Глава VI Революция 1640—1653 гг.

Мы вплотную подошли к периоду, когда на авансцене английской истории оказались деятели, посвятившие свои силы, свою жизнь, хотя и с различными конечными целями, делу ниспровержения «старого порядка», делу революции. Более того, деятель­ность Оливера Кромвеля, Джона Лильберна и Джерарда Уинстенли в такой степени окрасила течение революции и сплошь и рядом определяла направление ее развития, что попытка воссоздать их исторические портреты не­избежно перерастает в историю революции в целом. Одним словом, перед нами именно тот случай, когда драма истории народа и драма жизни его признанных героев оказываются нерасторжимыми. И потому мы вы­нуждены во избежание повторений ограничиться в дан­ном случае изложением лишь самой общей канвы событий 40—50-х годов, призванной служить историческим фо­ном, на котором портреты интересующих нас деятелей предстанут в своей неповторимой индивидуальности.

Как известно, в советской историографии движение революции середины XVII века по восходящей принято подразделять на четыре этапа:

1. конституционный («мирный») этап (3 ноября 1640 — 22 августа 1642 г.);

2. первая гражданская война (1642—1646);

3. борьба за углубление демократического содержания революции (1646—1649);

4. индепендентская Республика (1649—1653).

При этом самая важная особенность этой периодиза­ции заключается не только в том, что в ней все пере­численные этапы составляют звенья единого процесса, содержание которого может быть раскрыто только при учете всей сложности межклассовых и внутриклассовых противоречий. При этом нетрудно заметить, что в пере­растании одного этапа революции в другой лишь отража­лась мера вовлечения в политически осознанную борьбу все более широких общественных сил, выступавших на стороне парламента, происходило углубление ее демокра­тического содержания: в плане политическом — от конфликта между парламентом и королем в рамках и на почве традиционной конституции к полному ее ниспроверже­нию и установлению республиканского устройства госу­дарственной власти; в плане социальном — от односто­ронней отмены феодального строя, поземельных отноше­ний в пользу одних лишь лендлордов к борьбе за уничтожение системы лендлордизма и превращение зем­ли в общую сокровищницу, равно и свободно доступную тем, кто желает ее оплодотворить своим трудом.

Остановимся хотя бы вкратце на каждом из ука­занных этапов революции с целью выявления их наиболее характерных черт.

Конституционный этап (1640—1642)

Итак, чем безвыходнее было по­ложение короля, тем решительнее приступил к работе Долгий парламент, и первое, что им было предпринято,— изгнание из своей среды «монополистов» и возбуждение судебного процесса против «главных советников» короля, и прежде всего против графа Страффорда как наиболее опасного врага *. Обвинения были выдвинуты и против других должностных лиц короля в период беспарламент­ского правления. Одни из них спаслись бегством из страны, другие оказались в Тауэре, и в их числе архиепи­скоп Лод. Именно на них пала вся ненависть, возбужден­ная в среде оппозиции политикой Карла I.

Дабы обезопасить себя от неожиданного приказа о роспуске, Долгий парламент принял два важных акта: так называемый трехгодичный акт, предусматривавший регулярный созыв парламента каждые три года независи­мо от воли короля, а также акт, согласно которому данный парламент не может быть распущен иначе как по его собственному решению. Вслед за этим было отменено судебное решение по делу Гемпдена, и впредь был запре­щен сбор корабельных денег, равно как и других не вотированных парламентом поборов. Специальным актом были уничтожены такие важные орудия королевского абсолютизма, как суды прерогативы — Звездная палата и Советы по делам Севера и Уэльса. Та же судьба по­стигла церковное судилище — «Высокую комиссию». Из заточения были освобождены жертвы преследований за религиозное инакомыслие — Принн, Бэртон, Баствик и Лилъберн. Следует подчеркнуть, что и «добровольное одобрение» Карлом I всех этих еще недавно просто немыслимых в рамках конституции актов, и столь неожи­данная «уступчивость» на фоне жесткого курса пред­шествующего периода его правления объяснялись не только и даже не столько катастрофическим финансовым положением двора, усугубленным неудачами в войне с шотландскими ковенантерами, но прежде всего страхом перед толпами вооруженных лондонцев, главным образом подмастерьев, учеников, поденщиков и им подобных оби­тателей лондонских предместий, оказывавшихся перед королевским дворцом каждый раз, когда «согласие» коро­ля задерживалось. Грозный для двора характер поведе­ния лондонских низов с момента открытия заседаний Долгого парламента — решающий аргумент палаты об­щин при проведении в жизнь важнейших актов консгыгуционного периода революции — оказывался и для короля последним и решающим обстоятельством, вынуждавшим его «одобрять» парламентские акты вопреки тому, что ими хоронились надежды на возможность впредь управ­лять страной по «французскому» образцу, т. е. без парла­мента.

