martynovich_s_f_red_temy_filosofii_nauki

131

содержательную взаимосвязь между историческими науками (или науками о культуре) и ценностями.

Исследования в этом направлении вели и другие философские школы, но выводы их существенно отличались от вышеизложенных. Например, такие влиятельные в XX веке школы как марксизм и позитивизм, не были склонны обращать большого внимания на ценностную проблематику. Понятие «ценность» редуцировалось или к рационально-познавательному отношению или к политико-идеологическому. Поэтому социальная теория марксизма обходилась без анализа ценностного отношения человека к миру.

Важным этапом исследования ценностей стали работы М. Вебера в области социальных наук. Для него социология не являлась позитивистки понимаемой дисциплиной и представляла собой, так же как и экономика, часть наук о культуре с присушим им ценностным содержанием.

Однако, подобные взгляды в социальном познании не возобладали, ученые и общество на некоторое время потеряли интерес к ценностям. Лишь в 60-е гг. XX века в нашей стране и в странах Западной Европы растет интерес к аксиологии, и появляются новые попытки изучить ценностные аспекты поведения человека в обществе. В первую очередь, это привело к анализу связанного с ценностями понятия оценки. Но, к сожалению, оценка связывается не с понятием ценности, а с интересами различных социальных групп. Было признано то, что оценки отдельных явлений распространены в общественном познании намного больше, чем в естествознании, а также то, что оценка можно рассматривать как разновидность социального познания. Таким образом, социальное познание связывается с интересами различных социальных групп и идеологий, существующих в обществе. Ценностное отношение как определенная система, в которую органично входит и оценка, рассмотрено с позиций, сводящих ценность к каким-либо другим понятиям.

Вообще, редукция ценности к каким-либо понятиям была характерна не только для марксизма, но и для других влиятельных в XIX-XX вв. течений, например, для позитивизма. Его представители стремились свести ценность либо к потребностям, либо к интересу, не обращая особого внимания на специфику и самостоятельность ценностного подхода. По словам М.С. Кагана, это происходило в форме сведения ценностного осмысления человеком мира и ценностей ориентации человеческого поведения к биологической избирательности всех живых существ. Например, в психологической трактовке А. Маслоу ценность оказывалась избирательной установкой, производной от потребностей, а иногда отождествлялась с ними. Позитивизм как таковой или отказывался рассматривать все, что выходит за границы точного знания и, в частности, демонстрировал это по отношению к ценностям, или же сводил их к биологической полезности, удовольствию или экономической стоимости. Специфика ценности практически не замечается и не учитывается

132

исследователями, стоящими на подобных позициях. Соответственно, и в позитивистски ориентированном социальном познании, не мог появиться и утвердиться ценностный подход.

Переходя к определению места ценностей в историческом познании, необходимо отметить, что сделать это можно, лишь применяя системный подход, хорошо зарекомендовавший себя во многих сферах познания. В понимании сути системного подхода существует большое разнообразие точек зрения. Мы акцентируем свое внимание на понимании системы через функцию. Место ценностей в историческом познании выявляется лишь при определении тех функций, выполнение которых делает данную часть необходимой целому, а функционирование всех ее частей достаточным для жизни целого в его реальной целостности. Предварительно можно выдвинуть тезис о том, что ценность в историческом познании играет системообразующую роль, она определяет его основные аспекты, такие, как выбор объектов, постановку целей и задач исследования, выделение, отбор и проверку фактов, а также разработку теорий и закономерностей исторического познания.

С точки зрения аксиологии, учитывая вышеизложенные научные подходы к анализу науки, можно сказать, что совокупность проблем философско-аксиологического анализа исторической науки не сводится к понятию ее полезности, фиксирующему отношения социальных групп и индивидов к соответствующим потребностям, принимаемым или отвергаемым ими, а, следовательно, и к оценке данных феноменов в качестве полезных или бесполезных. Полезность исторического познания не раз подвергалась сомнению и даже полностью отрицалась. Вместе с тем многие выдающиеся мыслители с древности и до наших дней не только сами уделяли большое внимание познанию прошлого, но и горячо отстаивали полезность, важность и необходимость его изучения. Развитие взглядов на историческое познание условно разделено Гегелем в его «Философии истории» на 3 стадии: 1) первоначальная история, когда авторы описательных произведений (Геродот, Фукидид) пишут о том, что видят; 2) рефлективная история (все источники от средневековья до современной Гегелю германской истории), которую он раскладывает на всеобщую, прагматическую, критическую, частичную; 3) философия истории, которую он определяет как «мыслящее рассмотрение ее».

