3. Вопрос о непосредственном знании в философии Шеллинга

Взгляд на непосредственное, интуитивное, познание, развитый Фихте до 1804 г., и в особенности его учение об интеллектуальной интуиции оказали влияние на раннего Шеллинга (1775—1854). В «Системе трансцендентального идеализма» Шеллинг подобно Фихте пытался использовать понятие интеллектуальной интуиции для диалектического решения антиномии, или противоречия, между свободой и необходимостью.

Противоречие это казалось неразрешимым сточки зрения обычной логики рассудка. Точнее говоря, оно разрешалось в пользу одного из членов альтернативы исключением или отрицанием другого ее члена. Или все детерминировано — тогда нет места никакой свободе, тогда существует только фатальная предопределенность всех человеческих действий, а понятие свободы мнимое и иллюзорное. Или свобода человеческих действий возможна — тогда рушится всеобщий характер детерминированности природных процессов и явлений, тогда невозможно научное предвидение, а понятие причинной связи событий лишается универсальности.

Шеллинг приступает к анализу этого противоречия, не покидая точки зрения детерминизма. Он разъясняет, что деятельность нашего интеллекта протекает согласно необходимым законам, не зависящим от произвола нашего усмотрения. Со времен Спинозы и особенно Канта и Фихте положение это казалось прочно обоснованным. По взгляду Шеллинга, детерминированность работы интеллекта настолько всесильна и непреодолима, что мышление субъекта может определяться не иначе, как необходимыми законами интеллектуальных процессов и связей.

Но далеко не каждый мыслящий интеллект имеет верное знание о необходимом характере своей деятельности. Поэтому собственные действия эти не представляются ему в качестве объекта. Дабы действия нашего интеллекта могли восприниматься нами как

76

действия объективные, необходимо — так утверждает Шеллинг, — чтобы в момент, когда «аш интеллект совершает известное действие, мы одновременно созерцали и самый процесс этого действия.

Такое созерцание интеллектуального действия в момент его совершения и есть, согласно Шеллингу, «интеллектуальная интуиция». Так же как у Фихте, она мысль, направленная на деятельность мышления.

По Шеллингу, интеллектуальная интуиция есть ключ к разрешению диалектических противоречий — противоречий абсолютного и относительного, бесконечного и конечного, объекта и субъекта, природы и сознания, необходимости и свободы. По разъяснению Шеллинга, в акте интеллектуальной интуиции наше сознание свободно воспроизводит — в умозрении — те самые действия, которые необходимо совершаются им по законам детерминизма.

Таким образом, интеллектуальная интуиция Шеллинга— это осознание действующим интеллектом необходимости законов, по которым он действует. Такой интеллект связывает в своем созерцании бытие и деятельность.

Этот достигаемый интеллектуальной интуицией синтез, или усмотрение единства необходимости и свободы, отличается от синтеза рационалистов. Например, у Спинозы единство свободы и необходимости дано только в знании и свобода мыслится только как познание необходимости. Напротив, диалектический синтез Шеллинга охватывает знание и бытие, субъект и объект, идеальное и реальное. При этом самый интеллект рассматривается не как данная и неизменная способность, а как становящаяся и развивающаяся деятельность. «Всякая другая наука (кроме философии.— В. Л.),— говорит Шеллинг, — предполагает интеллект (Intelligenz) уже готовым, философ же рассматривает его в становлении и заставляет его как бы возникать перед его глазами» (82, 427).

При всей близости учения Шеллинга об интеллектуальной интуиции к учению Фихте между ними существует важное различие. Фихте полагал, что интеллектуальная интуиция — способ постижения, свой-

7 Зак. 195 77

ственный общечеловеческому сознанию. Она, если можно так выразиться, «демократична», представлена в деятельности любого человеческого интеллекта, и в ней нет ничего исключительного. «...Всякому можно показать в его опыте, им самим признанном, — пояснял Фихте, — что эта интеллектуальная интуиция встречается в каждый момент его сознания. Я не могу сделать ни единого шага, не могу двинуть ни рукой, ни ногой без интеллектуальной интуиции моего самосознания в этих действиях... Каждый, кто приписывает себе какую-либо деятельность, ссылается на эту интуицию» (37, 463).