О том, что это заключение имеет под собой реальную историческую почву, свидетельствует судьба заключенно­го в Тауэре Страффорда. Известно, что Карл I под «честное королевское слово» гарантировал ему личную безопасность и имущественную неприкосновенность,— «слово», данное в надежде на то, что палата лордов окажется с ним заодно. Однако, когда палата общин убедилась в том, что король в расчетах на лордов не ошиб­ся, она заменила процедуру импичмента (при котором палата лордов становится судебным трибуналом) приня­тием билля об измене, на основе которого судебное разбирательство заменяется прямой и скорой процедурой голосования. Когда же этот билль был передан на утвер­ждение королю, то его явному нежеланию (в нарушение данного слова!) отправить своего преданного советника на плаху положила конец именно многотысячная толпа во­оруженных лондонцев, буквально осадивших Уайтхолл. В этих условиях Карлу I ничего не оставалось, как «уступить

пить» воле парламента, а в действительности воле вос­ставших лондонских низов, и 6 апреля 1641 г. Страффорд был казнен.

Теперь парламент проявил щедрость — в королевской казне появились средства для оплаты и роспуска по домам стоявших на севере страны двух армий — шотландцев и англичан. До этой грани в палате общин существовало относительное единодушие. Однако обсуждение в парла­менте двух документов — «Петиции о корнях и ветвях» и «Великой ремонстрации» — обнаружило, сколь глубоки были расхождения позиций в самой палате общин и сколь близка она была к расколу, как только заходила речь о переменах, выходящих за пределы непосредственной угрозы существованию самого парламента. «Петиция о корнях и ветвях» была подана в парламент от имени жителей Лондона, Мидлсекса и других графств и про­диктована страхом перед «католической опасностью» вне и внутри страны. Внутри, указывалось в ней, эта угроза исходит от прелатов — архиепископов и епископов, про­никнутых тенденциями, близкими к католицизму. Пети­ция обрушивалась на «ленивых, распущенных и невеже­ственных» англиканских священников, не проповедующих «божьей правды», т. е. учения о предопределении.

За этой риторикой скрывалась несомненная истина — высшее англиканское духовенство поддерживало абсолю­тистские притязания короля, отсюда требование изгнать этих «членов антихристова клана» из лона церкви. Когда в начале 1641 г, парламент приступил к обсуждению этой петиции, а вслед за ней и билля «О корнях и ветвях», обнаружилось, сколь значительны несогласия между крупными лендлордами и городскими толстосумами, с од­ной стороны, и джентри и средними слоями бюргерства — с другой.

Первые пуще огня боялись торжества принципа «ра­венства и самоуправления», который должен был бы восторжествовать в церкви в случае уничтожения ее епископального устройства. Так, сэр Эдмунд Уоллер заявил: «Наши законы и современное церковное устрой­ство перемешаны, как вино и вода. Я смотрю на епископат как на внешнее укрепление... и говорю себе, что если оно будет разрушено народом, то будет разоблачена та тайна, что мы ни в чем не можем ему отказать». Отсюда он делал вывод, вполне согласующийся с логикой собственниче­ских классов: в случае уничтожения епископата «мы должны будем взять на себя тяжелый труд защиты нашей собственности (от притязаний бедных), подобно тому как мы ее недавно отстаивали от притязании короля». И билль на данной стадии его обсуждения был отвергнут.

Второй из названных документов, так называемая «Великая ремонстрация»,— результат деятельности спе­циального парламентского комитета, назначенного для рассмотрения положения королевства. Обсуждение «Ре­монстрации» в парламенте проходило в крайне напря­женной обстановке острых трений как между королем и парламентом, так и внутри самого парламента. Причины такого развития событий лежали на поверхности. Во-первых, король предпринял поездку в Шотландию, наде­ясь превратить своих недавних врагов в союзников и в оп­лот против мятежной столицы или по крайней мере обеспечить свой тыл с севера на случай возникновения гражданской войны. С этой целью Карл I признал не­зыблемость пресвитерианского церковного устройства Шотландии. Этот маневр короля не на шутку взволновал лидеров парламентской оппозиции во главе с джентльме­ном из Сомерсета Джоном Пимом. В Шотландию были немедленно направлены уполномоченные парламента, ко­торые должны были «сопровождать» короля и своевре­менно информировать парламент обо всех его политических шагах.

Известие о вспыхнувшем восстании в Ирландии еще больше накалило атмосферу в Лондоне и в стране в целом. Не без явного политического умысла усиленно распро­странялись слухи о тысячах ирландских протестантов, будто бы павших от рук мятежников, что последние дей­ствуют от имени короля, что их поддерживает королева Генриетта-Мария, не говоря уже о папе римском. Еще столь недавно отвлеченно звучавшая угроза о внешней католической опасности оказалась теперь у порога Ан­глии. В результате то, что являлось следствием англий­ской (протестантской) колонизаторской политики в Ир­ландии, усиленно осуществлявшейся здесь со времен Елизаветы I, в интерпретации пуританских кругов выступило как религиозный конфликт, к тому же этнически окрашенный.

Ирландское восстание поставило на повестку дня необходимость создания вооруженной силы, предназна­ченной для подавления восстания, и в связи с этим вопрос: кому — парламенту или королю — будет при­надлежать контроль над нею? С этого момента пуритан­ским кругам было нетрудно выступить в роли истых «патриотов», предупреждающих о грозящем вторжении армии ирландских мятежников в Англию и в связи с этим об опасности восстания католиков внутри страны. По­скольку же двор давно уже прослыл едва ли не центром «заговора папистов», то не стоило больших трудов обра­тить всю эту пропаганду против сохранения за королем его традиционных полномочий назначать лорда-лейте­нанта, возглавлявшего народное ополчение (милицию). И если вопрос о финансировании военной экспедиции в Ирландию споров не вызывал — денежные мешки Сити охотно соглашались предоставить заем по подписке под «залог» будущих земельных конфискаций после подавле­ния восстания, то вопрос о контроле над вооруженными силами оставался до поры до времени открытым.

Такова была политическая обстановка в стране в мо­мент обсуждения в парламенте уже упоминавшейся «Ве­ликой ремонстрации». В этом важном документе консти­туционного этапа революции в виде «жалоб» на «положе­ние страны», сложившееся в период единоличного правления Карла I, по сути, была изложена программа классов — союзников в революции, как она виделась им на данном этапе. Подобно «Петиции о корнях и ветвях», «Ремонстрация» начиналась с констатации «большой опасности», нависшей над королевством и связанной с су­ществованием «порочной и злонамеренной партии», кото­рая стремится изменить религию и заодно государ­ственный строй Англии. «Злонамеренными махинация­ми» этой «партии» авторы «Ремонстрации» объясняли и англо-шотландскую войну, и восстание в Ирландии, и конституционный конфликт между королем и парла­ментом. В приложенной к ней «Петиции» выдвигались требования лишить епископов права голоса, удалив их из палаты лордов, а также уменьшить их власть над низшим духовенством и другими подданными. С этой целью, произведя полную реформацию церкви, уничтожить вве­денные в церковь «новшества»: алтари и престолы, скульптуры и органы. Красной нитью через всю эту программу проходила забота о неприкосновенности со­бственности на землю, движимое имущество и на доходы. Характерно, что специальный параграф «Петиции» со­держал требования запрета каких-либо раздач короной без одобрения парламента из фонда земель, которые будут (!) конфискованы в Ирландии после подавления мятежа и перейдут в распоряжение короля.

Таким образом, дело «колонизации» Зеленого острова буржуазно-дворянский блок стремился, опережая собы­тия, заполучить в свои руки. Наконец, характерно, что из 204 статей «Великой ремонстрации» интересы демократи­ческих низов были затронуты буквально в считанных из них, и то в формулировках, которые ограждали не столько интересы этих низов, сколько их «благодетелей» — рабо­тодателей и лордов маноров. Обсуждение «Великой ремонстрации» в палате общин снова обнаружило, сколь велики были разногласия среди ее членов по вопросам, составлявшим основу церковной и политической доктри­ны пуритан в строгом смысле этого слова,— палата общин утвердила «Ремонстрацию» большинством всего в 11 голосов.

Тем временем Карл I, вернувшись из своей поездки в Шотландию, решил нанести ответный удар, потребовав суда над пятью лидерами палаты общин и одним пэром. Вновь назначенный королем комендант Тауэра получил приказ навести орудия на Лондон. В этот критический час палата общин апеллирует к Лондону. Толпы народа заполняют его улицы. 11 декабря в палату лордов пода­ется петиция с требованием исключить епископов из состава палаты. 27 декабря вооруженная толпа встретила их, явившихся на заседание, криками: «Долой епископов!» На следующий день только два епископа осмелились явиться на заседание палаты лордов. Лорды потребовали принятия мер против «смутьянов», но общины отказались это сделать. «Избави, бог,— предостерегал Пим,— если общины чем-нибудь ослабят воодушевление народа». 3 января 1642 г. королевский прокурор явился в парла­мент с требованием арестовать пять членов палаты общин, обвиняемых в государственной измене (среди них были Пим, Гемпден, Гольз и др.), но палата ответила отказом. На следующий день король в сопровождении 400 солдат лично явился, в нарушение традиции, в палату общин для ареста названных ее членов, но, вовремя предупрежден­ные, они скрылись в Сити. Туда же перенесла свои заседания и палата общин. 5 января мэр Лондона ответил королю отказом на требование выдать «изменников».

Лондон в эти дни напоминал вооруженный лагерь. Столица отказала королю в повиновении, и 10 января 1642 г. он уехал на север страны, чтобы собрать силы для вооруженной борьбы. На следующий день палата общин в сопровождении многих тысяч лондонцев снова верну­лась в Вестминстер. Охрана парламента была доверена лондонскому ополчению (милиции).

1 июня 1642 г. пресвитерианское большинство парла­мента предприняло последнюю попытку избежать граж­данской войны — палата лордов и палата общин направи­ли Карлу I, находившемуся в Йорке, «19 предложений». Если оставить в стороне «пожелания», связанные с при­нятием мер против иезуитов, папистских священников, а также требование исключить из палаты лордов лордов-папистов (епископов), то камнем преткновения оставался ордонанс парламента о сборе милиции, во главе которой решением парламента был поставлен граф Эссекс; по­следнее было прямым нарушением прежде никем не оспаривавшейся прерогативы короля — призывать «под ружье» милицию и назначать лорда-лейтенанта. В свою очередь парламент требовал от короля роспуска набран­ных им на севере вооруженных сил. Парламент настаивал также на заключении тесного союза с Соединенными провинциями (Голландией) и другими протестантскими государствами для борьбы против папства и католических стран. Король решительно отверг эти предложения, ус­мотрев в них «покушение на конституцию и основные законы королевства». 22 августа в Ноттингеме был под­нят королевский штандарт *. Это означало объявление королем по традиции войны мятежному «феодалу» графу Эссексу, т. е. фактически парламенту. Так завершился конституционный этап революции, и началась граждан­ская война.

Первая гражданская война (1642 — 1646)

В истории этого этапа нас будет интересовать не столько военная хроника и связанные с нею политические события, сколько факторы, обусло­вившие исход важнейших из них и гражданской войны в целом. Прежде всего обращает на себя внимание изна­чальная географическая локализация сил роялистов, с од­ной стороны, и сил парламента — с другой, точнее, «размежевание» территорий, служивших их оплотом. Как известно, северные и западные графства оказались по преимуществу на стороне короля, а южные и восточные графства — на стороне парламента *. В первом случае речь шла о территориях, в экономическом отношении отсталых, на которых традиционные общественные распо­рядки, и прежде всего отношения лендлорда и держателя-земледельца, были в общем еще мало затронуты капиталистическим хозяйственным укладом, во втором — о тер­риториях, экономически наиболее развитых именно благодаря тому, что традиционные общественные отноше­ния подверглись здесь далеко идущему преобразующему влиянию этого уклада. Иными словами, водораздел меж­ду враждующими лагерями, готовившимися к воору­женной борьбе, объективно отражал межклассовый ха­рактер конфликта в национальном масштабе.

Большинство представителей крупной знати и значи­тельная часть среднего дворянства выступили на стороне короля, точно так же как большая часть торгово-предпринимательских элементов в деревне и городе, народные низы, если их выбор оказывался более или менее сво­бодным, выступали на стороне парламента.

Ясно одно: суть «конституционного» по видимости конфликта, переросшего к осени 1642 г. в конфликт воору­женный, заключалась в фундаментальном противоречии между проводившейся двором — в интересах крупной феодальной знати (включая иерархов церкви) и сросшей­ся с нею торгово-финансовой олигархии, прежде всего Лондона,— внутренней и внешней политикой и жизненно важными интересами новых общественных классов — носителей раннекапиталистического хозяйственного укла­да в городе и деревне.

Как показал опыт первых двух лет законодательной деятельности Долгого парламента, цель оппозиции, по меткому замечанию современного английского историка Д. Эйлмера, заключалась в попытке низвести его исполни­тельную власть (а в чрезвычайных обстоятельствах и его законодательную власть) до положения еще одного «дополнительного» сословия (наряду с духовными светскими лордами и общинами). Точнее говоря, парламент пре­тендовал на то, чтобы решение всех важнейших вопросов внешней и внутренней политики происходило по форму­ле; «Король в парламенте и через парламент». Пусть король по-прежнему формально назначает на высшие государственные должности, заключает международные договоры и т. п., однако все его решения вступают в силу лишь при согласии парламента. Вместе с тем несомненно, что при всем материальном превосходстве лагеря парла­мента — оно обеспечивалось уже самим фактом выступле­ния на его стороне Лондона — над его противниками-роялистами решающей боевой силой парламента, его опорой были народные низы города и деревни. Так, от историка Долгого парламента Мэя не ускользнул тот факт, что на стороне парламента оказались фригольдеры и йомены Восточной Англии. Проповедник Ричард Бак-стер подчеркивал, что на защиту парламента выступили большая часть торговцев, ремесленников, фригольдеров и средний сорт людей, в особенности в тех графствах и корпорациях, где было развито сукноделие. Далеко не всегда народные низы ожидали призыва парламента, во многих случаях они поднимались к действию по со­бственной инициативе. Таковыми были не только много­численные выступления против огораживаний, но и ико­ноборческие движения. Они громили «языческое» убранство церквей, уничтожали витражи, скульптуры и органы, изгоняли роялистки настроенных священников. Пала­та лордов требовала принятия экстренных мер против смутьянов. Палата общин, хотя словесно осуждала по­добные акции, но с мерами не спешила.