«Философствование» над историей начинается с древних греков. Причиной его Аристотель считал удивление или недоумение перед неизвестным. Философским основанием исторического интереса в античности явилась диалектика. Два комплекса обстоятельств – бурные исторические события, связанные с греко-персидскими войнами, глубокие социально-культурные изменения, сложные отношения с окружающим варварским миром, с одной стороны, и быстрое научное и философское развитие – с другой, накладываясь друг на друга, привели к тому, что

133

греческие мыслители распространили свое познавательное удивление на общество, ибо оно действительно оказывалось в каком-то смысле неизвестным и вместе с тем наиболее полно соответствующим диалектической модели развития. Существенно то, что греки, наблюдая современность, еще не могли заметить некоторую общность, некоторые типичные, сходные черты в их разнообразии; но более или менее отчетливо уже замечали некоторую общезначимость событий, их поучительность и многозначительность. Не случайно античные исторические труды имеют политико-назидательное и моральноназидательное содержание. Происходит оформление немифологического донаучного исторического сознания, и в этом главное значение античного периода в развитии историографии.

Теоретическое историческое сознание средневековой Европы во многом складывалось под влиянием взглядов античной философии на историческое знание. Но ряд моментов, присущих только христианству, необходимо обусловливали его «историчность».

Важным источником по истории раннего средневековья являются агиографические сочинения: жития реальных и вымышленных людей, причисленных церковью к лику святых, описание их подвижничества, мученичества. Создание большинства из них приходится на период V-IX вв. Разумеется, события, о которых повествуют агиографы, иногда вымышлены, однако сообщают о реальных людях. Даже самые неправдоподобные жития содержат огромное количество побочной и потому достаточно достоверной информации по истории материальной культуры, по экономике, особенностям быта, нравов, верований, по исторической географии, и генеалогии.

Среди нарративных источников XI-XV вв. наиболее важны исторические сочинения-анналы, хроники и истории. В XII-ХIII вв. анналы, особенно церковные, с их схематизмом, локальностью всё более вытесняются хрониками, авторами которых нередко были и светские люди. Хронисты XII-XV вв. обладали несравненно большим кругозором, чем их предшественники-анналисты. С XIII в. они нередко писали свои сочинения не на латыни, а на народных языках. Хронисты отличаются большей детальностью в описании событий, их авторы не просто регистрировали факты, но и стремились дать им собственную, пусть идеалистическую, интерпретацию. Вера в чудеса, божественное провидение (провиденциализм), отсутствие критики источника отличали хронистику XII-XIV вв.

С конца XIV в. в Италии зарождается гуманистическая историография, более решительно разрывающая с провиденциализмом, стоящая на позициях рационального истолковывания событий с элементами научной критики источника. В феодальном обществе историк, летописец, хронист мыслился как «человек, связующий времена». История

134

была средством самопознания общества и гарантом его мировоззренческисоциальной стабильности, ибо утверждала его универсальность и закономерность в смене поколений, «возрастов» человечества во всемирно-историческом процессе». История в эпоху средневековья не рассматривалась как наука или как занимательное чтение. История была существенной частью миросозерцания. Средневековое общество постоянно пыталось соотнести себя с прошлым и будущим. На фоне божественной вечности разыгрывалась история человечества. Её представляли весьма смутно. Люди образованные воспринимали её в свете библейской истории, в качестве смены мировых монархий, но «ниже» уровня политической жизни действительность осознавалась стабильнее.

Конституитивные содержания христианской веры, порождающие историческое сознание, можно свести к следующему: история воспринимается как нечто творимое, созидаемое, соответственно обновляемое; наличие единого общественного субъекта делает возможным сведение самых разнообразных и бесчисленных историй в нечто единое; эсхатологическая направленность веры выстраивает временность, событийность родовой жизни человечества – жизнь всего творения в историческое протяжение от прошлого через настоящее к будущему, наконец, христианство предполагает индивидуально-историческое понимание своей жизни как чего-то абсолютно значимого по ценности и уникального по содержанию. Христианская философия истории – это уже смыслоисторическое сознание. Наиболее полно сущность его проявилась в теолого-историческом учении Августина, главное значение которого в контексте нашего изложения состояло в возможности многоаспектного постижения истории. В этом учении история есть нечто единое, поскольку судьба всех людей определяется единством происхождения от Адама. Историческая жизнь имеет воспитательное назначение для человеческого рода, и поэтому само ее протекание наделено определенным смыслом. Исток, характер и целевое содержание истории – провиденциально определяемый процесс, в котором определенное место имеет и индивидуальное человеческое существование. В таком положении четко фиксируются две группы позвательных отношений. К одной группе принадлежат отношения человека к объективной исторической действительности в ее конкретных проявлениях на определенной стадии развития социальных изменений. К другой группе – отношения, выделяемые мышлением в самой действительности, а именно: отношения индивидуального, личностного и социально-группового, стабильного и нестабильного в общественном развитии, неповторимого и повторяющегося, обстоятельств, зависящих от каких-то неизвестных еще факторов, и отдельных поступков, детерминированных божественной волей. В неразрывном сочетании этих противоположных групп отношений сохранялась та диалектика античности,

135

которая продолжалась и в становлении исторического познавательного интереса в Новое время.

Общая историзация культурного сознания в Новое время была теснейшим образом взаимосвязана с различными формами теоретикопознавательного отношения к истории. Здесь можно отметить три направления теоретизирования: 1) сохранение теологических воззрений на историю, которые уже не играют главенствующей роли; 2) появление светской философии истории, оформляющейся в относительно самосостоятельную предметную область; 3) оформление исторической науки. Последнее имеет особо важное значение для развертывания дальнейших аспектов нашего исследования. С появлением исторической науки на нее целиком ложится функция восстановления, реконструкции прошлого. Соотношение научно-исторического сознания и философского отношения к истории становится как бы «онтологическим». Но уже в Новое время многообразные разработки в различных сферах теоретического постижения истории сводились к полаганию истории «самой по себе» как важнейшего, если не единственного, измерения человеческого существования. А это означало наличие определенного аксиологического подхода, так как историческая действительность, являющаяся предметом исторического познания, воспринималась как важнейшая для человека реальность, вбирающая в себя, по существу, все прочие значимые для человека реальности.

Это положение легло в основу понимания ценности исторического познания и в новейшую эпоху. Во многом функции философии истории переходят к оформляющейся в XIX столетии социологии. Целый ряд социологических теорий XIX – первой половины XX века могут восприниматься и как философско-исторические (О. Конт, К. Брейзиг). Однако поиски основания анализа познания истории остаются за философами и это не случайно. Философ стремится мобилизовать прошлое в качестве ценностно-нормативного ресурса, стремясь утвердить настоящее как итог прошлого развития.

Формирование философских исторических школ связано с именами Ф.М. Вольтера, Дж. Вико, И.Г. Гердера. Вольтер впервые употребил термин «философия истории», имея в виду универсальное историческое обозрение человеческой культуры. Вико принадлежит открытие теории исторического круговорота. Гердер рассматривал философию истории как специфическую дисциплину, изучающую общие проблемы истории, законы развития человеческого общества. Философия истории их времен была по преимуществу общей теорией исторического развития. В ней была выдвинута и разработана идея исторического прогресса (Кондорсе), проблема единства исторического процесса и многообразия его форм, вопросы соотношения исторической закономерности, свободы и необходимости и ряд других. Наиболее развитой формой классической

136

философии истории была теория Гегеля. Он представил историю как единый закономерный процесс, в котором каждая историческая эпоха, благодаря своей уникальности, являлась закономерной ступенью в общем развитии человечества.

Продолжая развивать эти идеи, Шпенглер, Тойнби и Сорокин в конце XIX – начале XX века предложили свои варианты теории исторического круговорота. В это же время происходит становление критической философии истории, в которой основными направлениями выступают гносеология и логико-методологический анализ исторической науки. Гносеологическая теория и критика исторического познания (основоположником которой явился Дильтей) уже анализирует историческое сознание в широком смысле слова. Следуя за Кантом в его трех «критиках», Дильтей выдвинул проект создания «Критики исторического разума», предполагающий в качестве основного содержания анализ возможности исторического познания, что, в свою очередь, породило три направления: герменевтический интуитивизм «философии жизни» и экзистенциализма, неогегельянскую философию тождества исторического бытия и мышления, а также аксиологический методологизм неокантианства. Так, итальянский философ-идеалист Б. Кроче представил теорию историографии как одно из проявлений «философии духа». Так как дух у Кроче историчен по своей природе, философия является по существу философией истории, а историческая наука, со своей стороны, есть также и философия, поскольку в частном историк познает универсальное и осмысляет прошлое, исходя всегда из настоящего.

Следующим этапом в развитии философско-исторических учений можно считать неокантианство. Его представители Виндельбанд и Риккерт в своих учениях рассматривали и вопросы ценности, связанные с познанием. Риккерт как представитель Баденской школы неокантианства обосновывал необходимость для историка руководствоваться в своей работе ценностями, «без которых не может быть вообще исторической науки». Не заостряя внимания на соотнесении понятия «ценность» с исторической наукой, отметим, что главной идеей этих концепций было утверждение предметной и гносеологической специфичности истории, ее отличия от естествознания и «натурализованных» общественных наук, особенно от социологии. Центральное место в разработках этого направления занимает феноменология. По мнению ее основателя Э. Гуссерля, науки о природе и истории нуждаются в определенном обосновании, которое может дать только философия, понятая как строгая наука о феноменах сознания. При этом и на историческое познание распространялся бы редукционизм, а саму историю необходимо было бы представить как «переживание интенциональных актов». Именно эти моменты и являются, на наш взгляд, непреодолимыми препятствиями для

137

признания гуссерлевского подхода правомерным к анализу исторического познания.

Следует упомянуть здесь и «аналитическую» философию истории, которая тесно связана с позитивистской традицией. Разрабатывая преимущественно вопросы логико-методологического исследования исторической науки, представители этого направления (П. Гардинер, К. Гемпель, У. Дрей, Э. Нагель и др.) считают, что задача философии не предписывать правила исторического метода, а описывать и анализировать исследовательскую процедуру и объяснительные приемы историка – особенности логики исторического познания. Очевидно, что такой подход страдает односторонностью, не учитывающей онтологическую природу исторического познания. В традициях русской философии, с ее обращенностью к осмыслению человеческой природы, развивались

своей проповеди универсального всеединства связывал философское творчество с позитивным разрешением жизненного вопроса «быть или не быть правде на земле», развивая христианский идеал своей историософии – «богочеловеческого процесса» – как совокупного спасения человечества. В том же направлении, с идеалистических позиций, представляли исторический процесс, а значит и путь его познания гуманист Н.А. Бердяев и интуитивный экзистенциалист Л.И. Шестов.

Напротив, на основе материалистического понимания истории излагались философские и методологические проблемы исторического познания в российской философской литературе 70-80-х годов прошлого столетия. В таком направлении исследовали историческую науку

(В.А. Ельчанинов), Саратове (В.П.Барышков, В.П. Фомин, Н.Г. Козин, В.Б. Устьянцев,) и многие другие. Налицо успехи в разработке таких проблем философии истории, как выяснение предмета методологии истории, ее важнейших категорий, трактовка исторического источника, исторического факта, исторической теории. В трудах указанных исследователей рассмотрены вопросы о специфике гуманитарного познания, общем и особенном в нем по сравнению с естествознанием и технознанием, о роли описания в научном познании. При всем разнообразии проблем в этих исследованиях намечен единый логикометодологический подход к историческому познанию, который может характеризоваться как системно-гносеологический. Суть его – в представлении исторического познания как составной части общего процесса познания человечеством окружающего мира. Опираясь на предшествующий опыт, автор в представленном разделе разрабатывает

139

истории. Постараемся показать это, сравнивая подходы историка и философа к интересующему нас предмету. Здесь следует сделать акцент на таком феномене исторической науки, как единство в ее цели познания прошлого, настоящего и предвидения будущего. Целью исторического исследования является, как правило, анализ конкретной исторической ситуации во всех ее взаимосвязях и формулирование определенных выводов, закономерностей, характеризующих ее генезис. Философский подход к истории означает, что прошлое существует не как самодостаточная и лишь для себя значимая реальность, а как момент (этап, ступень) целостной истории, включающей в себя настоящее и будущее. Историческая наука, как правило, воздерживается от суждений о том, чем может или должна быть история для будущих поколений. Историк не предугадывает дальнейший ход истории, не пытается выходить за пределы того, что ему уже фактически известно о ней.

Напротив, философ менее всего склонен ограничивать свое понимание истории тем, что уже произошло, случилось в ней. История интересует его не

всвоей фактичности, а в своей значимости для человека, то есть не как факт, данный в опыте изучения исторических источников, а как особого рода ценность, лежащая за пределами любого возможного опытного знания. Философ истории ясно осознает, что будущее необходимо исследовать иными средствами, нежели прошлое, так как оно располагается не в сфере сущего, а в сфере возможного – желаемого или должного, что и придает целостному видению истории характер не объективного, фактически обоснованного знания, полученного в результате ее научного изучения, а лишь ее субъективного, то есть чисто мысленного, идеального образа, значимого для того, кто его создает. Если взять это единство объективного и субъективного как основание исследования истории и в прошлом, как оно и есть на самом деле, то, очевидно, произойдет снятие разногласий в определении целесообразности истории (исторической науки) как идеи создания соответствующей картины мировой истории, ее определенной периодизации и типологизации. В ней история предстает как процесс развития, схему которого составляет отношение настоящего к прошлому, что уже фактически существует, и к будущему – тому, что тишь гипотетически предполагается, строящееся на принципиальном несовпадении, нетождественности образующих ее временных блоков. Ценность же познания не в суммировании разрозненных в пространстве и времени способов и форм жизни эмпирических индивидов, но постоянно становящегося и расширяющего свои возможности человека, творящего своей деятельностью эти формы. В таком постижении истории и состоит ее самая глубокая ценностная значимость, так как выявляется сама подоснова целесообразности исследования того деятельного человеческого сообщества,

вкотором рождается прошлое, настоящее и будущее, – сама история в ее внутренних сцеплениях и отношениях.

140

Субъективным моментом этой целесообразности необходимо будет принадлежать установление соответствия научному стандарту идеала исследовательской деятельности историка, направленности его интереса. Со времен Канта известно, что идеи не могут быть обоснованы опытным путем и имеют относительно опыта лишь регулятивное, а не конститутивное значение, указывая на возможные границы опытного знания, за которые теоретический разум не должен переступать. К числу таких идей, вероятно, принадлежит и история. Так, виднейший философ А.Ф. Лосев рассматривал становление, движение, развитие, общественное развитие, специфическим образом интерпретированную структуру общественного развития в качестве категорий, необходимых для построения любой концепции истории. Именно описывая и объясняя свои объекты через эти категории, классическая наука занимается поисками общих закономерностей. Специфика истории состоит в том, что она ищет эти закономерности, генерализуя их через интерес к неповторимым уникальным индивидуальным явлениям, не отвечая на вопрос «почему» они существуют, но «зачем». Тем самым достигается единство объяснения и понимания как идеала научно-познавательной деятельности историкаисследователя.

Другим ценностным моментом исторического познания является его рациональность, понимаемая как замкнутая самодостаточная система правил, критериев, эталонов, являющихся общезначимыми и имеющими одинаковый смысл для всех членов данного социума. Историческая рациональность представляет собой частный вид рациональности. Она охватывает набор общезначимых правил, критериев и эталонов, предназначенных для построения систематизированных знаний о прошлом, правил, принятых членами определенной группы – историками. Историческая рациональность сама изменяется и в различные эпохи включает различные правила, критерии и эталоны.

К перечню содержательных моментов аксиологии исторического познания относится и его специфика в системе исторического знания. Историческое познание, сформировавшееся в качестве самостоятельной отрасли познавательной деятельности, с самого начала выступает как эмпирическая форма познания. В данном контексте эмпиричность можно рассматривать как один из критериев научности. Долгое время в западной науке процедуры эмпирического познания общественных явлений резко противопоставлялись эмпирическим методам естественных наук (Юм, Милль, Конт). Другая точка зрения, напротив, обосновывала неразделенность в методах познания, как бы игнорируя предметную область гуманитариев вовсе. Задачей аксиологического исследования исторического познания с этой стороны является предпринимаемая нами попытка обосновать значение применения традиционных общенаучных методов познания в исторической науке, учитывая ее специфику.