7. Экономические последствия Февральской революции 1917 года

2 (15) марта 1917 года Николай II отрекся от престола. К власти пришло Временное правительство. Глава нового правительства А.Ф. Керенский сформулировал общие задачи новой власти следующим образом:

1) продолжить войну;

2) воссоздать во всей стране действенный административный аппарат;

3) провести необходимые коренные политические и социальные реформы;

4) подготовить путь к преобразованию России из централизованного государства в государство федеральное.

Все составы Временного правительства сходились на необходимости государственного регулирования экономики и усиления контроля над деятельностью частных торговцев и предпринимателей. Каждый состав этого правительства заявлял о решимости остановить падение экономики, наладить хозяйственную деятельность в условиях продолжавшейся войны. Все обещали «крайнюю бережливость в расходовании народных денег», «установление твердых цен на предметы первой необходимости» (железо, ткани, керосин, кожи и т.д.) и доставку их населению «по возможно пониженным ценам».

Не только социалисты (эсеры и меньшевики), но даже кадеты выступили за ограничение свободного рынка. Министр земледелия А.И. Шингарев говорил летом 1917 года, что суровая экономическая необходимость неизбежно будет толкать всякую власть – социалистическую или несоциалистическую – на путь монополизации.

Потому одним из первых шагов Временного правительства стало введение хлебной монополии. 25 марта 1917 года вышло постановление о передаче хлеба в распоряжение государства. Предписывалось передавать в распоряжение государства все количество хлеба, кроме запаса, необходимого для продовольственных и хозяйственных нужд хлебовладельца. То есть, он имел право оставить семена для посева, зерно для прокорма скота и для собственного пропитания из расчета 1,25 пуда на члена семьи и наемного работника в месяц. Разрешалось также оставить определенное количество крупы из расчета 10 золотников (золотник = 4,25 г) на душу в день.

Сверх этого разрешалось оставить еще 10% от потребного количества «на всякий случай». Весь остальной хлеб подлежал сдаче местным продовольственным органам по твердым ценам (владелец был обязан доставить хлеб на ссыпной пункт). Вслед за хлебом, были установлены твердые цены на уголь, нефть, металл, лен, кожи, мясо, масло и махорку. Но для решения общеэкономических задач (аграрный вопрос, финансовая система и т.д.) у Временного правительства не было уже ни времени, ни сил.

Что касается промышленности, то она миновала кульминационный пункт своего развития в конце 1916 года. А с Февраля 1917 года в России, по образному выражению экономиста того времени В.И. Гриневецкого, началось «революционное разложение промышленности». Разложение захватило снабжение сырьем и топливом, сферу труда, организационную структуру промышленности и рынка, финансовую сферу. Правда, некоторые их этих элементов демонстрировали кризисное состояние даже в довоенное время.

С весны 1917 года особо сказывался дефицит топлива и сырья, который поставил под угрозу срыва производство вооружений и боевого снаряжения для действующей армии. Командование Главного артиллерийского управления (ГАУ) сообщало о значительном количестве поступавших с разных мест телеграмм и заявлений о крайне критическом положении заводов.

В частности, еще в начале 1917 года русское артиллерийское ведомство фиксировало ухудшение положения одного из крупнейших предприятий России – Сормовского завода. Расход передельного чугуна на нужды производства составил за февраль 1917 года 48,8 тысяч пудов, в то время как предприятие получило лишь 2,4 тысячи пудов. Запасов передельного чугуна на заводе оставалось только на один месяц, после чего неминуемо должно было прекратиться производство качественной стали. За этим следовало прекращение производства орудий, тяжелых снарядов, взрывателей, орудийных щитов, осей и т.д. Опасения подтвердились – с марта 1917 года производство неуклонно поползло вниз.

ГАУ сообщало и о критическом положении с топливом для частных заводов. Так, в конце апреля 1917 года на пути к некоторым оборонным предприятиям не было ни одной цистерны и ни одного вагона с топливом. В заявлении петроградских предпринимателей говорилось: «Оказание помощи со здешних запасов невозможно за полным отсутствием таковых».

Военное и довоенное время подготовили почву для кризиса труда. Бесправное положение рабочих и отсутствие его организованности крайне затрудняли разрешение всякого рода конфликтов между заводскими администрациями и рабочими. Все усугубилось в годы войны, когда предприятия оказались буквально переполненными работниками, которых привлекали высокие заработки и освобождение от воинской повинности. Работники эти оказались непривычными к трудовой дисциплине, среди них бытовали анархические настроения.

В.И. Гриневецкий писал по этому поводу следующее: «То, что в момент революции выступило под именем пролетариата, в действительности представляло из себя очень пестрое, неустойчивое и малосознательное скопление различных элементов, среди которых подлинные представители рабочего класса были, в общем, в меньшинстве».

Наблюдалось резкое падение производительности труда, что сыграло роль фактора «колоссального значения» в общем упадке промышленности. Все началось именно после Февральской революции, в марте 1917 года, когда явочным порядком почти повсеместно стал вводиться 8-часовой рабочий день. Этот популистский шаг нового буржуазного правительства не учел тогда ни условий производства, ни срочности военных заказов, ни трудностей с введением добавочных смен. Хотя, например, для большинства предприятий металлообрабатывающей промышленности введение 8-часового дня не означало коренной ломки производства и могло быть с легкостью компенсировано повышением производительности.

До этого предприятия отрасли практиковали большей частью двухсменную работу по 9-10 часов, частью трехсменную по 8 часов, и совсем редко – односменную. Проблемы могли возникнуть в текстильной промышленности, где сокращение рабочего дня с 9 до 8 часов было равносильно падению производительности труда на 10-11%. На деле же оказалось, что даже 8-часовой рабочий день существовал лишь номинально. Рабочее время прерывалась бесконечными митингами, разговорами, хождением по мастерским и исполнением различных общественных обязанностей. Кое-где фактическое рабочее время сократилось до 4-5 часов. Это накладывалось на общую дезорганизацию работы, нехватку материалов и пр. На ряде предприятий и в отдельных отраслях среднее падение производства составило 25-30%, а иногда намного больше.

Начавшееся после Февраля резкое падение производительности труда и трудовой дисциплины достигло своего дна в годы «военного коммунизма». По авторитетным данным С.Н. Прокоповича, в 1920 году производительность труда в промышленности рухнула до 27,1% уровня 1913 года. В свою очередь сократилось и среднее число рабочих дней – с 257,4 дней в 1913 году до 183 дней в 1919 году.

Из Февральской революции брало свое начало крайне неудовлетворительное материально-техническое состояние промышленных предприятий. За годы войны оборудование фабрик и заводов устарело и износилось. Оно сильно пострадало при интенсивном исполнении оборонных заказов и недостаточном ремонте.

Но после Февраля оно пострадало еще больше. Наблюдалось усиление небрежного обращения с машинами и инструментами, когда исчезли всякие способы воздействия на нерадивых рабочих. Наиболее активные и ответственные члены администрации и мастера утратили свой авторитет, что означало развал административно-технической организации промышленности.

Финансовое состояние русской промышленности в 1915-1916 годах характеризовалось как «расцвет», хотя военные прибыли в России были меньше чем в Германии и других странах по причине запаздывания в развертывании оборонного производства и трудностей в развитии новых производств. Прибыли, тем не менее, росли, и главные барыши ожидались промышленностью в 1917 году.

Февральская революция опрокинула все расчеты. Финансовая стабильность предприятий не устояла под натиском роста заработной платы, падения производительности труда и резкого удорожания материалов. Так, заработная плата за первые 9 месяцев 1917 года выросла более чем вдвое. Особый урон понесли те предприятия, которые исполняли долгосрочные военные заказы по фиксированным ценам, и те предприятия, которые производили потребительские товары по нормированным ценам.

Например, один из крупных русских заводов в 1916 году осуществлял выпуск продукции на 4,2 млн рублей, выплачивая при этом рабочим около 1,05 млн рублей и служащим 180 тысяч рублей. Во второй половине 1917 года ежемесячный выпуск продукции снизился, а число рабочих возросло. Продукции было выпущено на 3,5 млн рублей при уплате рабочим 3,4 млн рублей и служащим 480 тысяч рублей. Общий же расход составил 9 млн рублей. Завод, таким образом, мог существовать лишь за счет повышения цен на казенные заказы.

Подобным же образом, один крупный снарядный завод летом 1917 года осуществлял ежемесячный выпуск продукции на 1,07 млн рублей при уплате рабочим 1,5 млн рублей. Общий расход предприятия составлял 2,1 млн рублей. Таким образом, заработная плата рабочих лишь на ²/₃ компенсировалась выпуском изделий, а оставшаяся ¹/₃ и все прочие расходы шли в убыток. Размеры заработков рабочих этого завода превышали нормы Союза Металлистов в пределах от 60 до 90%. При этом производительность труда на предприятии была ниже производительности на некоторых других заводах в 3-4 раза. Таких примеров в металлообрабатывающей промышленности было десятки.

Еще тяжелее пришлось текстильной промышленности. В годы войны цена на хлопок поднялась с 16,7 рублей до 118,5 рублей за пуд. По сравнению с довоенным временем это дало увеличение расхода для отрасли почти на 2 млрд рублей. За этим увеличением неизбежно следовало увеличение заработной платы 380 тысяч рабочих на 1 млрд рублей в год, при этом на 0,5 млрд рублей увеличивались расходы на топливо и прочие накладные расходы.

До войны годовой выпуск изделий в отрасли, исключая Польшу, составлял около 600 млн рублей, а основной капитал предприятий не превышал 300 млн рублей. Без чрезвычайной финансовой поддержки правительства отрасль не могла выстоять против увеличения расходов по производству на 3,5 млрд рублей в год при таком размере оборота и таком размере основного капитала. Цена товара достигала баснословных размеров. Осенью 1917 года стоимость переработки миткаля из хлопка составила 145 рублей за пуд. А затем она еще возросла. В Англии и Соединенных Штатах стоимость этой же переработки колебалась в пределах от 3,5 до 5,5 долларов (то есть, от 7 до 11 рублей). Никакими пошлинами внутреннее производство уже не могло оградить себя от конкуренции с иностранным ввозом.

Угроза деградации замаячила перед отечественным хлопководством. До войны текстильная промышленность России ежегодно потребляла 24 млн пудов хлопка, из которых половину – 12 млн пудов – поставляли Туркестан и Закавказье, а половина импортировалась из Америки. Во время войны внутреннее производство хлопка даже поднялось до 18 млн пудов. При условии проведения определенных мероприятий, потребности русской текстильной индустрии вообще могли быть вполне удовлетворены.

Однако после Февральской революции рост цен на топливо, увеличение накладных расходов, рост заработной платы и падение производительности труда в отрасли сделали все усилия тщетными.

В.И. Гриневецкий приходил к однозначному выводу, что ускоренное крушение промышленности было результатом процесса, начавшегося после Февральской революции, причем «не стихийно, а сознательно как всей революционной интеллигенцией, так и рабочим классом под флагом классовой борьбы с капиталом». По своим экономическим тенденциям этот процесс неуклонно вел к разложению промышленности, а Октябрьская революция лишь ускорила его катастрофическое завершение.

Подводя итог теме «построения» капитализма в России необходимо иметь в виду, что, несмотря на несомненные успехи в экономическом развитии страны в рассмотренный период (1861-1917 гг.), Россия из-за сохранявшихся пережитков феодализма отставала от стран Западной Европы и США. Она все еще оставалась страной аграрной и крестьянской, страной с недостаточно развитыми капиталистическими отношениями и промышленностью. Даже в 1926 году, когда экономика государства была восстановлена до довоенного уровня (до уровня 1913 г.), крестьяне и ремесленники составляли 86% населения. То есть, очевидным было господство докапиталистических форм в народном хозяйстве. Остальные же социальные слои составили 14% населения, в том числе промышленные рабочие – всего 6%.