Глава V. Очерк политической истории Смоленской земли.

В незапамятные, доисторические, времена, с берегов реки З. Двины перешли кривицкие колонисты к верховьям Днепра и двинулись по его берегам и его притоков на восток. Мало-помалу раздвигались их поселения, устремляясь все далее и далее, пока не перешагнули в область р. Волги и ее верхних притоков ¹. Кривицкие колонисты заняли своими поселениями великий путь с отдаленных времен втянулись в торговые интересы, сделавшись посредниками в сношениях далекого востока с западом ². Там, где находится узел великих водных путей, должен был возникнуть исходный пункт колонизации смоленских кривичей и центр обширных торговых сношений, тут явился новый кривицкий город Смоленск. Все поселения кривичей, от Днепра и до р. Москвы, должны были стоять в тесных торговых отношениях к этому центру. Около него скучивалось население в городах и селах, и избыток его уходил далее на восток, подкрепляя собою давно образовавшиеся там колонии и закрепляя еще более их связь с Смоленском. Старый Полоцк остался далеко назади и не мог уже поддерживать политического влияния на далеко ушедших своих колонистов. Мало-помалу Смоленск приобретал для восточных кривичей значение политического центра; разбросанные на великом восточном пути кривицкие колонии обращались в пригороды своего торгового и колонизационного центра, и связь торгово-промышленная {259} перешла в подчинение политическое. Когда утвердился такой порядок вещей, мы сказать не можем. Несомненно, он подготовлялся постепенно, но даже в историческое время, когда уже образовалось Русское государство, этнографическая связь смоленских и полоцких кривичей еще сознавалась, и самый Смоленск играет роль важного торгового пригорода старого Полоцка. Интерес первых страниц истории Смоленской земли и заключается в борьбе этого старого принципа единства Кривицкой земли с новым течением — возникшим уже стремлением смоленских кривичей обособиться, создать отдельную политическую единицу. На первых порах Смоленск не проявляет такого стремления и вслед за старым Полоцком мирно принимает посадников киевского князя Олега ³. По всей вероятности, зависимость Смоленска от Киева выражалась в это время ежегодною данью, доставлением ополчений в случае военных предприятий киевских князей, и в содержании у себя его посадников. Но вместе с тем со второй половины X века мы видим первый факт политической обособленности Смоленска от Полоцка. Когда Владимир двинулся из Новгорода для подчинения себе полоцкого князя, между его ополчениями мы находим кривичей, конечно, смоленских ⁴. Таким образом, Смоленская земля становилась в непосредственную зависимость от великих князей киевских; в Смоленске находился посадник великого князя, вследствие чего этот {260} город являлся уже политическим центром области. Первое ясное указание на обособление Смоленской земли, как отдельной политической единицы, относится к 1054 году. Летописи говорят, что еще при своей жизни Ярослав Владимирович посадил в Смоленске своего сына Вячеслава, который и княжит там до 1057 года, к которому относится известие о его смерти. По общему соглашению, братья, Изяслав, Святослав и Всеволод, переводят в Смоленск из Владимира Волынского Игоря Ярославича, но и он умирает в 1060 г. ⁵ После этой кратковременной обособленности, Смоленская земля вновь теряет ее и даже делится на три части между Изяславом, Святославом и Всеволодом. Трудно указать, какая именно часть досталась каждому из них. Самый объем Смоленской земли был гораздо менее, чем в XII ст. Так места по реке Протве были населены еще независимым племенем голядью, и Изяслав Ярославич в 1058 году покоряет их власти киевского князя ⁶. Некоторое время Смоленск переходит из рук в руки. В 1073 году, когда киевский стол был занят Святославом Черниговским, Смоленск переходит во власть брата его Всеволода, который отдает этот удел своему старшему сыну, Владимиру Мономаху. Последний остается в Смоленске и после смерти Святослава Ярославича, и таким образом есть основание думать, что с конца XI ст. вся та территория, которая в XII ст. входит в состав Смоленской земли, сосредоточивается в руках Всеволода, так как последнему принадлежало и среднее Поволжье с городом Ростовом ⁷. Когда происходила борьба Святополка Изяславича и Владимира Мономаха с Олегом Святославичем, Смоленск неожиданно выступает на политической арене. В 1095 году Давид Свято-{261}славич, сидевший в Новгороде, был оттуда изгнан, и его принимают к себе смольняне. Опираясь на них, Давид становится открыто во враждебные отношения к Святополку и Владимиру Мономаху. Правда, смольняне не согласились принять к себе брата Давида, Олега Святославича, но тем не менее они отдают в его распоряжение свои ополчения, с которыми он продолжает военные действия в земле Муромской и наносит поражение сыну Мономаха, Изяславу ⁸. В 1096 году Святополк и Владимир Всеволодович двинулись соединенными силами на Давида и заставили его отстать от союза с братом, но он все-таки сохранил за собой смоленский стол ⁹. К этому времени обширные владения Мономаха ясно группируются уже в отдельные княжества сообразно с своим естественным делением на этнографические единицы: Ростовско-Суздальская земля уже имеет отдельного князя сначала в лице Мстислава Владимировича, а потом его брата Изяслава; Новгородская земля ясно обособилась и постоянно видит у себя князей, какими в данный период являются Глеб Святославич, Святополк Изяславич, Мстислав Владимирович, Давид Святославич. Таким образом, естественно выделяется Смоленская земля, которая однако же {262} остается одна в непосредственной связи с отдаленным южным Переяславлем и поэтому должна была естественно управляться посадниками переяславского князя. Принятием к себе Давида Святославича и самостоятельными действиями в политических событиях Смоленск заявлял ясно свое стремление к выделению, к образованию отдельного княжества. Хотя после съезда князей в Любече в 1087 году Смоленск снова переходит в руки Владимира Мономаха, но Смоленская земля имеет особого князя: там сидит Святослав Владимирович, а построение в Смоленске в 1101 году церкви Успения Пресвятой Богородицы указывает на мысль Мономаха выделить Смоленскую землю не только в политическом, но и духовно-административном отношении созданием в ней отдельной епископии ¹⁰. В Смоленске княжение Святослава Владимировича, продолжалось до 1113 года, когда был там посажен другой сын Мономаха, Вячеслав ¹¹, который однако же в 1116 году оказывается уже на юге ¹². Как мы сейчас увидим, последующие события заставляют предполагать, что в Смоленске сидели затем посадники Владимира Всеволодовича до самой его смерти.

К этому-то переходному периоду в жизни смоленских кривичей и относятся попытки к объединению всей Кривицкой земли, идущие со стороны князей полоцких. Опираясь на этнографическую связь Полоцка, Новгорода и Смоленска, они стремятся захватить в свои руки область верхнего течения З. Двины, Волхова и Днепра, как пункт, откуда они могли распространять и упрочивать свое политическое влияние на всю кривицкую территорию. Первая такая попытка сделана была еще в 1067 году Всеславом. Сначала он {263} захватил Новгород. Когда братья Изяслав, Святослав и Всеволод двинулись против него и взяли Минск, Всеслав покинул Новгород, пошел против них, но потерпел поражение. Это было 3-го марта. Спустя три—четыре месяца, он собрал новые силы и двинулся с ними к Смоленску, но у города Орши встретился с своими врагами. На этот раз братья не рискнули вступить в битву с полочанами, может быть, опасаясь Смоленска, который был у них с тыла, а заманили Всеслава к себе на левый берег Днепра и арестовали ¹³. Мы не можем утверждать, что смоленские кривичи сочувствовали Всеславу, но не должны забывать, что в Смоленске в этот момент нет князя, а сидят посадники кого-то из трех братьев. Когда, после 1073 года, Смоленск принадлежал уже Всеволоду Ярославичу, Всеславу удалось захватить Смоленск. Узнав о движении Владимира Мономаха из Чернигова, Всеслав сжег город и ушел в свою область. Владимир, не захватив его в Смоленске, разорил его область около городов Лукомля, Логожска и Дрютска. Это происходило приблизительно около 1078 года ¹⁴. Про-{264}должателем стремлений Всеслава является его сын, Глеб. Опять мы встречаемся здесь с замечательным совпадением событий. В 1116 году смоленский князь, Вячеслав Владимирович был отозван на юг, и вслед за тем мы видим в Кривицкой земле новое и на этот раз очень сильное движение. Глеб захватил Копысь и Оршу и занял самый Смоленск. Тогда Владимир Мономах двинул туда ополчения не только с своими сыновьями, но и черниговских князей, Давида и Ольговичей. Главною целью Мономах поставил захватить Глеба в Смоленске. Союзники, сообразно с этим планом, стараются отрезать Глеба от его области. Они взяли Копысь и Оршу, а затем Дрютеск. Направив сыновей и черниговских князей на эти города, Владимир сам двинулся к Смоленску. Глеб сначала думал защищаться, но когда Владимир повел правильную осаду, Глеб выехал из города. Мир состоялся на условии, что город Минск отходит к земле Полоцкой. Мономах, как видно, сам отвел туда Глеба и водворил его там ¹⁵. {265} Так кончилась последняя попытка присоединения Смоленска к Полоцкой земле. Она не могла повториться потому, что спустя несколько лет Смоленская земля обособляется в особый удел.

Первым ее князем, положившим основание ее политической отдельности, является сын Мстислава Владимировича, Ростислав. Мы находим его на смоленском столе в 1128 году ¹⁶, но, по всей вероятности, он получил его тотчас по вступлении его отца на киевский стол, великокняжеский, в 1125 г. Тридцать два года княжил Ростислав в земле Смоленской, и последняя быстро приобретает выдающееся положение среди всех других областей земли Русской. Как видно из Уставной грамоты Ростислава Мстиславича 1151 г., смоленский удел достигал в то время уже самого большого объема, доходя на востоке до среднего течения реки Москвы ¹⁷. Значительная населенность, развитие торговли с востоком и западом, севером и югом, давали смоленскому князю обильные средства для придания своему княжеству политического веса в общерусских делах ¹⁸, и, несмотря на всю отрывочность имеющихся у нас данных, можно сказать, что Ростислав умел воспользо-{266}ваться своим положением и поставил Смоленскую землю на высшую степень политического могущества, какой она уже никогда не достигала после его смерти.

Сделавшись князем смоленским Ростислав старается поставить свой удел в независимое положение и в церковно-административном отношении. В 1137 году он основывает в Смоленске епископскую кафедру, а в 1151 году, с согласия веча, наделяет смоленскую церковь обширными привилегиями. Мы уже говорили раньше, что за все время княжения Ростислава нет ни одного факта, который указывал бы на столкновение князя с вечем. Уставная грамота 1151 года доказывает, что это внутреннее спокойствие не было результатом насильственного подавления вечевого начала княжескою властью, а уменья Ростислава ладить с вечем и признания его прав ¹⁹. Эти мирные отношения двух основных элементов древнерусской жизни давали князю средства для выполнения своих политических планов во внешних отношениях.

Внешняя политика Ростислава, насколько можно судить по имеющимся фактам, основывалась на двух принципах: безопасности и неприкосновенности Смоленской земли и поддержании Мономаховичей в их стремлении удержать за собой Киев, как вотчину. Вполне естественно, конечно, что Ростислав оказывает полное повиновение своему отцу, Мстиславу, когда последний сделался великим князем киевским. Так в 1128 году он участвует в походе против Полоцка, а в 1131 году идет против финского народа, очелы, вместе с братьями Всеволодом и Изяславом ²⁰. Но так же он относится и к своему дяде Ярополку, вносит ему известную дань, или „дар“, как сказано в летописи, с Смоленской земли и предпринимает поход против Чернигова в 1139 году ²¹. В 1139 году умер Ярополк Владимирович. По праву старшинства еще после смерти Мстислава киевский стол должен был перейти к семье Ольговичей, и именно к старшему сыну Олега Святославича, Всеволоду. Теперь права последнего являлись неоспо-{267}римыми, и Ростислав Мстиславич смоленский не только признает его великим князем, но участвует в его предприятиях, и в 1144 и 1146 годах вместе с Всеволодом идет против галицкого князя, Владимира ²². Но Ростислав не может допустить нарушения и права Мономаховичей и становится энергическим помощником своего брата Изяслава в борьбе за киевский стол. Однако он не признает прав последнего, а защищает лишь право старейшего из Мономаховичей в это время быть великим князем киевским. Таким лицом в семье Мономаха в данный момент был Вячеслав Владимирович. Летопись передала нам содержание одного из писем Изяслава Мстиславича к Ростиславу. Изяслав пишет: „ты ми еси, брате, много понуживал, якоже положити честь на стръи своем и на отци своем... ²³ Только в силу этого, Ростислав и поддерживает брата. Мы не будем подробно излагать той борьбы, которая возгоралась на юге после смерти Всеволода Ольговича. Она всецело относится к истории земель Киевской и Черниговской ²⁴. Обратим внимание лишь на те факты, которые так или иначе отзывались на Смоленской земле. Ростислав, поддерживая Изяслава Мстиславича, не раз принужден двигаться с своими смольнянами на юг. Так было в 1147, 1149 и 1151 годах, а в 1152 г. он посылает в Киев своего сына Романа. Но только в одном случае, именно в 1151 году, мы можем утвердительно говорить об участии в походе земских смоленских ополчений. Во всех остальных предприятиях дело велось, как надо думать, лишь посредством дружины ²⁵. Таким образом, это участие смоленского князя в событиях юга не оказывало сильного влияния на жизнь смоленского населения. Мы скорее имеем право предполагать участие земских ополчений в охране земли от вторжений неприятелей. Как видно, Изяслав Мстиславич в своей борьбе с Юрием Суздальским и черниговскими князьями постоянно опасался быть охвачен-{268}ным врагами с севера и востока. Так в 1147 году киевский князь просит Ростислава поднять новгородцев и нарядить смольнян для удержания Юрия. Смоленский князь исполнил желание брата, а сам принял участие в походе его на черниговских князей, но вслед за тем Изяслав Мстиславич уговаривает его ехать в Смоленск и там лично принять меры, чтобы не пропустить Юрия, который мог пройти чрез Смоленскую землю ²⁶. В таких случаях, при очень стесненном положении, Изяслав просит Ростислава прислать на юг только сына ²⁷. Но лишь только становится известным, что Юрий минул Смоленскую землю, как тотчас же является Ростиславу приглашение двинуться на юг ²⁸. Силы смоленского князя являются настолько внушительными, что Юрий не решается ни разу сделать попытку прорваться чрез Смоленскую область. Союзники ограничиваются нападениями на пограничные смоленские волости, и то на первых порах, когда, как видно, не было принято мер для обороны земли. В 1147 г, Святослав Ольгович разорил волости по верховьям Протвы, а потом Угры ²⁹. В это же время, может быть, в соединение с нападением на поротские волости, было произведено Юрием и отторжение от Смоленской земли ее волостей по среднему течению р. Москвы, о чем говорит Уставная грамота 1151 года ³⁰. Только этими случаями и ограничивается пребывание врагов на смоленской территории. Даже союзников смоленского князя мы видим на ней всего только один раз в 1148 г. Еще в 1147 г. условились Изяслав и Ростислав сделать нападение на область Юрия. На следующий год Изяслав явился в Смоленск с киевскими полками, оставил их Ростиславу, а сам отправился поднимать новгородцев. Смоленский князь с киевскими и смоленскими ратями двинулся к устью р. Медведицы, где и соединились все силы союзников. Затем они разорили берега Волги до впадения в нее р. Мологи. Начавшееся вскрытие рек заставило князей подумать об отступлении: новгородцы ушли домой {269} с Изяславом; киевские полки отступили с Ростиславом в Смоленск или разными дорогами домой ³¹. Таким образом, княжеские междоусобицы этого времени не наносили особенного ущерба Смоленской земле.

Той же самой политики продолжает держаться Ростислав Мстиславич и после смерти Изяслава. Стоя во главе сильной земли, он являлся единственным защитником прав Мономаховичей. Вот почему Вячеслав, лишившись старшего племянника, призывает к себе Ростислава. Мстиславичи не могут протестовать против этого факта, так как смоленский князь был в данный момент действительно старейший член их семьи, да и обладая мелкими уделами, они не могли поддерживать своего дела против притязаний князей черниговских. В 1154 году Ростислав, имея в виду заставить черниговского князя Изяслава Давидовича отказаться от враждебных действий против Вячеслава, предпринял поход против Чернигова. Неожиданная весть о смерти киевского князя застала Ростислава на пути к Чернигову. Тем не менее он продолжает поход. Тут пред нами ясно выступает взгляд Ростислава на права его рода. Он посылает сказать Изяславу: „целуй к нам крест: ты сиди в своей отчине, в Чернигове, а мы в Киеве будем“. Убедившись в ничтожности своих сил в сравнении с неприятельскими, смоленский князь вступил с Изяславом Давидовичем в переговоры, уступая ему великое княжение киевское. Вследствие этого между ним и его племянником Мстиславом произошла распря, воспользовавшись которой союзники Изяслава черниговского, половцы, нанесли Ростиславу страшное поражение. Смоленский князь бежал через Любечь в свою землю. Когда вслед за тем Юрий суздальский, оставшийся теперь старшим в роде Мономаховичей, двинулся на юг, то Ростислав с сильными ополчениями Смоленской земли вышел к ее пограничному городу, Зарою и послал Юрию сказать, что признает его старейшинство. Политические взгляды Ростислава и его прямота настолько были известны, что Юрий не задумался примириться с ним и послал ему ответ: „право, сын, с Изяславом я не мог быть, а ты мне свой брат и сын“. В следующем году {270} жена Юрия с детьми приехала в Смоленск, и Ростислав провожает ее в Киев. Поездка его в Киев на этот раз была вызвана просьбой Юрия, который признается, что без Ростислава ему не удастся устроить южных дел. И действительно, авторитет и нравственное влияние смоленского князя настолько сильно, что появление его в Киеве тотчас прекращает распри между Юрием и его племянниками. Но лишь только успел Ростислав умиротворить Мономаховичей, как тотчас спешит назад в свой Смоленск ³².

Хотя Юрий и жаловался на неуживчивость характера Изяслава Мстиславича, но и сам он не умел ладить с князьями и возбудил на юге общее недовольство. Результатом явился в 1158 г. союз против киевского князя, в котором принял участие и Ростислав Мстиславич. Неожиданная смерть Юрия предотвратила войну, и Изяслав Давидович черниговский мирно сел на великокняжеском столе. Являясь сторонником неправильно понятой идеи Владимира Мономаха, защищая принцип отчинности Киева в роде Мономаховичей, Ростислав тем не менее всегда на первом плане ставит мир, готов для этого сделать уступку и, как раньше при Всеволоде Ольговиче, признает теперь права великого князя киевского Изяслава Давидовича ³³.

Оставшись после смерти Юрия старшим в роде Мономаховичей, Ростислав не стремится захватить великокняжеский стол. Когда, в 1159 году, Мстиславичам удалось прогнать из Киева Изяслава Давидовича, и они зовут туда Ростислава, последний не торопится принять этого приглашения. Из Смоленска отправляются в Киев послы,— бояре Иван Ручечник и Якун, и по одному уполномоченному от Смоленска и Новгорода. Ростислав требует себе от Мстиславичей полного повиновения, как отцу, и решения дела о замещении митрополичьей кафедры по его желанию ³⁴. В политических взглядах братьев Изяслава и Ростислава было существенное различие. Первый считает Киевскую область неотъемлемою собственностью Мстиславичей. Ростислав смотрит на дело не так {271} узко, признавая весь род Мономаха имеющим право на киевский стол. Когда Изяслав после смерти Всеволода Ольговича захватил великое княжение, он не думал о правах своих дядей, и только настояния Ростислава заставили его позже признать старшинство Вячеслава Владимировича. Становясь в своих стремлениях в разрез с общественным мнением всей Руси, Изяслав постарался опереться на власть духовную, голос которой в событиях того времени имел большое значение. Он выдвинул на митрополию человека, с которым, очевидно, был знаком раньше и на расположение которого мог положиться. Таким и является Клим, человек, несомненно выдающийся по уму и образованию. Но так как он не был поставлен константинопольским патриархом, а собором русских, и притом не всех, епископов, то и не мог пользоваться тем авторитетом в вопросах общерусской жизни, на который рассчитывал Изяслав. Епископы Новгородской и Смоленской земли отказывают ему в повиновении. На стороне своего епископа Мануила стал и смоленский князь. Ни послание митрополита Клима к Ростиславу, ни дружба последнего к Изяславу, не могло изменить положение дела. В 1156 году был прислан из Константинополя новый митрополит Константин. Его признает и Ростислав. Теперь, когда Смоленский князь был приглашен в Киев, он требует со стороны Мстиславичей признания митрополита Константина и удаления Климента. После жаркого спора между Мстиславом Изяславичем и посланным в Киев сыном Ростислава, Романом, обе стороны пришли к компромиссу: просить из Константинополя нового митрополита ³⁵. Этот эпизод из церковной истории древней Руси, не имея прямого отношения к интересующей нас истории Смоленска, приводится нами лишь потому, что характеризует собою личность Ростислава Мстиславича: он во всем защитник права. {272} хотя всегда готов на возможное соглашение, если оно способно сохранить мир. Предвидя столкновение с Изяславом черниговским, Ростислав, в силу своего убеждения в правах Мономахова рода на Киев, принимает приглашение Мстиславичей будучи в данный момент действительно старейшим из Мономаховичей.

Деятельность Ростислава Мстиславича, как великого князя киевского, не должна быть предметом нашего исследования. Гораздо важнее для нас те факты деятельности этого князя, которые указывают на возрастание при нем политического могущества Смоленской земли. Еще раньше мы видели, что Изяслав просит Ростислава Мстиславича поднять своих союзников и вместе с ними двинуться к Киеву. Таким образом в 1147 году уже существуют какие-то тесные отношения между смоленским и ближайшими князьями ³⁶. Какие это были князья, мы сказать не можем. Но далее мы замечаем, что политическое влияние смоленского князя распространяется на все ближайшие области. Так в 1155 году рязанские князья заключают с Ростиславом договор, по которому обещают ему повиновение как отцу ³⁷. В 1156 году признает себя в зависимости от смоленского князя племянник Изяслава Давидовича черниговского, Святослав Владимирович ³⁸. Но особенно сильное давление оказывает Смоленск на дела полоцкие. В 1159 году вернулся на родину из своих скитаний сын бывшего князя полоцкого Бориса, Рогволод. Он снесся с горожанами Дрютеска, которые с большою радостью признали его своим князем и выгнали сидевшего у них Глеба Ростиславича. Известие о появлении сына старого князя Бориса вызвало сильное волнение в самом Полоцке, симпатии явно склонились на сторону Рогволода Борисовича. Ростислав Глебович с двумя своими братьями, Всеволодом и Володарем, двинулся против Дрютска, но не имел успеха. Тогда полочане прогнали Ростислава, а призвали на великокняжеский полоцкий стол Рогволода Борисовича. Как видно из этих событий, Полоцкая земля сосредоточивалось в руках одной семьи Глеба Всеславича, энергического защитника самостоятельности Полоцкой земли, посто-{273}янно грозившего целости новгородской и смоленской территории. Такое положение дела не могло не внушать опасения смоленским князьям, и потому вполне естественно было Ростиславу Мстиславичу поддержать теперь Рогволода Борисовича, чтобы разделить Полоцкую землю между князьями двух семей. Вслед за походом Ростислава Глебовича из Полоцка, Рогволод двинулся на него к Минску. Ростислав Мстиславич послал ему в помощь двоих своих сыновей, Романа и Рюрика, боярина Внезда, и смоленские ополчения: Полоцкая земля раздробилась снова на два крупных удела: Полоцкий и Минский, и меньшие: Изяславльский и Стрежевский. Этим вмешательством Ростислава в распрю полоцких князей было положено прочное основание для распространения протектората Смоленска над землей Полоцкой, который устанавливается в начале XIII столетия ³⁹.

Несколько в ином положении стоят отношения Смоленска к Новгороду В. В 1154 году новгородцы приглашали к себе самого Ростислава Мстиславича, но последний был в это время озабочен южными делами, получив известие о смерти Изяслава и приглашение от Вячеслава приехать скорее в Киев. Не окончив устройства новгородских дел, он уехал на юг оставив в Новгороде сына своего Давида. Новгородцы, недовольные на Ростислава, выгнали и Давида ⁴⁰. Однако спустя три года мы снова видим Ростислава Мстиславича в Новгороде. Он приехал туда с княгиней и с двумя своими сыновьями Святославом и Давидом, которых и оставил там, направляясь в Киев в 1159 году для занятия великокняжеского стола. Святослав Ростиславич был посажен отцом в Новгороде, а Давид в Новом Торгу ⁴¹.

Когда Ростислав Мстиславич был призван в Киев, в Смоленской земле остался княжить сын его Роман, после смерти которого смоленский стол переходит к Давиду Ростиславичу. Пока {274} был жив Ростислав, в политической жизни Смоленска не было резких перемен. Благодаря поддержке отца, ставшего к тому же великим князем киевским, Роман Ростиславич поддерживает политическое значение своего княжества, приобретенное раньше. По прежнему замечается известное влияние Смоленска на полоцкие дела. В 1160 году Ростислав из Киева посылает на помощь Рогволоду торков ⁴². Смоленск расширяет на запад свои владения приобретением Витебска, столь важного в торговом отношении пункта на З. Двине: Ростислав уговорил в 1165 г. витебского князя Романа Михайловича (внук Вячеслава Владимировича) уступить этот город Давиду Ростиславичу взамен на два незначительных смоленских города Васильев и Красный ⁴³. Такое выгодное положение, какое занял теперь Смоленск на соединении двух звеньев великого водного пути, вызвало, как кажется, неудовольствие в Полоцке против князя Всеслава Васильковича, бывшего под влиянием смоленского князя. Неожиданно двинулся против Полоцка Володарь Глебович, разбил Всеслава, который прямо бежал в Витебск к Давиду. Полочане целовали крест Володарю и двинулись с ним на Витебск. Между тем Давид известил о всем происходящем Романа Ростиславича. Осада Витебска была неудачна, а Роман подвигался из Смоленска. Полочане стали пугать Володаря Глебовича возможностью нападения на него с двух сторон. Володарь бежал, а Всеслав Василькович был снова посажен в Полоцке ⁴⁴.

Точно также поддерживается, благодаря Ростиславу, престиж Смоленска и в Новгороде В. Сыновья его не умели ладить с новгородцами, и только в силу своих великокняжеских прав, Ростислав требует у них повиновения своим распоряжениям. В 1160 году новгородцы потребовали у Святослава Ростиславича вывода его брата Давида из Торжка. Святослав исполнил их желание и отправил Давида к Роману Ростиславичу в Смоленск. Но недовольство было настолько сильно на обоих братьев, что вскоре вспыхнуло восстание против самого Святослава. Новгородцы аресто-{275}вали князя и княгиню, поковали его дружинников, разграбили княжеское имущество. Княгиню отправили в монастырь Св. Варвары, а князя в Ладогу. Когда об этом узнал Ростислав, то приказал арестовать бывших в Киеве новгородцев и посадить их в погреб, где несколько человек из них задохлось; оставшиеся в живых были разведены по разным городам. Но это не помогло. Новгородцы послали просить князя у Андрея Боголюбского. Между тем Святославу Ростиславичу удалось бежать в Полоцк к Рогволоду, который проводил его в Смоленск. Тогда Ростислав вступил в переговоры с Андреем. Решено было вывести Мстислава Ростиславича (племянника Андрея) из Новгорода. 28-го сентября 1161 года новгородцы снова ввели к себе Святослава Ростиславича и при том, как признается новгородский летописец, „на всей воли его“. Тем не менее в 1168 году Ростислав Мстиславич принужден был снова собраться в Новгород. В конце лета он предпринял свое последнее путешествие на север. Это было торжественное шествие, показавшее во всей полноте всеобщее уважение, каким пользовался он повсюду. По дороге, в город Чичерск, выехал ему навстречу его зять Олег Святославич с женой. Богатыми подарками чествовали тут Ростислава, а он отплатил всем роскошным пиром. Еще за триста верст пред Смоленском начали его встречать лучшие мужи смольняне, потом выехали его внуки, а за ними сын Роман с епископом Мануилом и тысяцким Внездом, „и мале не весь град“, как говорит летописец, вышел к нему навстречу. Множество даров было тут поднесено старому князю. Из Смоленска Ростислав поехал в Торопец и оттуда послал в Новгород сыну приказание выехать к нему в Луки, так как чувствовал себя уж не совсем здоровым. С большими дарами явились новгородцы с Святославом Ростиславичем на свидание к Ростиславу и дали клятву не искать себе другого князя, не разлучаться с Святославом до самой его смерти. Устроив новгородские дела, Ростислав Мстиславич возвратился в Смоленск. Тут он почувствовал себя очень плохо. Видя это, сестра его Рогнеда стала убеждать его остаться в Смоленске, но Ростислава тянуло к югу, в Киев: там, в Печерской Лавре хотел он найти место вечного успокоения. Он уже не увидел Киева. На дороге, около села Заруба, Ростислав почувствовал при-{276}ближение конца. Приказав своему постельничему Иванку Фроловичу и боярину Борису Захарьевичу позвать своего духовника Семена, он тихо скончался 14 марта. Тело его было отвезено в Киев ⁴⁵.

Со смертью Ростислава Мстиславича исчезает то политическое влияние, каким пользовался Смоленск в ходе политических дел на Руси. Сыновья его не могли, конечно, на первых порах пользоваться у всех таким авторитетом, как их покойный отец, но оказывается, что и в последующее время они не сумели приобрести ни себе, ни своей земле никакого политического влияния.

Казалось бы, что уже одно дробление Смоленской земли на уделы между сыновьями и внуками Ростислава должно было повлечь к ее ослаблению. Но тут мы замечаем интересный факт. После великокняжения Ростислава в Киеве, на юге имеют постоянно владения Рюрик, Давид, Мстислав, переходя там из одного города в другой; сидят Ростиславичи и в Новгороде, но вместе с тем у них существуют и постоянные уделы в земле Смоленской. Так позже видим, что Торопец принадлежит Мстиславу Мстиславичу ⁴⁶; город Лучин есть собственность Рюрика, который и отдает его в 1173 году своему новорожденному сыну, Михаилу-Ростиславу ⁴⁷. Но это обстоятельство только придает силы Ростиславичам: в минуту жизни трудную они бегут в Смоленскую землю и там находят и убежище, и средства для жизни. Однако раздробления земли на уделы все-таки нет. Мы не встречаем в истории Смоленска борьбы из-за уделов до средины XIII ст. Это заставляет предполагать, что князь смоленский оставался всегда полным хозяином всей земли, а уделы его родственников представляли из себя лишь волости, доходы с которых шли им на содержание. Это не были политические единицы, какими являются уделы в других землях. Объединительной силой, если мы не ошибаемся, являлось тут вече города Смоленска, не допускавшее возможности политической независимости пригородов. Таким образом в Смоленской земле не было того недуга, которым так страдали другие русские области: {277} князь города Смоленска, вече города Смоленска, были князем и вечем всей Смоленской земли ⁴⁸.

Несмотря на это важное обстоятельство, преемники Ростислава Мстиславича не были на высоте своего призвания. Первые шаги Романа Ростиславича на политическом поприще показали, что он усвоил от своего отца убеждение в преимущественных правах рода Мономаха на великое киевское княжение. Вследствие этого, почти во все продолжение своего княжения в Смоленске, он находится, если не в зависимости, то под полным влиянием Андрея Боголюбского, которого Ростиславичи признают главою Мономахова рода. Роман помогает Андрею взять Киев в 1169 году ⁴⁹. Когда в Киеве умер Глеб Юрьевич, посаженник Андрея, последний прямо посылает туда Романа. „Нарекли мя есте собе отцом, говорит Андрей Ростиславичам, а хочу вы добра, а даю Романови, брату вашему, Киев“. Оставив в Смоленске князем своего сына Ярополка, Роман Ростиславич охотно отправился на юг ⁵⁰. Но вскоре возникло дело об отравлении Глеба Юрьевича. Андрей требует выдачи заподозренных, будто бы, в этом бояр. Ростиславичи отказываются исполнить его требование. Тогда суздальский князь приказывает им уйти из Киевской земли, и Роман Ростиславич сейчас же исполняет это требование. Мало этого. Андрей двинул войска против Ростиславичей, направив их чрез Смоленскую землю, и Роман должен был послать своего сына против братьев ⁵¹. Наконец, Ростиславичи просят Андрея дать Киев Роману. Суздальский князь, несмотря на все выказываемое ему последним послушание, не сразу соглашается, медлит. Только смерть Андрея освобождает смоленского князя от этого политического гнета. Но Роман, сделавшись в 1175 году киевским князем, в силу своего характера, слабого и нерешительного, как характеризует его сама княгиня, в 1177 году уступает Киев Святославу Всеволодовичу ⁵². {278}

В тесной связи с этими фактами деятельности Романа Ростиславича стоят и его отношения к Новгороду. Он опирается всегда на князя суздальского. Спустя всего год после смерти Ростислава Мстиславича сын его Давид снова сталкивается с новгородцами. Он ушел в Луки, а в Новгород послал сказать: „не хочу у вас княжить, не любо мне“, Новгородцы решили никогда более не призывать его и пошли выгнать из Лук. Святослав, узнав об этом, ушел в Торопец, а оттуда перешел на Волгу и, получив помощь от Андрея Боголюбского, сжег Новый Торг. В то же время его братья, Роман и Мстислав, сожгли Луки. По общему соглашению, Андрей суздальский и князья смоленский и полоцкий решили не пропускать новгородцев в Киев к сидевшему там тогда Мстиславу Изяславичу. Но новгородцы успели таки пробиться на юг и призвали к себе Романа Мстиславича, а союзники сожгли город Русу ⁵³. За эту политику своего князя поплатилась Смоленская земля в следующем же году: Роман Мстиславич с новгородцами взял и сжег Торопец и разорил его волость, уведя много полону. Сопротивления не было, так как в это самое время смоленский князь помогал Андрею брать Киев ⁵⁴. Святослав Ростиславич ушел на Волок и оттуда производил опустошения Новгородской земли. Только смерть освободила новгородцев от их энергичного врага ⁵⁵. Расправившись с Киевом, Андрей двинул свои силы против Новгорода, и понятно, что помощниками его являются Ростиславичи, которым хочется добиться новгородского стола: в походе участвуют Роман, Рюрик и Давид, но и на этот раз предприятие окончилось неудачей. Союзники понесли большие потери: открылся страшный падёж коней и мор в людях; обессиленные, разбитые ратники едва брели домой. Масса пленных попала в руки новгородцев, так что суздалец продавался по две ногаты. Можно предположить, что число военнопленных смольнян и полочан было лишь немного менее, чем суздальцев, так как путь до границ Новгородской земли, хоть и был короче для первых и вторых, зато проходил по густо населенным новгородским волостям, насе-{279}ление которых должно было крайне враждебно относиться ко всем союзникам ⁵⁶. Только смерть киевского князя Мстислава в том же 1170 году заставила новгородцев переменить князя. Они обратились на этот раз с просьбой к Андрею Боголюбскому, который и дает им Рюрика Ростиславича ⁵⁷. Но и он не долго усидел в Новгороде, добровольно покинув его и удалившись в Смоленск ⁵⁸. Однако после смерти Андрея Боголюбского мы замечаем резкую перемену в отношениях Новгорода к князьям смоленским. После ухода Рюрика, когда Роман Ростиславич возвратился в Смоленск, уступив Киев Святославу Всеволодовичу, новгородцы призывают его, а когда он удалился в Смоленск, они приглашают к себе его брата Мстислава Ростиславича, который и скончался в Новгороде ⁵⁹. Таким образом, освобождение из-под влияния суздальского князя принесло Роману Ростиславичу несомненную пользу: он действует более согласно с своим мягким миролюбивым характером, что, как мы сейчас увидим, завоевывает ему общие симпатии. Но прежде еще бросим взгляд на смоленско-полоцкие отношения. Влияние Смоленска на Полоцкую землю во время Романа Ростиславича еще более усиливается. Полоцкие князья соединяют свои рати с смоленскими и участвуют в предприятиях Романа Ростиславича против Киева 1169 и против Новгорода в 1170 году ⁶⁰. Роман еще более вошел во взаимные отношения полоцких князей уступкой Витебска Всеславу Васильковичу. Оказывается, что дочь этого князя постоянно живет в Смоленске, куда за ней и приезжают в 1175 году, чтобы везти замуж за Ярополка Ростиславича Владимирского (суздальского) ⁶¹. Протекторат смоленского князя над Полоцком резко выражается в 1178 году. Мстислав Ростиславич, призванный новгородцами, решил, конечно, по побуждению последних, возвратить когда-то отнятый у Новгородской земли один погост. Он двинулся на Всеслава Васильковича к Полоцку. Тогда {280} Роман Ростиславич отправил на помощь полоцкому князю сына Мстислава, а Мстиславу Ростиславичу послал сказать: „тебе нет от него никакой обиды, а если пойдешь на него, то сначала придется идти против меня“. Новгородский князь принужден был вернуться назад ⁶².

Последние три года своей жизни Роман Ростиславич мирно княжит в Смоленске. Ему удается в это время, как мы видели, и уладить отношения к Новгороду, и упрочить свое влияние в Полоцке. Может быть, в этот же промежуток времени наступает и согласие между князем и вечем, которого не было раньше. Бросив еще раз взгляд на политические события того времени, мы не можем не заметить причин недовольства смольнян на своего князя. Преследование исключительно династических интересов вовлекало Смоленскую землю в постоянную борьбу, которая могла влечь за собой иногда такой разгром, как под Новгородом в 1170 году. Если мы не видим за это время неприятельских вторжений внутрь земли, то это еще не значит, что интересы населения совсем не страдали. Натянутые отношения к Новгороду, должны были вредно отзываться на ходе торговли, которая, как мы видели, играет такую важную роль в жизни смоленского населения ⁶³. Постоянные отлучки князя из Смоленска несомненно влекли за собой внутренние непорядки в управлении страной. Недовольство веча и выразилось резко в 1175 году: оно прогнало Ярополка Романовича, которого отец оставил княжить вместо себя в Смоленске, и призвало на стол Мстислава Ростиславича ⁶⁴. Такие протесты против предпочтения, оказываемого князем династическим интересам пред интересами родной земли, очевидно, не раз и в сильной форме проявлялись до самого возвращения Романа в Смоленск в 1177 году, если жена князя говорит о постоянных огорчениях, которые ему приходилось терпеть от смольнян. Только благодушие Романа Ростиславича и успехи его политики в отношениях Новгорода и Полоцка, а потом постоянное пребывание его в Смоленске в послед-{281}ние три года предотвратили возможность резкого столкновения между вечем и князем. Роман Ростиславич умер в 1180 году. Возвращаясь с юга в Смоленск за помощью, Давид Ростиславич на дороге узнал о смерти брата. По приезде в город он был встречен епископом Константином с крестами, с игуменами и священниками, и всеми смольнянами. Войдя в церковь Пресвятой Богородицы, он сел на столе отчем. Смерть Романа, по известию летописи, вызвала общую скорбь у смольнян, примирившихся с своим князем и ценивших его за стремление к распространению образования. Он был погребен в храме Успения ⁶⁵.

Внешняя политика Давида Ростиславича была продолжением политики его брата, но династические стремления выступают теперь еще более резко, что приводит к самым печальным результатам. Сначала смоленский князь поддерживает дружественные отношения с Святославом Всеволодовичем, великим князем киевским, и посылает даже своего сына Мстислава на юг для принятия участия в походе на половцев 1183 года ⁶⁶. Но, по всей вероятности, эти отношения были вынуждены только — что пред этим совершившимися фактами. Мы видели, что Давид Ростиславич неожиданно явился в Смоленск, когда скончался его брат. Дело в том, что Святослав Всеволодович решил, как видно, удалить Ростиславичей из земли Киевской и с этою целью сделать попытку захватить Давида Ростиславича. Но это предприятие было неудачно: Давид успел спастись. Святослав, раскрывший теперь свои планы, сам оставил Киев, который был занят Рюриком Ростиславичем, а Давид поспешил в Смоленск к Роману. Непосредственно за этим следует столкновение Ольговичей с Всеволодом Суздальским, причем последний не имел успеха и должен был признать силу своих врагов. Мономаховичи уступают Киев Святославу Всеволодовичу, и даже сам суздальский князь старается войти с ним в дружественные отношения ⁶⁷. Этими обстоятельствами объясняется, конечно, и та готовность, с какой Давид Рости-{282}славич двинул смоленские ополчения на помощь южной Руси после поражения Игоря Северского в 1185 г. ⁶⁹ Тесная связь устанавливается снова между Смоленском и Суздалем, и, как прежде Роман находился под сильным влиянием Андрея, так теперь Давид преклоняется пред авторитетом Всеволода Юрьевича. Еще в момент смерти Андрея Боголюбского маленький сын его, Юрий, живет в Смоленске у Романа Ростиславича ⁷⁰. Теперь, когда в Суздальской земле устанавливается прочно власть Всеволода, Ростиславичи опираются на него в своей борьбе с Ольговичами из-за Киева. Первый шаг к приобретению расположения суздальского князя был сделан еще в 1183 году. Давид Ростиславич послал своего сына Мстислава на помощь Суздалю против камских болгар ⁷¹. Но пока великим князем киевским был Святослав Всеволодович, на Руси держится спокойствие. Правда, недоразумения начали проявляться еще в 1190 году. Летописи глухо говорят о каком-то споре между Святославом Всеволодовичем, Давидом Ростиславичем и Смоленскою землею ⁷². Указание на последнюю обнаруживает пред нами причину недоразумений между смоленским и черниговскими князьями: спор, собственно, происходил между Смоленской и Северянской землей из-за пограничных волостей по берегам р. Ипути и верхней Десны, спор, очевидно, старый, являвшийся результатом еще доисторической колонизации. Не забудем, что смоленские поселения Ельна и Шуйская закрепляли волоки, весьма важные в торговом отношении, а Пацынь, Изяславль и Зарой закрывали их собою ⁷³. Еще раньше при Романе Ростиславиче возникали пререкания и тогда же был заключен договор „ряд“ который устанавливал пограничные отношения, но, к несчастью, до нас не дошел. Теперь Святослав Всеволодович вновь поднял старый вопрос. Тогда совместно Рюрик, Давид и Всеволод Суздальский заявили требование, чтобы „Романов ряд“ оставался в полной силе. Северянские князья ввиду такого союза должны были согласиться на возоб-{283}новление старого договора ⁷⁴. Уладив в союзе с Всеволодом, порубежные недоразумения с своими соседями, Ростиславичи, опираясь на него, выдвигают в резкой форме вековой вопрос об отчинности Киева. После смерти Святослава Всеволодовича, Всеволод суздальский посадил в Киеве Рюрика Ростиславича. Давид приехал к великому князю киевскому. „Брат, писал Рюрик Давиду, вот мы остались старейшими в Русской земле, приезжай ко мне в Киев: какие у нас будут мысли о Русской земле и о братье нашей, о Володимировом племени,— все это мы обсудим...“ Братья, среди пиров и взаимных угощений, обсуждали важные политические вопросы ⁷⁵. Они надеялись на поддержку суздальского князя и не замечали, что он пользуется ими для своих личных целей, стремясь утвердить свое политическое влияние во всей Русской земле, для чего готов был даже внести смуту в самое племя Володимирово, о котором так заботятся Ростиславичи. Действительно, Всеволоду удается очень скоро поссорить представителей двух ветвей Мономахова рода на юге, Рюрика Ростиславича с Романом Мстиславичем. Это было сделано так ловко, что Ростиславичи остались с прежним убеждением в полном бескорыстии Всеволода ⁷⁶, и от своего и его имени посылают в 1195 году требование Ольговичам никогда не добиваться обладания ни Киевом, ни Смоленском ⁷⁷. Не знаем, почему тут поднят был вопрос о Смоленске. Мы не находим, нигде никакого указания на желание северянских князей захватить в свое владение Смоленскую землю. Поэтому нам кажется, что союзники разумели тут лишь попытки, направленные к захвату порубежных волостей, что, конечно, могло иметь место. Известен знаменитый ответ Ольговичей: „мы не венгры, не ляхи, а внуки одного деда; ни под тобой (под Всеволодом), ни под Рюриком искать Киева не будем, а после вашей смерти, кому его Бог даст ⁷⁸“. {284} Но Мономаховичи на этом ответе не успокоились, и в следующем 1196 году Всеволод суздальский и Давид смоленский двинулись в Северскую землю. Когда Ярослав черниговский с силами всех князей Северской земли вышел навстречу союзникам, Всеволод, как всегда, не решился окончить дело оружием и начал переговоры о мире. Напрасно Давид Ростиславич доказывал, что без сношения с Рюриком нельзя заключать мира. Всеволод поспешил окончить дело, и князья целовали крест в исполнении составленного договора. Ольговичи обязались не искать ни Киева, ни Смоленска при жизни Рюрика и Давида, но ничего не было сказано о том, должны ли эти области быть достоянием Ростиславичей после смерти этих князей, чего именно и добивались последние. Зато внесено было условие относительно волостей самого Всеволода. Теперь только разгадали Ростиславичи политику суздальского князя, и Рюрик Ростиславич открыто выражал это. „У меня с Ольговичами, послал он сказать Всеволоду, не было никакой вражды; я из-за тебя начал с ними воевать“. Рюрик отнял теперь у Всеволода все волости, которые раньше дал ему на юге Руси ⁷⁹. Таким образом, ловкий, умелый политик, князь Суздальский пользовался добродушными Ростиславичами при выполнении своих замыслов.

Можно, с значительной долей вероятности, предполагать, что суздальский князь не заметно старался ослаблять влияние Смоленска и в Новгороде. В 1184 году мы видим там князем свояка Всеволода, Ярослава Владимировича. Последний „много творяше пакостей“ новгородцам. Вследствие этого был приглашен из Смоленска сын Давида, Мстислав. Но в 1186 году летопись сообщает, что в Смоленск приехал новгородский посадник Завид Неревинич, а посадничество было отдано Михаилу Степановичу ⁸⁰. Это удаление старого посадника наводит на мысль о каком-то волнении, борьбе партий, которая, может быть, выразилась затем свержением с моста Гаврила Неревинича, очевидно, сына или брата Завида, и Вача Свеневича ⁸¹. Уход Завида Неревинича в Смоленск показывает, {285} что он и сброшенные с моста новгородцы принадлежали к партии смоленских князей. Следовательно, еще в 1186 году начала брать верх партия, враждебная Смоленску, а в 1187 году она окончательно восторжествовала, и Мстислав Давидович был выгнан из Новгорода. На его место новгородцы снова призывают свояка Всеволода суздальского, Ярослава Владимировича ⁸², обстоятельство заставляющее думать, что волнение в Новгороде и победа враждебной Ростиславичам партии была постепенно ловко подстроена Всеволодом суздальским.

Как бы ни было, мирный договор Всеволода Юрьевича с Ольговичами 1196 года изменил отношения к нему Ростиславичей, но это произошло уже в самом конце княжения Давида Ростиславича, а раньше Смоленской земле пришлось вынести некоторые невзгоды, благодаря политике своих князей. Почти постоянные враждебные отношения к Ольговичам едва не уничтожили того политического влияния, какое успел распространить Смоленск в земле Полоцкой. Мы видели, что княжение Давида Ростиславича началось столкновением с Ольговичами. Одновременно с походом Святослава Всеволодовича против Всеволода суздальского, черниговские князья предприняли неожиданное движение в землю Полоцкую. Они успели приобрести там себе сторонников среди князей, недовольных, как видно, смоленским влиянием. Мы неожиданно видим, что Васильковичи, бывшие в дружественных отношениях с Романом Ростиславичем, пользовавшиеся несомненным его покровительством, становятся на сторону врагов Давида. С черниговскими князьями соединяются Васильковичи, Брячислав Витебский и Всеслав Полоцкий. На стороне Смоленска остается дрютский князь, Глеб Рогволодович, с которым и соединяется Давид Ростиславич. Черниговские князья уклоняются от битвы, ожидая прихода Святослава Всеволодовича. Узнав о приближении последнего, Давид оставил Дрютеск и ушел в Смоленск. Святослав сжег острог этого города, и затем черниговские князья ушли из Полоцкой земли ⁸³. Эти события происходили в 1180 году, и за промежуток времени {286} до 1196 года мы не имеем никаких известий о том, что происходит в земле Полоцкой, но происшествия 1196 года дают нам некоторые указания. Оказывается, что за шестнадцать лет Смоленск отчасти поправил свои дела на западе. Витебск снова оказывается в руках смоленского князя, что является как бы вознаграждением Смоленска за помощь полоцких князей его врагам. Но в то же время Дрютеск перешел от смоленского союзника Глеба к Борису. Очевидно, произошло какое-то соглашение между смоленским и полоцкими князьями, но в котором именно году, на это нет указаний. Мы можем только видеть некоторую связь этих перемен с событиями 1186 года, которые отчасти уясняют нам и самую суть происходящего в земле Полоцкой. Мы видим, что главными врагами Смоленска являются полочане. Они и соединяются постоянно с врагами смоленского князя, между тем мелкие князья восточных уделов принимают то ту, то другую сторону, и действуют против Полоцка. Последний, как видно, стремится сажать в эти восточные уделы князей, которые блюли бы интересы земли Полоцкой, а последние, наоборот, стремятся более или менее высвободиться из-под власти своего главного города, для чего становятся под покровительство князя смоленского. Между тем у полочан были постоянные недоразумения с Новгородом вследствие неопределенности границ, с Смоленском из-за обладания верховьями З. Двины. Особенно важно было для Полоцка, конечно, последнее, поэтому-то он и стремится держать в повиновении князей восточных уделов. Успех, достигнутый полочанами в союзе с Ольговичами в 1180 году, вероятно, значительно поднял значение Полоцка и усилил его власть над уделами. Полочане, как видно, приобрели теперь самоуверенность и начали теснить своих соседей на северных и восточных рубежах. Эти соображения вытекают из событий 1186 года. В этом году Давид Ростиславич двинулся на Полоцк из Смоленска, а сын его, Мстислав, пошел из Новгорода. К ним тотчас же присоединяются полоцкие удельные князья: Василько Володаревич из Логожска и Всеслав из Дрютеска. Полочане, узнав о движении союзников, поняли, что не в состоянии бороться с соединенными силами Смоленска и Новгорода, и ожидая сильного разорения своей земли, решили встретить врагов на границе. Полочане встретили союзников на своих ме-{287}жах „с поклоном и честью“, поднесли большие подарки, и тут заключен был мирный договор. Нельзя сомневаться, конечно, в том, что союзники добились теперь решения пограничных споров в свою пользу ⁸⁴. В этот-то момент, может быть, и совершился снова переход Витебска в зависимость от князя смоленского, хотя, в нем и был посажен один из полоцких князей, но зять Давида Ростиславича, а в Дрютске поместили Бориса, как мы увидим, человека, враждебно относившегося к Смоленску. В 1196 году обнаруживается, что таким положением вещей были недовольны в Полоцке, и опять полочане находят себе поддержку в Ольговичах. Ярослав Всеволодович черниговский успел склонить добродушного Рюрика Ростиславича к уступке ему Витебска. Рюрик обещал уговорить и брата своего Давида Ростиславича. Но князь черниговский не дождался конца переговоров и двинул в Полоцкую землю своих младших князей. По дороге Ольговичи разорили Смоленскую землю. К ним присоединяются князья полотские, и двигаются к Витебску. Узнав об этом, смоленский князь двинул к Витебску сильные ополчения с своим племянником, Мстиславом Романовичем, с внуком, Ростиславом Владимировичем, с зятем, рязанским княжичем, Глебом, и с смоленским тысяцким Михалкой. Вследствие горячности Мстислава Романовича и нерешительности смоленских ополчений, смольняне потерпели сильное поражение. Сам Мстислав Романович был взят в плен и увезен Ольговичами. Ростислав Владимирович и Глеб бежали в Смоленск. Немедленно Ольговичи послали весть о своей победе в Чернигов к Ярославу. Последний быстро двинулся было к Смоленску, но на дороге его встретили посланные Рюриком договорные грамоты. „Иди к Смоленску, писал Рюрик Ярославу, а я пойду к Чернигову: пусть нас Бог рассудит и крест честный“. Это остановило Ярослава, и он возвратился в Чернигов ⁸⁵. В таком положении были полоцкие дела, когда умер Давид Ростиславич.

У нас нет никаких данных для истории полоцко-смоленских отношений до конца первой четверти XIII ст. Те факты, с ко-{288}торыми мы познакомились, показывают что положение, в каком оставил Давид Ростиславич Смоленскую землю, было еще хуже, чем в конце княжения его брата Романа. Новгород был потерян. Поражение, понесенное в Полоцкой земле, должно было повлечь за собой полное падение в ней смоленского политического влияния. Эти неудачи были, конечно, подготовлены всей политикой смоленского князя, внимание которого, главным образом, занимали интересы династические, и если решение порубежных споров с землей Северской было благоприятно для Смоленска при поддержке суздальского князя, то с другой стороны влияние последнего на Давида отвлекало его от интересов земли Смоленской. Так, вероятно, оценивали политическую деятельность своего князя смольняне, потому что во все время княжения Давида Ростиславича происходит борьба между ним и вечем. Еще в 1186 году, когда в Новгороде начала брать верх суздальская партия, когда посадник Завид бежал в Смоленск, а его родственники были убиты, еще тогда в Смоленске вспыхнуло сильное недовольство против Давида, дошедшее до кровавого столкновения, причем погибло, по свидетельству летописи, много лучших людей ⁸⁶. По всей вероятности, и полоцко-смоленские отношения, вмешательство в них Ольговичей, также ставились в вину князю, потому что смольняне прямо говорили, что они плохо живут с Давидом ⁸⁷.

Давид Ростиславич умер 23-го апреля 1197 года. Епископ Симеон, с племянником покойного князя, Мстиславом Романовичем, и боярами похоронили Давида в церкви Святых Мучеников Бориса и Глеба в Смядынском монастыре. Умирая, Давид Ростиславич принял монашество. Его примеру последовала и княгиня. Великокняжеский смоленский стол занял Мстислав Романович, а сына своего, Константина, Давид отправил перед смертью на юг к брату своему, Рюрику ⁸⁸.

С грустью останавливается историк перед эпохой, следующей за княжением Давида Ростиславича. Внимание летописцев сосредо-{289}точивается на отдаленном юге, где решается и никак не может прийти к концу вековой спор между Мономаховичами и Ольговичами. События, происходящие в южной Руси, настолько занимают все современное им русское общество, что даже летописи северные дают о них иногда подробные известия. Новгородские летописцы заняты своими местными интересами, и только изредка упоминают о смоленских событиях, поскольку они касаются новгородской жизни. Несомненно существовавшая смоленская летопись до нас не дошла, и приходится собирать лишь отрывочные известия, отделенные друг от друга целым рядом годов. Быстро сменяет на смоленском великокняжеском столе один князь другого почти не оставляя следов своего княжения в источниках, а между тем сохранившиеся известия указывают, что в этот период времени в Смоленской земле совершаются важные события. Постараемся, насколько возможно, представить себе картину политической жизни Смоленска за этот темный период от 1197 до 1270 года, но должны сознаться, что не можем нарисовать ее так ясно, как это следовало бы при большем количества данных, чем имеется в нашем распоряжении.

Мы видели, что в 1197 году в Смоленске сел Мстислав-Борис Романович. В Смоленской земле мы замечаем то же интересное явление, на которое уже указывали выше, несмотря на то, что княжеское семейство насчитывает уже несколько взрослых членов, мы не видим между ними никаких несогласий; они, получая по прежнему доходы с известных волостей, стараются искать себе княжений в других областях. Так Рюрик по прежнему остается на юге, Константин Давидович также живет в земле Киевской и умирает там в 1219 году; в один год с ним кончает жизнь и Ростислав-Михаил Рюрикович ⁸⁹. Сам Мстислав-Борис Романович еще в 1178 году оказывается княжещим во Пскове, с которым он жил не в особенном ладу, так что Мстиславу Ростиславичу приходится арестовать тех псковских сотских, которые особенно стояли в оппозиции к своему князю ⁹⁰. {290} Когда теперь Мстислав-Борис Романович стал великим князем смоленским, во Пскове сидит Всеволод Мстиславич, его сын, а Новгород приглашает его двоюродного брата Мстислава Мстиславича (в 1208 году) ⁹¹. С небольшими промежутками последний княжит в Новгороде до 1219 года, когда удаляется окончательно на юг для добывания Галича ⁹². Свою волость, Торопец, Мстислав Мстиславич уступает своему брату Давиду Мстиславичу, который и остается торопецким князем до 1225 г.: он погиб в одной из стычек с Литвою ⁹³. В Новгороде постоянно сменяются смоленские князья: то мы видим там Всеволода Мстиславича, сына Мстислава Романовича, то его брата Святослава, то Владимира Мстиславича, брата Мстислава Мстиславича; в Пскове являются то Всеволод Мстиславич, то Владимир Мстиславич ⁹⁴. Так продолжается до того момента, когда в самом Смоленске началось брожение по вопросу о том, какой семье смоленских князей должен принадлежать великокняжеский смоленский стол: семье ли Мстислава Романовича, или семье Мстислава-Феодора Давидовича. Это предпочтение, оказываемое в Новгороде смоленским князьям, в течение многих лет, было несомненно результатом их энергии и политического такта.

Мстислав Романович также стремится к югу и в 1206 году принимает участие в движении южно-русских князей на Галич, вероятно, по приглашению дяди своего Рюрика, но в 1207 году он уже возвращается в Смоленск, где и княжит спокойно до 1214 года. К этому-то промежутку времени может относиться первый, недошедший до нас, договор Смоленска с Ганзейскими городами, ссылку на который мы находим в проекте Всеволода Мстиславича ⁹⁵. Этот факт показывает, что уже в самом начале XIII ст. торговые сношения Смоленской земли с Ганзой достигали значительного развития. В 1214 году Мстислав Романович снова покинул Смоленск, чтобы никогда уже более в него не возвращаться. В {291} этом году великий князь киевский Всеволод, из рода Ольговичей, выгнал из Киевской земли Мономаховичей. Последние дали немедленно знать об этом в Новгород Мстиславу Мстиславичу. Он с новгородскими ополчениями явился в Смоленск, и склонил к содействию Мстислава Романовича. Дело едва не расстроилось вследствие ссоры смольнян с новгородцами. Из-за чего вышло недоразумение, мы сказать не можем, но словесные пререкания перешли в более существенные доказательства, причем один смолнянин был убит. Новгородцы отказывались идти далее. Напрасно Мстислав Мстиславич звал их на вече, они не хотели слушать. Едва удалось уговорить их тысяцкому Твердиславу. Союзники прогнали Всеволода, Мстислав Романович занял Киев ⁹⁶. С Мстиславом отправились смоленские князья, Владимир Рюрикович, Константин и Мстислав Давидовичи. С удалением Мстислава Романовича из Смоленска старшим среди смоленских князей являлся Владимир Рюрикович, который, как видно, возвратился скоро назад, вероятно, вместе с смоленскими ополчениями, так как в 1216 году мы видим его уже князем смоленским.

Со смертью князя Всеволода, суздальская земля, оказывавшая {292} такое сильное влияние на ход политических событий всей Руси, возвращается к излюбленному древнерусскому удельно-вечевому строю, что вызывает в ней внутреннюю борьбу. Мы видели, что Ростиславичи после событий 1196 года разгадали политику Всеволода. Теперь смоленские князья пользуются волнениями в земле Суздальской, чтобы подорвать ее политическое значение на севере. В этом случае их стремления совпадают с интересами Новгорода, что вызывает их к взаимной поддержке. Еще в 1209 году Всеволод Юрьевич старается удалить Мстислава Мстиславича из Новгорода, для чего и посылает на Новгородскую землю своего сына Константина. Мстислав на этот раз мирно уступает ему и уходит в свой Торопец. Но в 1210 году он вновь является в Новгороде, захватывает сына Всеволодова, Святослава, и с новгородскими ополчениями сам идет на суздальского князя. Всеволод Юрьевич заключает с ним мир, и Мстислав Мстиславич остается в Новгороде ⁹⁷. Но Мстислава Мстиславича влечет на юг, и он в 1215 году идет туда, чем пользуется суздальская партия и призывает в Новгород от Всеволода Юрьевича самого энергичного из его сыновей Ярослава ⁹⁸. Смерть Всеволода опередила двумя годами движение Ростиславичей на юг и занятие Киева Мстиславом Романовичем. Теперь смоленские князья решили вмешаться во внутренние дела самой Суздальской земли. Они становятся на сторону старшего сына Всеволодова, Константина, против его братьев Ярослава, Святослава и Юрия. В 1215 году Мстислав Мстиславич вновь является в Новгороде, а в следующем году смоленские князья предпринимают общий поход на Суздаль. 1-го марта 1216 года Мстислав Мстиславич выступил из Новгорода и двинулся к верховьям Волги. В это самое время Святослав Всеволодович явился под городом Ржевом, принадлежавшим Мстиславу, но Ярун, посадник смоленский, отбил их нападение. Узнав об этом, новгородцы с своим князем и Владимиром Мстиславичем, князем Псковским ⁹⁹ явились на выручку города и прогнали суздальцев. Вслед за тем Мстислав взял уже суздальский город {293} Зубцов. В это время прибыл сюда Владимир Рюрикович с Всеволодом Мстиславичем ¹⁰⁰ и смольнянами. Союзники не раз делали попытки решить дело миром, но суздальские князья, надеясь на многочисленные ополчения своей земли, не соглашались на предлагаемые им условия. После сильного разорения Суздальской земли, враги встретились, наконец, на реке Липице. Еще раз отправили союзники посла к князьям суздальским. „Братья князья Юрий и Ярослав! говорили они, мы пришли не на кровопролитие: не дай Бог проливать кровь, то уладимся до этого; мы родственники друг другу: дадим старейшинство князю Константину, посадите его во Владимире, а вам вся земля Суздальская“. Но на это получился самоуверенный ответ от Юрия: „пришли вы, а куда теперь вам уйти?!“. Между тем среди дружинников суздальских князей были сторонники мира, по преимуществу старые бояре. Они советовали принять предложения Ростиславичей, которые „князи мудри суть и рядни и хоробри, а мужи их Новогородци и Смолняне дерзи к боеви, а Мьстислава Мьстиславича и сами ведаета в том племяни, аже дана ему от Бога храбрость изо всех“. Но у большей части суздальцев, выросших под впечатлениями эпохи Андрея и Всеволода, господствовало убеждение в могуществе их земли и непобедимости суздальских ратей. Это убеждение было настолько сильно, что князья заранее составили условия разделения Русской земли между собою. Юрий брал себе землю Суздальскую, Ярослав — Новгород; Смоленск отдавался третьему брату, Святославу; этим же трем князьям должен был принадлежать Галич; Киев уступался князьям черниговским. Секретные грамоты с этими условиями были найдены потом смольнянами в лагере суздальцев. Оставалось только решить дело оружием. Между тем военная история Суздаля не может указать побед, одержанных в открытом поле. Единственный крупный успех суздальцев — взятие Киева в 1169 году — является результатом более содействия смольнян и черниговцев. Зато можно насчитать целый ряд важных неудач, как действия на юге против Ростиславичей, осада Новгорода. Тактика Андрея и Всеволода — окопаться валами, окружить себя засеками в лесных {294} дебрях — эта тактика не могла воспитать боевого духа у суздальских дружинников, а тем более у суздальских ополчений. Только в борьбе с мордвой и болгарами суздальцы имели успех, и то впрочем нерешительный. Теперь пред ними были враги совсем другие. Несомненно, на стороне новгородцев и смольнян была боевая опытность, приобретенная в постоянных битвах на юге из-за Киева, на западе с полочанами и с немцами. На их стороне было и лучшее вооружение, как результат постоянных сношений с Западной Европой. Все это сказалось в битве на Липице: суздальцы потерпели страшное поражение. Ростиславичи не преследовали бегущего неприятеля. Когда вслед за тем союзники подошли к городу Владимиру, то новгородцы и смольняне ужасно хотели взять город, но князья Мстислав и Владимир не пустили их. Пришлось затем заключать договор отдельно с каждым суздальским князем, так как они разбежались в разные города. По мирному договору Константин получил теперь великокняжеский владимирский стол. Новгород великий получил полное удовлетворение от Ярослава ¹⁰¹.

Эта победа Ростиславичей произвела решительный переворот в положении северных княжеств. Суздальская земля теряет свое первенствующее значение, которое теперь переходит к Смоленску. Мы не видим уже больше участия Суздаля в южно-русских делах, а влияние его на севере прерывается на продолжительное время. В то же время Смоленск все более и более втягивается в интересы западной торговли. Это обстоятельство и только что совершенный разгром Суздаля устанавливают прочную политическую связь между Новгородом и Смоленском. Смоленские князья, призываемые в Новгород, являются защитниками интересов призвавшей их земли и то стараются распространить власть Новгорода на западные финские племена, то борются с немецкими рыцарями, мешая распространению их завоеваний среди туземных племен, ливов, эстов и латышей или защищая торговые права новгородцев против стремлений к их ограничению ¹⁰². После Липецкой битвы в {295} Новгороде остается Мстислав Мстиславич, а затем, по уходе его на юг для добывания Галича 1219 году, новгородцы призвали из Смоленска Святослава, сына Мстислава Романовича, но в следующем же году отец просил отпустить старшего сына к нему в Киев, а в Новгород взять младшего, Всеволода Мстиславича, на что новгородцы охотно соглашаются.

Таково было положение дел на севере, когда в 1219 году смоленский князь Владимир Рюрикович отправляется на юг помогать Мстиславу Мстиславичу добывать Галич. С этих пор он остается на юге навсегда. После него старейшим в семье смоленских князей является Мстислав-Феодор, сын Давида Ростиславича. Действительно, Мстислав-Феодор Давидович приходился младшим двоюродным братом Мстиславу Романовичу, Владимиру Рюриковичу, и был старшим двоюродным братом Мстиславу Мстиславичу, Владимиру Мстиславичу и Давиду Мстиславичу, потому что семья Мстислава Ростиславича была младшей в роде Ростиславичей ¹⁰³.

Мстислав-Феодор Давидович открывает собою в одном отношении новый период в истории Смоленска: он начинает ряд князей, которые уже никогда и никуда не стремятся из своей земли. Ко времени его княжения относятся всего пять—шесть известий наших летописей, из которых важно лишь одно, но это известие в соединении с сведениями, находимыми в договоре с немцами 1229 г. и в житии преподобного Авраамия Смоленского, дает право заключать, что в это время в Смоленске совершаются весьма важные события, о которых мы можем иметь лишь приблизительное понятие. Нового смоленского князя совершенно не интересуют дела юга. Единственный и последний раз принимает Мстислав-Федор Давидович участие в судьбе южной Руси в 1223 году, когда смольняне двинулись, очевидно, по требованию Мстислава Романовича, по Днепру к Киеву, оттуда к Зарубу и приняли участие в Калкской битве с татарами. Но сам Мстислав остается в Смоленске, а смольняне действуют под начальством Владимира Рюриковича. Известно, что русские князья потерпели страшное пора-{296}жение. В числе погибших был и Мстислав Романович. По известию одной летописи, Владимиру Рюриковичу удалось собрать смольнян, пробиться с ними сквозь неприятелей и уйти в Киев, где он занял великокняжеский стол ¹⁰⁴. Внимание смоленского князя поглощают, как видно, всецело дела западные. В самом начале княжения Мстислава Давидовича, новгородцы начали не ладить с своим князем, Всеволодом Мстиславичем. В 1221 году они удалили его и снова обратились к Суздалю. Владимирский князь Юрий дал им в князья своего сына Всеволода, которого скоро заменяет Ярослав уже не раз, как мы видели, бывавший князем новгородским. Но теперь мы не видим уже той свободы действий, с какой прежде относился этот князь к новгородцам: следствия Липецкого поражения были еще очень сильны, и разбитая на уделы Суздальская земля была еще очень слаба. Теперь Ярослав Всеволодович поддерживает, добрые отношения с смоленским князем, и они общими силами действуют против общего врага Литвы. Еще в 1206 году Литва сделала набег на Смоленскую землю. Мстислав Романович послал против нее Владимира Рюриковича с младшими князьями, и они нанесли врагам сильное поражение ¹⁰⁵. В 1223 году мы видим новый литовский набег на волость Торопецкую; на этот раз литовцы были отражены подоспевшим из Новгорода Ярославом Всеволодовичем ¹⁰⁶. В 1225 году Литва в числе 7000 человек прорвалась до Торжка, разоряла его волость, опустошала волость Торопецкую, била гостей: Ярослав Всеволодович с новгородцами, Владимир Мстиславич с новоторжцами и Давид Мстиславич с торопчанами нагнали неприятеля у Въсвята, в земле Полоцкой, и разгромили его: все пленные были отняты, литовцы потеряли до 2000 человек убитыми, но тут погиб и князь Торопца, Давид Мстиславич ¹⁰⁷. {297}

Еще в конце XII ст. Полоцкая земля подвергается постоянным нападениям Литвы, которые принимают наконец, такой угрожающий характер, что полочане обращаются за помощью к новгородскому князю Ярославу Всеволодовичу. То же самое продолжается и теперь, и набеги Литвы дают возможность Смоленску вновь распространить свое влияние на Полоцкую землю. Рядом с литовскими стоят дела немецкие. Мало-помалу немцы урезывают территорию Полоцкой земли: исчезают ее два западных удела, Кукейнос и Герсике; военные столкновения полоцких князей с немцами кончаются обыкновенно неудачно для первых ¹⁰⁸. Понятно, что всякая диверсия со стороны соседних русских княжеств облегчает для Полоцка его борьбу с немцами, а мы видим, что в начале XIII ст. за Новгород и Псков, против немецкого „Drang nach Osten“ с большой энергией борются князья смоленские: Мстислав и Владимир Мстиславичи, сыновья Мстислава Ростиславича, внук последнего, Ярослав Владимиров, и Всеволод, сын Мстислава Романовича. Это обстоятельство должно было производить не малое впечатление в земле Полоцкой, теснимой с двух сторон опасными врагами. Еще в 1210 году мы наблюдаем интересный факт, на который было указано гораздо раньше: полоцкий князь, желая заключить мир с Ригой, посылает для этого купца Людольфа, жившего постоянно в Смоленске. Этот выбор кажется нам не совсем случайным: может быть, полоцкий князь хотел для поддержания своих желаний опереться на авторитет князя смоленского, который мог дать Людольфу и свои инструкции. Ведь в Полоцке также жило много немецких купцов. Отчего выбор пал на купца смоленского? ¹⁰⁹ Смоленские князья, Владимир Мстиславич и сын его, Ярослав, становятся в тесные отношения к немцам ¹¹⁰, и князь полоцкий Владимир обращается к содействию Владимира Мстиславича для заключения мира с рижским епископом в 1212 году ¹¹¹. Когда в 1225 году Ярослав Всеволодович {298} с Владимиром Мстиславичем разгромили литовцев у Въсвята, другой отряд Литвы производил опустошения около Полоцка. На этот раз двинулся уже сам великий князь смоленский Мстислав-Феодор Давидович: он быстро явился в Полоцкой земле с смольнянами и разбил литовцев ¹¹². Это личное участие великого князя смоленского в защите Полоцка объясняется совершившимся там незадолго переворотом. В 1216 году неожиданно умер великий князь полоцкий Владимир ¹¹³. Что происходило в земле Полоцкой вслед за этим событием, мы можем только предполагать: по всей вероятности, там начались распри удельных князей из-за старшего стола, а полочане стремились к свободному выбору себе князя, что мы видели и раньше. Эти неурядицы в соединении с постоянными набегами Литвы должны были повести к крайнему ослаблению земли Полоцкой. Между тем слабость ее могла угрожать и Новгороду, и Смоленску, постоянной опасностью со стороны Литвы и немцев. Вот почему простая необходимость могла заставить смоленского князя прекратить беспорядки в Полоцке. Как бы ни было, но в 1222 году смольняне 17-го января взяли Полоцк, где и сел Святослав Мстиславич ¹¹⁴. Этим событием объясняется и защита Полоцкой земли смоленским князем против Литвы, и совместные действия полоцкого и смоленского князей в отношении немцев. В 1228 году были отправлены в Ригу послы от смоленского и полоцкого князей для заключения торгового договора ¹¹⁵, а между тем этот договор пишется только от имени Мстислава-Феодора Давидовича, князя смоленского, а не от обоих князей; договор считается обязательным не только для Смоленска, но для Витебска и Полоцка, а {299} единственным судьей между немцами и русскими купцами признается только князь смоленский, а князья полоцкий и витебский таким правом не пользуются, что в действительности и соблюдается. Все это показывает, что Мстислав Давидович считается старшим князем, каким он на самом деле и был в отношении полоцкого князя Святослава Мстиславича, своего двоюродного племянника ¹¹⁶.

Торговый договор 1229 года, о котором нам приходилось уже не раз говорить, обсуждался предварительно на вече, от которого представителем и был отправлен в Ригу сотский Пантелей. Мы уже указывали на этот факт, как на свидетельствующий о сильном развитии в Смоленске вечевого начала за время княжения Мстислава-Феодора Давидовича. К этому времени относится и сильное брожение, вызванное церковными привилегиями. Мы не знаем, что вызвало это нападение на старую грамоту Ростислава, но что волнение было очень сильно, доказывается отречением от епископии Лазаря, который не мог перенести происходившей борьбы ¹¹⁷. Эти волнения возгораются вновь со смертью Мстислава Давидовича в 1230 году ¹¹⁸.

1230 год является важным и тяжелым моментом в истории Смоленской земли. Началось с землетрясения, затем во всей северной Руси наступил голод, продолжавшийся два года, а его результатом явился страшный мор: в самом городе Смоленске погибли 23900 человек ¹¹⁹. Эти несчастия были началом новых бедствий: в Смоленской земле наступают политические волнения, отнимающие у нее силы и первенствующее положение в системе северных княжеств.

В то время, когда умер Мстислав Давидович, старейшим в роде Ростиславичей остался Владимир Рюрикович, но он возвратился в Смоленск только после 1235 года и, как видно, из происходивших в то время событий, не принимал никакого участия {300} в политических делах. Из других князей этого рода семья Романа Ростиславича в данный момент состояла из трех братьев: Святослава Мстиславича, сидевшего в Полоцке, Всеволода Мстиславича, который после изгнания своего из Новгорода, жил, по всей вероятности, в Смоленске, и Ростислава Мстиславича. Представителем семьи Давида Ростиславича является единственный сын Мстислава-Феодора Давидовича, Ростислав. Что касается, семьи Мстислава Ростиславича, то Мстислав Мстиславич умер еще 1228 году, Давид Мстиславич был убит ¹²⁰, а Владимир Мстиславич с сыном Ярославом, где-то теряются у немцев ¹²¹. Таким образом, по праву старейшинства великокняжеский смоленский стол должен был или остаться за Владимиром Рюриковичем, который в 1230 году оказывается великим князем киевским ¹²², или перейти к Святославу Мстиславичу, представителю старшей семьи в роде Ростиславичей. Но оказывается, что смольняне не желают иметь его своим князем, руководясь, вероятно, тем соображением, что он уже выделился из рода, став князем полоцким. Нельзя сомневаться, конечно, и в том, что в Смоленске были сторонники и Святослава Мстиславича, в то время как большинство хотело видеть у себя князем сына Мстислава-Феодора Давидовича, Ростислава. Волнение продолжалось два года. В 1232 году Святослав Мстиславич взял штурмом Смоленск, перебил много смольнян и сел на великокняжеском столе ¹²³. Но и после этого неурядицы не могли прекратиться, и для нас вполне понятен их смысл. Теперь повторился факт, который один раз уже имел место в истории Смоленска,— объединились две части Кривицкой земли: Полоцк и Смоленск. Но времена были уже не те. Смоленская земля, прожившая два с лишним столетия самостоятельной политической жизнью, не могла теперь спокойно перенести зависимость свою от полочан, с которыми теперь хозяйничал в Смоленске Святослав Мстиславич. В {301} продолжение восьми—семи лет смольняне не могут урядиться. Между тем продолжаются набеги Литвы. В 1234 году мы видим литовцев снова в Новгородской и Торопецкой волостях, но около Дубровны Ярослав Всеволодович догнал их, разбил и отнял пленных ¹²⁴. Полоцк отделяется, и там княжит какой-то Брячислав, очевидно, один из местных полоцких князей ¹²⁵. Наконец, подвергся нападению самый Смоленск; один из литовских князьков захватил его, может быть, не без участия смольнян, но не мог там удержаться: в 1239 году Ярослав Всеволодович предпринял специальный поход на Смоленск, взял его и захватил литовского князя. Ярославу удалось примирить („урядить“) боровшиеся партии посадить на смоленском столе Всеволода Мстиславича ¹²⁶. Святослав Мстиславич или добровольно удалился от дел, или умер незадолго до набега Литвы на Смоленск. Насколько все эти волнения ослабили Смоленскую землю, видно из проекта договора с немцами нового смоленского князя: он даже не в состоянии защитить иностранцев от неприятностей со стороны наезжих суздальцев и князей. Тот же документ свидетельствует и об экономическом падении Смоленска за это время, чем пользуются иноземные купцы, стесняя права гостей смоленских ¹²⁷. Как долго продолжалось княжение Всеволода Мстиславича, на это нет никаких указаний. Мы не знаем даже, когда великокняжеский смоленский стол перешел к семье Мстислава-Феодора Давидовича. Несомненно, что в 1231 году Ростислав, сын Мстислава-Бориса Романовича, был уже в Киеве и присутствовал при поставлении ростовского епископа Кирилла. Затем в 1238 году мы видим его в Киеве, а затем он был арестован Даниилом галицким и увезен в Венгрию, откуда не возвращался. Таким образом, великокняжеский смоленский стол перешел в семью Давида Ростиславича, в лице внука его Ростислава Мстиславича-Феодоровича ¹²⁸.

Эта семья продолжала стоять во главе Смоленской земли до са-{302}мого падения политической независимости Смоленска. Уже с этого момента начинается постепенное падение Смоленского княжества. Ростислав, сын Мстислава Романовича был последний из Ростиславичей, который сделал попытку утвердиться на юге. После этого между Киевом и Смоленском прекращается всякая политическая связь. Полоцк, как мы видели, также обособляется, и смоленские князья теряют на него всякое влияние, хотя торговые связи продолжают быть еще очень сильными, и смоленский князь является единственным решителем торговых недоразумений между немецкими, смоленскими, полоцкими и витебскими купцами ¹²⁹. Новгород Великий точно так же навсегда утерян Ростиславичами: там после татарского погрома постоянно сидят князья суздальские. Единственный раз в конце XIII ст., именно в 1293 году, мы встречаем в Новгороде одного из смоленских князей, Романа Глебовича, но и то в качестве служилого князя ¹³⁰. Мы видели, что раньше Ростиславичи находят для себя постоянно широкое поле деятельности и на юге, и на севере, и этим Смоленская земля предохраняется от удельных неурядиц и борьбы за великокняжеский стол. Уже раздробление рода Ростиславичей на две семьи, Романовичей и Давидовичей, как мы видели, повлекло за собой внутреннюю борьбу в Смоленске. Теперь перед нами неожиданно выступает целая группа князей, энергичных, как все члены рода Ростиславичей, но не обладающие теми политическими способностями, какими отличались их предшественники. Мы видим, что, благодаря благоприятным обстоятельствам, в Смоленской земле опять княжит только одна семья, но тем не менее между князьями нет согласия, а у великих князей смоленских нет уже прежнего политического такта. Семья Ростислава Мстиславича (Феодоровича) была немногочисленна: она состояла всего из трех сыновей — Глеба, Михаила и Феодора. Но лишь только умер Ростислав, братья не поладили между собою при распределении уделов. Это первый случай, когда Смоленская земля ясно распадается на отдельные мелкие политические единицы. Старшие братья Глеб и Михаил вошли между собою в соглашение и дали {303} младшему, Феодору, только один город Можайск. На этот раз мы не видим междоусобия: очевидно, Феодор не имел сил бороться с двумя братьями. Только спустя несколько лет (в 1277 году) он отправился просить защиты в Орду ¹³¹.

Смоленск избежал всеобщего погрома в 1237 году. Можно делать предположения, и то очень слабые, что при движении татар пострадали восточные волости Смоленской земли. Мы не имеем никаких указаний до 1274 года на подчинение Смоленска татарскому хану. Напротив, есть основание думать, что это княжество не признавало татарской власти до конца третьей четверти XIII ст. В 1242 году, уже по возвращении из Венгрии, после понесенного там поражения, татары двинули на Смоленск отряд, очевидно, с целью водворить в нем своего баскака. Но это нападение было неудачно: смольняне отбили приступ, а затем в неожиданном ночном нападении разбили татар у Долгомостья, причем был убит и предводительствовавший ими ханский полководец. В память этого события смольняне поставили столб, который сохранялся долгое время. Жители Смоленска рассматривали эту удачу свою над страшными врагами как свидетельство покровительства Божией Матери их городу, а Меркурий, под начальством которого была сделана ночная вылазка, был причислен к лику святых ¹³². Несмотря на это, на внутреннее спокойствие, которым пользовалась Смоленская земля во все княжение Глеба Ростиславича, последний не может противиться воле великого князя владимирского, получившего от хана ярлык на великое княжение, и отправляется с Ярославом Ярославичем в 1270 году на Новгород В. ¹³³ Затем в 1274 году смоленский князь является уже вполне в воле ханской и получает из Орды приказание двинуться вместе с другими князьями против Литвы ¹³⁴. В Смоленске начинают приезжать и жить там ханские {304} чиновники, действующие здесь так же, как и в других областях: притесняя и грабя жителей, производя насилия. Возможно думать, что смольняне, оберегая себя от татарских разорений и насилий, не прочь были навязать их немцам и отводили приезжим татарам помещения в домах иноземных купцов, как людей зажиточных. Это могло повлечь за собой прекращение торговых отношений, что и заставило прибавить в Смоленской торговой Правде условие о свободе немцев от всяких постоев ¹³⁵.

Неизвестно почему, но в Орде не обратили внимания на жалобу Феодора Ростиславича на братьев. Когда в 1277 году умер Глеб Ростиславич, его место в Смоленске занимает спокойно брат его, Михаил, который, в свою очередь, княжил очень недолго и скончался в 1279 году ¹³⁶. О деятельности этого князя мы ничего не знаем. По праву старейшинства великокняжеский смоленский стол переходит к третьему брату, Феодору, который занимает Смоленск в 1280 году ¹³⁷. Трудно сказать, мирно ли совершился этот переход власти к Феодору. Несомненно, с племянником своим, сыном Михаила, он дело уладил, и мы находим Андрея Михайловича наместником в Смоленске в 1284 году ¹³⁸. Но с семьей другого брата, Глеба, Феодору, как видно, пришлось вначале быть во враждебных отношениях, которые прекратились только благодаря неожиданно счастливо сложившимся обстоятельствам. Как бы ни было, но до 1286 года мы не находим указаний ни на какие волнения. Этот спокойный период в истории Смоленской земли во время княжений Глеба, Михаила и, отчасти, Феодора Ростиславичей отмечен восстановлением и укреплением старых дружественных отношений между смольнянами и немцами. Своей присяжной грамотой 1284 года Феодор Ростиславич возобновляет действие старой Смоленской торговой Правды 1229 года ¹³⁹. Но не этим только одним замечательно время Феодора Ростиславича. Пред нами неожиданно {305} обнаруживаются факты, которые указывают на интересный процесс, совершавшийся незаметно во второй половине XIII века.

Между Смоленской и Северской землей постоянно происходили недоразумения вследствие неопределенности границ. Истоки р. Десны, как мы видели, находятся на смоленской территории, а ее верхнее течение закреплялось за Смоленском целым рядом поселений. Стремление князей черниговских иметь в своих руках все течение Десны, которая была главным торговым путем Северской земли, с другой стороны старание смоленских князей удержать за собой начало этого пути, вызывали постоянные столкновения между Смоленском и Черниговом. Но не одни указанные обстоятельства могли играть роль в этих бесконечных спорах. Мы видели уже, что население верхнего Подесенья по языку родственно с населением западной части Смоленской земли и полочанами, что явилось результатом еще доисторической колонизации ¹⁴⁰. Отсюда должно было вытекать тяготение северной части Черниговской земли к Смоленску, которое при благоприятных условиях могло выразиться в резкой форме. Мы имеем самые отрывочные известия о событиях в Северской земле в конце XIII в., но несомненно, что в северных частях ее происходит какое-то брожение, центром которого является город Брянск. В 60-х годах этого столетия там княжит сын Михаила черниговского, убитого татарами, Роман, сумевший поднять значение Черниговского княжества. Но приблизительно с 1263 года он переходит на княжение в Чернигов. Тогда неожиданно в Брянске является сын Глеба Ростиславича, Роман. Из последующих фактов, имевших место в самом начале XIV в., с которыми мы познакомимся далее, приходится сделать заключение, что Роман Глебович был призван вечем города Брянска. Мы находим Романа в Брянске в 1286 году ¹⁴¹. Там же, вероятно, {306} приютился и его брат Александр. Но на этот раз смоленским князьям не удается совсем утвердиться в Брянске. Есть некоторое основание предполагать, что в 1288 году Роман Михайлович черниговский вновь занял Брянск, хотя и не надолго ¹⁴². К 90-м годам XIII ст. надо отнести окончательное утверждение смоленских князей в Брянском княжестве. Таким образом, к концу XIII ст. мы видим объединение с Смоленской землей весьма крупной области, причем главную роль здесь играет этнографическая близость населения обеих объединившихся частей. Но нельзя не сказать, что связь эта не могла быть прочна в силу старого исторического тяготения Подесенья к Чернигову, или требовала для своего упрочения большего периода времени, чем позволили обстоятельства.

Если на юге Смоленской земли мы видим ее приращение на этнографической основе, то эта же самая основа ведет к разделению ее на части, хотя политически еще связанные между собою: мы видели уже, что со второй половины XIII ст. образуется особый удел Можайский, который и географически и этнографически тяготеет к Поволжью, а вслед за ним в конце того же столетия выделяется удел Вяземский, с князем которого мы познакомимся вскоре. Являются четыре политических центра, Смоленск, Можайск, Брянск и Вязьма, стремящихся явно если не к полному разделению, так к внутренней автономии.

Феодор Ростиславич, обделенный своими братьями, уехал из Можайска в Суздальскую землю, в Ярославль, где женился на вдовствующей княгине и был признан князем Ярославля. Сделавшись великим князем смоленским, он не оставил своего ярославского княжества и появлялся в Смоленске наездом, назначив туда наместником своего племянника, Андрея Михайловича. Припоминая историю Смоленской земли, мы имеем достаточное основание {307} думать, что смольняне были недовольны таким отношением их князя к своему остальному городу и потому обращают свое внимание на семью Глеба Ростиславича. В 1286 году Роман Глебович неожиданно двинулся из Брянска и осадил Смоленск. Но на этот раз дело ограничилось сожжением посада и разорением окрестных сел: штурм самого города был неудачен ¹⁴³. Тем не менее это предприятие, кажется нам, имело для Глебовичей и положительные результаты, дав им возможность войти в непосредственные сношения с смольнянами. Кроме этого, несомненно, между Феодором Ростиславичем и Романом Глебовичем Брянским был заключен мир на условии предоставления наместничества в Смоленске Роману. Письмо рижского архиепископа к Феодору Ростиславичу в 1293 году ясно говорит, что наместником в Смоленске был в это время князь брянский, а другого князя брянского, который мог бы сидеть в Смоленске, кроме Романа Глебовича, в это время нет ¹⁴⁴. Это наместничество Романа продолжалось около семи лет. Очевидно, между ним и Феодором Ростиславичем произошло какое-то недоразумение, и Роман Глебович в 1293 году оказывается уже в Новгороде В., в качестве служилого князя, так как князем новгородским в это время был Андрей, сын Александра Невского ¹⁴⁵. Мы не знаем, кто оставался теперь в Смоленске, но Феодор Ростиславич по прежнему отвлекается делами земли Суздальской. Вместе с другими суздальскими князьями он идет в 1293 году жаловаться хану на великого князя владимирского, а затем на Русь является татарская рать и предает разорению 21 город, в том числе и Можайск. Феодор Ростиславич не спешит в Смоленск, а торопится занять Переяславль, где и водворяется ¹⁴⁶. Все эти события повели к тому, что после четырехлетнего отсутствия смоленского князя Александру, старшему брату Романа Глебовича, удается захватить Смоленск не вооруженной силою, а лестью, т. е., склонить смольнян отворить ворота и признать его {308} своим князем. Это произошло в 1297 году ¹⁴⁷. Эта лесть была, вероятно, очень сильна, потому что смольняне решили не признавать более своим князем Феодора Ростиславича и защищать Александра Глебовича. В 1298 году Феодор, собрав многочисленные войска, пришел к Смоленску и осадил его. Долго стоял он под городом, делал приступы, но они были отбиты, Феодор ушел, а Александр Глебович остался великим князем смоленским ¹⁴⁸. Через год ярославский князь умер, и Смоленск избавился от опасности нового нападения еще, пожалуй, с татарскою помощью. Заняв смоленский стол, Александр Глебович, известил об этом событии своих западных соседей, немцев, и возобновил с ними старый торговый договор „по давнему докончанью, как отцы наши, и деды наши докончали ¹⁴⁹“.

Со времени княжения Александра Глебовича явно начинается процесс разложения Смоленской земли. В силу необходимости, а также этнографических и географических условий, князья смоленские дробят землю на уделы. В Можайске садится младший из Глебовичей, Святослав. Роман, по всей вероятности, остается в Брянске. Вязьму еще раньше занял их двоюродный брат, Андрей Михайлович, живший в согласии с Феодором Ростиславичем. Теперь он не хочет признавать над собой власти нового смоленского князя. В 1300 году Александр Глебович, вместе с своим братом, Романом, двинулся к Дорогобужу, который, очевидно, примкнул к вяземскому уделу. Положение этого города на Днепре делало его важным пунктом в торговом и стратегическом отношении ¹⁵⁰. Отпадение от Смоленска этого города было безусловно невыгодно и опасно. Но дорогобужцы не хотели подчиняться великому князю смоленскому. Александр Глебович осадил город, отвел от него воду и наносил осажденным сильный вред. Тогда на помощь дорогобужцам явился князь вяземский, Ан-{309}дрей Михайлович и нанес смольнянам сильное поражение. Сын Александра Глебовича был убит, а сам он и его брат, Роман, были ранены ¹⁵¹. Этот удар имел для Смоленска важное значение. Теперь вся восточная часть Смоленской земли была отрезана от своего стольного города, что и не замедлило дать печальные результаты. Тяготение Можайской волости к среднему Поволжью, к земле Суздальской, выразилось, наконец, переходом ее в руки князей московских. В 1303 году Юрий Данилович явился к Можайску, взял его, а князя Святослава Глебовича увел с собой в Москву. На юго-востоке смоленские владения врезывались теперь углом между московскими и брянскими. Этот угол занимала волость Великой Женни, где центром позже является Медынь ¹⁵². Тогда является в Смоленске стремление теснее связать с собой вновь приобретенный удел Брянский. Мы не знаем, когда умер Роман Глебович, но в 1309 г., он уже не княжит в Брянске. Как бы ни было, Александр Глебович выводит из Брянска сына Романа, Дмитрия ¹⁵³, и сажает там своего сына Василия ¹⁵⁴. Эта попытка Александра Глебовича сгруппировать в руках своей семьи всю, оставшуюся пока нераздельной, часть Смоленской земли, удается на время и не без борьбы, но при этом обнаруживает с одной стороны полную невозможность для смоленского князя вести дело своими собственными силами, с другой — показывает стремление брянцев иметь себе князя по своему выбору. В 1309 году они призывают к себе бывшего можайского князя Святослава Глебовича, который и прогоняет своего племянника из Брянска. Василий Александрович, не нашедши, очевидно, никакой поддержки у отца, отправляется искать помощи у татарского хана и в 1310 г. осаждает Брянск. Святослав Глебович вполне полагался на верность брянцев, которые его призвали, и, когда случайно бывший в это время в Брянске митрополит св. Петр стал уговаривать его уступить племяннику, он отвечает: „Брянци мя, господине, не пустять: хотять головы за мене сложити“. С сильною ратью брянцев выступил {310} Святослав из города. Но лишь только началась битва, брянцы изменили своему князю: они бросили знамена и побежали в город. Князь остался только с своим двором и погиб в отчаянной сече с татарами. Василий Александрович вокняжился в Брянске ¹⁵⁵. Этот временный успех был непродолжителен, так как в 1314 году умер Василий Александрович ¹⁵⁶, и Брянск снова обособляется, приняв к себе князем Димитрия Романовича. Эти события произошли уже после смерти Александра Глебовича, скончавшегося в 1313 году ¹⁵⁷.

Великокняжеский смоленский стол перешел теперь к Ивану Александровичу. 45-летнее княжение его заполнено теми же явлениями, с которыми мы познакомились раньше, но теперь эти явления получают бóльшую интенсивность, благодаря политическим переменам, явившимся на восток и на запад от Смоленской земли.

На северо-востоке земли Русской является новый политический центр, стремящийся, не торопясь, шаг за шагом, путем вековой работы, объединить около себя разрозненные русские области. Деятельность Ивана Александровича в Смоленске совпадает с жизнью Ивана Калиты, первого собирателя земли Русской, положившего прочное основание московской политики, наметившего для нее путь, по которому, как один человек, идут его преемники, выразившие идею, которой они служат, в образе вечно горящей свечи. „Слушайте старых бояр, говорит Дмитрий Донской в своем духовном завещании, чтобы свеча не погасла“. Ни одного нового шага эти замечательные политики не делают, не закрепив за собою только что совершенного. Последовательно, как по расписанию, следуют в продолжение веков одно за другим предприятия московских князей, как бы в строгом порядке сцены, разыгрываются факты этой многовековой драмы собирания, отмеченные иногда чертами глубокого трагизма. Первый акт многовековой политики Москвы является как бы продолжением старых еще до-татарских традиций: брожение происходит внутри Суздальской земли, князья бо-{311}рются за великокняжеский стол; московский князь, добившись прав великого князя, стремится подчинить своей власти удельных князей, заставить их ходить в своей воле; он лишает удельных князей их уделов в случае их неповиновения, но и это не новость: и в древний период русской истории мы видим то же самое, наложение изгойства, и тогда существует правило: „оже ся князь извинить, то в волость, а мужь у голову ¹⁵⁸“. Разница есть, но она главным образом заключается в средствах борьбы, которым современное ей общество едва ли придавало большое значение. Происходит особенно напряженная борьба между Московским великим князем и Тверским, но что такое сама Тверь, как не удел Суздальской земли. Правда, что теперь великие князья владения, отнятые у удельных князей, присоединяют к своим личным, но и этому примеры мы можем найти в домонгольский период, да и это обстоятельство могло быть заметно в Суздальской земле, а не в Рязанской и Смоленской. Словом, московские князья не выставляют явно идею создания Русского государства, хотя уже действуют в ее пользу, выдвигая лишь старые традиции, придавая борьбе характер внутренних дел земли Суздальской. Вот почему другие земли русские — Новгородская, Рязанская, Смоленская, ставшие отдельными политическими единицами, как обособленные государства, не оценивают как следует совершающихся перед ними фактов и иногда даже содействуют московским князьям, умеющим вовремя выдвинуть подходящую в данный момент какую-нибудь старую традицию. То, что делают в это время великие князья суздальские (=владимирские= московские), то происходит и в земле Рязанской, и в земле Смоленской. Разница глубокая лежала в том, чего, благодаря выдерже московских князей, не могли заметить ни великий князь смоленский, ни великий князь рязанский, она заключалась в том, что последние в своих стремлениях не шли далее утверждения старой традиции — подчинения удельных князей своей воле или сосредоточения всей земли в руках своей семьи при уничтожении боковых княжеских линий, между тем как у московских князей была далее ясно намеченная цель — создание Русского государства. Когда другие князья {312} сознали это,— было уже поздно, и им не под силу уже было бороться с Суздальской землей, ставшей Московским государством, которое теперь открыто действует для поглощения других древнерусских самостоятельных государств, чтобы перейти в государство Русское. Пока же разыгрывался первый акт драмы, пока из Суздальской земли вырабатывалось Московское государство, князья московские не посягают на самостоятельность соседних русских земель-государств, не показывают вида, что впоследствии намечено их поглощение, а стараются лишь поддерживать в них свое политическое влияние, пользуясь при этом самыми различными средствами. Таково было положение дел на востоке, когда княжил в Смоленске Иван Александрович.

В то же самое время на западе, на берегах реки Вилии, появился другой могущественный политический центр, который стремится также сгруппировать около себя разрозненные русские области и создать прочное государство. Литовское княжество мало-помалу подчиняет себе все мелкие княжества на правой стороне Днепра, но характер этого подчинения совсем иной, чем на северо-востоке: тут мы видим или завоевание, или переход по брачным союзам и т. д., словом, тут нет традиций, которыми первое время прикрывается деятельность московских князей, а только внешние случайные обстоятельства, нет здесь и того могучего основания, которое скоро дало возможность московскому князю выставить грозное: „Божиею милостью государь всея Руси“. Но не основанное на традициях, не имевшее исторической почвы, Литовско-русское государство является собранием политических единиц, лишь внешним, механическим образом связанных друг с другом, а поэтому склонных к быстрому распадению. Несомненно, кроме внешних способов соединения, кроме слабости раздробленной и пришибленной татарским погромом Руси, быстрому соединению с Литовским государством отдельных русских областей способствовали выдающиеся политические способности литовских князей, Гедымина, Ольгерда и Витовта. Во времена первых двух из них начали мало-помалу вырабатываться условия более прочного, органического соединения разрозненных политических единиц Литовско-русского государства: литовские князья вполне подчиняются русской культуре, вследствие чего с течением времени могли установиться и истори-{313}ческие традиции. Но для этого нужен был более продолжительный срок, чем тот, в который продолжался этот процесс органического соединения. Пока он совершался, в это же самое время происходило обращение Суздальской земли в Московское государство. Последующие литовские князья, Казимир и Александр, не были уже одарены такими политическими способностями, как их предшественники, и как политики стояли несравненно ниже Иоанна III и Василия III. В тот момент, когда во внутренней политике Литовско-русского правительства совершается поворот, прекративший процесс органического слияния, в этот самый момент Московское государство выступает открыто на борьбу с своим соперником, и Литовско-русское государство теряет сразу все свои приобретения на восток от Днепра. Московское государство стало государством Русским.

Между этими-то двумя могущественными соперниками оказалось Смоленское княжество с начала XIV ст. Время последних смоленских князей совпадает с тем моментом в истории возвышения Москвы, когда последняя производит внутреннюю работу в Суздальской земле, стремясь обратить ее в Московское государство, и потому не вступает в решительную борьбу с Литовско-русским государством, стараясь только поддерживать в соседних землях — Новгородской, Смоленской, Северской и Рязанской свое политическое влияние.

Мы ничего не знаем о первых годах княжения Ивана Александровича. Но какое-то внутреннее брожение мы можем предполагать и в этот 20-летний период. По всей вероятности, продолжались столкновения между великим князем смоленским и князьями удельными, и это обнаруживает нам первый Брянск. В 1333 году князь этого удела Дмитрий Романович неожиданно предпринимает движение к Смоленску, причем приводит с собою и татарские отряды. Последнее обстоятельство указывает, что между князьями брянским и великим князем смоленским велся спор раньше, что великий князь смоленский хотел, вероятно, урезать брянский удел, что вызвало жалобу Дмитрия Романовича татарскому хану, признавшему правым князя брянского. Но, несмотря на ханскую помощь, предприятие Дмитрия было неудачно, хотя князья и „бишася много“ ¹⁵⁹. {314} После этого был заключен какой-то договор, определявший, очевидно, отношения брянского удела к Смоленску. Вот теперь в первый раз выступает в истории Смоленской земли политика московских князей. Московские князья берут под свое покровительство удельных князей и действуют в пользу их в орде. В 1340 году хан Узбек отправил большую татарскую рать под начальством Тувлубия против смоленского князя. С татарскими войсками соединились рязанский князь Иван Коротопол, несколько мелких удельных князей, а Иван Данилович московский отправил свою рать. Союзники подошли к Смоленску, пожгли посады, разорили много сел, но под городом стояли не долго: с огромным полоном татары вышли из Смоленской земли. В числе участников похода оказывается и князь Феодор Фоминский, один из удельных смоленских мелких князей, появившихся к этому времени ¹⁶⁰. Немного раньше в Брянске происходит тот переворот, о котором мы уже говорили: брянцы убивают на вече своего князя Глеба Святославича, а в 1341 году Дмитрий Романович брянский выдает свою дочь за князя московского Ивана Ивановича, сына Калиты ¹⁶¹. Удельные князья смоленские начинают отъезжать в Москву. Так Феодор Святославич, князь вяземский и дорогобужский, в этот же промежуток времени, вступил на службу в Москву, получил в удел город Волок, а затем в 1343 году выдал за Симеона, великого князя московского, свою дочь Евпраксию ¹⁶². Все это скапливались претенденты, которые могли в удобную минуту явиться послушным орудием в руках московских политиков. Но вскоре последним пришлось отстаивать свое влияние на Смоленскую землю и вооруженной рукой.

Еще в средине XIII ст., как мы видели, начинаются усиленные вторжения Литвы в западные волости Смоленского княжества. 1234, 1245 и 1253 году происходят набеги на Торопец. По изве-{315}стиям летописей, в 1252 году Миндовг направил несколько литовских отрядов на Полоцкую и Смоленскую землю. Особенно интересен набег 1245 года: разбитые литовские князья спасаются в Торопце от преследовавших их новгородцев, и только приход Александра Невского с новыми силами дал возможность в самом городе перебить часть князей, а другую часть уничтожить под Жижчем. Наконец, в 1258 году литовский загон появился уже совсем близко от Смоленска и взял штурмом Воищину ¹⁶³. Летописи, конечно, не сообщают нам о мелких набегах. В1238 году один из литовских князей захватил и самый Смоленск, воспользовавшись происходившими в нем неурядицами. Мы видели, что Ярослав Всеволодович освободил смольнян и посадил у них Всеволода Мстиславича. Затем Смоленская земля как будто совсем не подвергается нападениям Литвы, однако оказывается, что политическое влияние великого князя литовского уже успело утвердиться в Смоленске.

Весьма возможно, что смоленский князь Иван Александрович сам первый пошел на сближение с Литвой: постоянное вмешательство московских князей в отношения Смоленска к удельным князьям, недавний приход Тувлубия, опасения, что восточные волости Смоленской земли могут последовать примеру Можайской,— все могло заставить Ивана Александровича искать для себя точки опоры в союзе с литовскими князьями. Мы не имеем договора, который, несомненно, был заключен между Гедымином и смоленским князем, но из присяжной грамоты Ивана Александровича с немцами {316} видно, что он признал себя, как тогда выражались, младшим братом Гедымина, т. е., стал в некоторую, хотя и слабую, политическую от него зависимость ¹⁶⁴. После смерти Гедымина устанавливается тесная связь между Иваном Александровичем и Ольгердом Гедыминовичем. Опираясь на последнего, смоленский князь сделал попытку возвратить себе Можайскую волость. В 1341 году Ольгерд с сильным войском двинулся к Можайску. Но осада этого города не удалась союзникам, и все дело ограничилось разорением сел ¹⁶⁵. В свою очередь Иван Александрович помогает литовскому князю в его предприятиях против Ливонского Ордена: в 1348 году смоленские ополчения участвуют в битве у Стравы ¹⁶⁶.

Но в Смоленске ясно идет борьба двух партий, из которых одна несомненно враждебна сближению с Литвою. Можно даже указать, кто стоял во главе этой партии. Это был сын самого смоленского князя, Василий: на такую роль Василия Ивановича прямо указывают последующие факты. Сам Иван Александрович всецело предан Ольгерду или, по крайней мере, выказывает это по принуждению, но партия недовольных находит себе поддержку в Москве. В 1351 году, воспользовавшись, очевидно, какими-то пограничными недоразумениями, Симеон Иванович, князь московский, двинулся против Смоленска. Нет сомнения, что этому походу предшествовали какие-то переговоры, потому что о нем заранее знали в Смоленске, и так как требования московского князя почему-то не могли быть выполнены Иваном Александровичем, то последний {317} поторопился известить об угрожающей для себя опасности Ольгерда. Не успел Семен Иванович дойти до р. Протвы, как к нему на встречу явились послы от Ольгерда. К какому соглашению пришли тут соперники в своих видах на Смоленскую землю, мы не знаем, но договор был заключен, а то обстоятельство, что Семен продолжал свой поход против Смоленска далее, показывает не полный успех дипломатического вмешательства литовского князя. Князь московский достиг берегов Угры, и тут был встречен послами смоленскими. Тут был устроен прелиминарный договор, в силу которого Симеон отправил своих послов в Смоленск, а сам ушел обратно ¹⁶⁷. Неполный дипломатический ^:успех Ольгерда, повел к перемене политики в Смоленске: партия противников литовского влияния несомненно взяла верх. Это обнаруживается ясно из враждебных действий литовского князя против Смоленской земли. В 1355 году Ольгерд захватил смоленский город Ржев ¹⁶⁸, а затем двинулся против Смоленска и принудил Ивана Александровича удалить Василия Ивановича, а сына последнего, Ивана, увел с собой ¹⁶⁹. Василий Иванович поехал жаловаться на отца в Орду и получил ярлык на княжество Брянское, а Иван Васильевич успел бежать от Ольгерда в Москву. С этого момента до конца своей жизни Иван Александрович находится под влиянием московской партии. Это же направление продолжает держаться в Смоленске и несколько лет при его преемнике, Святославе Ивановиче. Иван Александрович умер в 1358 году, и великокняжеский смоленский стол без перерыва переходит к его сыну Святославу.

Едва ли можно найти среди смоленских князей более энергическую личность, чем Святослав Иванович. Все время его княжения проходит в непрестанной борьбе то с Москвой, то с Литвой. Отчетливо выступает пред нами руководящая идея его политики. Партия противников литовского влияния видимо получает теперь полное преобладание. Всецело на ее стороне становится и {318} новый князь смоленский. Но мы замечаем теперь и новое направление в стремлениях этой партии: во что бы то ни стало сохранить независимость родной земли, спасти ее от поглощения могучими соседями. Время княжения Святослава Ивановича и его сына Юрия является самым блестящим периодом в истории Смоленска, но не по достигнутым результатам, а по геройским усилиям смольнян в борьбе за политическую самостоятельность.

Первые шаги Святослава Ивановича на политическом поприще ясно обнаружили враждебное отношение его к Литве. Уже в год смерти Ивана Александровича (1358) смоленский князь сделал попытку возвратить Смоленску поволжские волости и напал на город Белый, захваченный Ольгердом в предыдущее княжение ¹⁷⁰, но попытка кончилась неудачей. Это нападение вызвало со стороны литовского князя энергические действия. В том же году он сам двинулся в поход, но не к Смоленску, а в южную часть его владений, на Посожье, в область Радимичей, и взял Мстиславль ¹⁷¹. По-видимому, этот успех был достигнут Ольгердом без особенного труда, а если мы обратим внимание на то страшное озлобление, которое выказали несколько позже смольняне по отношению к населению этой отторгнутой волости, то приходится предполагать, что это отторжение Мстиславля было вместе с тем и добровольным отпадением в силу особенности его населения в этнографическом отношении.

Еще раньше смольняне потеряли Брянск. Последний смоленский князь, сидевший в этом уделе, Василий Иванович, умер в 1356 году. Вслед за этим в Брянске начались сильные волнения, и он признал власть литовского князя ¹⁷².

Бросим взгляд на карту. Орша, представлявшая собою ключ к самому Смоленску с юго-запада, оказывается теперь в руках Литвы. С севера Смоленск охвачен литовскими городами Белым и Ржевом. На правой стороне Днепра оставался еще город Рудня. {319} Но в 1367 году Андрей Ольгердович напал и на него, по всей вероятности, взял и проник даже на юго-восток от Смоленска к Ховрачу ¹⁷³. Можно сказать, что с этого момента литовский князь осадил стольный город Смоленской земли, так как ни Лодейницы, ни село Ясеневое, не могли уже защитить его. Но не в одном только стратегическом отношении важны были эти литовские завоевания. Став чуть не под стенами Смоленска, литовский князь мог теперь зорко наблюдать за всем, что происходит внутри города, и влиять на борьбу политических партий его населения. Между тем события складывались таким образом, что изолироваться, стать от них в стороне, чтобы собраться хоть немного с силами, Смоленску не представлялось никакой возможности. В этот момент начинается упорная борьба между Москвою и Тверью. Это был последний суздальский удел, князья которого носили еще название великих. Падение самостоятельности Твери обусловливало собою переход Суздальской земли в Московское государство. Русские князья не понимали этого, но это ясно было для замечательного политика того времени, Ольгерда, и он употребляет все усилия, чтобы поддержать самостоятельное существование Тверского княжества. Это вызывает частые вооруженные столкновения между литовским и московским князьями, и Смоленское княжество, по своему географическому положению, невольно должно принимать участие в этой борьбе. Ясно сознает положение вещей и Витовт и является продолжателем политики Ольгерда. Поддерживая Тверь, литовские князья стремятся стать как можно ближе к театру действий, придвинуть свои границы к тверским и московским, но тут на перепутьи стоит Смоленск. Отсюда вытекала явная необходимость уничтожить самостоятельность этого княжества. Напротив, князья московские не желают присоединять Смоленского княжества: они стараются вообще избегать войны, а присоединение Смоленска, приблизя их границы к литовским, несомненно, давало бы много поводов к столкновениям хотя бы из-за пограничных недоразумений, они пока еще не переходят, как мы уже сказали, к поглощению самостоятельных русских земель, а ведут внутреннюю борьбу в земле Суздальской. {320} Этими соображениями руководятся московские князья и в своей политике по отношению к Смоленску: они не противодействуют открыто литовским князьям в постепенном подчинении Смоленской земли, как будто хладнокровно смотрят на это, но в то же время стараются производить давление на смоленских князей всеми зависящими от них средствами, при этом такими, которые возможны между двумя независимыми княжествами, которые не внушают им ни малейшей тени сомнения в признании их политической самостоятельности. Мы видели, что московские князья берут под свое покровительство удельных смоленских князей. Но в руках Москвы было более сильное оружие, которое она теперь и выдвигает в решительную минуту: это — религиозное единство и духовная власть московского митрополита над Смоленской землей. Вследствие этого происходит совпадение Святослава Ивановича с великим князем московским. Между ними был заключен договор, по которому смоленский князь обязывался стоять за одно с князем московским против всех врагов ¹⁷⁴.

В 1367 году Ольгерд двинулся на Москву. Чтобы приблизиться к границам тверским, он начал свое движение из Витебска и таким образом должен был перерезать Смоленское княжество в самой середине. Что мог предпринять Святослав Иванович ввиду грозных сил литовского князя, явившегося при этом неожиданно, как всегда поступал Ольгерд в своих военных предприятиях? Волей неволей пришлось ему дать Ольгерду вспомогательный смоленский отряд ¹⁷⁵. Это вынужденное участие в походе против Литвы повлекло немедленно печальные последствия для Смоленской земли: в следующем 1368 году москвичи и волочане разорили пограничные ее волости, а митрополит Алексей наложил на Святослава Ивановича отлучения от церкви ¹⁷⁶. Несомненно, оно должно было произвести сильное впечатление в Смоленске, но сила обстоятельств увлекала смоленского князя. Невозможность бо-{321}роться с Ольгердом заставила его вновь принять участие в походе против Москвы в 1370 году. В этом случае смоленский князь рассчитывал по крайней мере воротить себе восточные волости: Ольгерд избрал теперь прямо восточное направление. При выступлении князей из Смоленска, на небе загорелось северное сияние, и снег принял кровавый цвет: плохой знак, по мнению летописца смольнянина. Тем не менее начало похода было удачно. Святослав Иванович взял волость Поротву и Верею. Всех пленных из Поротвы смоленский князь отправил с своим воеводой Александром Возгривцем в Смоленск, а сам двинулся с Ольгердом далее к Москве. Но можаичи погнались за смольнянами, настигли их у Болонеска, разбили, отняли всех пленных, „и бысть зло велико“, говорит летописец ¹⁷⁷. Поход кончился неудачно: Ольгерд не добился никаких результатов, а в перемирном договоре, хотя в нем и упоминается имя Святослава Ивановича на стороне Ольгерда и Кейстута, нет ни малейшего упоминания об интересах Смоленской земли ¹⁷⁸. Такой исход предприятия ясно показал смоленскому князю, что Ольгерд преследует лишь свои личные выгоды. Между тем еще раньше митрополит Алексий известил Константинопольского патриарха об отлучении от церкви Святослава Ивановича. В 1370 году было получено в Смоленске послание из Византии. „Благороднейший великий князь смоленский, кир Святослав, писал патриарх, мерность наша узнала, что ты согласился и заключил договор с великим князем всея Руси, кир Димитрием, обязавшись страшными клятвами и целованием честного и животворящего креста в том, чтобы тебе ополчиться на врагов нашей веры и креста... но, преступив клятвы... ополчился вместе с Ольгердом против христиан... за что преосвященный митрополит киевский и всея Руси... отлучил тебя — и сделал хорошо и правильно... ибо ты совершил тяжкий грех против своей веры и своего христианства, поэтому мерность наша имеет тебя отлученным за то злое деяние, и {322} ты тогда только можешь получить от нас прощение, когда сознаешь, какое сделал зло, обратишься и раскаешься искренно и чистосердечно, и со слезами прибегнешь к своему митрополиту, прося у него прощения, и когда митрополит напишет об этом сюда к нашей мерности“. В конце патриарх грозит, что тело умершего отлученного и земля не принимает ¹⁷⁹. Это послание, датированное 1370 годом, было получено, очевидно, после похода, и вслед за тем мы видим Святослава Ивановича уже явным противником Литвы: союз по принуждению был теперь уничтожен, и смоленский князь следует политике начала своего княжения.

В 1375 году Дмитрий Иванович московский двинул против Твери силы всех суздальских князей. В числе участников похода мы видим и князей смоленских: Ивана Васильевича и Александра Васильевича, племянников. Святослава Ивановича. Мы видели, что Иван Васильевич раньше еще бежал в Москву, но в данный момент оба брата действуют по поручению своего дяди и ведут против Твери смоленские ополчения. Очевидно, между Москвой и Смоленском произошло соглашение, и племянники Святослава Ивановича жили в родной земле, где мы видим их и позже. В договоре, заключенном теперь между Москвою и Тверью, Дмитрий Иванович говорит: „а пойдут на вас Литва, или на Смоленьского князя на великого, или на кого на нашю братью на князей, нам ся их боронити, а тобе с нами всим с единого: или пойдут на тобе, и нам такоже по тобе помогати, и боронитися всем с единого ¹⁸⁰“. Самый договор Святослава Ивановича с Дмитрием Донским не дошел до нас, но к этому, вероятно, времени относится уступка Москве юго-восточной смоленской волости Медыни ¹⁸¹. В от-{323}вет на этот союз Смоленска с Москвой Ольгерд вторгся в Смоленскую землю, взял несколько городков, сжег их, разорил много сел и увел много пленных ¹⁸², но отвлечь Святослава Ивановича от союза с Москвой не мог.

Вслед за смертью Ольгерда в 1377 году в самом Литовско-русском государстве начинаются страшные политические волнения. В наши цели не входит обзор этих событий ¹⁸³. Скажем только, что там начинается сильное брожение среди русских областей, выражающееся восстаниями в отдельных пунктах, причем интересно, что во главе недовольных стоят литовские князья, успевшие уже вполне проникнуться областными интересами. К числу их принадлежит и Андрей Ольгердович, князь полоцкий. Дело было задумано очень широко. Полоцкая и Смоленская земля должны были помогать друг другу, и между Андреем Ольгердовичем и Святославом Ивановичем был заключен союз. Одновременно с этим полоцкий князь поднимает Ливонский Орден. Чтобы заручиться содействием последнего, Андрей уступает ему Полоцкую землю и получает ее обратно от магистра на ленных правах ¹⁸⁴. В то же время смоленский князь собирает все силы своей земли. Судя по летописным известиям, были сделаны большие приготовления, и смольняне напрягли все усилия. Многочисленные ополчения, дружина, все смоленские удельные князья, двинулись теперь единодушно, чтобы возвратить родной земле потерянные области, усилить её и поднять на сте-{324}пень минувшего могущества. Очевидно, план военных действий был заранее выработан у союзников, сообразно с выгодами и стремлениями каждого из них. Вполне естественно, что смольняне прежде всего направили свои силы на Витебск, этот ключ двинско-днепровской торговой дороги, не раз уже бывший в их руках, но потерпели здесь неудачу. Тогда Святослав Иванович двинул свои рати к Орше. Тут началось страшное опустошение области, сопровождавшееся зверским отношением к населению. Но и осада Орши, и других городов, не была успешна: смольняне, как видно, не умели брать городов. После этих неудач на княжеском совете было решено идти прямо к Мстиславлю, главному городу Посожья. Летопись прямо говорит, что это движение было предпринято с целью возвращения этой области к Смоленску. 18 апреля 1386 года смоленские рати окружили Мстиславль. Разослав отдельные отряды для разорения окрестностей, Святослав Иванович начал делать энергические приступы к городу. Для разрушения стен пущены были в дело пороки. Но ни эти стенобитные машины, ни штурмы, не привели к сдаче Мстиславля. Впрочем, осада продолжалась очень короткое время: 29-го апреля, утром, под стенами города произошла кровавая битва, решившая заранее судьбу Смоленска.

В то самое время, когда смоленский князь так неудачно действует на Поднепровье Андрей Ольгердович открыл военные действия с помощью ливонских рыцарей против Литвы из Полоцкой земли. Поход полоцкого князя был, кажется, удачнее, чем смоленского. Как бы ни было, но попытки Святослава Ивановича против Витебска и Орши, движение Андрея Ольгердовича,— все это обнаружило противников, и в Литве успели принять энергические меры. Очевидно, Скиргелло и Витовт, князья литовские, считали более опасным князя смоленского, а потому и направили свои силы прежде всего против него. 29 апреля 1386 года явились литовские полки под стенами Мстиславля. Они успели обойти смольнян с двух сторон. Заметив приближение неприятелей, явившихся неожиданно, смоленские рати поколебались, но стали готовиться к битве. Враги сошлись на берегах реки Вехры. Произошла упорная битва. Святослав Иванович, его племянник, Иван Васильевич, были убиты. Сын Святослава, Юрий был тяжело ранен. Пало много и {325} других смоленских князей. Смольняне не выдержали и обратились в бегство. Много людей было избито, много погибло в реке во время преследования бегущих врагами. Не давая опомниться неприятелю, Витовт и Скиргайло преследовали его и явились вслед за бегущими ополчениями под стенами Смоленска. Оставшиеся в живых смоленские князья и горожане затворили город и выказали храброе сопротивление, но что могли они сделать теперь, когда лучшие силы полегли на берегах реки Вехры. Литовские князья долго стояли под стенами города, и, наконец, противные стороны пришли к соглашению. Смоленск заплатил контрибуцию (окуп) и должен был принять к себе князем Юрия Святославича. Последнее условие было, как видно, принято без всяких споров: с одной стороны Юрий был женат на дочери старшей сестры Скиргелла, а потому литовские князья могли рассчитывать, что родственная связь будет удерживать нового смоленского князя в добрых отношениях к Литве, с другой стороны, как видно из последующих событий, смольняне сами были расположены к Юрию Святославичу. Скиргелло позаботился об излечении Юрия от ран, и передал его матери, вдове Святослава Ивановича ¹⁸⁵. Новый смоленский князь должен был принять, конечно, все те условия мира, которые ему были продиктованы Скиргеллом. Юрий Святославич обязывался быть всегда верным Ягелле, королю польскому, великому князю литовскому и русскому и иных земель господарю; никогда не отступать от него ни при каких обстоятельствах; помогать ему во всех военных предприятиях, а если по каким-либо обстоятельствам или в силу болезни ему самому лично это сделать будет невозможно, то он должен послать своего сына; ни с полочанами, ни с Андреем полоцким обязывается не заключать мира, не иметь с ним никаких дипломатических сношений; все, что успели смольняне захва-{326}тить во время войны, т. е., села и волости, он должен был возвратить назад. Этот договор был заключен 20-го мая 1386 года. К акту было приложено десять печатей, которые, очевидно, принадлежат Юрию и девяти другим лицам, упомянутым в договоре и целовавшим крест в его исполнении. Это были: князь Феодор Романович, князь Михаил Иванович Вяземский, Семен Непролей Гаврилович, Юрий Столова, Прокофий Иванович, Глеб Васильевич, Андрей Микулинич, Борис Меркурьевич и Андрей Мирославич. Но этого показалось мало. В акте было внесено еще одно обязательство: Юрий Святославич должен был поехать в Вильно к королю Ягелле и там повторить лично заключенный договор. Действительно, осенью того же года он отправился туда, как кажется, в сопровождении всех лиц, скрепивших договор и там вторично 17-го сентября целовал крест в его исполнении ¹⁸⁶. Для {327} обеспечения спокойствия в Смоленской земле Скиргелло увел с собой родного брата Юрия, Глеба Святославича ¹⁸⁷.

Удар за ударом падали теперь на Смоленск. После военного разгрома явилось бедствие физическое. Страшный мор распространился по всей Смоленской земле. Множество народа погибло по селам и городам, а в самом Смоленске, в городе, осталось всего десять человек, так что пришлось его затворить ¹⁸⁸.

Между тем в Литовско-русском государстве продолжаются волнения: теперь борьба идет между Ягеллом и Витовтом, действующим с помощью Ливонского ордена. В Москве, конечно, следили за этой борьбой, ослаблявшей соперника, и нашли минуту удобной, чтобы извлечь для себя возможную выгоду в будущем из текущих событий. В этот момент Витовт, нанесши решительное поражение Скиргелле при Вейшишках и захватив в плен много князей, в том числе и Глеба Святославича, принужден был, после неудачного нападения на Вильно, снова уйти к немцам, уводя с собою и своих пленных. И вот из Москвы является в Мариенбург, где проживал Витовт, посольство с двумя предложениями: выдать дочь Софию за московского князя и выпустить из плена за выкуп смоленского князя Глеба Святославича: об отказе сватам, в виду положения Витовта, думать было нельзя, а родство с литовским князем могло развязать Василию Дмитриевичу руки для действий в земле Суздальской, у себя дома; что касается Глеба, то всегда было выгодно иметь в своих руках претендента на велико-{328}княжеский смоленский стол. Предложение сватовства было принято, но на выкуп Глеба Святославича Витовт не согласился ¹⁸⁹.

В 1392 году Витовт возвратился из владений Ливонского Ордена в Литву и обратил внимание на положение дел в Смоленске. Очевидно, посажение там в качестве великого князя Юрия Святославича в 1386 г. было неудачным актом политики со стороны литовских князей. Принимая во внимание последующие события, с которыми мы тотчас познакомимся, Смоленск за истекшие шесть лет успел более или менее оправиться, и в нем опять стала брать перевес партия независимости, во главе которой стоял сам великий князь смоленский. Мы видим вместе с тем, что все смоленские князья живут между собою мирно, а главный удел земли, Вязьма, тесно связан теперь с стольным городом, так как в нем сидит брат Юрия, Иван Святославич ¹⁹⁰. Этот внутренний лад в Смоленской земле совсем не мог соответствовать целям литовской политики, а потому Витовт, явившись с Глебом в Смоленск, посадил его на великое княжение, а Юрию Святославичу дал в удел город Рославль. Этот факт ясно показал смольнянам, что литовский князь смотрит на их землю уже не как на самостоятельное государство, находящееся, хотя в стеснительном, союзе с другим государством, а как на завоеванную страну, князья которой не более как наместники, которых можно сменять и назначать по своему усмотрению. Результаты отсюда вышли двоякие: с одной стороны партия противников Литвы получила еще большую силу, так что на ее стороне мы видим и нового князя смоленского; с другой — занятие великокняжеского стола младшим братом и удаление старшего на второстепенный стол должно было возбудить счеты и пререкания из-за уделов между всеми смоленскими князьями, что согласовалось, конечно, с планами Витовта. Уже очень скоро обнаружилось, что Глеб Святославич, не желает быть простым подручником князя литовского и не хочет исполнять его приказаний. Поэтому Витовт решил покончить с самостоятельностью Смоленска, но вместе с тем опасался, как видно, встре-{329}тить энергическое сопротивление со стороны смольнян. В 1395 году он начал собирать войска, причем объявлялось, что движение предпринимается против татар. В сентябре месяце Витовт стал перед Смоленском. Несмотря на всю неожиданность своего появления, литовский князь и теперь не полагается на исход военных действий и прибегает к хитрости, пользуясь неурядицею среди смоленских князей. Когда Глеб Святославич выехал из города к Витовту, последний любезно принял его, поднес ему подарки и отпустил назад, причем сделал предложение, чтобы князья избрали его своим третейскими судьей и приехали к нему в стан, а для уверения их в полной личной безопасности Витовт дал охранную грамоту (опас). Князья, не подозревая ничего, все выехали из Смоленска с своими боярами. Оказывается, таким образом, что в это время в городе происходил княжеский сейм. Приехали все Святославичи, и все другие князья: это были Глеб, Иван и Владимир, сыновья Святослава Ивановича, Иван и Александр Михайловичи, Иван и Александр Васильевичи и Василий Иванович, сын Ивана Васильевича. Лишь только они собрались в литовский лагерь, как немедленно были арестованы, а неприятельские войска бросились к городу, начали жечь посад и брать в плен людей. Витовт въехал в Смоленск. Это было 12-го сентября 1395 года. Все арестованные князья были отправлены в Литву, а в Смоленске посажены литовские наместники. К несчастью для литовского князя, Юрий Святославич, под влиянием княжеских споров, уехал еще раньше к своему тестю, великому князю рязанскому, Олегу Ивановичу ¹⁹¹. Мы не знаем, когда именно, но смолен-{330}ские князья вернулись в свою землю, хотя некоторые из них могли остаться в Литве, как Глеб Святославич, которому был дан на юге во владение город Палонный ¹⁹².

Итак, Смоленск находился в руках литовского князя. Московский князь не только не протестует против этого, но даже как будто сочувствует совершившемуся факту. В 1397 году Василий Дмитриевич на Пасху приехал в гости к своему тестю в Смоленск. В это время был там и митрополит Киприан и поставил для смоленской епархии епископа Нассона, а в 1399 году в Смоленск к отцу ездила Софья Витовтовна ¹⁹³. Несомненно, положение в данный момент московского князя требовало с его стороны большой осторожности: с Тверью дело не было еще покончено, а в Рязанской земле княжил энергичный Олег Иванович, сумевший усилить свое княжество и поднять его политическое значение. Но это невмешательство в судьбу Смоленска было только кажущееся: мы увидим далее, что тот же самый Василий Дмитриевич смотрит на занятие Смоленска Витовтом как на факт захвата, а на Смоленскую землю как на неотъемлемую часть северо-восточной Руси. Пока, горячее участие в положении Смоленского княжества принимает Олег Иванович рязанский и открыто выступает на борьбу с литовским князем.

Несомненно, в Смоленске существовала довольно сильная литовская партия, но к ней принадлежало главным образом боярство, которое и проявляет ясно свои симпатии в последние дни независимой политической жизни Смоленской земли. Очевидно, как и позже ¹⁹⁴, боярство группируется около литовских наместников и {331} пользуется их властью для своих целей в ущерб остальной массе населения, которая подвергается сильным притеснениям. Можно предполагать, что брожение среди народа не прекращалось за все это время. Еще не отвыкли горожане Смоленска от политической самостоятельности. Между ними и уцелевшими князьями начинаются сношения, чем, по всей вероятности, и объясняется неожиданная казнь Ивана Михайловича: Витовт казнил его вместе с женой, детей разослал в разные места, а имущество конфисковал ¹⁹⁵. Но движение этим не могло быть остановлено.

В 1400 году из Смоленска в Рязань явились послы и объявили Юрию, что смольняне желают видеть его на смоленском столе, рассказали, что в их городе происходит сильное брожение; есть и сторонники литовского князя, но их немного, а народ желает видеть князем своего отчича и дядича. Юрий Святославич передал все это своему тестю, Олегу Ивановичу, и со слезами просил его о помощи ¹⁹⁶. Момент был выбран весьма удобный: в 1399 году Витовт потерпел от татар страшное поражение на берегах р. Ворсклы, в котором легли лучшие силы литовско-русского государства. В 1401 году князь рязанский с силами всей своей земли двинулся к Смоленску. При появлении рязанских ратей под стенами города и требовании сдачи, в нем началась борьба между двумя партиями. Бояре с ненавистью относились к Юрию, но были подавлены горожанами, к которым обратился бывший князь смоленский: Смоленск отворил ворота. Народное озлобление против бояр и поддерживаемой ими литовской власти выразилось теперь в резкой форме: был убит литовский наместник, которым был в то время князь брянский Роман, вместе с ним погибли его бояре. Перебиты были и те из смоленских бояр, которые выказывали особенно сильно свои симпатии к литовской зависимости ¹⁹⁷. В Смоленске восстановлена была древняя форма политической жизни с князем и вечем во главе земли, но не надолго.

Подавленное боярство не думало однако сразу уступить своим противникам и начало тайные сношения с Витовтом. В том же {332} году осенью литовский князь явился под Смоленском, думая окончить дело одним ударом, но смольняне выдержали осаду в продолжение четырех недель, и Витовт принужден был заключить с Юрием перемирие „по старине“. После отступления литовского князя вече снова поднялось на бояр: обнаружились тайные сношения их с Витовтом. Уличенные в измене были перебиты ¹⁹⁸.

Претерпенная неудача показала литовскому князю, что для покорения Смоленска надо вести дело не только энергически, но и систематически. Смоленское княжество было с двух сторон охвачено литовскими властями, но на востоке оно непосредственно прилегало к Московскому и отчасти Рязанскому. Связывающим звеном между этими тремя княжествами служил Вяземский удел. После стольких территориальных потерь, которые понесла уже Смоленская земля, Вязьма являлась сильнейшим уделом всего княжества, откуда Смоленск мог черпать силы для продолжения борьбы. Отрезать Смоленское княжество с востока, уничтожить возможность его сношений с Москвой и Рязанью, отнять немаловажный источник для возобновления сил,— вот что решил прежде всего сделать Витовт. В 1403 году он отправил против Вязьмы князя Лугвения, который взял город, захватил в плен князей Ивана Святославича и Александра Михайловича и отправил их в Литву ¹⁹⁹. Смоленск был, таким образом, окончательно изолирован, но, несмотря на это, новая попытка овладеть им была так же неудачна, как и первая.

Отрезанный отовсюду, понесший огромные потери людьми в беспрестанных военных действиях и вследствие мора, появившегося в 1401 году, раздираемый борьбой партий, Смоленск был близок к падению. Невозможность дальнейшей борьбы ясно сознавал последний смоленский князь, Юрий Святославич, и видел необходимость искать чьей-нибудь помощи ²⁰⁰. В 1404 году Витовт явился под Смоленском с большими силами и артиллерией. Пушки в первый раз стали громить древний город. Смольняне отчаянно защищались. Осада продолжалась всю весну, но была безуспешна, и Витовт, страшно разорив окрестности, отошел от города. Это были {333} последние усилия смольнян отстоять свою независимость. Юрий решился ехать в Москву и просить там помощи. Предварительно он списался с Василием Дмитриевичем и получил согласие на свой приезд к нему. Оставив в городе жену и преданных ему бояр, он выехал из Смоленска с сыном Феодором и братом Владимиром. В Москве ему обещали помощь, но медлили. Между тем в Смоленске вскоре после отъезда князя все было кончено. Бояре, сторонники литовского князя успели известить Витовта о поездке Юрия в Москву, о слухах, будто московский князь готовится идти к Смоленску с огромными силами, и приглашали как можно скорее явиться к их городу, обещая сдать его. Витовт немедленно двинулся в Смоленскую землю и вновь осадил ее стольный город. Смольняне, обессиленные продолжительной непрерывной борьбой, голодом и болезнями, отворили ворота литовскому князю. Витовт въехал в город. В четверг 26-го июня 1404 года окончилась самостоятельная политическая жизнь Смоленской земли ²⁰¹.

Витовт отослал княгиню и многих бояр в Литву; много было предано казни. Когда в Москву пришла весть о взятии Смоленска, то Василий Дмитриевич обвинил Юрия, будто он сам приказал смольнянам сдать город литовскому князю. Далее оставаться в Москве бывшему смоленскому князю было поэтому неловко, и он уехал в Новгород, где был принят и получил несколько волостей на содержание. Отсюда он сделал попытку найти поддержку у Прусского Ордена, но встретил холодный отказ от всякого вмешательства в его дела ²⁰². Дальнейшая судьба Юрия Святославича для нас уже не интересна. {334}^*

————

* Исторический очерк Смоленска. Спб. 1894 г. и Ильенка: Смоленск, дорогое ожерелье царства русского. Краткий исторический очерк. Спб. 1894 г.

* В книге-оригинале сноски — постраничные. В эл. книге сноски — сквозные в пределах глав. В тексте встречаются ссылки автора на конкретные сноски, в этом случае я ставил номер сноски эл. книги в квадратные скобки [ ].— Ю. Ш.

1 Квашнин Самарин: „Рус. Былины в историко-географич. отношении“ (Беседа, 1871 г., IV, стр. 83).

2 См. нашу работу: „Печенеги, торки и половцы до нашествия татар“.

3 Ипатьев. Лет. изд. 1871 г. стр. 6; Лавр. Лет. изд. 1872 г. стр. 9—10.

4 Материалы для географии и статистики России. Цебриков. Смолен. губерния. Спб. 1862 г. стр. 69.

5 Выражению „Смоленская земля“ здесь, как и в других случаях, мы придаем значение политическое.

6 Для очерка рек и вообще для описания страны нам послужили: списки населенных мест губерний: Смоленской, Псковской, Тверской, Московской, Черниговской и др., а также Материалы для Географии и статистики России соответствующих губерний и карта Шуберта, соответствующие листы. Другие труды обозначены отдельно.

7 Максимов: „Обитель и Житель“ (Др. и Нов. Россия, 1876 г. т. II, стр. 205).

8 Ibidem, стр. 206.

9 Ibidem, стр. 134.

1⁰ Ibidem, стр. 203.

1¹ См. выше, а также: Забелина „Краткое описание Зап. Полесья“. Киев. 1883 г., стр. 2.

1² Списки населенных мест, карта Шуберта, а также Писцовые книги XVI в. и Можайские Акты. О них ниже.

1³ См. прилагаемую при сем карту Смоленской земли. О населенных местностях будем говорить ниже.

1⁴ Надеждин. Опыт географии русского мира (Библиотека для чтения. Спб. 1837 г. т. 22, стр. 41—42).

1⁵ См. прилагаемую карту Смоленской земли.

1⁶ Списки населен. мест Черниговской губернии, стр. IV и то же Орловской губернии, стр. XIX.

1⁷ Лаврент. Летоп. стр. 6.

1⁸ Ibidem.

1⁹ Барсов. Очерки рус. историч. географии. Варшава. 1885 г. стр. 26, 27.

2⁰ См. Карту Шуберта листы 28 и 29; ср. Барсов. Op. cit. стр. 24.

2¹ Что путь шел из З. Двины именно по р. Каспле, видно из жалобы, представленной рижанами витебскому князю Михаилу Константиновичу, где между прочим говорится: „Тот ты рекл, князю: „даите вы мне конь, я вас провожю из Смоленска и сквозе Касплю, а учаны хочю проводити с коньми и до полотьска“... (Русско-ливон. Акты, изд. Археогр. Комиссией. Спб. 1868 г. № XLIX).

2² См. попытки его определения: Барсов: „Очерки рус. историч. географии“, стр. 24, 25, 26; Голубинский: История Рус. Церкви т. I, ч. 1, стр. 2; Краткий Очерк историч. судеб Полоцкой епархии с древнейших времен до половины XIX в., стр. II.

2³ Герберштейн. Записки о Московии. Спб. 1886 г. стр. 110.

2⁴ Замысловский. Герберштейн и его историко-географические известия о России. Спб. 1884 г. стр. 165—167.

2⁵ Карта Шуберта листы 43 и 28-й.

2⁶ См. Карту Шуберта, листы 42 и 43. Ср. Барсова. Очерки рус. историч. географии, стр. 25.

2⁷ См. Карту Шуберта лист 43 и 28. Для определения этих путей обыкновенно берут два летописных известия под 1168—1173 годом. Вот они: 1168 г.: … пойде Ростислав Новугороду (из Киева). Занеже недобре живяху Новгородци с Святославом сыном его; и приде Чечерьску к зяти Олгови… иде Смоленьску. И начаша и сретати лутшии мужи Смолняны за 300 верст. …и оттуде в Торопечь. И оттуде посла к сыну Святославу Новугороду, веля ему възъехати противу собе на Лукы… и ту снимася на Луках с сыном и с Новгородци… И оттуде възвратися Смоленьску“… (Ипат. Л. стр. 361—362). Конец этого рассказа в настоящее время нам пока не нужен, а мы воспользуемся им ниже. Затем под 1173 г.: В ту же зиму выйде Рюрик из Новагорода; Рюриковы же идущю из Новагорода к Смоленьску, а и бысть на Лучине верьбное неделе в пяток, солнцю въсходящю, родися у него сын и нарекоша и в святем крещеньи дедне имя Михайло, а княже Ростислав, дедне же имя; и бысть радость велика о роженьи его, и дасть ему отець его Лучин город, в нем же родися, и поставиша на том месте церковь святого Михаила, кде ся родил“. (Ипат. Лет. стр. 386). Приходится несколько забежать вперед и сказать теперь же несколько слов о местонахождении Лучина. Кроме этого известия, летописи ничего более не говорят нам о Лучине. Упоминание его в грамоте Ростислава само по себе тоже не может служить для его прикрепления на карте. Есть еще указания в Литовской Метрике. В 1498 году послы литовские говорили: ино не одны ты волости были за ними (за князьями Воротынскими): был Лучин городок и Городечна и Демена и иные многие волости смоленские …“ (Сборник Импер. Рус. Историч. Общества т. XXXV, Спб. 1882, стр. 247) А затем: „тако ж тыми часы… бояре твои вяземские,… наехавши на места и на всю волость нашу Лучиногородскую с церквей Божиих замки отбивши и что было накладов, то все выграбили“… (Ibidem, стр. 268). Наконец, вот еще грамота князя Александра смоленскому наместнику Юрию Глебовичу 1495 г.: „Бил нам чолом князь Иван Костянтинович Вяземский и поведил пред нами, што ж вся отчина его к Вязьме отошла, и просил у нас селца в Лучине городку, на имя Приселья…“ (Акты З. России, т. I, № 128). Из приведенных известий очевидно, что Лучин летописи и Лучин городок документов — совершенно два различных поселения. Лучин городок был недалеко от волостей Демены и Городечны, то есть, в области р. Угры, куда никаким образом не мог попасть Рюрик, идя из Новгорода В. в Смоленск. Лучин летописи, по точному ее известию, должен лежать между Смоленском и Новгородом. Мог ли быть это Лучин на Днепре? Но этот Лучин лежит южнее смоленских владений, так как уже г. Рогачев принадлежал к числу городов киевского княжения (Ипат. Лет. стр. 223). Следовательно, Лучин возможно прикрепить или к Лучанам на Лучанском озере, или к Лучанам на р. Ельше (см. списки Псков. губ. № 14789 и Смолен. губ. № 9310). Я уже говорил, что сама природа включила и Лучанское озеро, и р. Ельшу в состав звеньев великого водного пути. Стало быть, для настоящего нашего вопроса не имеет особенного значения, к какому из двух мест следует прикрепить Лучин. Тем не менее, чтобы не говорить об этом вторично, позволяем себе высказать следующее соображение. Мы в точности не знаем, входило ли Лучанское озеро в границы Смоленской земли. Возможно, что и нет. Во всяком случае, вероятнее, что Рюрик дал сыну не пограничный город, а один из внутренних, то есть, на Ельше куда мы его относим. В дополнение к известию летописи о поездке Ростислава в В. Луки служит еще следующее ее сообщение. Святослав Ростиславич ушел из Новгорода в В. Луки, объявив новгородцам, что не хочет у них княжить. Новгородцы пошли выгонять его из Лук; „он же услышав, оже идуть нань, иде Торопцю...“ Оказывается, таким образом, что между Торопцом и В. Луками было прямое сообщение или сухопутное, или небольшими речками, там истекающими; путь же на Смоленск лежал все-таки через Торопец. Обращает на себя внимание еще следующее обстоятельство. Иногда князья, рассорившись с новгородцами, принуждены были быстро ретироваться и в этом случае бегуг не через Торопец, а на Полоцк (См. напр. Ипатьев. Лет. стр. 220 и 350). Эти факты заставляют предполагать, что проехать в Торопец им нельзя было в такие моменты именно потому, что уже Лучанское озеро (не говоря о Луках) принадлежало Новгороду В.

2⁸ Вот известие летописи, прямо указывающее на этот факт. В 1216 году против Юрия двинулся Мстислав с своими союзниками. „Мстислав же поиде Серегером, и въниде в свою волость... и быша верху Вълзе... И пойде Мьстислав и възя Зубьцевъ, и быша на Возузе; и приде Володимир Рюрикович со Смольняны"... (Новг. I лет. изд. 1888 г. стр. 200—201 (Этой же дорогой, очевидно, двигался в 1148 году Ростислав Мстиславич из Смоленска на Волгу. (Ипат. лет. стр. 258—260).

2⁹ Об этом пути мы имеем сведения из двух позднейших памятников, относящихся к XV и XVII векам. В более раннем описывается дорога, по которой ехала в Литву дочь Иоанна III, Елена в замужество за князя Александра; в описании XVII в., принадлежащем неизвестному лицу, путь намечен от Можайска до Смоленска и далее. Различие между этими двумя памятниками заключается лишь в нескольких местностях, но направление дороги сохраняется одно и то же. Она шла таким образом: Можайск, Вореск или Варский (на Воре), Брагин Холм, Дуброва, Вязма, Дорогобуж. Эти населенные пункты и дают возможность указать самую дорогу. В описании XVII в. вставлены еще: между Брагиным Холмом и Вязмой Козлов, а перед Дорогобужем — Мстиславец. Относительно местонахождения Брагина Холма мы будем говорить в своем месте. (Описание XV в. см. у Беляева, „Географические сведения в древней Руси“, Записки Имп. Рус. Геогр. Общ. кн. 6, 1852 г. стр. 237—278; описание XVII века — во Времяннике Имп. Москов. Общ. Истории и Древн. Росс. 1852 г. кн. 15, стр. 47—48). Этого же пути держался, по всей вероятности, и Василий I в 1408 году, двигаясь к Вязме. (Лавр. Лет. стр. 510).

3⁰ См. карту Шуберта лист 43. В настоящее время эти реки настолько обмелели, что по ним совершается лишь сплавное судоходство, главным образом гонится лес. И теперь еще намечаются те пути, которые пролегали по этим рекам в древности. Так судоходство совершается по Днепру, по Ельше, по Вопи, по Обше. (Списки населен. мест Смолен. губернии, стр. LXX—LXXII). Дорога: Днепр, Вопь, Обша, Осуга (или другой какой-нибудь приток Вазузы), Гжать,— существовала в XVIII ст. не только для сплава леса, но и для грузов хлеба и других припасов. Правда, уже тогда товары из Гжатской пристани в Бельскую перевозились сухим путем по проселочным дорогам, очевидно, вследствие обмеления передаточных рек (Топографические известия, служащие для полного географического описания Российской империи. Спб. 1771 г. при Импер. Академии Наук, т. I, ч. 1, стр. 24 —25). Точно также сплав леса производился в XVIII в. уже и по Москве р. (Ibidem); а в нее лес сгонялся по р. Иноче, Рузе, Колоче и Протве (Историч. и топографич. описание городов Москов. губернии. 1787 г. Москва, стр. 296—297). На торговое, значение г. Вязьмы указывают в XVI ст. Герберштейн (Записки о Московии, перев. Анонимова, Спб. 1866 г. стр. 109), который и ехал так: Можайск, Вязма, Дорогобуж, и Флетчер (О Государстве русском. Лондон 1591 г. стр. 9). Этим путем из Москвы в Дорогобуж шел, по всей вероятности, и Трифон Коробейников, направляясь в святую землю. („Хождение Трифона Коробейникова“. Православный Палестинский Сборник, т. IX, в. 3, Спб. 1889 г. стр. 72).

3¹ См. карту Шуберта лист 44. Путем: Осетр, Десна, Ужа, шел, вероятно, Берладник, когда покинул Святослава Ольговича в 1146 году и ушел в Смоленск (Ипатьев. Лет. стр. 239).

3² См. карту Шуберта лист 44. Путь — Брынь, Реса, Угра, Воря, Гжать — вероятно был избран Михаилом Черниговским в 1228 году, „бе бо тогда в Брыну с сыном и поиде в борзех на Тържькъ и приде на вьрьбницю въ Тържькъ...“ (Новгор. I лет. стр. 230). Новгородские послы, отправленные к нему, были задержаны в Смоленске, идя, очевидно, обычным путем. Ярослав Переяславский также запер все пути. Таким образом, Михаилу из Брына удалось проскользнуть только этим путем. Очевидно, смолоняне оберегали только главный новгородский путь, упустив из виду боковую дорогу: они не знали, где в тот момент находился Михаил. Брынь — теперь местечко на р. Брыне, Калуж. губ. Козельс. у. (Барсова. Географич. Словарь Рус. земли, Вильно, 1865 г. стр. 15).

3³ В XVI в. эта дорога шла от г. Орши чрез Барань, Писуны, Озерье, Толочин, Гостиничи, Бобр, Крупки, Начу и Борисов (Хождение Трифона Коробейникова. Православный Палестинский сборник, в. 27, стр. 73; Дневник Марины Мнишек в „Сказания Современников о Дмитрии Самозванце“ изд. Устрялов, 1834 г. ч. IV, стр. 13). О сухом пути от Орши на запад говорит и Маскевич в своем дневнике, изд. Устрялова, ч. V, стр. 121. О соединении Березины с Двиною: Шпилевский. „Путешествие по Полесью и Белорусскому краю“ (Современник, 1854 г., т. V, Декабрь, стр. 39); Максимов. „Обитель и Житель“. (Древ. и Нов. Россия. 1876 г. т. II, стр. 130).

3⁴ Ипатьев. Лет. стр. 210.

3⁵ Grewingk: Ueber heidnische Gräber Russisch-Litavens und einiger benachbarter Gegenden insbesondere Lettlands und Weissrusslands. Dorpat. 1870; Worsaae: La colonisation du la Russie et du nord Scandinave. Copenhague. 1875; Bähr. Die Gräber der Liven. Dresden. 1850; Koeppen: Ueber Tumuli in Russland (Bulletin Scientifique pabliè par ĽAcad. imp. des sciences de S. Pétersbourg, t. I, № 14. 1836); Уваров: О признаках народности курганов; Киркор: Археологические разыскания в Виленской губернии (Известия Импер. Археологич. Общ. т. I); Завитневич: „К вопросу о выработке критерия для классификации курганов по типам“ (Киев. Старина, 1890 г. т. XXIX, стр. 255—267).

3⁶ Это мнение принадлежит графу Уварову. Существуют и возражения, напр. Ивановского по поводу реферата Гатцука „О древне-славянских черепах“ (Труды III Археологич. съезда, т. I, 1878 г., Протоколы, стр. XL).

3⁷ Летописец Переяславля Суздальского. М. 1851 г., стр. 4.

3⁸ По объяснению графа Уварова, столп означает межу, раздельную дорожку или канавку, на которых и ставились сосуды с остатками сожженного трупа. (Древности. Труды Москов. Археол. Общ., т. X, 1885 г., Протоколы, стр. 48—49).

3⁹ Отчет Сизова о раскопках в разных уездах Смоленской губернии. См. Древности. Труды Моск. Археол. Общ., т. IX. Отчет о состоянии и деятельности Москов. Археол. Общества за 1881—1882 г., стр.5; 26 курганов оказались совершенно пустыми.

4⁰ Доклад Сизова о раскопках в Рославльск. и Ельнинском у. Смоленск. губ. (Древности. Труды Моск. Археол. Общ. т. XI, в. 3. М. Протоколы стр. 87—88); его же доклад о раскопках у с. Гнездова Смол. у. и губ. (Ibidem, в. 2, Протоколы, стр. 61—62); Отчет Кусцинского о раскопках в Смолен. губернии в 1874 г. (Ibidem, т. IX, в. I, стр. 4 и д. также т. VI, в. 1, Протоколы); донесение его же о раскопах у верховьев З. Двины, Днепра и Волги (Ibidem, т. IV, в. 1, Протоколы); о Краснен. у. Смолен. губ. см. Известия Рус. Археол. Общ., т. II, нов. сер., стр. LXXV; раскопки Соколова в Смолен. губернии (Древности. Труды. Моск. Археол. Общ. т. IX, в. 2 и 3. Протоколы); см. также Жизневский: Описание Тверского Музея (Ibidem, т. VII, в. 3).

4¹ Таким образом эта область охватывает уезды Смоленский, Поречский, Духовщинский, Красненский, часть (северную) Ельнинского, Бельский, западн. часть Дорогобужского.

4² Н. Константинович „О курганах Черниговской губернии (Труды III Археол. съезда, т. I, 1878 г., стр. 181); Самоквасов: „Северянские курганы“ (Там же); см. также Др. и Нов. Россия 1876 г.; Павинского реферат о могилах полабских славян в Мекленбургии (Труды II Археол. cъезда. Протоколы, стр. 43).

4³ Павинский: „Языческое кладбище в Добрышицах“ (Труды III Археол. съезда, т. I, 1878 г., стр. 245—251). Какому племени надо приписать каменные гробницы с погребальными урнами, найденные В. Б. Антоновичем на берегу р. Тетерева, мы не знаем (Древности Юго-Западн. края. Раскопки в стране Древлян. Спб. 1893 г., стр. 49—51; см. также Записки Имп. Рус. Археол. Общ. н. с. т. IV, стр. 435). Устройство этих гробниц напоминает могилы при Добрышицах и в Моравии (См. реферат Беды-Дудика: „Дохристианские могильники в Моравии“ в Трудах III Археол. съезда т. I, Киев, 1878 г., стр. 298).

4⁴ Дневник раскопок в Могилев. губернии. Фурсова. М. 1892 г.

4⁵ Ibidem, а также: Сизова раскопки в Рославл. у. Смолен. губ. (Древности. Труды Москов. Археол. Общ., т. XI, в. 3, протоколы, стр. 87—88). Турбина раскопки в Могилев. губ. и уезде (Ibidem, т. IV, в. 2, протоколы, стр. 51—52, также т. XI, в. 2, протоколы, стр. 52—53). Жители Хотвиж. волости Могил. губ. до сих пор разводят при погребении костры на могилах (Фурсов, op. cit. стр. 26); в Новгород. губ. стружки от гроба тоже сожигались или бросались в Волхов (Путешествие Ходаковского, Рус. Ист. Сборник, т. III. кн. 2, стр. 146). То же мы видим и в зап. Полесье. (Забелин, Op. cit. стр. 51—52).

4⁶ Раскопки Сизова в Рославл. и Ельнин. уу. (Древности, Труды Москов. Археол. Общ., т. XI, в. 3, Протоколы, стр. 87—88.

4⁷ Лавр. Летоп., изд. 1872 г., стр. 11—12.

4⁸ Завитневич: „Из археологич. экскурсии в Припетское Полесье“ (Чтения в Историч. Общ. Нестора Летописца, кн. 4), и „Вторая археол. Экскурсия в Припет. Полесье“ (Ibidem, кн. VI) Романова раскопки в Могилев. губернии (Древности. Труды Москов. Археол. Общ. т. XII, стр. 54, 55, 56).

4⁹ В. Б. Антонович: „Раскопки в стране Древлян“. Спб. 1893 г., а также: „О древлянских могильниках“ (Чтения в Историч. Общ. Нестора Летописца, кн. V).

5⁰ Раскопки Вольтера в Витеб. губ. (Известия Имп. Археол. Общ. т. X, протоколы, стр. 474—5); Bähr: „Die Gräber der Liven“, s. 48; Grewingk: „Heidnische Gräber“, ss. 104, 108, 112, 9; „О древних могилах в Витебской и Псковской губерниях“ (Ж. М. Н. Пр. 1851 г., отд. VI, июнь, стр. 170); Татур: „Очерк археологич. памятников на пространстве Минской губернии и ее археологическое значение“. Минск, 1892 г., стр. 26; Раскопки Бранденбурга и Ивановского на берегах р. Волхова (Записки Имп. Археол. Общ., т. I, нов. сер. Протоколы, стр. XXXIX).

5¹ Завитневич: „Вторая археол. экскурсия в Припетское Полесье“ (Чтения в Истор. Общ. Нестора Летописца, кн. VI, стр. 37—42).

5² Кусцинского раскопки у верховьев З. Двины, Днепра и Волги (Древности. Труды Моск. Археол. Общ., т. IX, в. 1, Протоколы, стр. 22).

5³ Кусцинский: „Отчет о раскопках в Смоленской губернии в 1874 г.“ (Древности. Труды Моск. Археол. Общ., т. IX, в. 1).

5⁴ См. № 9 (стр. 3—4), № 11 и 12 (стр. 6 и 7), № 13 и 14 (стр.8), № 17 (стр. 11), № 21, 22, 24, 25 и 26 (стр. 13—14), № 33 и 34 (стр. 23), № 41 (стр. 25) в труде: Дневник раскопок в Могилев. губернии. Фурсова. Могилев 1892 г.

5⁵ Раскопки Турбина в Москов. губ. (Древности. Труды Москов. Археол. Общ., т. XI. в. 1, Протоколы, стр. 52—53). Курган при д. Дымово на большой дороге из Шклова в Коханово.

5⁶ Раскопки Бранденбурга и Ивановского. (Записки Имп. Археол. Общ. т. I, нов. сер., Протоколы, стр. XXXIX и XL).

5⁷ Раскопки Вольтера (Известия Имп. Археол. Общ., т. X, Протоколы, стр. 474—5); Grewingk: Heidnische Gräber, ss. 112, 108; Татур: Очерк археол. памятников на пространстве Минск. губ., стр. 26—27.

5⁸ Сементовский: „Памятники старины Витеб. губернии. Спб., 1867., стр. 19.

5⁹ Шпилевский: „Путешествие по Полесью и Белорусскому краю“. (Современник, 1854 г., гл. IX, стр. 51—52).

6⁰ Grewingk: „Heidnische Gräber“… Ss, 107, 108, 133.

6¹ Татур. Оp. cit., стр. 27—28.

6² Могилы Витебской и Псковской губерний (Ж. М. Н. Пр. 1851 г., июнь, Отд. VI, стр. 170; Grewingk, op. cit., S. 136.

6³ Grewingk, op. cit. S. 133.

6⁴ Ивановский: Материалы для изучения курганов и жальников юго-запада Новгород. губернии“. (Труды II Археол. съезда, Спб. 1881 г., к. 2, стр. 58—66).

6⁵ Волкенштейн: „Несколько слов об антропологии жальников Валдайского уезда“. (Ibidem, стр. 4, 5, 23 и 24).

6⁶ В. Б. Антонович: „О похоронных типах юго-западного края“. Казань, 1884 г., стр. 3. (См. также Труды IV Археол. Съезда, 1884 г. т. I, стр. 47).

6⁷ Самоквасов: Могильные древности Александр. у. Екатер. губ. (Труды VI Археол. Съезда, 1886 г. т. I, стр. 189).

6⁸ См. Лихачева „Скифские элементы в чудских древностях Казан. губ. (Труды VI Археол. Съезда, 1886 г. т. I; Спасского „Днепровские курганы“ (Записки Одес. Общ. Ист. и Др., т. I, стр. 593).

6⁹ Глинка „О древностях Бежецкого уезда Тверской губернии“. (Рус. Ист. Сборник, 1837 г., т. I, стр. 2, 6, 7, 9).

7⁰ Данилов: „Заметки о курганах при д. Ново-Северской Рождеств. волости, Царскосельс. у. “ (Сборник Археологич. Института, 1879 г. кн. 2, стр. 108, 110, 111); Быстров: „Остатки старины Передольского погоста, Лужск. у. С.-Петерб. губ.“ (Известия Имп. Рус. Археол. Общ., т. IX, стр. 382, 396, 399, 401).

7¹ Ивановский: „Курганы Вотской пятины“ (Известия Имп. Рус. Археол. Общ., т. IX, стр. 95—101 и Труды IV Археол. Съезда т. I, Протоколы, стр. XCVIII).

7² Bähr: „Die Gräber der Liven“, S. 2, 3, 46, 48 и др.; Grewingk: Heidnische Gräber, S. 138; См. также Grewingk’а „Ueber ostbaltische vorzugsveise dem heidnischen. Todtencultus dienende schifförmige und ander gestaltete grosse Steinsetzungen“. (Archiv für Anthropologie. Zeitschrift für Naturgeschiechte und Urgeschichte der Menschen“. B. X. 1878, S. 320); с мнением почтенного автора: „in der ersten Zeit dieses jüngeren Eisenalters waren bei den Esten noch grosse, an Gotische Sitte erinnerude… Steinsetzungen in Gebrauch“… согласиться нельзя. Так называемых корабельных могил нет ни у воти, ни у ижоры, а употребление камня при погребении является тем не менее отличительным признаком. В кратком изложении вышеуказанная статья Grewingk’а была доложена Брикнером на IV Археологич. Съезде (См. Труды, т. I) и тогда было сделано возражение Ивановским (Ibidem, Протоколы, стр. XXXV).

7³ Эйхвальд: „Дополнение к статье о Чудских копях“ (Записки Имп. Археол. Общ., т. IX, 1857 г., стр. 558).

7⁴ Лихачев: „Скифские элементы в чудских древностях“ (Труды VI Археол. Съезда, т. I, стр. 153); Невоструева: „Ананьин. могильник“ (Труды I Археол. Съезда, т. II).

7⁵ Спасский: „О достопримеч. памятниках сибирских древностей и о сходстве некоторых из них с великорусскими (Записки Имп. Рус. Геогр. Общ., кн. XII, 1857 г., стр. 118); Эйхвальд: „О чудских копях“ (Записки Имп. Археол. Общ., т. IX, стр. 283); Ядринцев: „Описание сибирских курганов и древностей“ (Древности. Труды Моск. Археол. Общ., т. IX, вв. II и III, стр. 195, 197 и сл.); см. также его доклад в Изв. Имп. Рус. Археол. Общ., т. III, стр. XXI —XXII; Кн. Костров.: „Очерки быта минусинских татар“. (Труды IV Археологич. Съезда, т. I, стр. 230); Bähr: „Die Gräber der Liven“, SS. 40, 41, 51.

7⁶ Мы не останавливаемся на некоторых других особенностях похоронных обрядов на Кривицкой территории. Встречается напр. погребение в сидячем положении (Жизневский: „Описание Тверского музея“. Древности. Труды Москов. Археол. Общ. т. VII, в. 3, стр. 195; Сизова Отчет о раскопках в разных уездах Смолен. губернии, там же т. IX, стр. 5); в каменных могилах Витебской и Псковской губерний сожжение производилось над трупом, посаженным среди камней (Ж. М. Н. Пр. 1851 г. июнь, стр. 170); таких именно могил много, как мы видели выше, в Ливонии и Эстонии. Погребение в сидячем положении является и у Воти (Ивановский: „Курганы Вотской пятины“ в Изв. Имп. Рус. Археол. Общ., т. IX, стр. 96, 98). В последнее время этот же тип погребения обнаружен на территории финского племени муромы, несомненно ей принадлежащий (Селиванова реферат о раскопке Борковского могильника в 3 в. от Рязани, в Известиях IX Археол. Съезда 1893 г., № 11, стр. 4 и след.). Можно было бы указать еще много таких же аналогий, но вопрос о том, какому племени принадлежит такой обряд похорон, и не есть ли он общая собственность,— настолько сложен, что мы не беремся его решать, тем более, что количество примеров погребения в сидячем положении на кривицкой территории крайне незначительно. Некоторые из могил с присутствием камня напоминают своим видом так называемые мегалитические памятники. Стоит напр. посмотреть на изображение ливских могил у Бэра („Gräber der Liven“), сибирских у Аспелина (Antiquités du Nord finno-ougrien, livraison I) и сравнить с рисунками мегалитов у Надальяка (Les premiers hommes et les temps préhistoriques, Paris, 1881, v. I. chap. VI), чтобы увидеть между некоторыми из них разительное сходство. Но вопрос о мегалитах не решен и до последнего времени (см. Mortillet: Le prehistorique antiquité de ľhomme, Paris, 1885, chap. X. p. 583 et suiv.). У радимичей и др. русско-славян. племен мы встречаемся с особыми сооружениями при похоронах, именно деревянными постройками над трупом (В. Б. Антонович: „Погребальный тип могил радимичей“ в Извест. IX, Археол. Съезда, 1893 г. № 6, стр. 3) или внутри могильной насыпи попадаются деревянные же столбы или следы их. Вопрос об их значении впервые поднят Завитневичем (см. его археологич. Исследования в области дреговичей, ссылки выше). Теперь Борковский могильник у Муромы заставляет предполагать, что тут мы имеем дело с финским похоронным типом (см. выше). Нельзя отрицать, что может найтись на территории какого-нибудь из финно-угорских племен подобное же сооружение из дерева над покойником. Тогда, пожалуй, можно будет сделать предположение, что эти деревянные сооружения и одиночные столбы явились взамен камня там, где его трудно было достать. Мы считаем необходимым указать еще на памятники, спорадически и в очень незначительном числе встречающиеся в интересующей нас области. Это каменные фигуры. Недалеко от Рославля в центре круга из камней стоит камень, с трудно различными формами.) (Рокачевский: „Опыт собрания историч. записок о г. Рославле“, в Изв. Имп. Рус. Археол. Общ., т. IX, стр. 488—489); около Друцка существовал камень на четырех столбах или ногах с какою-то головою: (Шпилевский: „Путешествие по Полесью и Белорусскому краю“, в Современнике 1854 г. т. V, декабрь, стр. 6); около Городна лежит огромный камень, у которого собираются жители в день Ивана Купалы (Ibidem, стр. 49); вблизи Новоселок стоял большой камень, которому поклонялись (Ibidem, стр. 56); в Климов. у. Могилев. губ. Недалеко от м. Петрович есть камень с фигурами и буквами; он раньше лежал на плоском камне, а сверх его — третий меньших размеров (Фурсов, ор. cit,. стр. 28); вообще в Минск. губернии существуют камни больших размеров от простых столбов до грубых первобытных изображений человека (Татур: „Очерк археол. памятников“, стр. 34); наконец, недалеко от Днепра, на дороге из Речицы в Бобруйск стояла каменная четырехгранная баба (Срезневский: „Збручский истукан Краковского музея“, Записки Имп. Археол. Общ. 1853 г. т. V, стр. 181). Трудно представить себе заочно, какую приблизительно фигуру представляют из себя некоторые из этих памятников. Может быть, мы имеем здесь дело с грубыми изображениями животных, будут ли они игрой природы или продуктами первобытной скульптуры,— это все равно; важно, что им поклонялись. Мы можем указать два аналогические факта. В Тульской губернии, в Ефремов. у., на берегу р. Красной Мечи, близ села Козьего лежит огромный камень гранитной породы — „Конь камень“, около которой совершается обряд опахиванья (Сахаров: „Памятники Тульск. губернии“— Записки Отд. рус. и слав. археологии Имп. Археол. Общ. 1851 г., т. I. стр. 46); точно также в исходе XIV в. на Ладожском озере, на Коневском острове, находился Камень-конь, который жители боготворили (Уваров: „Меряне и их быт“, стр. 704); что касается вообще поклонения просто камню, то и на это имеются указания. По свидетельству Олеария, между Ревелем и Нарвой, около одной заброшенной часовни лежал большой камень, которому в Благовещенье жители воздавали поклонение и приносили жертвы (от пищи) (Путешествие Олеария, Чтения Моск. Общ. Ист. и Др. Росс. 1868 г., кн. II, стр. 61—62); около Борисо-Глебского монастыря в Переяславле-Залесском лежал камень, которому поклонялись жители еще в XVII ст., пока его не сбросили в р. Трубеж (Уваров, op. cit., стр. 704). В некоторых местах христианство наложило свою печать уничтожив старое языческое представление. Так около деревни Меекс (в Псковской губернии) у эстов почитается дерево, под которым отдыхал св. Апостол Иоанн; подальше — камень, на котором он поправлял обувь свою; даже речка, в которой он обыкновенно умывался. (Висковатов: „Некоторые сведения об эстах, живущих в пределах Псковской губернии“, Труды VI Археол. Съезда т. IV, стр. 85). Вообще среди других племен особенно сильно развито было поклонение камням не только большим, но даже и мелким, у урало-алтайских народов и в частности у финнов (Castren: „Vorlesungen über die finnische Mythologie“ Spb., 1853, s. 200—201). Что касается каменной бабы, о которой упоминает Срезневский, то трудно предположить, чтобы какому-то досужему человеку пришла мысль перетащить ее с юга России и поставить среди поля. Очевидно, она стояла на своем месте с доисторического времени наравне с другими грубыми каменными изваяниями и столбами. Если мы обратимся к могилам Сибири, то мы там увидим точно также просто камни, затем камни с грубыми попытками скульптуры и каменные бабы (Ядринцев: „Описание Сибир. курганов“..., Древности, т. IX, вв. II и III, стр. 194, 195, 197; его же доклад о могилах Минусин. края, в Записках Имп. Рус. Археол. Общ. т. III, стр. XXII; Колпаковский: „О древн. постройках, найденных в озере Иссык-Куле“, Известия Имп. Рус. Геогр. Общ. 1870 г. т. VI, стр. 103, 104; Костров: „Очерки быта минусин. татар“,— Труды IV Археол. Съезда, т. I, стр. 230). Обращает на себя внимание сходство каменных баб Сибири с существующими на юге и юго-востоке России, так что и тем и другим с полным вероятием приписывается общее происхождение (Спасский; „Днепров. курганы“ — Записка Одес. Общ. Ист. и Др., 1844 г. т. I, стр. 593, 597, его же; „О достопримеч. памятниках сибирских.“,— Записки Имп. Рус. Геогр. Общ. 1857 г. т. XII, стр. 118, 123; его же: О сходстве курганов ю. России с курганами ю. Сибири“, Записки Одес. Общ. Ист. и Др., 1852 г., т. III, стр. 531; Надеждин: „Заметка о камен. бабах“,— Известия Имп. Археол. Общ. т. I, стр. 167). Оставляя в стороне вопрос о том, какому именно народу принадлежат эти памятники, мы думаем однако же, что они собственность какого-либо из народов урало-алтайских. Благодаря известию Рубруквиса (Fejer, Codex diplomaticus Hungariae ecclesiasticae et civilis, v. IV, pars 2, p. 265), принимали эти памятники за половецкие, но еще Кеннен совершенно верно заметил, dass der Mönch Rubruquis die Begräbnisse der verschiedenen Völker, welche jene Gegenden bewohnten oder bewohut hatten, verwechselte, indem er sie alle für Komanisch hielt, weil er sie im Lande der Komanen fand“ (Bulletin scientif. de ľAcadémie Imp. des sciences, v. I, № 18: „Ueber Tumuli in Russland“, s. 140), и высказал мнение, что эти памятники существовали задолго до половцев. Обращает на себя внимание сближение рассказа Геродота о скифской чаше с присутствием чаши у камен. баб (Эйхвальд: „О чудск. копях“, Записки Имп. Археол. Общ. т. IX, стр. 305—309). Еще гораздо разительнее аналогия между каменными бабами и знаменитой бабой др. Биармии или с Обдорским идолом (описание это находится напр. в „Finnische Geschichte“, von Jrijo Koskinen, Leipzig, 1874, s. 11; у Bähr’а в „Die Gräber der Liven“ s. 36; см. „Antiquités russes ďaprès les monuments islandois“ v. I, „Extrait de le Hlimskringla de Snorre Sturloson“, p. 336—337; также описание: „De idolo aureae anus“ Guagnini в Rerum Moscoviticarum scriptores exteri, p. 168—169; Герберштейн: „Записки о Московии“. Спб. 1866 г. стр. 125—126). Замечательно, что в Сибири внутри могил находятся иногда грубые изображения камен. баб (Уваров. „Мегалитические памятники в России“,— Древности, т. VII, в. 3, стр. 265); точно также находили камен. бабы в могилах ю. России (Находка Тизенгаузена в Извест. Имп. Археол. Общ., т. VI, стр. 223). Иногда вместо грубого изваяния на камне просто вырезано такое же изображение (Ядринцев, ор. cit., Древности т. IX, в. 2 и 3, стр. 193; Уваров: „Мегалитич. памятники“, Древности т. VII, в. 3, стр. 267). Такое резное изображение было на большом камне, стоявшем на Ананьинском могильнике, который приходится признать финским (Лихачев: „Скифские элементы“,— Труды VI Археол. Съезда т. I, стр. 157). В заключение я позволю себе указать на замечательную постепенную градацию в развитии изображения каменной бабы, начиная от простого камня и до идольчика из меди, найденного в финском кургане около г. Галича (См. нашу статейку: „Несколько соображений к вопросу о кн. Туре“, Киев, 1891 г. стр. 21). Как бы ни было, но грубые человекообразные изображения из камня не принадлежат славянам, а какому-то из народов урало-алтайского племени, скорее всего финнам, пребывание которых в доисторическое время даже по левой стороне Днепра вытекает и из дальнейших соображений.

7⁷ Worsaae: „La colonisation de la Russie et du Nord scandinave“ Copenhague 1875, p. 94; Шлейхер: „Краткий очерк доисторической жизни северо-восточного отдела индо-германских языков“,— Приложение к VIII т. Записок Имп. Ак. Н. 1865 г., стр. 45; Котляревский: „Металлы и их обработка в доисторическую эпоху у племен индоевропейских“, М. 1865 г., стр. 13; Лерхе думает, что индоевропейские народы при переходе своем в Европу не были знакомы с обработкой металлов („Орудия каменного и бронзового веков в Европе“,— Известия Имп. Археол. Общ., т. V, стр. 217); Гревингк также не согласен с мнением, что камен. Орудия не принадлежат индоевропейцам („Heidnische Gräber“, s. 146). Что касается предположения, что финны — первобытное население Европы, укажем пока на D’Arbois de Jubanville, „Les premiers habitants de ľEurope“, 1889, т. 1, p. 12 и Cruel, „Die Sprachen und Völker Europas vor der arischen Einvanderung“, Detmold, 1883, p. 99.

7⁸ Употребляя здесь название „чудский“, мы придаем ему общее значение, равносильное с „финно-угрский“ или „угро-финский“. В действительности, угро-финны, ветвь урало-алтайского семейства, делится на 4 ветви: 1) финны западные или чудь, 2) пермь или финны восточные, 3) булгары или финны волжские и 4) угры. Таково деление Уйфальфи („Etude comparée des langues ougro-finnoises“, Paris 1875. р. IX).

7⁹ Kastren: „Ethnologische Vorlesungen über die altaischen Völker“, Spb. 1857, S. 88 и folg.; Эйхвальд: „О чудских копях“ (Записки Имп. Археол. Общ. т. IX, стр. 270— 271; Jrjo Koskinen: „Finnische Geschichte“, Leipzig. 1874, S. 1.

8⁰ „...Чудь и вси языце: Меря, Мурома, Всь, Мордва, Заволочьская Чюдь, Пермь, Печера, Ямь, Югра, Корсь, Либь“...

„...на Беле озере седять Весь, а на Ростове oзepе Меря, а на Клещине озере седять Меря же; а по Оце реце, кде втечеть в Волгу, язык свой Мурома, и Черемиси свой язык, и Мордва свой язык“.

„И се суть инии языце, иже дань дають Руси: Чюдь, Весь, Меря, Мурома, Черемись, Мордва, Пермь, Печера, Ямь, Корсь, Норома, Либь...“ (Ипатьев. Лет. стр. 2 и 6). Относительно этих народцев см. также Sjogren в Gesammelte Schriften, В. I, особенно статью: „Ueber die Wobnaitze der Jemen“; только что указанный труд Kastren’a; Лерберг: „Исследования, служащие к объяснению др. рус. истории“, Спб. 1819 г. Другие исследования будут указаны в своем месте.

8¹ Klaproth: „Recherches sur les migrations des peuples“ в Tableaux historiques de ľAsie, Paris, 1826 г. p. 234; Надеждин „Геродотова Скифия“ в Запис. Одес. Общ. Ист. и Др. т. I; Neumann: „Die Grichen im Skythenlande“? Berlin, 1855, v. I. p. 139, 140, 174; Neumann: „Die Völker des südlichen Russland’s, p. 4 u. folg; Bergmann: „Les Scythes, les ancêtres des peuples germaniques et slaves“, Paris, 1858; Брун: „Черноморье“, ч. 2, Одесса , 1880 г.; Лихачев: „Скифские элементы в чудских древностях Казанской губернии“ в Трудах VI Археол. Съезда т. I, 1886 г.; Hansen: „Ueber die Nationalität der Skythen“ в Verhandlungen der gelehrten Estnischen Gesellschaft zu Dorpat, Leipzig. 1844, B. I, H. 3; Diefenbach: „Völkerkunde Ost-Europas“ 1880, B. II, S. 197 u. folg.

8² D’Arbois de Jubanville: „Les premiers habitants de ľEurope“, v. I, 1889, p. 226; Вс. Миллер: „Эпиграфические следы иранства на юге России“ (Ж. М. Н. Пр. 1886 г. октябрь, стр. 233, 267, 280); Юргевич: „О именах иностранных на надписях Боспора и других греческих городов северного прибрежья Понта Евксинского“ (Записки Одесс. Общ. Истории и Древностей, 1872 г. т. VIII, стр. 11, 12 и passim); Никольский: „Происхождение слова «Днепр»“ (Рус. Филол. Вестник 1892 г., в. V, стр. 20, 21); Tomaschek: „Ethnologisch-linguistische Forschungen über den Osten Europa’s“ (Das Ausland Wochenschrift für Länder und Völkerkunde. München, № 36, S. 709).

8³ Diefenbach: „Völkerkunde Ost-Europas“. Darmstadt. 1880, В. II, S. 235, 237; Cruel: „Die Sprachen und Völker Europas vor der arischen Einwanderung“. Detmold. 1883, S. 129; Tomaschek, op. cit., S. 702—703, 705; Schröder: „Ueber Ossetisches und Ugro-finnisches“ (Sitzungsberichte der gelehrten estnischen Gesellechaft zu Dorpat. 1889, S. 117—119). Параллельно с этим указываются следы угро-финские на юге. Так в языках Кавказа встречаются угро-финские корни (Bahr. „Die Graher der Liven“, S. 30). Один, из арабских писателей Шукр-улла называет р. Дон Вафа. Если мы обратим внимание на объяснение названий для р. Волги Ра-ва и Ва-ра, сделанное Томашеком (ор. cit. S. 703), то, кажется, должны будем, согласиться с гг. Смирновым и Шестаковым, что и Вафа или Фава есть название финское (Труды IV Археол. Съезда, т. 1, 1884 г., Протоколы, стр. XXXII). См. также соображение г. Щеглова о названии г. Керчи („Первые страницы рус. истории“, в Ж. М. Н. Пр. 1876 г. ч. CLXXXV, стр. 170).

8⁴ Cruel, ор. cit. S. 11; Atdelung: „Mithridates oder algemeine Spzachenkunde, Th. II. Berlin. 1809; S. 739.

8⁵ См. по этому поводу замечание Иречка в его „Истории Булгар“. Перев. Яковлева. Варшава, 1877 г., стр. 66.

8⁶ Надеждин: „Опыт исторической географии русского мира“, в Библиотеке для чтения, Спб. 1837 г. т. XXII.

8⁷ Максимов: „Обитель и житель“ (Др. и Нов. Россия, 1876 г. т. II, стр. 131— 132). По исследованию топографической номенклатуры в историко-географическом отношении у нас существует небольшое число трудов. Кроме только что указанных статей Надеждина и Максимова, можно указать: Барсова: „Очерки рус. историч. географии“. Варшава. 1885 г.; Перетяткович: „Поволжье в XV и XVI вв.“, М. 1877 г. стр. 258—259; Износков: „Какие могут быть сделаны выводы из названий населенных местностей“ (Труды III Археол. съезда, т. II; Коляр: „О топографическом словаре всех славянских земель“ (реферат, читанный в Киеве, см. Труды III Археол. Съезда, т. II); Яков Головацкий: ,,Географический Словарь западно-славянских и юго-славянских земель“, Вильна, 1884 г.; Европеус: „Об угорском народе“, Спб. 1874 г.; Веске: „Славяно-финские культурные отношения по данным языка“, Казань, 1890 г.; Соболевский: „К вопросу о финском влиянии на великорусское племя“ (Живая Старина, 1893 г., в. 1) Тарановский: „Соображения о суффиксах, входящих в состав западно-русских фамилий и названий сел и деревень в Белоруссии“ (Филологические Записки, 1892 г. в. II); Трусман: „О происхождении корси (курах)“ (Живая Старина, 1893 г., в. I); Соболевский: „О названиях населенных мест и их значении для истории этнографии“ (Известия IX Археол. Съезда 1893 г., № 12, стр. 6); см. также труды Шегрена, Кастрена, а также Pič: „Zur Rumänisch-Ungarischen Streitfrage. Skizzen zur ältesten Geschichte der Rumänen, Ungarn und Slaven“, Leipzig 1886; на западе по этому вопросу существует обширная литература, см. Krek: Einleitung in die slavischen Litteratur-Geschichte, 2-е Ausg.

8⁸ Для нашего вопроса не имеет значения, какого собственно колена поселения эти были: угров или финнов.

8⁹ Надеждин: ор. cit., стр. 53.

9⁰ Becke, op. cit., стр. 33, 38, 39, 44, 51.

9¹ Bähr: „Die Gräber der Liven“, S. 30, 49, 29; Юргевич: „Мнимо норманские имена послов“ (Записки Одес. Общ. Истор. и Др. 1867 г. т. IV). Тут приведен, по фон-Тилену, список слов, взятых из финских языков во французский. Стр. 88.

9² Aspelin: „La rosomanorum gens et le ruotsi“. Etude ďhistoire et ďarcheologie. 1884. Helsingfors, pp. 3, 4; Сыромятников: „Балтийские готы и Гута-Сага“. (Живая Старина, 1892 г., в. 1, стр. 35); Европеус: ор. cit. стр. 19.

9³ Cruel: ,,Die Sprachen und Völker Europas“ S. 13.

9⁴ См. Sjogren. Gesammelte Schriften, B. I, особенно „Ueber die älteren Wohnsitze der Jämen“; Надеждина, ор. cit., стр. 50; Максимов, ор. cit., стр. 131—132.

9⁵ Имя реки ни „Берег, ни „Берегá, а „Берéга“, что видно из следующих выражений актов: „возле речки Береги“, „через речку Берегу“.

9⁶ Названия „Вопь“ и „Вопец“ считает неславянскими Pič в „Zur Rumänisch-Ungarischen Streitfrage“, S. 133.

9⁷ Эти имена см. в описании пути от Москвы к Смоленску в XVII в. (Временник Моск. Общ. Ист. и Др. Росс., кн. 15, 1852 г., стр. 47).

9⁸ Веске: „Славяно-финские культурные отношения“, стр. 4.

9⁹ Так она названа у Герберштейна. См. Замысловского: „Герберштейн и его историко-географич. известия о России“, Спб. 1884 г., стр. 155.

1⁰⁰ Все вышеприведенные нами топографические данные добыты из следующих источников и пособий: „Писцовые книги Московского Государства XVI в.“. Изд. Калачова, 1877 г. ч. 1, стр. 689, 1245, 1256, 1194, 498; „Можайские Акты“, Спб. 1892 г., стр. 183, 187, 212, 169 „Историко-юридические материалы, извлеченные из актовых книг губерний Витебской и Могилевской“, Витебск, ч. 3, 1872 г. стр. 285, 302, 303, 319, 331, 351, 409; Акты, издаваемые Виленской Археографической Комиссией“, т. XII, Вильно, 1883 г. стр. 594; „Archivum Ksiąźąt Sanguszków“, v. IV, Lwów, 1890 г., „посадил собе волю на Вижве…“ стр. 170; Щекатов: „Словарь Географический Росс. Государства, т. III, стр. 729, 147, 1051; „Топографическое Описание Калужского Наместничества“, Спб, 1785 г., стр. 8, 57; „Топографические известия, служащие для полного географического описания Рос. Империи“, т. I, ч. 1, Спб. 1771 г., стр. 200, 349, 361; Историческое и топографическое описание городов Москов. губернии“. Спб. 1787 г., стр. 156, 231, 253, 254, 296, 297, 343, 344; указанные выше труды Максимова, Надеждина, Барсова, а также Pič, op. cit., S. 133 и 138. См. также Списки населенных мест соответствующих губерний и листы карты Шуберта.

1⁰¹ Diefenbach: Völkerkunde Ost-Europas, B. II, S. 276; Pič: „Zur Romänisch-Ungarischen Streitfrage, S. 130.

1⁰² Гаркави: „Некоторые данные по исторической географии и этнографии России из рукописей, недавно приобретенных Императорскою публичною библиотекою“. (Труды IV Археол. Съезда, т. I, стр. 253, 254).

1⁰³ Jordanis: „De Getarum sive Gothorum origine et rebus gestis“. Ed. Carolus Gloss. Stuttgariae, 1861, p. 22—26.

1⁰⁴ Diefenbach, loco cit.; его же, op. cit. B. II, Hal. B. 1, S. 84; его же: „Origines Europeae“, 1861, p. 204; Летты называют древнейшие могилы в их области Krive-Kappe (Записки Имп. Археол. и Нумизм. Общ. т. I, стр. 248); Grewingk отрицает принадлежность этих могил русским („Heidnische Graber“, стр. 87). Но дело не в содержимом этих могил. Оно, конечно, едва ли имеет что-нибудь общее с славянством, а важно название; летты просто приписывали странные, чуждые им, сооружения русским славянам, конечно, без всякого археологического основания.

1⁰⁵ Jordanis, р. 17—18, 83.

1⁰⁶ Sjögren: „Ueber die ältesten Wohnsitze der Jämen“ (Gesammelte Schriften, B. I); Diefenbach: „Völkerkunde Ost-Europas“, B. I, S. 269.

1⁰⁷ Diefenbach: Origines Europeae, p. 204; Ujfalvy: „Etude comparée des langues ougrofinnoises“, Paris, 1875, p. XI; Anderson: „Studien zur Vergleichung der Ugrofinnischen und indogermanischen Sprachen“, Dorpat, 1879, S. 102; Winkler: „Uralaltaische Völker und Sprachen“. Berlin. 1884, S. 33.

1⁰⁸ О ливах см. Sjögren: Gesammelte Schriften, B. I; есть и в Записках Рус. Геогр. Общ. 1874 г., кн. II; Видеман: „Обзор прежней судьбы и нынешнего состояния ливов“ (Приложение к XVIII т. Запис. Имп. Ак. II. № 2); Hillner: „Die Liven an der Nordküste von Kurland“. (Bulletin de ľAcademie Imp. des Sciences, v. III, S. 261 u. folg.). Около Себежа также сохранилось народное предание о пребывании там некогда ливов (Сементковский, Памятники Витебской губернии, Спб. 1867 г. стр. 14, 15, 16). См. еще: Sjögren: Zur Ethnographie Livlands, в Bulletin, v. VII, S. 2 u. folg.; Ujfalvy, op. cit., p. X.

1⁰⁹ Трусман: „О происхождении корси (куров)“ (Живая Старина, 1893 г. в. 1, стр. 87, 88).

1¹⁰ Ипатьев. Летоп. стр. 2 и 6.

1¹¹ Мнение Sjögren’a и Uifalvy. См. примеч. 3 [108] на пред. стр.

1¹² Grewingk: „Heidnische Gräber“, S. 113, 59; Bähr: „Die Gräber der Liven“, S. 48.

1¹³ Zeuss: „Die Deutechen ind die Nachbarstämme“, München, 1837, SS. 668, 673— 674, 680.

1¹⁴ См. примеч. 2 [107] на 38 стр. и также: Aspelin, „La Rosomanorum gens“, p. 4.

1¹⁵ Ипатьев. Лет. стр. 114 и 240.

1¹⁶ Petri de Dusburg, „Chronicon Prussiae“, ed. Christophorus Hartknoch, Jenae, 1679 г. p. 71, 77.

1¹⁷ Diefenbach: „Völkerkunde Ost-Europas“ B. II, HB. 1, S. 59.

1¹⁸ Если основываться на топографической номенклатуре, то придется расширить территорию голяди с верховьев Протвы по всему ее течению до р. Москвы, ибо р. Голядь впадает в р. Москву с левой стороны („Церковно-Истор. исследование о др. области Вятичей“.— Чтения М. О. Ист. и Др. 1862 г. кн. 2, стр. 15; Арх. Леонид: „История церкви в Калужск. губернии“. Калуга, 1876 г. стр. 15); „Сборник Церковно-историч. сведений о Рязанской епархии“ (Чтения Моск. Общ. Ист. и Древн. Росс., 1863 г., кн. 2, стр. 35).

1¹⁹ Соболевский: „Смоленско-полоцкий говор“ (Рус. Филол. Вестн. 1886 и Киевск. Унив. Изв. 1883 и 1884 г.). Пыпин: „Белорусская этнография“ (Вестник Европы, 1887 г. Апрель, стр. 667 и 678).

1²⁰ Соболевский: „Очерки русской диалектологии“ (Живая Старина, 1892 г., в. 1, стр. 4 и 6); Koeppen: „Der litavische Volkstamm. Ausbreitung und Stärke desselben in der Mitte des XIX Jahrhunderts“. (Bulletin hist-phil. de ľAcademie des sciences de SPb., 1851, v. VIII, S. 274).

1²¹ Pič: ,,Zur Rumänisch-Ungarischen Streitfrage“, Leipzig, 1888; S. 130; Adelung: „Mithridates“ Berlin, 1809, Th. 2, S. 635; Zeuss: „Die Deutschen und die Nachbarstämme“, München, 1837, S. 527; Грот: „Известия Константина Багрянородного о сербах и хорватах и расселении на Балканском полуострове“. Спб. 1880 г., стр. 67, 70; Воцель: „Древнейшая бытовая история славян, вообще и чехов в особенности“, перев. Задерацкого. Киев, 1875 г., стр. 35 и 47; Rössler: „Ueber den Zeitpunkt der Slavischen Ansidelung an der unteren Donau“, Wien, 1873, S. 6; Шафарик: „Славянские древности“, перев. Бодянского, М. 1837 г., т. I, кн. 2, стр. 75 и след.

1²² См. выше ссылки на труды В. Б. Антоновича и г. Завитневича.

1²³ Pictet: „Les origines indo-européennes“, Paris, 1878, v. I, p. 60 et suiv., p. 66 et suiv.; Arnold: „Deutsche Urzeit“, Gotha, 1881, B. I, S. 10; См. также: Грот: „Известия Константина Багрянородного о сербах“. Спб. 1880 г., стр. 74.

1²⁴ См. интересное объяснение слова „кривич“ у Надеждина („Геродотова Скифия“ в Записк. Одес. Общ. Ист. и Др. 1844 г., т. I, стр. 102, примеч. 125).

1²⁵ Ипатьев. Лет., стр. 3 и 4.

1²⁶ Вышеуказанные труды В. Б. Антоновича.

1²⁷ Лаврентьев. Лет. стр. 5.

1²⁸ Вышеуказанные труды Завитневича.

1²⁹ См. вышеприведенные нами археологические данные.

1³⁰ Лавр. Лет. стр. 283; см. также Завитневича: „Область Дреговичей, как предмет археологического исследования“. (Труды Киев. Духов. Академии. 1886 г. № 8).

1³¹ Поговорка жителей Торжка: „мы люди старые, прежде были посадские города Коростеня, владение Ольгино, народ кривичи“ (Надеждин: „О рус. народн. мифах и сагах в применении их к географии и особенно к этнографии русской“, в Русской Беседе 1857 г., т. III, стр. 20).

1³² См. выше примеч., на стр. а также Grewingk: „Heidnische Gräber“, S. 55.

1³³ Архангелогород. Летоп. Москва, 1781 г., стр. 4.

1³⁴ Иоакимовская летопись (Татищев: История Российская, кн. 1, ч. 1). Важно тут не производство от „Словена“, а название „Словенск“: см. также: митр. Евгений: „Летопись древнего славяно-русского княжеского города Изборска“ (Труды и Летописи Общ. Ист. и Др. Росс. ч. V, кн. 1, Москва, 1830 г. стр. 138); его же: „История княжества Псковского“. Киев, 1831 г., ч. 1. стр. 4 и 8).

1³⁵ Мурзакевич: „История губернского города Смоленска“, Смоленск 1804 г., стр. 19; Топографич. Известия, служащие для полного географического описания Российской Империи, т. I. ч. I, Спб. при Имп. Акад. Наук 1771 г. стр. 392. Словен ильменских колонистами кривичей считали и раньше: Барсов: „Очерки рус. историч. Географии“ стр. 173 и д. и особенно примеч. 303: Соловьев. История России, т. I, М. 1874 г. стр. 55; Иловайский: История России. т. I. М. 1876 г., стр. 159 и след. и др.

1³⁶ Ипатьев. Летоп., стр. 6; Лавр. Лет., стр. 9—10.

1³⁷ Ипатьев. Лет., стр. 11; Лавр. Лет., стр. 19.

1³⁸ Ипатьев. Лет., стр. 11; Лавр. Лет., стр.19; Воскресен. Лет., т. I, стр. 268 (П. С. Р. Л. т. VII).

1³⁹ Ипатьев. Лет. стр. 13; Лавр. Лет. стр. 22.

1⁴⁰ Ипатьев. Лет., стр. 17—18; Лавр. Лет., стр. 29—30; Воскрес. Лет., стр. 272, т. I. В Тверск. Сборнике есть и Смоленск, но это, очевидно, позднейшая вставка. (П. С. Р. Л. т. 15, стр. 38).

1⁴¹ „‛Ότι τα;` α;’πο;` τη;`ς ε;‛; ´ξω Ρωβίας μονόξυλα κατερχόμενα ε;’ν Κονσταντινουπόλει ει;’σι;` με;`ν α;‛πο;` τοΰ Νεμογαρδα;’ς, ε;’ν ω;ֽ;‛; ̃ Σφενδοσθλάβος ο;‛ υι;‛ός ’Ίγγωρ τοΰ α;’; ´ρχοντος ‛Ρωσίας ε;’χαθέξετο, ει;’σι;` δε και α;‛πο το κάστρον τη;`ν Μιλινίσκαν και;` α;’πο Τέλιούτζαν και;` Τζερνιγώγαν και;’ α;’πό τοΰ Βουσεγραδέ ...“ (Corpus Scriptorum Historiae Byzantinae, Bonnae, 1840 г., Constantinus Porphyrogenitus, v. III, p. 74).

1⁴² Что касается упоминаний о Киеве, то они рассыпаны во многих местах саг. О названии для Киева Днепр- город см. Н. П. Дашкевича: „Приднепровье и Киев по некоторым памятникам древне-северной литературы“ (Киевские Университетские Известия“ 1886 г., ноябрь); Веселовского: „Киев — град Днепра“ (Ж. М. Н. Пр. 1887 г. Май). Вообще о путешествиях норманнов, через Россию см. артистическое исследование В. Гр. Васильевского: “Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе в XI и XII вв.“ (Ж. М. Н. Пр. ч. CLXXVII и CLXXVIII).

Вот интересное место из „Eymundar Saga“: „Burizlaf a reçu pour sa part le puys ile Kaenugard, le meilleur royaume de tout le Gardarique; Jarizlaf a eu le Holmgard, et Vartislaf, le troisième, le Palteskia avec les provinces, qui en dépendent; maintenant ils ne peuvent s’accorder entre eux sur ee partage“. (Antiquites russes, v. II, p. 179).

Точно также в „Kristnisaga“: Thorvaldus Kadranis filius et Stefner Thorgilsis filius, post disparitionem Olavi regis congressi socio itinere arbem late peragrarunt, terram Hierosolynutanam inviserunt, indeque Constantinopolim, deinde per regiones orientales cur sum dirigentes adverso flumine per Borysthenem (Nepr) Kaenugardum usque iter persererarunt. Thorvaldus in Russia non longe est et Palteskia diem supremum obiit; ibique in monte quodam ad aedem Johannis Baptistae sepultus est et inter sanctos relatus“... (Ibidem, p. 236—237). В „Vilkinasaga“ есть уже упоминание о Смоленске: „Deinde (Vilkinus rex) cum exercitu ipsam Russiam, multa oppida maxima ingressus expugnavit, quarum in numero etiam erant Smolenskia, Kiovia et Poltisca“. (Extraits de la saga de Theodoric de Bern „Vilkinasaga“; Ibidem, p. 455). Но древнейший манускрипт этой саги относится к концу XII или началу XIII ст. (см. Ibidem, р. 463). След. Смоленск втиснут туда, в эту сагу, позже, тогда, когда он действительно играл уже важную политическую роль. См. об этой саге также у Кирпичникова: „Поэмы ломбардского цикла“, М. 1873 г., стр. 85, 97 и др. Мы находим Смоленск и в географическом трактате „Europa vocatur, говорится в нем, tertia pars terrae, quae inter occidentem et eururn spectans, porrigitur in aquilonem. In orientali parte Europae est regnum Gardarum, ubi situs est Koenugardus et Holmgardus, Palteskia et Smalenskia“ (Annotations géographiques dues à ľabbé Nicolas“, Antiquités russes, v. II, р. 403). Но этот трактат точно так же относится к XII в.; известно, по крайней мере, что аббат Николай путешествовал по Святой земле около 1150—1153 г. (Ibidem, р. 395—396). Следовательно, сведения его собраны им в то время, когда Смоленск уже играл значительную политическую роль.

1⁴³ „О происхождении, языке и литературе литовских народов“. Материалы для истории просвещения в России. Петра Кеппена. Спб. 1827 г., № III, стр. 158; Bähr: „Die Gräber der Liven“, S. 20; Гедеонов: „Варяги и Русь“, т. 1, стр. 111; Гедеонов почему-то считает, что кривичи полоцкие — славяне, а смоленские вероятно,— смешанные с Литвой или ляшскими племенами“ (стр. 121). См. также стр. 122; Касторский: „Начертание Славянской Мифологии“, Спб. 1841 г., стр. 66, 67; Diefenbach: „Origines Europeae“ S. 204.

1⁴⁴ Ипатьев. Лет. стр. 6.

1⁴⁵ Ibidem. В этом вопросе имеет также большую важность показание Константина Багрянородного: „...οι;‛ αυ;’τω;˜ν α;’; ´ρχοντες ε;’ζίρχονται μετα;` πάντων τω;˜ν Ρως α;’πο;` το;`ν Κίαβον..., ...η;’; ´γουν ει;’ς τα;`ς Σκλαβινίας τω;˜ν τε Βερβιάνων και;` τω;˜ν Δρουγουβιτω;˜ν και;` Κριβιτζω;˜ν“... (Corpus Script. Historiae Byzantinae, Constantinus Porphyrogenitus, v. III, Bonnae, 1840, р. 79). Император знает кривичей славян, не знает полочан, ибо последние не племя, а как бы старшая ветвь его. Ср. Гедеонов: „Варяги и Русь“ Спб. 1876 г. т. I, стр. 123.

1⁴⁶ Ср. Aspelin: „La Rosomanorum gens“ Helsingfors, 1884, р. 21, а также Беляева, „Как образовалось великорусское племя“. (Известия Антропол. Отд. Общества любителей естествознания. 1865 г., т. I).

1⁴⁷ О радимичах см. нашу работу: „История Северской земли до половины XIV ст.“ Киев, 1880 г.; Багалей: „История Северской земли до половины XIV ст.“. Киев. 1882. Барсов распространяет поселения радимичей далеко на восток даже в область р. Сейма, основываясь на топографических названиях, созвучных имени Радим.

1⁴⁸ В интересующей нас части Могилевской губернии до сих пор существуют в различных местностях предания о двух богатырях Сидорке и Раде. Они жили в двух соседних поселениях (между прочим в деревнях Сидорках и Радичах). Они перебрасывались топорами и убили друг друга (см. Древности. Труды Москов. Археол. Общ. т. XI, в. 3, протоколы и Фурсова и Чоловского: „Дневник раскопок в Могилев. губернии“. Могилев. 1892 г. стр. 29). По преданиям Кричев носил. в древности имя „Кривичев“ и был основан кривичами (Город. поселения Росс. Империи т. II, Спб. 1861 г. стр. 234).

1⁴⁹ Под именем среднего Поволжья мы разумеем область от истоков р. Москвы до впадения в Волгу р. Оки.

1⁵⁰ Соболевский: „Очерк русской диалектологии“ (Живая Старина, 1892 г., в. 1, стр. 4).

1⁵¹ См. труды, указанные в примеч. 2 [7] на стр. 5, а также Иловайского: „История Рязанского княжества“. Москва. 1858 г.

1⁵² Мстислав же пойде Серегерем и въныде в свою волость и рече Новгородьцем: „идете в зажитна толико голов не емлете. Идоша, исполнишася кърма, и сами, и кони, и быша върху Вълзе“. (Новгор. I лет. изд. 1888 г. стр. 200—201).

1⁵³ В 1154 году Юрий Долгорукий двинулся на Киев и, чтобы обеспечить себе тыл, „пойде к волости Ростиславли; Ростислав же слышал то, и тако скупя воя своя многое множьство, исполца полкы своя и поиде противу ему к Зарою, ту же и ста“. Тут Ростислав дождался Юрия и заключил с ним договор, в силу которого Юрий пошел далее к Киеву, а Ростислав вернулся к Смоленску. (Ипатьев. Лет. стр. 328). Таким образом Зарой — пограничный город Смоленской земли. Вслед за тем Юрий встретился с своим союзником, Святославом Ольговичем, у Синина Моста, бывшего на границе области Святослава. Синин мост лежал в области р. Судости (см. карту при труде Багалея: „История Северской земли“). К северо-западу от него на р. Ипути и лежал Зарой, который в настоящее время носит название „Разрытый“. (См. карту Шуберта лист XLIV и Барсова: „Материалы для истор.-геогр. Словаря России“, стр. 76; Беляев: „Географические сведения“ в Записках Имп. Рус. Геогр. Общ. 1852 г., кн. 2, стр. 105).

1⁵⁴ Можайск был захвачен Москов. князем Юрием Даниловичем лишь в 1303 г. (Воскр. Л. стр. 183 — П. С. Р. Л. 7). Из духовной грамоты Дмитрия Донского оказывается, что в составе Можайского удела входили волости: Исмея, Сутов и др.; положение их ясно определяется реками: волость Исмея лежала по берегам р. Исмы, левого притока р. Протвы; что эта волость принадлежала некогда Можайску, мы узнаем не только из духовной кн. Дмитрия, но также и из „Книг Можайских пустым церковным землям письма и межеванья Якова Данилова, сына Львова 7161 года“, там читаем: „церковное место, что была церковь Успения Пречистыя Богородицы, что был погост на речке на Исме“; в другом месте „в Ворсобинском стану: церковное место, что была церковь страстотерпца Христова мученика Еоргия на погосте Еоргиевском, что на р. на Исме“: узнаем, таким образом, что Исмейская волость делилась на станы, в числе которых был и Ворсобинский. Что касается Сутова, то его положение определяется рр. Сутынью и Сутынкой, при слиянии которых мы и помещаем центр этой волости. (См. Карта Шуберта, листы 43 и 57; Собрание Госуд. Гр. и Догов. 1813 г. ч. 1, 2, стр. 59; Можайские Акты 1506—1775 г., сообщил архим. Дионисий. Спб. 1892 г., стр. 171 и 212).

1⁵⁵ „В Жидчичах 10 гривен, а епископу из того гривна“ (Уставные Грамоты Ростислава, Хрестоматия Буданова, Киев, 1876 г. к. I, стр. 223). Спустя много времени этот городок снова выплывает из мрака и тоже как важный пункт, уже в стратегическом отношении, в качестве форпоста между русскими и польскими владениями в XVIII ст. (См. „Разграничение воеводства Витебского и государства Российского“ в 1777 г. в „Истор.-Юридич. материалах, извлечен. из актовых книг губерний Витеб. и Могилев.“. Витебск. 1872 г., в. 3, стр. 352, 354).

1⁵⁶ Наши предшественники искали Смоленскую землю почти только в Смоленской и Могилевской губерниях, как Беляев ор. cit.; у Барсова мы встречаем колебания, а Погодин (Исследования, замечания и лекции, т. IV, Москва 1850 г. стр. 296—303) считает Смоленское княжество беднейшим из всех; Довнар-Запольский, ограничивающийся также почти исключительно Смоленской и Могилев. губерниями, постарался найти в грамоте Ростислава руководящую нить для определения местностей и остановился на географической последовательности („Очерк Истории Кривицкой и Дреговичской земель“. Киев. 1891 г. стр.30).

1⁵⁷ Guagnini: Sarmatiae Europeae Descriptio. Spirae: 1581 г., р. 79 v.; Cellarii: „Regni Poloniae magnique ducatus Lituaniae ormniumque regionum juri polonico subjectarum descriptio“, Amstelodami. 1659 а, р., 420; Герберштейн: „Записки о Московии“, перев. Анонимова, Спб. 1866 г. стр. 109; из гор, расположенных вокруг города, мы знаем: Васильевскую, Печерскую, Духовскую, Покровскую (Акты Москов. Государства, т. I, Спб. 1890 г. стр. 488, 99). В грамоте вел. князя Александра Литов. епископу Смоленскому Иосифу 1497 г. читаем: ... „а тых людей, которых перед тем церковь Божия и владыки Смоленские мели, предки его, в Пятницком концы и в Крыловском концы, и на Васильевской горе, и за Днепром, нам к месту нашему отступился“; далее: „дали есмо к церкви Божой Пречистой Соборной и владыце местцо, землю с одного, к его людем тым, которые следят за Рачовою, почонши от реки Большое Рачовы, оба пол дороги великое, што идет к перевозу об одну сторону дороги до Днепра, а об другую сторону дороги уверх Днепра за Малую Рочовку“. (Акты Зап. России, т. I, № 144); относительно Смядыни летопись дает положительные сведения: 1015 г.: „ ...и приде (Глеб) ко Смоленску, и поиде от Смоленьска, яко зреима, и ста на Смядине в корабли“; 1197 г.: „А самого (кн. Давида), несоша больна суща в монастырь к святома мученику Борису и Глебу на Смядыну“ (Ипатьев. Лет. стр. 94 и 472). О Подоле говорится в житии св. Меркурия: „иди, человече, (говорит Богородица пономарю) к рабу моему Меркурию на Подолие“ (Буслаев: „Древне-русская народная литература и искусство“ т. II, Спб. 1861 г. стр., 188). Об открытии развалин этого монастыря см. Мурзакевича: „Об открытии древней княжеской гробницы в окрестностях города Смоленска“, в Трудах и Летописях Общ. Ист. и Др. Росс. 1837 г., ч. VIII, стр. 307. Далее см. Мурзакевича: „История города Смоленска“. Смоленск. 1804 г., стр. 40—52, 81—82; Никитина „История города Слоленска“. Москва, 1848 г., стр. 7, 8, 27, 34 прим. 52; Максимова: „Обитель и Житель“ (Др. и Нов. Россия 1876 г. т. II, стр. 207). Обзор памятников Смоленска мы относим к следующей главе.

1⁵⁸ „Село Дросенское со изгои и с землей святей Богородицы и епископу, и село Ясенское, и с бортником и с изгои святей Богородици; и се есмь дал землю в Погоновичох Мойшинскую святей Богородици и епископу; и озера Нимикорская и с сеножатьми“... (Уставная Грамота Ростислава, Буданов — Хрестоматия, I, 225). В Литовской Метрике упоминается дворец Ясена, (Любавский: „Областное деление и местное управление Литовско-русского государства“, Чтения Москов. Общ. Ист. и Древ. Росс. 1892 г. кн. IV, стр. 269). Из жалованной грамоты Александра Смоленску 1505 г. видно, что Смоленские королевские наместники заставляли смольнян сыпать пруды на Есеной (Акты З. России, т. I, № 213). Очевидно, теперь это село Есеная на Днепре ниже Смоленска при р. Ясеной. Село Дросенское — теперь с. Дресна при р. Дресенке и Днепре к юго-востоку от Смоленска (Списки населен. мест Смоленской гу6ернии № 323, 324, 786). Погоновичи упоминаются также в судной грамоте кн. Казимира 1475 —1490 г., но уже как селище (Акты Зап. России, т. I, № 70). В настоящее время с. Погоново Краснин. у. на р. Погоновке (Списки См. губ. № 7944). Долгомостье упоминается в житии св. Меркурия: „Ты же выдь (говорит Богородица Меркурию) и ступай на место, называемое Долгий мост, потому что там злой богоборец уготовил рати на мой город“. (Буслаев op. cit. стр. 189). Долгомостье было населенным местом и в XVII ст. (См. Акты Москов. Государства т. I, 1890 г., стр. 428); в XVII ст. в Долгомостье существовала, церковь св. великомученика Георгия (Привилегия Владислава IV, архиеп. Смолен. 1634 г., Акты Вилен. Комиссии т. I, стр. 70); а в настоящее время — это село с тем же именем Смоленск. у., на безымян. речке (Списки насел. мест Смолен. губ. № 843) Нимикори — теперь село на Днепре Немыкари (Ibid. 929—930). В 1258 г.: „придоша Литва с Полочаны к Смоленску и взяша Воищину на щит“. (Новгор. I Лет., стр. 278). Ясно, что Воищина была около Смоленска, чему вполне и соответствует Воиновщина дер. при р. Наготи, Смол. у. (Списки населен. мест № 792 и Карта Шуберта лист 44).

1⁵⁹ Помещая Лодейницы в указанном месте, мы руководствуемся следующими соображениями. Тут стоит теперь село Ладыжичи или Ладыжницы (См. Списки Смолен. губ. № 47, и карту Шуберта лист 29). Разница в именах крайне незначительна, и древнее „Лодейницы“ легко могло измениться в „Ладыжичи“, „Ладыжицы“. Имя „Лодейницы“ произошло, очевидно, от занятий жителей приготовлением лодей, необходимых в пункте перегрузки товаров с волока в Днепр, или обратно; жители занимались разгрузкой лодей, перегрузкой товара для отправления через волок, а ни одно место так не соответствует этому, как то, где стоят теперешние Ладыжичи. По всей вероятности, они назывались в XVII в. Ладыжиным, который является центром Ладыжинской волости. В Ладыжине указывается церковь Рождества Пресвятой Богородицы, а в Ладыжинской волости — церковь святого Архангела Михаила (Привилегия Владислава IV архиепископу Смол., Черниг. и всей северы. Акты Виленской Археогр. Комиссии, Вильна, 1865 г. т. I, стр. 69 и 70).

1⁶⁰ „А в Каспли 100 гривен, а из того епископу взяти 10 гривен“. (Уставная грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 222). В перемирной грамоте Василия III и Сигизмунда Каспля является волостью. Сигизмунд обязуется в перемирные годы ни воевати, ни зацепляти: „города Смоленска с путми и с волостми, что к нему тянет, и волостей: Еловца... Каспли“ и т. д. (Сборник Император. Рус. Историч. Общества, т. XXXV; „Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными“. Спб. 1882 г., стр. 638—639). В XVII в. в Каспле была церковь Святителя Николая (Привилегия Владислава Архиепископу Смоленскому Креузе Реутскому 1634 г., Акты Вилен. Комиссии, т. I, стр. 70). Каспля — слобода Смоленской губ., Поречского уезда; при учреждении наместничества в Смоленске сделана городом, который перенесен потом в Поречье (Щекатов, Словарь Географический Российского Государства, Москва, 1804 г. т. III, стр. 389). См. Списки населен. мест Смолен. губернии № 8570 и карту Шуберта лист 28.

1⁶¹ На местоположение Жидчичей мы указывали раньше. (См. прим. 4 [155] на стр. 56).

1⁶² „а в Жижци дани 130 гривен, а с того епископу взяти 13 гривен“. (Уставная грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 222). В летописях он носит имя Зижче и Жижич. Так в Новгород. I летописи под 1245 г. читаем: „а князь (Александр Нев.) погонися по них (за Литвой от Торопца) с своим двором и би я под Зижьчемь...“ (Новгор. I Лет. изд. 1888 г. стр. 271; в списке Археогр. Комиссии вариант: „Хизичем“); в Воскресен. Летописи: „и би их под Жижичем“ (П. С. Р. Л. Т. 7, стр. 152). К Жижцу тянула волость, как это видно из позднейших документов. Так во время переговоров с литовскими послами в 1503 году московские бояре говорят: „а Велиж, Озерцо, Плавеец, Жижец, то волости Торопецкие и ныне тянут к Торопцу“. (Сборник Имп. Рус. Ист. Общ., т. XXXV, стр. 395). В настоящее время — Жижец погост при озере Жижце Торопец. у., Псков. губ. (Списки населен. мест Псков. губерни, № 12981).

1⁶³ „а в Торопчи дани четыриста гривен, а епископу с того взяти 40 гривен“... „А се даю от Торопча от всех рыб, иже идеть ко мне, десятину святей Богородици и епископу...“ (Уставная грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 222 и 224); Новгород. I Летоп. изд. 1888 г. стр. 333; Опись городов 1678 г. в Дополн. к Актам Истор. т. IX, К 106; Кириллова: „Цветущее состояние Российского Государства“, стр. 82 „Топографические известия, служащие для полного географического описания Российской Империи“, Спб. при Имп. Ак. Н. 1771 г. т. I, ч. 1, стр. 389 и 392; „Городские поселения Российской империи, т. IV, Спб. 1864 г., стр. 300; Митроп. Евгений: „История княжества Псковского“, Киев, 1831 г., стр. 29; Мурзакевич: „История губернск. города Смоленска“; Смоленск, 1804 г., стр. 19. Города Торопец, Жижец и Каспля — соединены в грамоте в одну группу, хотя по местности лежат далеко друг от друга; пограничными городами с запада их назвать нельзя, особенно Торопец, западнее которого лежат, как мы увидим тотчас, Клин и Дубровна. Очевидно, княжеский дьяк в основание положил здесь не пограничность и не совместность, а их торговое значение, как передаточных пунктов из одной земли в другую.

1⁶⁴ Мы берем для Бортниц нынешнее село Бортники Духовщин. у. Смолен. губ. на р. Клюшне (Смолен. Списки № 6246 и карта Шуберта лист 43). В Уставной Грамоте сказано: „а в Бортницех на оной стороне 40 гривен, а из того епископу 4 гривны; а в Витрине дани 30 гривен, а из того епископу три гривны“. (Уставная грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 222—233). Бортники, которые мы берем, действительно, за Днепром, „на оной стороне“, является ближайшим поселением. Недалеко от него, в том же направлении от Смоленска, мы находим сельцо Ветрицу на р. Вотрице, притоке Вотри. (Семенов: Географический Словарь, т. I, стр. 585 и Списки населен. мест Смолен. губернии, № 6116). Уставная грамота соединяет Бортничи, Витрин и Жидчичи в одну группу. Тут основанием послужило местонахождение всех их трех к северу от Днепра, „на оной стороне“. Здесь они являются, действительно, самыми близкими к Смоленску поселениями „на оной стороне“.

1⁶⁵ „а в Вотоовичи дани 100 гривен, а из того епископу взяти 10 гривен“ (Уставная Грамота Ростислава). „Вотоовичи“ так напечатано в Хрестоматии г. Буданова, но сразу уже чувствуется, что тут чего-то недостает. „Вотоовичи“ чуждо русскому уху с своим стечением двух гласных. Оказывается, что здесь неверная транскрипция. На этом месте в рукописи дефект, с обозначением которого и напечатано это слово в издании Археографической Комиссии: Вото.овичи. (Дополнения к Актам Историч. т. I, № 4, стр. 6). Делались различные попытки восстановить это слово в настоящем виде, вставкой какой-нибудь буквы. Мы видели уже и еще увидим, что волости получают имя по рекам и речкам, как волости Каспля, Жижец. На основании этого мы вставляем букву р. Воторовичи соответствуют реке Вотре или Отре, а в древнейшее время она могла быть Вотъря, откуда и образовалось современная Вотря. Положение Воторовичей вполне соответствует и количеству платимой ими дани.

1⁶⁶ Списки населенных мест Смолен. губернии № 9310 и карта Шуберта лист 43. Определение местонахождения Лучина см. выше примеч. 3 на стр. 10.

1⁶⁷ Говоря откровенно, мы не имеем никакой возможности определить местонахождение Врочниц. В Уставной грамоте Ростислава говорится: „а во Врочницах... гривен, то ти взяти из того епископу 20 гривен“. (Хрестоматия Буданова, стр. 222). След. Врочницы платили 200 гривен. Никаких других указаний мы не имеем; никаких населенных мест с таким именем нет. Не выдавая свое решение за конечное, мы руководствуемся при нанесении Врочниц на карту двумя соображениями. Высокая дань показывает, что Врочницы стояли в каком-то важном пункте. Затем имя „Врочницы“, очевидно, произошло от „Урочницы“, от слова „урок“. Единственными подходящими именами из современных были бы Рокницы, Роковичи, но таких подходящих нет, но зато есть Роково, Торопецк. у. Псков. губернии, при оз. Песно. Географ. положение этого места могло поднять население до возможности вносить ежегодно 200 гр., а название древнее могло измениться (Списки населен. мест Псков. губ. № 12720; карта Шуберта лист 43). „А в Хотшине 200 гривен, а из того епископу взяти 20 гривен; а в Жабачеве дани 200 гривен, а из того епископу взяти 20 гривен“. (Устав. Грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, 222). Много есть Хотеевых, Хотинок и т. д., как Жабиных, Жабий и т. п., но ни в одном случае нет такого близкого совпадения по имени, как Хотшин и Хотошино, и близости теперешнего Жабья с последним. Притом оба они находятся именно в такой местности, которая могла дать жителям 200 гривен дани. Повторяем, что не выдаем свое решение за абсолютно верное. Что касается Жабыня, встречающегося в позднейших документах, то он, несомненно, находился далеко на юго-востоке, куда не заходили Смоленские владения (Сборник Имп. Рус. Истор. Общ., т. XXXV, стр. 118, 120 и др.). Списки населен. мест Тверской губернии № 8514 и 8997; карта Шуберта лист 42.

1⁶⁸ Для определения положения Ржевки ясное указание дает рассказ летописи под 1216 годом: князь же (Мстислав) с Новогородци быша верху Волги, и князь Святослав (Всеволодович) обшел городец Ржевку Мстиславль с полкы в 10000, Мстислав же с Владимером с Плесковьскым поиде вборзе в 500, толко бо всех вой бяше, и пригониша, а они бяху побегли прочь; Ярун затворися в граде в 100, и отбися их, и Мьстислав взя Зубцев“. (Лавр. Лет. по Академ. списку, стр. 467). От верховьев р. Волги первый город и является нынешний Ржев; недалеко от него лежит и Зубцев вниз по Волге. Что касается отождествления Ржевки с городом Вержавском, то об этом, мы скажем в своем месте.

1⁶⁹ ,,...и на Сверковых Луках сеножати и уезд княж, озеро Колодарское Святей Богородицы“. (Уставная Грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 225). В 1503 г. литовские послы представили список смоленских волостей, между которыми находим: „волостька пречистое Богоматери владычня, Сверковы Луки“. (Сборник Имп. Рус. Историч. Общ. т. XXXV, стр. 395 и 400; см. также Сборник Муханова, 1866 г. стр. 126—127). „А землею от Дорогобужа до Сверковых Лук 10 в., а от Сверковых Лук до Смоленска 50 в...“ („Путь от Москвы до Смоленска“, Временник Моск. Общ. Ист. и Др. Росс. 1852 г., кн. 15, стр. 47—48). В документе XVII в. Сверковы Луки названы Свирцовы Луки; в них была церковь Успения Пресвятой Богородицы. (Привилегия Владислава IV, архиепископу Смоленскому 1634 г., Акты Вилен. Археогр. Комиссии, т. I, стр. 69). Теперь на Днепре село Сверколучье. (Списки насел. мест Смолен. губ. № 5106).

1⁷⁰ „Того же лета (1301 г.) князь Александр Глебович Смоленский хотя ратию к Дорогобужу, Жуиград оступи и воду отня“. (Татищев: История Российская, т. IV, стр. 82). Мы берем для Жуиграда село Городок, между Дорогобужем и Сверковыми Луками (Карта Шуберта лист 44), но должно сказать, что другие летописи, говоря о том же событии, совершенно не упоминают о Жуиграде.

1⁷¹ ...у Вержевлянех у Великих 9 погост, а в тех погостех платит ктож свою дань и передмер истужници по силе, кто что мога, а в тех погостех а некоторый погибнет, то ти и десятины убудеть, а в тых погостех во всех сходится дани осм сот гривен, а передмера сто гривен, а на истужницех сто гривен, то ти из того взяти епископу к Святей Богородици сто гривен...“; „... у Вержавску в городе три гривны десятины святей Богородици“. (Уставная грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 221—222, 224). Отождествлять Вержавск с Ржевом не представляется возможности. Мы не знаем когда именно, но Ржев отходит во владения Новгорода В. От конца XV ст. до нас дошло „Списанье князей и бояров Смоленьских за его милости короля Польского и в. князя Литовского Казимира“ 1492 г. В нем между прочим говорится: „За Днепром бояре у Веръжанском пути Лукъян Лопъшевич, Васько Горъшович, брат его Ивашко...“ (Описание рукописей Румянцевского Музея, стр. 129), а между тем Ржева (Ржев) в это время находилась уже во владении князей Тверских (Борзаковский: История Тверского княжества, Спб. 1876 г., 45—46; почтенный автор отождествляет Ржев с Вержавском, но с этим нельзя согласиться). След. Казимир не мог иметь в виду этого города, как ему не принадлежавшего. См. также Любавского: „Областное деление и местное управление Литовско-русского государства“. (Чтения Москов. Общ. Ист. и Др. Росс. 1892 г. т. IV, стр. 272). На основании сказанного приходится признать Вержавск в теперешней Верже, селе на одноименной реке (Карта Шуберта лист 43. См. также примечание 5 к Уставным грамотам Ростислава у г. