4. Смысл смены правящих династий

Понимание процесса развития истории Кореи следует начинать с вос­приятия категорий ценностей предков корейцев, то есть под развитием следует понимать тот новый порядок вещей, который избран самими корейцами для создания «лучшего общества» и достигнут в результате их упорных усилий. Ко­нечно, само понятие ценностей в стране менялось в зависимости от эпохи. Следовательно, очень важно найти такие традиционные ценности, к ко­торым корейцы бы могли стремиться сегодня. Важно найти и такие всеобщие ценно­сти, которые могут стать достоянием не только корейцев, но и всего человече­ства.

В корейской традиции имеются такие общие ценности. И по мере движения времени обнаруживается все больше ценностей, которые можно воспринять. Так, например, свобода, равенство, демократия, мир, наука и техника, экономическое благополучие являются ценностями, которые могут принадлежать всему человечеству. Лишь формы проявления и методы их реализации отличаются от западного образца.

Так, если западная демократия осуществляется через выборы (различные системы голосования), то разве Корея не имела своей демократии, осуществляя строгий отбор своих представителей через систему государственных экзаменов? В противоположность Западу, придававшему большое значение индивидуальной свободе, разве Корея не обладала чувством свободы, выдвигая на первое место общинное благополучие? Если Запад достигал социального прогресса через обагренную кровью классовую революцию, а Корея достигала того же путем преобразования человека на основе образования, то можно ли считать Корею, в которой не созрела кровавая революция, страной с замедленным социальным прогрессом? Если искать ответы на эти вопросы, исходя только из за­падных ценностных категорий, то мы едва ли преуспеем.

Тотальными переменами, осуществляемыми корейцами в поли­тической, экономической, социальной и культурной областях для претворения в жизнь своих лучших представлений о ценностях, была смена правящих дина­стий. Следует иметь в виду, что в отличие от Китая, где смена династий происходила в форме вооруженных захватов в результате столкновений между китайцами и северными народами, смена династий в Корее означала перемену системы управления, происходившую в результате соперничества между сооте­чественниками за то, кто из них получит большую поддержку населения.

Поскольку победа или поражение в борьбе за установление новой дина­стии зависела не от величины вооруженных сил, а от степени народной под­держки, успеха можно было добиться, лишь предложив идею широких реформ, которая могла бы завоевать симпатии народа, т.е. предложив популярную поли­тическую программу (кёнъюн). Этим объясняется и то, что в смене династий ак­тивное участие принимают ученые-интеллектуалы, и происходит культурная ре­волюция. Государства, которые были основаны при опоре только на военную силу – такие, как у Кунъе или Кён Хвона – недолговечны. В истории Кореи были многочисленные руководители заговоров, но не было случая, чтобы путем мя­тежей, ставящих целью только захват власти, создавались династии.

Что же касается основателей государств Корё и Чосон, то они происхо­дили из отдаленных от столицы провинций, были настроены оппозиционно, в простонародном духе. Несмотря на экономическую силу и знания, в сословном отношении они принадлежали ко второму разряду или маргинальным слоям, в чьих жилах текла кровь представителей «подлого сословия» (чхонмин). Поэтому они были ограничены в правах и перспективах при поступлении на службу, и даже находясь на государственной службе, испытывали презрение столичной аристократии. Чтобы преодолеть эти трудности и пробить дорогу к уважению и влиятельности, у них не оставалось иного способа, как искать поддержку народа. Именно к таким лицам принадлежали основатель Корё Ван Гон, основатель Чосона Ли Сонге и следовавшие за ними заслуженные сановники.

Равным образом при смене династий основатели и Корё, и Чосона производили все­объемлющие политические, экономические, социальные и культурные реформы Экономические и сословные вопросы были тесно связаны с интересами всего простого народа. В течение целого столетия после основания государства Коре было осуществлено преобразование аграрной и налоговой системы, известное под названием чонсиква («земля и лес по рангам»), были отрегулированы отно­шения между богатыми и бедными, и таким образом был внесен вклад в улуч­шение жизни народа.

Путем присвоения своей фамилии местным богачам-ходжок, расшире­ния их доступа к образованию и государственной службе, а также установления брачных связей Ван Гон привлек их на свою сторону. Кроме того, он освободил от подневольного состояния крепостных-ноби, принадлежавших к самой низкой социальной группе. Общество Корё стало более открытым по сравнению с об­ществом Силла, которое на основе сословной системы кольпхум («кости и раз­ряды») обеспечивало гегемонию столичной аристократии. Поддержанное в культурной области как буддизмом аристократии (кёджон), так и буддизмом местных влиятельных родов ходжок (сонджон), Корё построило систему управления на основе «двух подразделений» (янбан): все чиновничество дели­лось на гражданских (мун) и военных (му), а идеи конфуцианства использовались для управления государством.

Реформы в государстве Чосон были еще более последовательными, чем в Корё. Еще до утверждения власти Ли Сонге будущие высшие сановники государства развернули в центре активное реформаторское движение для привлечения на свою сторону народа. Они также сосредоточили усилия на разрешении земель­ных и сословных проблем, имевших прямое отношение к жизни народа. Осуще­ствленная в конце Корё реформа поземельного строя кваджонбоп была более прогрессивной, чем система чонсиква. Она создала новое общество, в кото­ром возросла роль мелкого крестьянства, и не допускала развития крупного землевладения, основанного на незаконных земельных захватах; в таком обществе всеобщее рас­пространение получило среднее и мелкое помещичье землевладение и нату­ральное хозяйство мелких крестьян.

По сравнению с прошлым, значительно смягчились и сословные ограни­чения. Из сложившихся еще в период Трех государств двух категорий подне­вольного сословия еще в период Корё были освобождены подневольные жители поселений типа хян, со и пугок, но значительная масса остального подневольного насе­ления – ноби (рабы, крепостные) получила освобождение только в период Чосон. В начале своего существования династия Чосон путем структур­ных реформ предусматривала превращение ноби в обычных (податных) кресть­ян-простолюдинов, а в поздний период династии этот процесс ускорился в ре­зультате усилий не только государственных органов, но и самих ноби. По сути, ноби, так и не ставшие простолюдинами, приобрели статус, не отличав­шийся от статуса последних. Приравнивание отношений между ноби и хозяевами (санджон) к отношениям между подданными и государем с точки зрения морали означало революционную перемену.

Янбаны, составлявшие господствующий класс Кореи, были не гарантированной законом наследственной аристократией, а не более чем привилегированным сословием, приобретшим государственные должности через систему государственных экзаменов (кваго). Несомненно, потомки янбанов находились в более выгодном, чем простолюдины, положении с точки зре­ния служебных перспектив, однако без прохождения «карьерной лестницы» го­сударственных экзаменов они никак не могли стать государственными чинов­никами высокого ранга.

Следует обратить внимание на то, что в период династии Чосон значи­тельно улучшились условия для получения образования. Интенсивное книгопе­чатание при помощи металлического наборного шрифта и ксилографа, распро­странение по всей стране сети провинциальных школ (хянгё) а также активное домашнее обучение внесли богатый вклад в поднятие уровня образования. С расширением экзаменационной системы возросли возможности для оценки спо­собностей. Поэтому по сравнению с династией Корё династия Чосон создала более откры­тое общество и укрепила свою устойчивость, включая представителей народа в ряды господствующего класса.

Идеологическая революция, осуществление которой совпадало с основа­нием и утверждением династии Чосон, ознаменовала существенный разрыв с традицией Корё. Чосонская знать критиковала буддизм с беспрецедентной для истории Востока последовательностью. Буддийское духовенство, в значитель­ной степени влиявшее на политику Корё, было жестко изолировано от полити­ческой жизни. Буддизм в целом был отстранен от политики и сохранил только религиозное влияние. Освобожденное от буддийского влияния духовное про­странство было занято неоконфуцианством (соннихак), в соответствии с принципами которого осуществлялось социальное регулирование в широчай­шем спектре – от вопросов управления государством до семейных отношений и обычаев.

Хотя неоконфуцианство находилось под влиянием идей Чжу Си, чосонское конфуцианство не было догматическим заимствованием его идей. Корей­ское неоконфуцианство, преобразуя учение Чжу Си на свой лад, временами то согласовывало его с утилитаризмом ханьско-танского конфуцианства, то склонялось к метафизике и субъективизму. Одно время в поздний период династии Чосон на первый план вышла идея долга и справедливости, но затем ос­новное направление учения склонилось к традиционализму, в результате чего в изучении и толковании первоначальной конфуцианской доктрины корейцы пре­взошли самого Чжу Си. Особенностью корейского неоконфуцианства было то, что под одной внешней доктринальной оболочкой выступали тысячи отличающихся друг от друга гибких оттенков содержания.

Корейское неоконфуцианство служило формой, в рамках которой осуще­ствлялись значительные социальные перемены и изменения в идеологии. Вме­сто буддийского вероучения, подчеркивавшего только метафизическую катего­рию и (ли) – мир сознания, неоконфуцианство одновременно признавало важ­ность и категории ки – реального мира, утверждая, что через ки реализуется само­сознание индивида, а через и – спокойствие и рационализм общества. Значительный подъем науки и техники в эпоху Чосон обязан, наряду с влиянием стимулирующих его внешних факторов, также и ра­ционалистическому неоконфуцианскому мировоззрению, которое также способствовало установлению согласия и сотрудничества между различ­ными слоями общества.

«Три устоя и пять правил взаимоотношений» (самган орюн), ставшие фундаментом чосонской морали, регламентировали не только порядок в отно­шениях между старшими и младшими, но также и правильность сотрудничества между ними. Следует иметь в виду, что таким образом поведение подданных по отношению к государю, детей – по отношению к родителям, жен – к мужьям, младших – к старшим поднялось на более высокую ступень. Кроме того, новые отношения между хозяевами и крепостными (ноби), приравненные к отношени­ям между государем и подданными, еще более подняли человеческое достоин­ство крепостных. Принципы самган орюн не утверждали необходимость безусловного подчинения нижестоящего вышестоящему: каждый человек имеет свои обязанности, которыми определяется его «доля» (пун), и именно эта доля и определяет самостоятельность (чучхесон) индивида.

Династия Чосон применяла публичную власть для того, чтобы не допус­тить злоупотреблений со стороны меньшинства, обладающего особыми приви­легиями. Наибольшее внимание в государственном управлении обращалось на то, чтобы поддерживать общественный порядок. Поэтому во всех случаях применения власти, отбора чиновников, образования народа, экономического уст­ройства и учета общественного мнения уважалась общая воля, общий выбор, общее образование, общественные поля, общее мнение. Таким образом, система управления династии Чосон обретала черты общественного государства.

В системе управления государством, принятой во времена династии Чо­сон, можно найти и экономические методы. Для усиления общественной роли государства необходима была здоровая финансовая система. Поэтому с целью увеличения доходов государства расширялись источники налогообложения, причем эти доходы тратились на общественные нужды. Важнейшими статьями финансовых затрат государства являлись обеспечение нужд королевского двора и административной системы, расходы на оборону, образование, оказание по­мощи бедным, регулирование цен, создание финансовых резервов на случай не­урожаев и войн, обеспечение бедствующих семей (одиноких, вдов, сирот, един­ственных сыновей, инвалидов), лечение больных и приобретение лекарств. Хотя ван в качестве верховного исполнителя общественной власти обладал бóльши­ми, чем прежде, полномочиями, использование этих полномочий в частных целях не допускалось. Каждый его шаг и каждое действие подробно записывались под надзором всего народа и предавались суду истории. Монарх также являлся и учащимся, который ежедневно получал наставления от наибо­лее ученых своих подданных. Он был крайне одиноким властителем, лишенным частной жизни.

Описанный выше монархический порядок заметно отличался от устрой­ства феодального общества на Западе. Хотя он отличается и от современного устройства западных государств, но если посмотреть на него с точки зрения бо­лее значительной общественной роли государства, то можно считать, что такой порядок был ближе к современному государству. С точки зрения общественной роли государственной власти Корё уступало Чосону, Три государства – Корё, а Древний Чосон – Трем государствам. При ретроспективном взгляде можно ска­зать, что по мере движения вперед возрастала общественная роль государства.

Наибольшие перемены, которые корейцы испытали в своей жизни, выпа­ли на XX в. Действительно, XX век в корейской истории был временем наи­больших испытаний и самых драматичных перемен. Если вкратце подытожить двадцатое столетие, то можно сказать, что благим приобретением стали матери­альные условия, а потерей – сам человек. Не будет преувеличением сказать, что в обстановке экономического благополучия корейцы превратились в сытых ну­воришей «подлого сословия». Если это считать общим итогом ста лет модерниза­ции, то отныне самой большой задачей корейцев является именно поиск и обрете­ние человечности. Слова «обретение человечности» означают возрождение уважения к человеку и его нравственности. Это является не только зада­чей отдельной нации, но и задачей всего человечества. Исследование исторического развития только под призмой материальной культуры едва ли можно считать правильным подходом к определению задач нашей эпохи. И духовная культура человека должна стать важным мерилом при определении прогресса и регресса.