренции 1924г. стало дипломатическое поражение Французской республики. Отправляя войска в Рур. французское правительство стремилось силовым методом решить проблему репараций и тем самым утвердить свое главенствующее положение в Европе. На Лондонской конференции были категорически отвергнуты как первое, так и второе притязание Франции. План Дауэса. который>- '.прочил экономическую основу Версальского договора- С др\-стороны. этот план был направлен на создание «экономически

-. льной Германии», что объективно содейстпонало ее наступательной борьбе за ревизию постановлений, принятых в Пириже в 1919 г. Именно так были восприняты решения Лондонской конференции я правительственных кругах Веймарской республики. Выступая на оседании рейхстага, министр иностранных дел Г. Штреэеман по-:>.уш>.м.эт,ууй-^ ту.мдняо- но йлачне доступно для понимания зая­вил: «От Версаля ло Лондона был долгий путь унижений и громад-чы\ трудностей. Я убежден, что Лондон — это не коней- Лондон может быть исходным пунктом развития...».

В-третьих. Что касается финансово-экономической стабилиза­ции Версальской системы, то и она оказалась временной и относи-

-ельной. Соединенные Штаты исходили из того. что предложенная

-1ми репарационная программа последовательно и успешно разре­шит целый ряд международных экономических проблем: помошь Германии обеспечивает быстрый рост ее промышленности — про­изводимые товары находят рынки сбыта в СССР. что заодно подо­рвет начавшийся гам процесс социалистической индустриализации — вырученные средства в виде репараций перелаются Англии и Фран­ции — последние выплачивают военные долги США- Как оказа­лось. эта изящная цепь логических построений имела сразу несколько слабых звеньев. Руководство Советского Союза, не желая отказы­ваться от своих планов реконструкции промышленности и построе­ния социализма, отвергло как «злонамеренную» попытку США ре­шить собственные проблемы за счет СССР. Сталин на XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 г. жестко и недвусмысленно заявил: «Мы не хотим превращаться в аграрную страну для какой-либо державы, в том числе Германии». Европейские должники Америки, возглавля­емые Англией, настойчиво выступали за аннулирование всех воен­ных задолженностей, что не могло не испортить оптимистических настроений их главного кредитора. Соединенные Штаты в 192Э-1926гг. заключили 13 соглашений о долгах времен Первой мировой войны, в которых вынуждены были пойти на серьезные уступки своим должникам: сумма платежей сократилась в среднем на 51%. сроки выплаты увеличивались с 25 до 62 лет. проценты по зспгач снижались с 4,25 до 3.3-0,4%. Тем не менее Европа продолжала ук­лоняться от погашения своей задолженности великому заокеанскому ростовщику. И наконец центральное звено «идеальной» американс­кой схемы — Германия, уверовав в лояльность и снисходительность своих англосаксонских покровителей, стала требовать новых усту­пок в решении вопроса о репарациях. Вскоре после вступления в силу плана Дауэса германское правительство предложило его пере­смотреть. доказывая необходимость еще большего смягчения репа­рационных постановлений.

Расчет Германии оправдался: США и Англия, твердо придер­живаясь своего «прогерманского» курса, пошли навстречу ее по­желаниям- И феврале 1929г. приступил к работе новый междуна­родный комитет экспертов, который возглавил президент морга-новской компании «Дженерал электрик», один из авторов плана Дауэса Оуэн Д.Янг. Рекомендации этого комитета были одобре­ны на межсоюзнической конференции в Гааге в конце августа того же года (окончательно утверждены 20 январи 1930г.)

В сравнении с программой Дауэса план Янга характеризовал­ся гораздо большим либерализмом в отношении Германии, что нашло свое отражение во всех его основных разделах.

Прежде всего это касалось порядка взимания репараций. Об­щий размер репарационных платежей определялся в 113.9 млрд. марок (с учетом уже выплаченных взносов первоначально установ­ленная в 1921 г. сумма ~ 132 млрд. — осталась без изменений). Германия должна была выполнить свои репарационные обязатель­ства за 59 лет (до 1989г.), уплачивая ежегодно от 2,4 до 0,9 млрд. марок, т.е. в среднем на 20% меньше, чем по плану Дауэса.

Главными источниками погашения репараций согласно пла­ну Янга сохранялись государственный бюджет и прибыли от же­лезных дорог. Вместе с тем в эти положения была внесена одна существенная поправка: промышленные предприятия освобож­дались от участия в формировании репарационного фонда, что органично вписывалось в англо-американскую стратегию обес­печения быстрого роста германской промышленности.

Самые крупные выгоды для Германии содержали те поста­новления Гаагской конференции, в которых речь шла о гаранти­ях выплаты репараций. Упразднялись все виды контроля союз­ных держав над финансами и экономикой Веймарской республи­ки, включая пост Генерального агента. Репарационная комиссия распускалась, а ее функции передавались вновь созданному Ба-зельскому банку международных расчетов. Фактически этот «сверх­банк» ограничил свою деятельность финансированием промыш­ленного производства Германии, По существу в плане Янга ста­тьи о «гарантиях и контроле» подменялись положениями об их отмене.

В отличие от Лондонской конференции 1924г. Гаагский фо­рум принял и важное политическое решение, изменявшее в пользу Германии соответствующее постановление Версальского догово­ра, — о досрочном (на 5 лет раньше установленного срока) выво­де союзных войск из Рейнской демилитаризированной зоны.

Таким образом, план Янга закрепил и усилил те тенденции в развитии европейских международных отношений, которые были отчетливо обозначены с принятием программы Дауэса. Судьба нового репарационного плана оказалась недолговеч­ной: он просуществовал менее двух лет. В связи с Великим кри­зисом. охватившим чесь капиталистический мир. по предложе­нию президента США Г, Гувера в июле 1931 г. на выплату репа­раций был наложен мораторий сроком на один год- Решение об отмене репарационных платежей приняла Лозаннская конферен­ция, проходившая летом 1932 г. Германскому правительству пред­ложили выкупить его репарационные обязательства за 3 млрд. марок, погасив эту сумму в течение 15 лет при 5% годовых- Окон­чательно похоронил репарации Адольф Гитлер, отказавшийся что-либо выплачивать государствам, которые «столько лет грз⁰»-'¹" Германию». Возражений со стороны названных государств не последовало.

Финансовые итоги политики западных держав в репарацион­ном вопросе были таковы' за весь период существования репара­ций (с 1919 по июль 1931 г.) платежи Германии победителям со­ставили 21 млрд. 807 млн. золотых марок, или 17.2% первоначаль­ной суммы, установленной Лондонской конференцией 1921 г. За это же время Веймарская республика получила финансовую по­мощь в виде займов и кредитов в 39 млрд. марок.

Отмена репараций, во многом предопределенная англо-аме­риканским подходом к урегулированию германской проблемы, в широком международном плане означала упразднение главной экономической составляющей Версальской системы. Процесс переустройства послевоенного миропорядка, вызванный измене­ниями в расстановке сил и начавшийся с ревизии его финансово-экономических основ, неминуемо должен был распространиться и на остальные сферы международной жизни. Как уже отмеча­лось выше, германская проблема, остававшаяся центральной в мировой политике, помимо репарационного включала в себя це­лый ряд других аспектов, наиболее важными из которых явля­лись территориально-политические и военные. Эти вопросы ре­шались в рамках общих дискуссий по проблемам обеспечения европейской безопасности и разоружения-Проблемы европейской безопасности и разоружения-Конференция в Локарно

Вступление европейских стран в «эру пацифизма* было от­мечено разработкой многочисленных планов по созданию систе­мы континентальной безопасности, ограничению гонки воору­жений и разоружению. Как правило, в этих планах тайно или явно прослеживалась тесная взаимосвязь двух исходных позиций — стремление стабилизировать международную обстановку в Евро­пе и одновременно реализовать собственные национально-госу­дарственные интересы. Наибольшее воздействие на развитие ев­ропейских межгосударственных отношений оказали пацифистс­кие программы Франции и Англии.

В 1920-е гг. французское правительство продолжало рассмат­ривать проблему безопасности прежде всего через призму утверж­дения на континенте руководящей роли Франции. Решение этой двуединой задачи предполагало использование как традиционных, так и принципиально новых дипломатических приемов и методов.

В стратегических планах французского руководства централь­ное место занимала германская проблема, без всестороннего уре­гулирования которой невозможно было говорить ни о европей­ской безопасности, ни о континентальном лидерстве Франции. К середине 1920-х гг. стало очевидным, что традиционный курс, направленный на максимальное ослабление Германии, не имел шансов на успех по причине изменявшейся не в пользу Франции расстановки сил (возрастание экономической моши Веймарской республики; твердая решимость Англии и США добиться фран­ко-германского равновесия в Европе). Поэтому французские ли­деры вынуждены были изменить тактику. Заняв оборонительные позиции, Франция путем разумных компромиссов стремилась удержать Германию в рамках Версальской системы и осущест­влять контроль нал ее внешней политикой на основе строгого соблюдения Парижских постановлений 1919г.

Другое важное дипломатическое средство поддержания «дол­жного европейского порядка» правительственные круги Третьей республики видели в укреплении профранцузского блока восточ­ноевропейских государств — Малой Антанты и Польши. Уделяя особое внимание своим «тыловым союзам». Франция в двадцатые годы подписала с подопечными странами целый ряд договоров о дружбе и сотрудничестве: с Чехословакией (1924). Румынией (1926), Королевством сербов, хорватов и словенцев (1927), инициировала заключение союзного договора между Польшей и Румынией (1926) Однако и на этом фронте Франция столкнулась с серьезным про­тиводействием со стороны Англии, пытавшейся «преобразовать» Малую Антанту в объединение балканских государств под своим покровительством, а также Италии, заключившей, как уже говори­лось выше, соглашения с восточноевропейскими странами с явно антифранцузским подтекстом.

И наконец, третье направление внешнеполитической деятель­ности Французской республики, получившее наибольший обще­ственный резонанс, было связано с качественно новой формой организации международных отношений, названной «открытой дипломатией», или «дипломатией конференций». Это означало признание Францией необходимости усиления роли Лиги Наций. широкого использования ее миротворческих возможностей, а так­же проведения под ее эгидой международных конференций по решению насущных проблем европейской и мировой политики. И соответствии с вновь принятой концепцией французское пра­вительство выступило с серией проектов, в которых излагались общие принципы обеспечения международной безопасности- Ав­торами этих проектов являлись два самых ярких и популярных политика Франции того времени Э. Эррио и А. Бриан.

Мари Эдуар Эррио, известный писатель и историк, был убеж­денным противником войны и силовых методов разрешения меж­государственных споров. Возглавив французское правительство в 1924 г., он вскоре выдвинул свой знаменитый пацифистский план. суть которого выражалась в трех международно-правовых поня­тиях: арбитраж-безопасность-разоружение. "Триптих Эррио» пре­дусматривал поэтапное продвижение на пути к справедливому и демократическому миропорядку: подписание двусторонних и мно­госторонних арбитражных соглашений — заключение договоров о взаимопомощи ~ созыв всемирной конференции по разоруже­нию. При этом подчеркивалось, что все названные акции на каж­дом из этапов должны проводиться при непосредственном учас­тии и посредничестве Лиги Наций. В этой связи создатель трип­тиха» отмечал: «Мы уверены, что не может быть действительного мира до тех пор, пока Франция не укрепит Лигу Наций». Таким образом, центральной идеей «формулы Эррио* был отказ от вой­ны как метола урегулирования международных проблем, реше­ние их средствами арбитража. Арбитраж, по логике французского премьера, порождал безопасность, что в свою очередь создавало возможность для разоружения- Пацифистские принципы, изло­женные Э. Эррио, вне всякого сомнения, можно оценить как боль­шой позитивный вклад в теорию и практику межгосударственных отношений. На этих принципах впоследствии строились многие миротворческие программы и разрабатывались конструктивные решения по оздоровлению международной обстановки- Что каса­ется реального политического содержания «логической схемы» Эррио, то в условиях 1920-х гг. оно заключалось в сохранении и защите Версальской системы при главенствующей роли Фран­ции, осуществляемой через Лигу Наций и посредством «дипло­матии конференций».

«Триада Эррио» легла в основу предложения французского правительства заключить широкое межгосударственное соглаше­ние «О мирном урегулировании международных конфликтов». Это предложение обсуждалось на V сессии Ассамблеи Лиги Наций.

2 октября 1924 г. представители государств — членов Лиги едино­гласно и с огромным воодушевлением одобрили текст соглаше­ния. получившего название «Женевского протокола». Протокол кон­статировал. что «наступательная война является межгосударствен­ным преступлением». Далее пространно излагалась «формула Эррио», предлагавшаяся в качестве базиса международно-право­вых отношений в Европе. К слабым сторонам принятого докумен­та относились расплывчатость и невразумительность в определе­нии «наступательной" и «оборонительной» войны, системы санк­ции в отношении к государству-агрессору, параметров ограничения вооружений и разоружения. Предусматривалась поистине голово­ломная процедура официального подписания Протокола, в чем проявились скрытые за всеобщей эйфорией глубокие противоре­чия великих держав. Дело в том, что он мог вступить в силу лишь после принятия решения о сокращении вооружений на специаль­ной конференции. Эта конференция должна была открыться при условии ратификации Женевского протокола большинством по­стоянных членов Совета и 10 другими членами Ассамблеи Лиги Наций. В противном случае, в соответствии со статьей 21-й. Про­токол автоматически объявлялся аннулированным.

Первыми категорически отвергли Женевский протокол бри­танские консерваторы, сменившие у власти лейбористское пра­вительство Р. Макдональла. благосклонно относившегося к фран­цузскому предложению. Консервативный кабинет С. Болдуина выступил против принципа обязательного арбитража, коллектив­ных санкций и региональных соглашений, т.е. основных постула­тов «триптиха Эррио»», не желая содействовать укреплению евро­пейских позиций Франции и нарушению в ее пользу франко-германского равновесия в Европе. Один из высокопоставленных дипломатов разъяснил причины негативного отношения Вели­кобритании к Женевским постановлениям: «Протокол, имевший целью принятие срочных мер против агрессии, поставил бы анг­лийские вооруженные силы в распоряжение «генерального шта­ба» Лиги Наций. Это вполне соответствовало французской кон­цепции задач Лиги и французским военным планам противодей­ствия германской опасности, но это серьезно бы стеснило свободу действий Англии». Два других постоянных члена Совета Лиги Наций Италия и Япония вскоре также отказались присоединить­ся к Женевскому протоколу, посчитав невыгодным связывать себя обязательствами по неприменению наступательных действий. В результате соглашение, одобренное в Женеве, было ратифициро­вано только во Франции и тем самым приобрело форму деклара­ции о ее благих намерениях. Как саркастически отмечала извест­ная французская журналистка Ж- Табуи: «Коктейль «Лига Наций», напиток «Протокол» и оранжад «Арбитраж» остались одним из немногих последствий принятого с помпой Женевского протоко­ла». Скоропостижная кончина Протокола лишний раз свидетель­ствовала. насколько различными были подходы ведущих держав к проблемам развития международных отношений в Европе. Со­ображении национальной безопасности взяли верх над интереса­ми безопасности коллективной, хотя уже тогда многие понимали. что обеспечение первой невозможно без организации второй.

Программа стабилизации международной обстановки в Ев­ропе. предложенная Англией, основывалась на традиционных принципах баланса сил. Пацифистские ее начала проявились в том, что положение о взаимном франко-германском уравнове­шивании сочеталось с тезисом о примирении Франции с Герма­нией путем компромиссного изменения «диктаторских* усло­вий Версальского договора в пользу Веймарской республики. взамен чего республика Французская получала твердые гаран­тии неизменности своих восточных границ и защиты от посяга­тельств германских реваншистов. Другим программным ново­введением стало провозглашение британским правительством «как лейбористским, так и консервативным) искренней привер­женности к открытым, демократическим переговорам и «дипло­матии конференций».

В наиболее четкой и доходчивой форме английский вариант европейской системы безопасности был изложен в секретной па­мятной записке «Политика Великобритании в связи с положени-,-м и Европе», составленной в феврале 1925г. министром иност­ранных дел Остином Чемберленом. В преамбуле своей записки О. Чемберлен разделил европейские государства на «три лагеря»:

победителей, побежденных и Советский Союз- Далее доказыва­лась теорема о том, что если между первыми двумя группами со­трудничество «вполне возможно», то СССР являлся деструктив­ным фактором и поэтому необходимо «определять политику бе­зопасности не совместно, а вопреки России и лаже. пожалуй, из-за России». Вычеркнув Советский Союз из проектируемой системы европейской безопасности, министр поведал о своем видении уре-улирования германской проблемы. Он поддержал инициативу

•равительства Германии (инспирированную британскои дипло­матией) о заключении многостороннего договора, гарантировав­шего «территориальный статус-кио на Рейне», а также высказал­ся за принятие Веймарской республики в Лигу Наций- Уникаль­ность и известная виртуозность этого плана заключалась в том.

•ло при его осуществлении могли быть решены сразу три задачи:

интегрировать Германию в сообщество западноевропейских госу­дарств и в Версальскую систему как равноправного ее участника: не допустить сближения Веймарской республики с большевист­ской Россией; успокоить Францию относительно ее восточных границ и угрозы со стороны германского реваншизма. Успешная реализация намеченных целей, по мнению английских полити­ков, создавала все необходимые условия для поддержания ста­бильного межгосударственного порядка в Европе.

Новая британская программа стала главным предметом об­суждения на международной конференции, проходившей в швей­царском курортном городе Локарно с 5 по 16 октября 1925 г. В ней приняли участие делегации семи европейских стран: Англии, Франции. Германии. Бельгии. Италии, Польши и Чехословакии. Назвав себя горячим сторонником демократических и равноправ­ных переговоров. Чемберлен предложил проводить заседания кон­ференции без избрания ее председателя де-юре и, получив еди­нодушное одобрение, стал руководить ее работой де-факто. По инициативе английского министра в договорный процесс была внедрена и еще одна новаторская идея — неформальные собесе­дования глав делегаций за чаем и во время прогулок по Женев­скому озеру (ранняя предтеча современных «встреч в верхах без галстуков»). За всей этой «дипломатической идиллией» скрыва­лись острые разногласия и ожесточенная борьба мнений.

В ходе развернувшейся дискуссии выяснилось, что Франции, выступавшей за сохранение и упрочение Версальского статус-кво, противостоял сплоченный англо-германский блок. Формально Англия и Германия не возражали против укрепления послевоен­ной международной системы, но по существу обе державы, хотя и по разным причинам, стремились ее модернизировать на осно­ве расширения прав Веймарской республики и смягчения «ан­тигерманских» постановлений 1919г. Усилив Германию и, как следствие, ослабив Францию, Великобритания стремилась создать благоприятный для нее европейский баланс сил, исключив воз­можность континентальной гегемонии какой-либо из великих держав. В этой связи О. Чемберлен выступил с декларацией, ко­торую в Париже восприняли как откровенно антифранцузскую:

«Мы вели все наши величайшие войны для того. чтобы помешать той или иной крупнейшей державе господствовать в Европе». Германское правительство с большим пониманием и с не мень­шим воодушевлением отнеслось к внешнеполитическим инициа­тивам Англии, поскольку они никак не соответствовали целям Французской республики и полностью совпадали с интересами Германии. Такова была первопричина «локарнского конфликта» между Францией и ее оппонентами. Возглавлявший французскую делегацию министр иностранных дел А. Бриан настаивал на под­писании договоров о гарантиях не только западных (с Францией и:>ельгией), но и восточных границ Германии (с Польшей и Че­хословакией). Руководитель германского внешнеполитического ведомства Г. Штреземан при молчаливой поддержке англичан чаотрез отказался даже рассматривать это предложение, назвав 'омянутые Брианом границы «гротесковыми». Таким образом.

--"ервые на столь представительном форуме Германия заявила о

-ом, что будет бороться за пересмотр территориальных положе-

-ии Версальского договора. Позитивно-нейтральная позиция Англии объяснялась как общим подходом к проблеме франко-германского равновесии в Европе, так и ее негативным отноше­нием к профранцузским «тыловым союзам». Показательны в этом ^ношении умозаключения О. Чемберлена в уже упоминавшейся памятной записке, где он без какого-либо намека на осуждение <онстатировал: «Можно с уверенностью утверждать, что. как только Германия соберется с силами, в ней возникнет наступательное движение за исправление двух наиболее оскорбительных для вся­кого немца статей, предусматривающих создание Польского ко­ридора и раздел Силсзии». Уступив в вопросе о восточной грани­це Германии, Бриан потребовал предоставить Франции безогово­рочное право на ввод войск в демилитаризованную Рейнскую зону в случае германо-польской войны. И вновь последовал отказ. правда, в более гибкой форме. Чемберлен и Штреземан пореко­мендовали французскому министру передать его требование на рассмотрение Совета Лиги Наций, т.е. фактически похоронили идею. так как узаконенный в Лиге Наций принцип единогласно­го принятия решений не оставлял Франции никаких шансов на успех. В интеллектуальном противоборстве с английской и гер­манской делегациями Бриан использовал различные доводы вплоть до угрозы отказа Франции от участия в «пакте безопасности». Твердость и решительность французского министра не принесла его стране особых политических дивидендов, но в сочетании с дипломатической лояльностью Чемберлена и Штреземана она позволила достичь компромисса, что отразилось в итоговых по­становлениях конференции.

В Локарно были парафированы (т.е. подписаны инициалами специально уполномоченных лиц) девять документов, главным из которых являлся Рейнский гарантийный пакт. вступивший в силу с 1 декабря 1925 [. В содержании пакта и сопутствовавших ему соглашений можно выделить следующие основные позиции.

1) Участники Локарнского «договора безопасности* — Анпн^ Франция. Германия. Бельгия и Италия — взяли на себя обязатель­ство гарантировать «индивидуально и коллективно» сохранение территориального статус-кво: неприкосновенность франко-герман­ской +1 германо-бельгийской границ, как они установлены по Версальскому мирному договору, а также соблюдение его поло­жений относительно демилитаризации Рейнской области. Глав­ными гарантами нерушимости западных границ Веймарской рес­публики выступали Англия и Игалия. Франция, Бельгия и Гер­мания обязались не предпринимать нападения и не прибегать к войне друг против друга. Спорные вопросы подлежали урегули­рованию в соответствии с арбитражными соглашениями, подпи­санными одновременно с Рейнским гарантийным пактом. В слу­чае несоблюдения какой-либо из держав принятых обязательств остальные участники Пакта предоставляли необходимую помощь той стороне, против которой будет направлен «непровоиирован-ный акт агрессии».

2) Что касается восточных границ Германии, то, отказавшись от заключения гарантийных договоров с Польшей и Чехослова­кией, она подписала с ними лишь арбитражные соглашения о процедуре урегулирования спорных вопросов. Франция в какой-то мере демонстративно парафировала с восточноевропейскими государствами договоры о взаимопомощи. Однако их значимость существенно снижалась тем, что совместные действия против аг­рессора ставились в зависимость от решений Лиги наций, т.е. фактически от позиции Англии, не связанной никакими обяза­тельствами с Польшей и Чехословакией.

3) По настоянию Германии в отдельном документе фиксиро­валось такое толкование статьи 16-й Устава Лиги наций, согласно которому каждый ее член должен участвовать в санкциях «в той мере, в какой это совместимо с его военным и географическим положением». При всей сложности формулировки смысл дипло­матической инициативы Штреземана был очевиден: готовясь всту­пить в Лигу наций, Германия заранее обеспечивала себе свободу маневра и полную самостоятельность в решении вопроса об уча­стии в коллективных санкциях.

По своим последствиям и значению Локарнский форум явился наиболее важным событием в истории межвоенных международ­ных отношений после Парижской мирной конференции 1919г.

Во-первых. Принятые в Локарно постановления не только от­разили, но и в известном смысле определили новые тенденции в европейской политике и в расстановке сил на континенте, обозна­ченные еше в плане Дауэса. Но если репарационная программа зат­рагивала экономический аспект международной обстановки в Ев­ропе, то Локарнская конференция — политический и правовой. Поэтому в исторической литературе последнюю часто называют «политической надстройкой» над первой. Как и план Дауэса. дого­воры, заключенные в Локарно, внесли существенные изменения в конфигурацию силового треугольника Англия-Франция-Германия. \лл

Прежде всего Локарнская конференция знаменовала круп­ный дипломатический успех Великобритании, так как на ней был

принят английский вариант системы континентальной безопас­ности. а Англия стала основным ее гарантом, т.е. по сути дела суперарбитром Европы. Немаловажное значение имело и то об­стоятельство. что британское правительство реализовывало свой план под флагом пацифизма, находя сочувственный отклик у ев­ропейской и мировой общественности- Не случайно один из ини­циаторов локарнского процесса министр иностранных дел Анг­лии О. Чемберлен и 1925г. был удостоен Нобелевской премии чира (не менее символично, что он разделил ее с автором репара­ционной программы Ч.Дауэсом, ставшим в этом году виие-пре-зидентом Соединенных Штатов). Вдохновленный столь высокой оценкой своих трудов на дипломатической ниве. Чемберлен по­ставил задачу «распространить Локарно* и на другие регионы Европы и укрепить тем самым европейский порядок. Иными сло­вами, английское правительство стремилось заменить «французс­кую систему» военно-политических союзов, закреплявшую рас­кол Европы и обеспечивавшую лидерство Франции на континен­те, новой системой взаимных гарантий границ и арбитража. призванной консолидировать западный мир под эгидой Англии. В 1926-1927 гг. были предприняты попытки создания «Балкан­ского Локарно» (Румыния, Югославия. Греция. Болгария. Венг­рия). «Прибалтийского Локарно* (Польша. Финляндия. Литва. Латвия, Эстония),«' Восточного Локарно* (Германия. Патьша. при­балтийские республики), -^Среднеевропейского Локарно» (Чехо­словакия, Румыния, Югославия, Польша, Венгрия. Австрия). Осу­ществить удалось лишь последний проект, участники которого согласились на процедуры мирного урегулирования споров. От­носительная неудача Англии объяснялась не только серьезными разногласиями между малыми европейскими странами, но и анг­ло-французским соперничеством. Тем не менее итоги работы Локарнской конференции свидетельствовали об упрочении меж­дународного положения Великобритании, подтвердившей свое реноме политического лидера Европы.

Для Франции результаты дипломатической борьбы в Локарно оказались малоутешительными. В стратегическом плане главные потери Французской республики состояли в том. что она доби­лась сохранения Версальского статус-кво за счет ослабления соб­ственных позиций, отказа от главенствующей роли в решении европейских проблем. Локарнские постановления нанесли ощути­мый удар сразу по двум основополагающим принципам континен­тальной политики Франции; осуществление полного контроля над побежденной и ослабленной Германией и усиление профранцузской группировки восточноевропейских государств. Что касается пер­вого принципа, то контроль, согласно решениям конференции, «преобразовывался» во взаимные гарантии с признанием равно­правия сторон. В Локарно Франции противостояла хотя и побеж­денная, но уже не «ослабленная» Германия, опиравшаяся на мощ­ную поддержку Великобритании- Подписав Рейнский гарантий­ный пакт, французское правительство лишалось права оказывать силовое давление на Веймарскую республику и было обязано мирно урегулировать возникавшие конфликты при посредниче­стве все той же Англии. Во многом терял свою обоснованность и второй принцип в связи с отказом Германии гарантировать гра­ницы с Польшей и Чехословакией, а также активностью Англии в реализации «локарнского договорного процесса". Отсюда два вынужденных и крайне важных изменения во внешней политике Франции, начало которым положила Локарнская конференция:

выдвижение на первый план идеи тесного англо-французского сотрудничества, согласованности выступлений ведущих держав-победителыжц на международной арене (речь пока не шла о ка­ком-либо подчинении внешнеполитическим установкам Великоб­ритании, но при сложившемся соотношении сил наиболее логич­ной представлялась именно эта перспектива): переход к тактике франко-германского примирения на базе определенных уступок Германии. Новый подход к германской проблеме проявился уже в сентябре 1926 г.. когда по инициативе французского правительства в швейцарском городе Туари близ Женевы прошли секретные пе­реговоры министров иностранных дел А. Бриана и Г. Штреземана. На этих переговорах обсуждались вопросы расширения экономи­ческих и финансовых связей между двумя странами, о досрочном выводе оккупационных войск из Рейнской зоны и восстановлении полного германского контроля над Рейном, о выкупе Германией Саарских угольных копей за 300 млн. марок, об «исправлении» в ее пользу германо-бельгийской границы (возвращение Эйпеиа и Маль-меди) и др. Иначе говоря, впервые после подписания Версальско­го договора французские официальные лица (пока в тайне от об­щественности) фактически л;1ли согласие на пересмотр некоторых из его положений. Сведении о «свидании в Туарн» просочились в печать, что вызвало взрыв возмущения в Национальном собрании Франции, большинство депутатов которого выступало против ка­ких-либо заигрываний с германскими реваншистами. Как бы там ни было, сам факт проведения сепаратных переговоров с Германи­ей подтверждал неблагоприятный для Французской республики исход Локарнской конференции.

Если в Париже давали пессимистическую оценку тому, что произошло в Локарно, то в Берлине говорили о дипломатической победе Германии. И на то были свои основания. Уже через семь лет после поражения в мировой войне Германия совместно и на ^лвных с державами-победительницами решала важнейшие про­блемы международной жизни. Более того, на самой конференции ^рманскнй министр иностранных дел Штреземан в спорах со ;воим французским коллегой вел себя так, что. по сообщениям журналистов, порой становилось непонятно, кто же в действи­тельности победил в 1918 г. Один из главных итогов работы Ло-карнского форума состоял в том. что его постановления полнос­тью соответствовали тем внешнеполитическим целям Веймарс­кой республики, которые она могла осуществить в середине-второй половине 1920-х гг. Являясь логическим продолжением плана Дауэса, укрепившего экономические позиции Германии, конфе­ренция в Локарно содействовала усилению ее политических и международных позиций.

Большую роль в реализации этих целей сыграл Густав Штре­земан. бессменно возглавлявший германское министерство ино­странных дел с 1923 по 1929г. Гибкий и проницательный поли­тик, которому, по словам Ж. Табун, была присуща «своего рода дипломатическая гениальность*. Г. Штреземан хорошо понимал, что восстановление довоенного положения Германии в Европе возможно только с помощью умеренных требований. Его «уме­ренная политика» заключалась в том. чтобы, используя диплома­тические средства, провести ревизию Версальского договора- Он готов был заключать международные соглашения на основе су­ществовавшего соотношения сил для того, чтобы это соотноше­ние изменить в пользу Германии. Характеризуя взгляды германс­кого министра и применявшиеся им методы, Э. Эррио так опи­сывал их встречу в августе 1924 г.: «Я говорил со Штреземаном, и в течение четверти часа он трижды мне солгал. Он мечтал об одном — после короткой передышки отыграться, восстановить первенство "великой Германии"». Для того чтобы эту мечту пре­творить в жизнь. Штреюман особое внимание уделял двум дип­ломатическим средствам: использованию англо-французских противоречий и советского фактора. По существу предлагался германский вариаю политики баланса сил, которын весьма эф­фективно применяло правительство Веймарской республики-Два рычага давления — Англии на Францию и угрозы германо-со­ветского сближения на обе западные державы вместе взятые — позволяли Германии рассчитывать на все новые и все большие уступки со стороны победителей. Расчет оказался верным, что и подтвердил ход дальнейших событий, во многом предопреде­ленный в Локарно.

В сентябре 1926 г, Германия вступила в Лигу Наций, сразу же получив место постоянного члена Совета. Это означало, что она официально признавалась великой мировой державой и одним из главных гарантов Версальской системы. Столь резкие перемены в международном положении Германии вызвали скандал в самой Лиге наций. Польша, недовольная решениями Локарнской кон­ференции, отказавшейся гарантировать ее западные границы, в качестве компенсации потребовала предоставления и ей посто­янного места в Совете. В ответ Германия, уповая на поддержку Англии, заявила, что возьмет свое заявление о вступлении в Лигу Наций обратно, если она удовлетворит требование польского пра­вительства. К дискуссии подключился Бриан, пригрозивший, что в случае отказа Польше он уйдет в отставку и с Локарнской поли­тикой будет покончено. Ситуация казалась тупиковой, но выход был найден благодаря огромному процедурному опыту англий­ских дипломатов. Принятое решение могло бы считаться смехот­ворным, если бы оно не содержалось в специальной резолюции Совета Лиги Наций: Германии предоставлялось постоянное мес­то, а Польша получала вновь изобретенный статус «-полупостоян-ного члена», т.е. оставалась членом непостоянным, но постоянно избиралась в Совет. После завершения этих увлекательных деба­тов выяснилось, что Лигой наций фактически стал управлять три­умвират в составе О. Чемберлена. А. Бриана и Г. Штреземана, который в прессе назвали «локарнской камарильей». Присоеди­нение Германии к Англии и Франции — державам, определяв­шим политику Лиги, явилось самым ярким примером, своего рода кульминацией урегулирования германской проблемы, предложен­ного Великобританией и одобренного на конференции в Локар-но. Этот курс по вполне объяснимым причинам был продолжен Советом Лиги Наций, который вскоре принял постановления о прекращении деятельности межсоюзнической комиссии по воен­ному контролю нал Германией (декабрь 1926 г.). о выводе в тече­ние трех месяцев французских войск из Саарской области (март 1927г.) и др.

Таким образом, первым по важности итогом Локарнской кон­ференции и связанных с ней международных процессов стала су­щественная перегруппировка сил на европейском континенте в пользу Англии и Германии при ослаблении позиций Француз­ской республики.

Во-вторых. Роль Локарно в развитии послевоенной межлуна-родной системы нельзя оценивать однозначно и безальтернативно.

С одной стороны, постановления Локарнской конференции были направлены на сохранение европейского статус-кво и свелись, по выражению современников, к «переписыванию Версальского договора». Более того, зафиксированные в Рейнском пакте и дру­гих соглашениях принципы гарантий западноевропейских границ и обязательного арбитража открывали широкие возможности для модификации Версальской системы в сторону ее большей устой­чивости, Многие восприняли это как решающий шаг на пути к европейскому миру и спокойствию. Отсюда небывалый энтузн--1зм пацифистски настроенной общественности и шумная пропа­рила деятельности «локарнских миротворцев» (от присуждения международных премии и наград до распевания модной француз­ской песенки <'Локарно...Локарно...Все прекрасно'").

С другой стороны, достигнутый на локарнской конференции компромисс не мог стать основой долговременной стабилизации международной обстановки о Европе. Главная причина была уже названа; юридически оформленное в Локарно новое соотноше­ние сил существенным образом отличалось от того. на котором базировались постановления Парижской конференции 1919г. Несоответствие «силового базиса» правовой надстройке предве­щало разрушение всей послевоенной договорной системы. К тому же уже в 1925 г. «локарнский мирный процесс» понимался запад­ными державами и Германией по-разному. Англия и Франция видели в нем средство укрепления, а Германия — подрыв Вер­сальского миропорядка. О. Чемберлен и А. Бриан (первый — от­крыто, а второй — осторожно и с оглядкой) призывали к уступ­кам Германии и частичному пересмотру Версальского договора. дабы сохранить незыблемыми устои самой международной сис­темы. Г. Штреземан по-своему интерпретировал задачи и цели конференции: «Я предвижу вЛокарнском пакте получение Рейн­ской области и возможность возвращения немецких территорий на Востоке». Чуть позже он кратко резюмировал: «В Локарно был взорван краеугольный камень всей Версальской системы*. До­бившись международных гарантий границ на западе и не допус­тив того же в отношении своих восточных границ. Германия на­носила серьезный улар по целостности послевоенного межгосу­дарственного порядка. Разный статус германских границ определял и различную степень безопасности стран Западной и Восточной Европы. Тем самым нарушались основополагающие принципы всеобщей коллективной безопасности, заложенные в Уставе Лиги Наций и выражавшие суть Версальской модели международных отношений. Эту же мысль в аллегорической форме выразил ми­нистр иностранных дел Польши А. Скшиньский: "Договор на Запале без гарантий на Востоке подобен дому с прекрасными го­беленами. .хозяева которого заботятся лишь о них. подвергая все веши в соседних комнатах опасности пожара*.«Антиверсальские»* итоги Локарнского форума проявились также и в том, что усилившая свои позиции Германия стала все настойчивее требовать ревизии всего спектра Парижских поста­новлений. Уже в Локарно Штреземан поставил вопрос об увели­чении германской армии и добавил, обращаясь к Бриану: «Я не представляю, что ваши солдаты могут еще делать в оккупирован­ной Рейнской зоне, Я не вижу причин для их пребывания там, поскольку им больше не нужно защищать безопасность Фран­ции». Французский министр иностранных дел, как вспоминал впоследствии его немецкий коллега, чуть не упал с кресла, но затем, выйдя из шокового состояния, произнес: «С точки зрения господина Штреземана, по-видимому, и весь Версальский дого­вор может с таким же успехом перестать существовать».

Все вышесказанное позволяет сделать вывод о том, что реше­ния Локарнской конференции, в тактическом плане содейство­вавшие сохранению и упрочению послевоенной международной системы, стратегически вступали с ней в противоречие, что могло привести (и в конце концов привело) к ее ослаблению и краху.

В-третьих. Еще одной важной характеристикой процесса, начавшегося в Локарно, стала его вполне определенная антисо­ветская направленность. Инициатор созыва конференции О. Чем-берлен, предложивший план создания безопасной Европы «без России и против России», рассматривал локарнский договорный комплекс как своего рода новый «Священный союз» в борьбе с большевизмом. Центральное место в английском плане отводи­лось Германии как «бастиону западных цивилизаций». В этом контексте становится более понятной поддержка Англией гер­манского требования оставить открытым вопрос о границах с Польшей и Чехословакией. Такой подход объяснялся не чем иным, как желанием направить реваншистские устремления на восток. В известном смысле в Локарно были заложены основы той по­литики западных демократий в отношении Германии, которая в 1930-е гг. получила название «политики умиротворения*. Приме­чательно, что с^ч термин «умиротворение» («арреа&етет») появился в 1925г., будучи впервые применен одним из ведущих британских политиков лордом О. Дж. Бальфуром в связи с его оценкой локарн-ских соглашений.

Вместе с тем не следует преувеличивать значимость антисо­ветской составляющей локарнской договорной системы. Попыт­ки О. Чемберлена организовать нечто похожее на единый антисо­ветский фронт не встретили должного понимания ни у Франции. ни у Германии. Французские руководители (Э. Эррио и А. Бри­ан) выступали за нормализацию франко-советских отношений и даже за «сближение с Россией», стремясь упрочить свои «тыловые союзы» в Европе. Германское правительство не хотело терять «со­ветский козырь-» в дипломатической игре с Англией и Францией. Поэтому представители Германии в Локарно не дали безоговороч­ного согласии на участие в возможных акциях против СССР. что отразилось в германской ноте относительно статьи 16-й Устава Лиги наций, прилагавшейся к Заключительному акту конференции. Гер­мания намеревалась сохранить -"свободу рук» и благоприятный для нее баланс сил между Англией. Францией и Советским Союэоы-Г. Штреземан прокомментировал эту внешнеполитическую уста­новку четко и ясно: «Мы не можем сделаться континентальной шпагой Англии и точно так же не можем позволить себе германо-русский союз-».

Говоря о значении принятых в Локарно решений, позволи­тельно прийти к следующему общему заключению: являясь важ­нейшей вехой в развитии международных отношении в «эру па­цифизма», Локарнская конференция способствовала сохранению мира в Европе, но это был мир противоречивый и конфликтный. что дает возможность охарактеризовать его как кратковременное перемирие.

В пацифистских планях и дискуссиях двадцатых годов наряду с вопросами европейской безопасности большое внимание уде­лялось проблемам сокращения вооружений и разоружения. .Акту­альность разоруженческих проблем определялась тем. что. несмот­ря на торжественные декларации (Устав Лиги Наций) и заклю­ченные ранее соглашения («договор пяти держав»», гонку вооружений приостановить не удалось. В сравнении с 1913г. к концу 1920-х гг. количество крупных кораблей трех ведущих во­енно-морских держав (Англии. США и Японии) увеличилось со 101 до 142. или на 40%; численность сухопутных армий пяти ве­ликих держав (без США и СССР) возросла с 1.9 до 2.3 млн. чело­век, или на 20%: продолжалась разработка новых видов оружия массового уничтожения — химического и бактериологического. Главная преграда на пути сокращения вооружений состояла в точ. что в условиях обостпения межгосударственных противоречий ре­альное разоружение считалось несовместимым с интересами на­циональной безопасности- Поэтому в программах по ограниче­нию средств веления войны главенствовал подход, направленный на получение односторонних преимуществ в обеспечении безо­пасности данной страны в ущерб безопасности другой. Так. Анг­лия активно выступала за сокращение "видимых- вооружении. т.е. крупных сухопутных армий (что подрывало военные позиции Франции). Французское правительство в свою очередь преллагадо ограничить лишь кадровый состав вооруженных сил. но значи­тельно уменьшить надводный военно-морской флот (что вызывало вполне понятное раздражение в Великобритании). Соединенные Штаты добивались распространения положении «договора пяти держав» на псе классы военных кораблем (что узаконило бы пол­ное равенство их военно-морских сил с британскими). Прави­тельство Веймарской республики, включившееся в дебаты, выд­винуло самый простой и одновременно наиболее хитроумный план:

либо западные державы и Япония разоружаются до уровня Гер­мании. либо Германия получает право на ловооружение.

Эти разногласия отразились и жарких и длительных дискусси­ях на заседаниях Подготовительной комиссии к Всеобщей конфе­ренции по разоружению, созванной в соответствии с решением Совета Лиги наций в декабре 1925 г. (сама конференция открылась в 1932 г.). В работе Комиссии, продолжавшейся пять лет, приняли участие представители 21 государства. Самым ярким событием стало обсуждение советского предложения (текста Декларации и Кон­венции) о «полном и всеобщем разоружении», внесенного на рас­смотрение IV и V сессии Подготовительной комиссии в ноябре 1927 и в марте 1928г. Проект СССР, рассчитанный на 4 года. предус­матривал роспуск вооруженных сил всех государств, уничтожение средств ведения войны, отмену обязательной воинской службы, ликвидацию военной промышленности, упразднение генеральных штабои и министерств обороны, установление строгого междуна­родного контроля над разоружением. Западная пресса назвала этот проект «большевистской пропагандой», а участники прений еди­нодушно отвергли его как «нереалистичный». Тогда советская де­легация на VI сессии в апреле 1929г. предложила план «прогрес­сивно-пропорционального сокращения вооружений», согласно которому страны, имевшие вооруженные силы численностью бо­лее 200 тыс. человек, сокращали их на 1/2, от 40 до 200 тыс. — на 1/3, менее 40 тыс, — на 1/4. Обсуждение нового проекта, объявленно­го на Западе «маловразумительным», было отложено на неопре­деленный срок. после чего к нему больше не возвращались.

Отклонив предложения Советского Союза, западные страны в спорах и столкновениях пытались согласовать свои несогласуе-мые планы по ограничению вооружений. Только в декабре 1930 г. был достигнут компромисс, когда Подготовительная комиссия одобрила Проект конвенции о разоружении, В документе, состо­явшем из 6 частей и 60 статей, содержались положения о пре­дельных сроках военной службы и максимальных размерах лич­ного состава вооруженных сил: о частичном сокращении «воен­ных материалов» (с весьма существенными исключениями в отношении танков, тяжелой артиллерии и других видов вооруже­ний); об уменьшении оборонных расходов (в крайне неопреде­ленной форме); о порядке обмена военной информацией; о неприменении химического и бактериологического оружия (без запрета ня его производство и мирное время): о контроле над разоружением (статьи этого раздела по существу не имели како­го-либо определенного смысла, так как «вопросы гласности и контроля» ставились и прямую зависимость от реального хода сокращения вооружений). Итоговое решение Комиссии, несмот­ря на всю его противоречивость и непоследовательность, можно оыло бы оценить положительно, если бы не 49 оговорок к тексту. что превращало Проект конвенции в основу дискуссии не о разо­ружении. а об отказе от разоружения.

Хотя обсуждение общих проблем ограничения гонки воору­жений не привело к серьезным позитивным результатам, некото­рые конкретные вопросы в этой сфере были разрешены достаточ­но успешно.

В июне 1925г. представители 37 государств подписали Же­невский протокол о запрещении применения на войне удушли­вых, ядовитых и других подобных газов и бактериологических средств. Этот международный договор вступил в силу в феврале 1928г. и действует до настоящего времени.

Существенный прогресс был достигнут на переговорах по сокращению морских вооружений. Правда, первая попытка дого­вориться завершилась полным провалом. В 1927 г. президент США К. Кулидж без соответствующей дипломатической подготовки предложил участникам «договора пяти держав* провести в Жене­ве конференцию по военно-морским вопросам. На этой конфе­ренции предполагалось установить новые потолки суммарного тоннажа и пропорциональное соотношение для крейсеров, эс­минцев и подводных лодок, т.е. тех классов военных кораблей, которые не были охвачены Вашингтонским соглашением. Фран­ция и Италия отклонили приглашение американского президен­та, издевательски сославшись на чрезвычайную занятость разра­боткой программы разоружения в рамках Лиги наций. На самой Женевской конференции развернулась бескомпромиссная борь­ба между Англией и Соединенными Штатами. Английская деле­гация потребовала сокращения прежде всего тяжелых крейсеров. в строительстве которых были особенно заинтересованы США. испытывавшие недостаток в военно-морских базах и поэтому нуж­давшиеся в кораблях, способных возить с собой большие запасы топлива. В свою очередь американские представители настаивали на ограничении числа легких крейсеров — основного класса су­дов британского военного флота. 45-дневные дебаты закончились торжественным закрытием конференции, которая так и не при­няла никаких решений.

Вторая попытка прийти к согласию оказалась более удачной-В январе 1930г. открылась Лондонская морская конференция. Франция и Италия, приславшие на этот раз свои делегации для участия в переговорах, вновь выступили в роли возмутителей спо­койствия. Италия выдвинула требование полного уравнении сво­его флота с французским. Франция отвергла итальянские притя­зания. В результате ни та, ни другая не взяли на себя обязательств по сокращению морских вооружений. Три ведушие военно-морс­кие державы — Англия. США и Япония — 22 апреля 1930 г. под­писали новый Морской договор. Он устанавливал следующий | суммарный тоннаж в категориях крейсеров, эсминцев и подвод- ' ных лодок: для Англии — 541,7. США— 526,2 и Япония 367,05 тыс-тонн. При относительном равенстве военно-морских сил англо­саксонских держав Японии получала право увеличить свой флот в сравнении с флотами Англии и США до 60% по тяжелым крейсе­рам. 70% по легким крейсерам и эсминцам и 100% по подводным лодкам. Такое решение в той или иной степени удовлетворяло все заключившие договор государства. Япония добилась правово­го признания своей возросшей военно-морской мощи. Админис­трация США считала себя победителем, так как смогла формаль­но узаконить паритет в морских вооружениях с Англией. Вели­кобритании удалось реализовать свои цели в тех положениях договора, которые ограничивали строительство тяжелых крейсе­ров — приоритетного для США и Японии класса военных кораб­лей- В целом «Лондонский компромисс» знаменовал собой побе­ду умеренных и либеральных сил: существенно (в 1,5 раза) сокра­щались морские вооружения, четко определялись ограничительные пределы военно-морского соперничества, впервые осуществля­лась комплексная программа, охватывавшая все категории воен­ных судов. Вместе с тем следует отметить и очевидные недостат­ки принятых постановлений: отказ Франции и Италии участво­вать в процессе «морского разоружения*, отсутствие в соглашении упоминаний о качественных параметрах военно-морского флота (скорость дальнобойность корабельной артиллерии и 1р.) Тем не менее Лондонский договор стал заметным шагом вперед на пути ограничения гонки морских вооружений- Оставалось только на­деяться. что зафиксированные в нем нормы и пропорции будут строго соблюдаться.

В решении проблем международной безопасности и сотруд­ничества важное место отводилось Лиге наций. В 1920-е гг. наи­более плодотворной была ее деятельность в гуманитарной и со­циальной сфере. Широкую известность и вполне заслуженный авторитет снискали себе такие автономные ведомства и учрежде­ния Лиги Наций, как Международная организация труда, Между породная организация здравоохранения. Комитет по контролю за -орговлей опиумом и опасными лекарствами. Большое влияние на развитие пацифистского движения оказывал Комитет интел­лектуального сотрудничества («Лига умов» — прообраз будущей ЮНЕСКО), в который входили видные ученые: А- Бергсон. А- Эйн­штейн. М- Склодовская-Кюри и лр. Комитет содействовал укреп­лению связей между деятелями науки, образования и культуры. выступал с программными заявлениями по вопросам обеспече­ния мира и разоружения.

Что касается главной задачи, определенной в Уставе Лиге Наций как «защита территориальной целостности, независимо­сти и безопасности государств», то ее реализация не заслужила сколь-либо высокой оценки. Прежде всего это проявилось в крайне малой эффективности урегулирования территориальные и терри­ториально-политических споров и конфликтов. Как и в началь­ный период своего существования, так и в 1920-е гг. Лига Наций применяла три основных вида арбитража: разрешение спорных проблем в пользу сильного — той или иной великой державы, либо страны, которую эта держава поддерживала; полный отказ от посреднических услуг: письменные или устные увещевания кон­фликтующих сторон.

Самым ярким примером первого варианта урегулирования стало рассмотрение англо-турецкого конфликта по вопросу о тер­риториальной принадлежности богатого нефтью Мосульского округа, входившего до мировой войны в состав Османской импе­рии. В 1918г. Англия оккупировала Мосул. позже присоединив ею к своей полмандагной территории — Ираку. Протесты Тур­ции, направленные в адрес Совета Лиги Наций, обсуждались на его заседаниях в 1924 г- в Брюсселе. В результате в качестве ира-ко-туреикой границы была установлена так называемая «Брюс­сельская линия», что оставляло район Мосула в пределах Мрака. В декабре 1926 г. Совет Лиги своей специальной резолюцией окон­чательно утвердил новую границу ч тем самым решил Мосульс-кий конфликт н пользу Англии.

Второй метод «активно применялся» в отношении американ­ского и азиатского регионов. Причем если латиноамериканским государствам отказ от посредничества в урегулировании их тер­риториальных споров объяснялся наличием в Уставе Лиги Нации положений о международном признании доктрины -Монро, т.е. ответственности за спокойствие на континенте Соединенные Штатов, то азиатским странам обычно никакого объяснения не предлагалось. Так, Совет Лиги Наций несколько раз уклонялся от рассмотрения жалоб Китая на силоиые действия Англии и Япо­нии, что позволило представителю пекинского правительства Чао Шингу заявить: «Китайский народ не ощущает руки Лиги на ази­атском континенте».

Наиболее распространенной формой участия Лиги Наций в разрешении конфликтных ситуаций оставались уговоры и настав­ления. Когда Литва в 1927г. потребовала вмешательства между­народной организации в связи с тем, что в Польше, захватившей ранее Вильнюсский край, преследуется литовское меньшинство, Совет Лиги порекомендовал ей провести переговоры с польским правительством. Такое же пожелание, содержавшееся в срочной телеграмме, было адресовано Парагваю и Боливии, между кото­рыми в 1928г. начался военный конфликт из-за области Чако, продолжавшийся более десяти лет. Как свидетельствуют статис­тические данные, в двадцатые годы из 22 рассмотренных в Лиге Наций межгосударственных территориальных споров в 12 случа­ях она ограничилась применением «принципа увещевания».

Столь же "впечатляющими», как уже говорилось выше, ока­зались достижения Лиги Наций в разработке и осуществлении планов сокращения вооружений и разоружения- Несоответствие торжественных деклараций и беспрецедентных по продолжитель­ности дискуссий с реальными мерами по созданию безопасного мира подрывало престиж этой международной организации. Из­вестный французский писатель А. Моруа, посетивший в 1929г. заседание Ассамблеи, по-литературному эмоционально отметил:

«Лига Наций — грустное зрелище».

Кульминационной точкой в развитии пацифистского движения и пацифистской политики в 1920-е гг. стало подписание многосто­роннего пакта об отказе от войны как средства урегулирования меж­дународных споров. Автором этого миротворческого проекта являл­ся премьер-министр и министр иностранных дел Франции А. Бри­ан. Несмотря на «недипломатическую» внешность (французская поэтесса Анна де Ноайль дала ему такой словесный портрет: «Если бы он не был министром, я бы сказала, что это налетчик'»). Аристид Бриан по своей популярности мог считаться «политиком №\» «эры пацифизма». Блестящий оратор, политический дент^ь с огромным опытом (впервые стал премьером еще в 1909г.). талантливый дип­ломат, Бриан выдвинул и двадцатые голы столько предложений по сохранению мира и обеспечению европейской безопасности, что с ним не могли сравниться никакие правительственные и неправи­тельственные организации, включая Лигу Наций. За свою энергич­ную пацифистскую деятельность он был удостоин Нобелевской премии мира. присужденной ему в 1926г.

Наибольшую известность приобрела внешнеполитическая инициатива Бриана, с которой он выступил в апреле 1927 г.. пред­ложив администрации США заключить двусторонний договор о-вечной дружбе» и об объявлении войны вне закона- Первона-

-альный смысл этой инициативы заключался в том, что Франция ; помощью пакта попыталась связать Соединенные Штаты со своей

-зропейской политикой. Однако американское правительство от­вергло идею подписания сепаратного соглашения, которая не жсывалась в изоляционистскую концепцию «-свободы рук- и оддержания выгодного для США баланса сил в Европе. В ответ ч.) обращение Бриана глава государственного департамента Фрэнк Келлог высказался в пользу многостороннего договора — «откры-"ого для всех миролюбивых стран». Такая позиция объяснялась

-^ только и не сколько абстрактно-пацифистскими умонастрое­ниями в администрации США. сколько тем. что при сложившей-^ расстановке сил и значительном финансово-экономическом

реобладании над конкурентами Соединенные Штаты могли до­иться осуществления своих целей путем диктата за столом пере-

оооров, обращение к вооруженной силе считалось излншним-'.овместный франко-американский проект обсуждался в столи-

-а\ мира в течение нескольких месяцев. Его окончательный ва-

-•;<ант был готов к лету 1928 г.

27 августа 1928 г. в Париже в здании французского министср-;-ва иностранных дел представители 15 стран подписали согла­шение, вошедшее в историю пол названием Пакт Бриана-Келло-гд. Выступивший с речью А. Бриан предложил посвятить договор

-памяти погибших в мировую войну». Участниками пакта стали

се великие державы, включая СССР. который первым его рати­фицировал. За десять предвоенных лет к пакту присоединились '3 государства. Содержание договора сводилось к двум главным положениям: осуждение и отказ от войны как метода решения международных споров и орудия национальной политики: при-

чгие договаривавшимися сторонами обязательства разрешать конфликтные ситуации исключительно мирными средствами. По

-миеству Пакт Брианя-Келлога представлял собой формальную декларацию благих намерений по сохранению мира. В нем лаже "е упоминалась возможность применении санкций против нару­шителей провозглашенных пацифистских принципов. В этой связи

-иин из американских сенаторов назвал его «международным !ицелуем-». Тем не менее Пакт имел важное морально-полити-<еское значение: он определял международно-правовые нормы.

-вправленные против агрессивных действий, призывал правитель-.•и.1 всех стран к проведению политики мира. объявлял войну

-те закона.

В сентябре 1929 г. нл открытии юбилейной Х сессии Ассамб-

-еи Лиги Наций Бриан выступил с еще одной крупной иниииа-7ШЮЙ: он изложил проект объединения европейских государств в

«федеративный союз» — проект создания «Пан-Европы». План французского премьера предусматривал экономическую интегра­цию континентальных стран и их тесное политическое сотрудни­чество. Идея была не нова: еше и 1922 г, ее выдвинул и обосновал австрийский публицист граф Р. Куденхове-Калсрги, который на следующий год опубликовал книгу под названием «Пан-Европа». Концепция «европейскою объединения» предполагала поэтапное развитие: от установления «федеральных уз» до «слияния в единое государство». В 1926г. в Вене состоялся первый Паневропейский конгресс, провозгласивший образование неправительственной орга­низации «Паневропейский союз», почетным председателем кото­рого стал А. Бриан. В союз входили известные политические дея­тели (Э-Эррио, Л. Блюм. К. Вирт), писатели (Т, и Г. Манн), уче­ные (А.Эйнштейн, З.Фрейд). Однако концепции паневропсизма придерживался лишь узкий круг европейских интеллектуалов и движение вскоре пошло на убыль- Идею возродил все тот же Бри­ан, подняв ее на официальный межгосударственный уровень.

' В мае 1930 г. правительство Франции разослало во все столицы Европы «Меморандум об организации режима Федеративного евро­пейского союза». В экономических и финансовых разделах проекта содержались положения о снижении и ликвидации таможенных пошлин, о создании общего рынка товаров и услуг и другие меры, что позволяет назвать предложенную программу прообразом совре­менного Европейского сообщества. Бриан превозносил свой про­ект. доказывая, что он является эффективным средством «обеспече­ния мира», ликвидации социальных противоречий, предотвраще­ния революционных конфликтов и преодоления экономических трудностей. Политический смысл французского плана заключался в том, чтобы расширить базу локарнского договорного комплекса, растворить набиравшую силу Германию в федеральной европейской системе, усилить роль Франции на континенте как инициатора и организатора объединительного процесса.

Претворить в жизнь этот радикальный проект не удалось. А. Бриан опередил свое время на три десятка лет: Европа в кон­це 1920-х гг. ни экономически, ни тем более политически не была готова к объединению, поскольку разъединявшие ее меж­государственные противоречия преобладали над интеграцион­ными тенденциями. Ни одна из великих европейских держав, кроме Франции, не поддержала план организации федератив­ной «Пан-Европы». Англия выступила против него, не желая ослаблять свое влияние и содействовать укреплению французских позиций на континенте. Германия, формально согласившись с про­ектом, фактически отказалась от его реализации, поставив в каче­стве условия своего участия в паневропейском союзе установление-всеобщего равенства» его членов, т.е. фактически отмену Вер-гальского договора. Итальянское правительство отвергло идеи Меморандума по причине полного несоответствия лозунгов со­здания «П^н-Европы» и воссоздания «Великой Римской импе­рии». Руководство СССР увидело во французской инициативе очередную попытку формирования единого антисоветского фрон­та. так как объединение европейских стран планировалось на основе рыночной экономики и в рамках Лиги наций, членом которой Советский Союз не состоял.

Единственным реальным результатом паневропейского про­екта стало одобрение XI сессией Ассамблеи Лиги наций в сентяб­ре 1930г. резолюции об образовании «Комиссии по изучению попроса о Европейском союзе». Рабога Комиссии была недолгой и свелась к процедурным дискуссиям. В 1932 г. незадолго до сво­ей смерти Бриан в беседе с одним из французских журналистов с горечью констатировал; «•Боюсь, что политическая инициатива нами потеряна и что Европейский союз осуществит когда-нибудь германская армия*.

Подписанием Пакта Бриана-Келлога и крушением планов европейском экономической и политической интеграции завер­шилась «эра пацифизма». К концу этого периода известное рав­новесие между миротворческими устремлениями и глубокими межгосударственными противоречиями становилось все более непрочным, все заметнее проявлялось преобладание последних. что отразилось на международной обстановке не только в Евро­пе, но и на Дальнем Востоке.

Международная обстановка на Дальнем Востоке и противоречия великих держав

Прочность и устойчивость Версальско-Вашингтонской сис­темы и 1920-е гг. зависели от изменений и расстановке сил и рад-вития международных отношений не только на европейском кон­тиненте, но и в азиатско-тихоокеанском регионе. В этот периоа Дальний Восток окончательно превратился во второй по значе­нию центр мировой политики. Важность проблем обеспечения дальневосточной безопасности была обусловлена сочетанием трех основных факторов: обострением противоречий великих держав и рамках силового треугольника США-Англия-Япония; карди­нальными переменами во внутриполитическом положении Ки­тая, связанными с революцией 1925-1927 гг. и последовавшей за ней гражданской войной: активизацией азиатской политики СССР. усилением его роли и влияния на Дальнем Востоке.

Как известно, правовую основу нового международного по­рядка в этом районе мира составили постановления Вашингтонс­кой конференции 1921-1922 гг. Однако соглашения, заключен­ные в Вашингтоне, устраивали ведущие дальневосточные держа­вы далеко не в одинаковой степени, что предопределило жесткое противоборство между ними и двадцатые годы-

Соединенные Штаты выступали за строгое соблюдение «дого­вора девяти держав» и прежде всего узаконенного им принципа «открытых дверей» и «равных возможностей». В американских правительственных кругах справедливо полагали, что получившая международное признание доктрина «открытых дверей» сулит наибольшие выгоды самой мошной в финансово-экономическом отношении державе, т.е. Соединенным Штатам. Иными словами, стратегической целью США являлось не участие в разделе Китая на новые сферы влияния, а сохранение территориальной целост­ности страны и установление полного контроля над ее экономи­кой и политикой. К концу 1920-х гг. в реализации этой пели Со­единенными Штатами были достигнуты определенные успехи. По общему объему товарооборота с Китайской республикой они выш­ли на второе место после Японии, опередив Великобританию. В июле 1928г. США первыми признали правительство Чан КаЙши в качестве общенациональной власти, продемонстрировав свою солидарность с гоминьдановским курсом, направленным на объе­динение Китая, защиту его независимости и суверенитета. Вмес­те с тем «достижения» США на Дальнем Востоке не следует пре­увеличивать. Борьба за Китай не всегда и не во всем складыва­лась в их пользу, резко возросло противодействие американскому проникновению в регион со стороны Англии и Японии. В эконо­мической сфере это проявилось в существенном отставании Со­единенных Штатов от своих главных конкурентов в размерах ка­питаловложений (соответствующие данные на 1929г.: Англия -— 1,190, Япония ~ 1.140. США — 130 млн, долл.). В области поли­тической — в скрытой и явной поддержке английской и япон­ской дипломатией антигоминьлановских и антиамериканских сил в Китае, а также в подготовке правительственными кругами Япо­нии плана военного решения китайской проблемы,

Дальневосточная политика Англии носила двойственный ха­рактер. С одной стороны, британское правительство неоднократ­но заявляло о своей твердой приверженности принципам «откры­тых дверей» и «рапных возможностей». С другой стороны, оно отчетливо осознавало, что претворение в жизнь этих принципов может нанести серьезный удар по позициям Великобритании на Даль­нем Востоке. Дело в том, что в рассматриваемый период Англия об­ладала наибольшими привилегиями в Китае: она контролировала китайскую таможенную службу, хранила серебряный запас стра­ны, являлась основным кредитором пекинского правительства. имела самые крупные концессии и инвестиции. Поэтому, офи­циально поддерживая концепцию «открытых дверей», британс­кие правительственные круги стремились держать эти «двери» полуоткрытыми, т.е. не отвергая либерального лозунга «равных возможностей», пытались сохранить преимущественные права и привилегированное положение Англии на китайской территории. При решении столь сложной задачи применялся традиционный метод баланса сил, что в конкретных временных и географичес­ких условиях означало активное использование американо-япон­ских противоречий, лавирование между США и Японией, поли­тикой «открытых дверей* и «сфер влияния». Однако то. что при­носило политические дивиденды в XIX в.. уже не срабатывало в XX: создавая выгодное для себя равновесие сил. Англия оказа­лась между двух огней. Солидаризируясь с американской кон­цепцией «открытых дверей», она тем самым соглашалась на заве­домо неравные условия конкурентной борьбы с экономически более сильным противником, а противопоставляя США Японию — объективно поощряла жесткий наступательный курс Страны Вос-колящего Солнца, который представлял угрозу и для ее интересов в Китае. Следовательно, в отличие от европейского континента английская политика баланса сил на Дальнем Востоке способ­ствовала не смягчению, а обострению международной напряжен­ности, не усилению, а ослаблению роли Великобритании в этом регионе.

В Японии, подписавшей Вашингтонские договоры, в 1920-е п". нсе чаше и настойчивее говорили о необходимости их пересмот­ра, так как они не соответствовали ее национальным интересам. Влиятельные группировки политических и военных деятелей вы­ступали за сохранение и приумножение сфер влияния в Китае вплоть до полного овладения его территорией. Такой подход к решению дальневосточных проблем был вызван двумя главными причинами. Во-первых, несмотря на бурный экономический рост. Япония в технологическом плане значительно отставала от за­падных держав. Основными статьями ее экспорта являлись сель­скохозяйственная и кустарная продукция, в то время как ввози­лись преимущественно промышленное оборудование и сырье, что приводило к огромным дефицитам во внешней торговле- Факти­чески Япония находилась в том положении, что и европейские страны в период промышленной революции: требовалось посто-

- -ое расширение рынков сбыта — рынков, закрытых для иное-,.-ны\ конкурентов. Такова была экономическая основа поли-

•••'.^ "сфер влияния» и военной экспансии- Во-вторых, уже в

двадцатые годы Япония имела ц Китае существенные финансо- | во-экономические привилегии (первое место по объему торговли и второе — по капиталовложениям), которые она могла потерять в случае утверждения здесь принципов свободной и равноправ­ной конкуренции. Отсюда резко отрицательное отношение япон­ской правящей элиты к доктрине «открытых дверей».

Тем не менее в 1920-е п. в правительственных кругах Японии шла борьба двух курсов: умеренного — направленного на «приспо­собление» к Вашингтонской системе, и открыто экспансионистс­кого — имевшего целью подрыв и разрушение этой системы.

Первая тенденция наиболее отчетливо проявилась в так на­зываемой «негативной дипломатии К.Сидэхары». названной так по имени японского министра иностранных дел. Концепция Си-дэхары включала в себя такие понятия, как «коммерциализм» (при­оритет экономических интересен во внешнеполитической деятель­ности), «интернационализм» (активное участие в работе Лиги наций), «негативная политика* в отношении Китая (отказ от сило­вого вмешательства в его внутренние дела, овладение новыми китайскими рынками, а не захват территорий).

Самым ярким свидетельством усиления экспансионистской тенденции во внешнеполитических планах Японии стал печально знаменитый «Меморандум генерала Танаки». Возглавив прави­тельство в 1927 г., Г. Танака в июле того же года представил им­ператору «Меморандум об основах позитивной политики в Мань­чжурии и Монголии». По существу в этом секретном документе излагалась новая внешнеполитическая доктрина, нацеленная на завоевание регионального, а в перспективе и мирового господ­ства. Оригинальный текст «Меморандума» до сих пор не обнару­жен, в связи с чем многие исследователи считают его поддель­ным, однако последующие действия Японии на международной арене служат достаточно веским обоснованием противоположно­го мнения. Рекомендуемый им политический курс Танака назвал «позитивным», т.е. активным, наступательным, противопоставив его «негативной дипломатии» Сидэхары. Стратегическая цель и методы ее достижения определялись в «Меморандуме» жестко и во-военному категорично: «Ради самозащиты и зашиты других Япония не сможет устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику "крови и железа"... Для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир. мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем овладеть Китаем, все остальные малоазиатские страны, Индия, а также государства южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами». Само собой разу­меется, что такой «прогноз» оставлял лишь «-дым и пепел» от Вашингтонской договорной системы, сохранение которой ото­жествлялось с «самоубийством Японии*. Позиции двух великих держав — США и СССР — рассматривались как главные между­народные препятствия на пути установления японской гегемо­нии в Азии. Преодолеть их предполагалось военными средства­ми. «на полях сражений». «Если мы захотим пзяп. в свои руки контроль над Китаем, — говорилось в "Меморандуме". — мы дол­жны будем сокрушить Соединенные Штаты". Что касается «крас­ной России», то предлагалось вначале «тайно с ней блокировать­ся», но затем «вновь скрестить мечи. так как пока этот риф не будет взорван, невозможно овладеть Маньчжурией и Монголи­ей». Следует отметить, что «Меморандум Танаки» формулировал скорее новую внешнеполитическую идеологию, нежели програм­му немедленных действий, к которым в это время Япония еше не была готова. Однако сам факт разработки подобного документа показывал, насколько серьезным становилось влияние милита­ристских группировок, сторонников применения вооруженной силы и агрессии в правительственных кругах Страны Восходяще­го Солнца. Это влияние в сочетании с широкой пропагандой «па­назиатской доктрины-*, лозунгов «Азия для азиатов» и «Совмест­ного процветания азиатских народов» под руководством Японии создавало необходимую организационную и идейную основу для перехода к практической реализации экспансионистских устано­вок, столь откровенно и доходчиво итоженных в «Меморандуме Танаки».

Названные изменения в расстановке сил трех ведуших тихо­океанских держав явились первопричиной обострения междуна­родной обстановки на Дальнем Востоке. К концу рассматривае­мого периода их внешнеполитические планы не просто противо­речили, а взаимно исключали друг друга, что впоследствии и привело к крушению Вашингтонской системы. В этом смысле «дальневосточный взрыв» 1930-х гг. во многом был обусловлен развитием международных отношений в «спокойные и пацифист­ские» двадцатые годы.

Не менее важные международные последствия имели рево­люционные перемены во внутриполитической жизни Китая. На­чавшаяся в мае 1925 г. китайская революция по своему характеру была революцией демократической и национально-освободитель­ной. В соответствии с известными «народными принципами» лидера партии Гоминьдан (ГМД) Сунь Ятсена приоритетными задачами революционного движения в Китае являлись восстанов­ление национального суверенитета, создание единой демократи­ческой республики, ликвидация иностранного финансового н политического контроля, проведение реформ в интересах всего китайского народа. Союзники гоминьдановпев по единому фронту коммунисты, выполняя установки Коминтерна, выдвинули ло­зунг перерастания демократической революции к социалистичес­кую. Эти разногласия и предопределили драматическую развязку. Маршал Чан Кайши, возглавивший гоминьдановскую партию после смерти Сунь Ятсена. весной 1927г. подавил выступление рабочих в Шанхае, а затем в декабре того же года — восстание сторонников КПК в Гуанчжоу (Кантоне), известное в истории Китая как «Кантонская коммуна». После этого он обрушил на коммунистов жесточайшие репрессии: по различным оценкам. было казнено от 300 до 330 тыс. человек. Наиболее активную роль в подавлении «коммунистических мятежей» и расправе над их уча­стниками сыграл ближайший сподвижник Чан Кайши генерал Хо Цин. которого известный американский публицист Э. Сноу назвал «одним из выдающихся дегенератов Китая». Этими собы­тиями завершилась китайская революция, которая перешла в со­стояние перманентной гражданской войны между сторонниками ГМД и КПК.

Еще в 1926 г. Чан Кайши. будучи главнокомандующим воору­женными силами Юга (Народно-революционной армии), предпри­нял свой знаменитый Северный поход. Его целью было овладение Пекином и объединение китайских земель под властью гоминьла-новского правительства- Этот поход, который несколько раз пре­рывался в связи с новыми выступлениями коммунистов, закон­чился в целом успешно. В октябре 1928г. после захвата Пекина правительство генералиссимуса Чан Кайши (он получил это зва­ние за Северный поход) провозгласило себя общенациональным. Новой столицей Китайской республики был объявлен город Нан­кин- Началось так называемое «нанкинское десятилетие» — поло­са трудного, но динамичного развития Китая. В конце 1920-х-на-чале 1930-х п. Чан Кайши приступил к реализации той части про­граммы гоминьдановской партии, в которой предусматривалась ревизия неравноправных договоров с западными державами и Япо­нией (восстановление таможенной автономии, отмена прав экстер­риториальности. [юзврашение иностранных концессий), И в этой сфере были достигнуты определенные успехи. В частности, Китай­ской республике удалось вернуть 20 из 33 концессионных пред­приятий, принадлежавших иностранцам.

Столь существенные метаморфозы и экономическом и полити­ческом положении Китая не могли не оказать влияния на междуна­родную обстановку в регионе по крайней мере в двух аспектах.