Ход первой гражданской войны отчетливо распада­ется на два этапа:

1) когда исход ее для парламента решало военное руководство, находившееся в руках пресвитериан;

2) когда это руководство перешло к индепендентам. Следует заметить, что размежевание сил в масштабе страны происходило постепенно и разновременно. На локальном уровне в этом процессе сказывалось многое: близость или отдаленность от Лондона, родственные связи, поземельная зависимость, личные привязанности и антипатии и т. п. Так или иначе, но к осени 1642 г. стра­на покрылась множеством крупных и малых очагов революции, которым противостояло в большинстве графств н значительное число очагов контрреволюции. Последними служили не только города на западе и севере страны, но и дворянские замки и усадьбы, а зачастую и англиканские храмы. Так, в Кентерберийском соборе восставшие обнаружили склад оружия и пороха. В городе Чичестере духовенство оказывало активное содействие джентльменам-роялистам в захвате местного арсенала, а за оградой собора обучался кавалерийский отряд рояли­стов. Везде собирались отряды милиции: одни — следуя предписаниям короля, другие — во исполнение предписа­ния парламента **.

Немало было попыток властей на местах сохранить «нейтралитет», выжидая, на чью сторону склонится чаша весов. Война на первых порах складывалась из мелких стычек разрозненных отрядов, стремившихся ов­ладеть оружейными складами, опорными пунктами. Хотя роялистам удалось привлечь на свою сторону, прежде всего в экономически отсталых районах, немало зависи­мых от них земледельцев, ремесленников, слуг, тем не менее, дворянский характер их ополчений, особенно кавалерии, не подлежит сомнению. Этот факт позднее будет отмечен Кромвелем.

Что же касается ополчений парламента, то его преиму­щественно народный характер (включая и кавалерию) также обратил на себя внимание современников. Так, на первом этапе гражданской войны особенно отличилось народное ополченке (так называемая милиция) Лондона. В 1642 — 1643 гг. 20 тыс. добровольцев-лондонцев — мужчины, женщины, дети — возводили вокруг столицы укрепленную полосу 9 футов в ширину, 18 футов в высоту и 18 миль в длину.

Первое крупное сражение парламентских сил «кругло­головых» и роялистов («кавалеров») произошло 23 ок­тября 1642 г. при Эджгилле, второе — в ноябре при Тернхем-Грнн. И хотя в обоих случаях парламентское ополчение не только успешно преграждало королю дорогу на Лондон, но и было близко к тому, чтобы нанести ему поражение, тем не менее, главнокомандующий парламент­скими силами на юге страны граф Эссекс намеренно давал возможность роялистам выходить из боя без значитель­ных потерь. Этой его тактикой вскоре воспользовался король, занявший Оксфорд, превратив его в свою рези­денцию. Сюда же из Лондона перебралась большая часть палаты лордов и значительная часть палаты общин **. Так завершилось политическое размежевание в Долгом пар­ламенте между так называемыми конституционными роя­листами (Фолкленд, Гайд, Колпеппер и др.) и более радикально настроенными его членами (Пим, Гемпден, Кромвель и др.)-

В 1643 году ополчение Лондона проделало марш через всю страну на запад, придя на помощь осажденному роялистами Глостеру. На обратном пути в битве при Ньюбери (25 октября) его стойкость спасла от разгрома парламентские силы, устояв перед роялистской кавале­рией под началом принца Руперта, в то время как кавале­рия парламента была сметена ее сокрушительным ударом. Наконец, хорошо известно, что на втором этапе войны решающей ударной силой в армии парламента стала кавалерия под началом Оливера Кромвеля, набранная из среды фригольдеров восточных графств. Однако начало гражданской войны потребовало от парламента ответа на отправной, по сути, вопрос: к чему, в конечном счете, сводится цель его военной политики? И тогда оказалось, что пресвитерианское большинство палаты общин пуще огня боялось военной победы над королем, так как это могло развязать революционную инициативу народных низов города и деревни, и без того «сверх меры осмелевших». В ряде городов, в том числе в Лондоне, под давлением снизу произошли перевороты, в результате которых к власти пришли вместо роялистски настроенной правящей олигархии выходцы из менее со­стоятельных и более демократических кругов.