Напротив, Шеллинг считает интеллектуальную интуицию способностью только особых лиц, избранников духа. Мышление большинства подчиняется обычным формам рассудочной логики, интеллектуальная интуиция этому большинству чужда и недоступна. Она предполагает особые способности или особый философский талант, возвышающий философа над толпой. Талант этот «состоит... не только в том, чтобы быть в состоянии свободно повторять ряд первоначальных действий, но главным образом в том, чтобы в этом свободном повторении вновь сознавать первоначальную необходимость этих действий» (82, 397—398).

Развивая этот взгляд, Шеллинг оказался одним из вдохновителей реакционного крыла немецкого философского и литературного романтизма. Именно в этом течении способность усмотрения единства противоположностей, возвышение познания над конечными формами обычного рассудка и обычной логики, акты интеллектуальной интуиции рассматривались как привилегия аристократов духа. Против этого воззрения, как мы увидим ниже, резко выступит Гегель.

Но Шеллинг отличается от Фихте не только тем, что в учение об интуиции он внес воззрение интеллектуального аристократизма. Различие касается и самого содержания учения. У него оно приобрело гораздо более мистический и алогический смысл, чему Фихте. В теории Шеллинга имелось явное противоречие. Выше уже отмечалось, что она была задумана, как и у Фихте, для диалектического обоснования син-

78

теза необходимости и свободы. Но исполнение разошлось с замыслом. В учение об интеллектуальной интуиции Шеллинг внес ложную, чуждую диалектике мысль, будто интуиция есть акт, абсолютно непосредственный, абсолютно свободный, вневременный и вне-причинный. Уже в «Философских письмах о догматизме и критицизме» он заявил, что его не удовлетворяет обычное учение о происхождении всего знания из непосредственного опыта. Он пытается ближе и точнее определить характер этой непосредственности. Безусловно, соглашается он, знание должно исходить из опыта. Но «так как всякий направленный на объекты опыт опосредствован другим опытом», то познание должно возникать «из непосредственного [опыта] в самом узком смысле этого слова, то есть из опыта, созданного нами самими и независимого от какой бы то ни было объективной причинности» (81, 318). Такое познание и есть, согласно Шеллингу, «интеллектуальная интуиция». Оно наступает, «когда мы перестаем быть для самих себя объектом, когда, обратившись внутрь себя, созерцающее Я тождественно с созерцаемым». В этом созерцании «исчезает для нас время и длительность: не мы находимся во времени, а время — или, вернее, не оно, а чистая абсолютная вечность— находится в нас. Не мы растворились в созерцании объективного мира, а мир растворился в нашем созерцании» (81, 319).

Это воззрение сближало Шеллинга с критикой, которой романтики подвергли рассудок и рассудочную логику. Диалектика непосредственного и опосредствованного знания растворяется у Шеллинга в непосредственности мистического созерцания. В то время как в учении позднего Фихте все более подчеркивалось значение логического опосредствования и система Наукоучения все более устремлялась к логически-дедуктивному построению, Шеллинг усиливал тенденцию алогизма, содержавшуюся в ранних редакциях «Наукоучения».

В этом же направлении развивалась философия романтизма (Фридрих Шлегель), а также философия

7* 79

чувства и веры (Якоби). К ним примыкал и Шлейер-махер. Идея непосредственного знания, противопоставленного понятиям и формам рассудка я вознесенного над ними, была общим логическим и гносеологическим знаменем этих учений.

Первая попытка критического преодоления концепции непосредственного знания была предпринята в работах Фихте после 1804 г. Но эта попытка не могла получить решающего значения в его философии, которая сложилась и развивалась — и в первый и во второй период — на основе субъективного идеализма.

Гораздо более значительной по своим результатам оказалась диалектическая критика теорий непосредственного знания и интеллектуальной интуиции, развитая Гегелем.