Во-первых. Китайская революция. Северный поход, рефор­мы гоминьдановского правительства — все эти события должны были содействовать укреплению Вашингтонской системы, так как их главным итогом стало объединение Китая и его активное про­тиводействие политике «сфер влияния*, что полностью соответ­ствовало основным положениям «договора девяти держав». Более того. независимый и суверенный Китай уравновешивал Японию н СССР и тем самым превращался в важный фактор сохранения ста­бильного баланса сил ча Дальнем Востоке. И наконец, всемерную поддержку со стороны великих тихоокеанских держав получили жесткие антикоммунистические действия Чан Кзнши- которые

•-''рганично вписывались в их концепцию борьбы против -больше-чнстской угрозы». Не случайно, что в подавлении про коммунисти­ческих выступлений 1927г. наряду с гоминьдановскими войсками явствовали английские, американские и японские военные ко­рабли. подвергшие артиллерийскому обстрелу Кантон под предло-чм «защиты жизни и имущества своих граждан*.

Во-вторых. Как это ни парадоксально звучит, но те же самые события, происшедшие в Китае, способствовали расшатыванию и ^с-юблению Вашингтонской международной моде.ш, так как приве­ли к еше большему обострению противоречий в силовом треу­гольнике США-Англия-Япония. Причина очевидна: революци­онные перемены в Китайской республике воспринимались в пра­вительственных кругах трех ведущих дальневосточных держав по-разному. Они вполне устраивали Соединенные Штаты, мало встраивали Великобританию и совсем не устраивали Японию. Американская администрация, первой признавшая гоминьланов-

-кое правительство, более чем благосклонно относилась ко всем ею реформам, поскольку объективно они были направлены на претворение в жизнь доктрины «открытых дверей». В свою оче­редь генералиссимус Чан Кайши открыто демонстрировал свои проамериканские симпатии, предоставив США ряд преимуществ в торговой и промышленной деятельности. Великобритания и Япония оказывали ожесточенное сопротивление пересмотру не­равноправных договоров, к которому нанкинское правительство приступило в 1928 г. В результате Чан Кайши так и не смог отме­нить права экстерриториальности. Весьма показательно, что в годы революции и Северного похода великие державы поддерживали враждовавшие друг с другом группировки: США — Чан Кайши и его курс на объединение страны, Япония — правителя Маньчжу­рии. еще одного китайского генералиссимуса Чжан Цзолиня (именно здесь сосредоточивались ее главные экономические и политические интересы), Великобритания — генерала У. Пэйфу. контролировавшего долину реки Янцзы (сферу ее особых прав и привилегий). Наибольшее раздражение объединительная и рефор­мистская политика Чан Кайши вызывала у правительственных кругов Японии. Напряжение в японо-китайских отношениях значительно возросло после того как Чжан Цзолинь, начинав­ший свою политическую карьеру в качестве главаря одной из шаек уголовников — хунхузов и считавшийся ставленником японцев. отказался от традиционного прочпонского курса, стал налажи­вать связи с гоминьдановцами и пржласил американских совет­ников. Ответ последовал незамедлительный и жесткий, правда. не на официальном уровне. Группа офицеров Квантунской ар­мии, расквартированной на Ляодунском полуострове в Китае. летом 1928 г. составила заговор и организовала покушение на Чжан Цзолиня, взорвав поезд, на котором он ехал из Пекина в Мукден. Заговорщики надеялись, что сын и преемник правителя Маньч­журии Чжан Сюэлян будет более податлив, но просчитались. «Молодой маршал» усилил ориентацию на США. предложил аме­риканцам выкупить Южно-Маньчжурскую железную дорогу, при­знал нанкинское правительство и объявил Маньчжурию состав­ной частью гоминьдановского Китая. Удар был нанесен такой силы. что японская пресса назвала Чжан Сюэляна политиком, превратившим Японию в «Страну Заходящего Солнца». Таким образом, к концу 1920-х гг. политическая обстановка в Китае скла­дывалась далеко не в пользу Японии, что ускорило ее подготовку к военному решению дальневосточных проблем. Угроза разруше­ния Вашингтонской договорной системы становилась все более реальной.

Характеристика расстановки сил и международного положе­ния на Дальнем Востоке в 1920-е гг. была бы неполной, если не отметить активизацию региональной политики Советского Союза.

Свои отношения с Китаем руководство СССР строило на ос­нове двух противоречивших друг другу принципов: мирного сосу­ществования и пролетарского интернационализма. Причем если первый из них соответствовал национальным интересам совет­ского государства, то второй — интересам так и не разразившейся мировой революции. Эта противоречивость исходной внешнепо­литической концепции имела столь же противоречивые практи­ческие следствия: укрепление позиций СССР как мировой дер­жавы, с одной стороны, и крупные провалы на международной арене — с другой. В двадцатые годы обе тенденции в развитии внешней политики Страны Советов наиболее наглядно прояви­лись в ее подходе к решению китайской проблемы.

С 1923 г. Советский Союз стал оказывать всестороннюю по­мощь революционному южному правительству Сунь Ятсена. В гоминдановскую столицу Гуанчжоу (Кантон) были направлены по­литические (во главе с М.М- Бородиным) и военные советники (во главе с командармом В.К. Блюхером), а также более 500 гражданских специалистов — инженеров, учителей, медицинских работников Поставлялись крупные партии оружия. Советские военспецы сыг­рали ключевую роль в подготовке кадров для Народно-револю­ционной армии. В.К. Блюхер разработал план Северного похода. Главнокомандующий ИРА Чан Кайши тесно сотрудничал с воен­ными советниками из СССР, называл РКП(б) «•родной сестрой Гоминьдана» и даже отправил и Москву на учебу своего сына Цзнн Изинго.

Одновременно Народный комиссариат по иностранным де­лам предпринимал попытки по нормализации отношений с цен­тральным Пекинским правительством. В мае 1924г. в Северной столице было подписано «Соглашение об обших принципах для урегулирования вопросоч между СССР и Китайской республи­кой». В этом соглашении содержались статьи об установлении дипломатических отношении, отказе Советского Союза от нерав­ноправных договоров, заключенных царским правительством, о статусе Китайско-Восточной железной дороги. КВЖД. построен­ная Россией на китайской территории и принадлежавшая Рос­сийской империи по договору 1Я96г.. отныне должна была уп­равляться двумя странами на строго паритетных началах-

Таким образом, до середины 1920-х гг. Советский Союз в ис-лом успешно реализовывал в Китае оба внешнеполитических прин­ципа: пролетарского интернационализма (на Юге) и мирного со­существования (на Севере). Однако такая двойственная политика не могла продолжаться долго. После смерти Сунь Ятсена в спло­ченном блоке гоминьлановцев и коммунистов произошел раскол. КПК, чьи руководящие кадры готовились в Москве, выдвинула лозунг «перехода к гегемонии пролетариата в революции» и от­странения от участия в ней Гоминьдана- Со своей стороны новые лидеры гоминьдановской партии осе более склонялись к разрыву не только с коммунистами, но и с поддерживавшей их Страной Советов. Именно к таким последствиям и привел «антикомму­нистический переворот» 1927 г,: репрессии против КПК сопро­вождались изгнанием из страны советских политических и воен­ных советников, прекращением экономических и дипломатиче­ских связей с СССР- Курс Коминтерна на разжигание китайской революции потерпел крах. После завершения Северного похода Чан Кайши перед советским руководством встала альтернатива:

либо помогать китайским коммунистам при ухудшении отноше­ний с общенациональным правительством в Нанкине, либо по­пытаться урегулировать эти отношения при забвении идеалов мировой революции. До начала 1930-х гг. преобладал первый «идейно-классовый» подход. Советский Союз отказался признать правительство «китайского Бонапарта» Чан Кайши. В то же са­мое время оказывалось содействие КПК в создании так называемых«советских районов» и Красной армии, которая уже в 1929г. на­считывала более 300 тыс- бойцов. Все это не могло не привести к новым столкновениям с официальными властями Китая. Наи­больший международный резонанс вызвал советско-китайский конфликт из-за КВЖД.

Советское правительство рассматривало Монгольскую народ­ную республику и Маньчжурию, где и проходила Китайско-Вос-точная железная дорога, как «буферные зоны безопасности», что было оправдано с точки зрения защиты геополитических интере­сов СССР. Вместе с тем геостратегические расчеты сочетались с революционными проектами: названные территории имели ис­ключительную важность для наведения мостов с «советскими рай­онами» Китая- По образному выражению Н.И. Бухарина. КВЖД была призвана стать «главной стратегической жилой, нашим ре­волюционным пальцем, запущенным в Китай». В 1929г. прави­тель Маньчжурии Чжан Сюэлян по согласованию с Чан Кайши принял решение о национализации КВЖД. В июле этого года маньчжурское правительство взяло железную дорогу под свой контроль, проведя аресты и высылку советского персонала. От­ветные меры не заставили себя долго ждать. В кратчайший срок была сформирована Особая дальневосточная армия под командо­ванием В.К. Блюхера, которая уже в августе 1929г. разгромила войска маршала Чжан Сюэляна и «отбросила их вглубь Китая». Реакцию великих держав на это событие можно назвать занима­тельной: США, Англия и Франция выразили озабоченность по поводу нарушения Советским Союзом пакта Бриана-Келлога; Япо­ния. Германия и Италия не высказали никакой озабоченности. Объяснение столь невразумительных откликов заключалось в том, что ни одна из упомянутых держав не признала законной насиль­ственную национализацию КВЖД, дабы не создать прецедента в отношении иностранной собственности в Китае. Как бы там ни было, авантюра маньчжурского маршала завершилась подписани­ем в декабре 1929г. Хабаровского протокола о восстановлении положения на КВЖД и границы в соответствии с Соглашением 1924г. «Конфликт на КВЖД», знаменовавший военную и дипло­матическую победу СССР, одновременно свидетельствовал о вы­сокой степени напряженности в советско-китайских отношениях.

В целом значение советского фактора на Дальнем Востоке в 1920-е гг. существенно возросло. Однако усилившееся влияние Советского Союза содействовало скорее осложнению, чем стаби­лизации международной обстановки в регионе. СССР оставался вне Вашингтонской системы, а его политика «буферизма» и осо­бенно стратегия «расширения базы мировой революции» входили с этой системой в острое противоречие.

Таковы были главные итоги развития международных отно­шений на Дальнем Востоке к концу 1920-х гг. Как и на европей­ском континенге. «эра пацифизма» в азиатско-тихоокеанском регионе близилась к своему завершению.