В этих условиях революционность пресвитерианского большинства в парламенте быстро испарилась. Джон Готем, оказавший вместе со своим отцом сопротивление королю, пытавшийся овладеть арсеналом города Гулль (1642 г.) и затем переметнувшийся на сторону короля, так объяснял свое поведение: «Ни один человек, обладающий в какой-то мере долей в государстве (т. е. собственно­стью), не может желать победы (в гражданской войне) ни одной из сторон... (ибо) это служило бы великим искушением... огромное количество нуждающихся людей всей страны немедленно восстанут, и это приведет к пол­ному разорению всей знати и джентри».

Мотивы очевидного стремления пресвитериан ограни­чить вооруженный конфликт с королем лишь оборони­тельной тактикой, ведя одновременно поиски путей при­мирения, отчетливо выразил граф Эссекс в 1644 г.: «Является ли это той свободой, которую мы взялись защищать, проливая нашу кровь?.. Потомки скажут, что для освобождения их от гнета короля мы подчинили их гнету простого народа». Отсюда тактика парламента в этот период: лучше добиться минимально приемлемых для него уступок в ходе мирных переговоров, нежели одержать победу над ним с помощью революционного воодушевления одетого в солдатские мундиры простого народа *. Правда, в парламенте обсуждался еще один выход: достичь своих целей с помощью шотландцев — для пресвитерианского большинства парламента он был более приемлем, чем развязывание революционной ини­циативы низов.

Пораженческая по сути тактика главнокомандующих парламентскими силами — графа Эссекса на юге и графа Манчестера на востоке — привела к тому, что в конце 1643 г. военное положение парламента стало поистине критическим: почти весь север и запад страны, три чет­верти ее территории, находились в руках роялистов. Парламентская армия Уоллера перестала существовать. У Эссекса оставалось едва ли больше 5 — 6 тыс. человек. Армия так называемой Восточной ассоциации создава­лась медленно, к тому же ее командующий граф Манче­стер всячески препятствовал ее действиям против сил короля. В этих условиях пресвитерианское большинство парламента, не желавшее, с одной стороны, развязать народную войну, а с другой — «страшась последствий военной победы короля», ухватилось за единственный, как ему казалось, выход. В сентябре 1643 г. был заключен военный союз с шотландцами. В «обмен» на военную помощь против Карла I парламент подписал «Торже­ственную лигу и ковенант» — договор, по которому согла­сился на введение в Англии пресвитерианского церковно­го устройства по образцу шотландского взамен англикан­ского.

В январе 1644 г. шотландская армия вступила на территорию Англии. В июле того же года в битве при Марстон-Муре силы сражавшихся на стороне парламента (шотландцы, ополчение Йоркшира под началом Томаса Ферфакса и ополчение Восточной ассоциации, в котором решающую роль играла кавалерия под командой Оливера Кромвеля) нанесли крупное поражение силам роялистов. Однако до решающей победы было еще далеко. За потерю севера страны, перешедшего под власть парламента, роя­листы вознаградили себя победами на юго-западе, где армия Эссекса была разгромлена в сентябре 1644 г.

Силы короля снова угрожали Лондону, и только в этих условиях в парламенте был, наконец, принят так называемый Ордонанс о самоотречении (апрель 1645 г.), в результате которого члены обеих палат лишались своих должностей в армии. Для Оливера Кромвеля было сдела­но исключение. После ухода из нее командующих-пресви­териан решающая роль в дальнейшем ведении войны на стороне парламента перешла к индепендентам. Послед­ствия этого не замедлили сказаться: в сражении при Несби 14 июня 1645 г. армия «нового образца» одержала

решающую победу над роялистами. Отныне борьба при­обрела характер разрозненных операций по подавлению отдельных очагов сопротивления роялистов. В июне 1646 г. силы парламента вступили в Оксфорд, где находи­лась штаб-квартира Карла I; сам он бежал на север, в расположение армии шотландцев. Таким образом, первая гражданская война завершилась полной военной победой парламента, одержанной — вопреки стремлениям пресви­териан,— только опираясь на самоотверженность и массо­вый героизм крестьян и городских ремесленников, одетых, а солдатские мундиры.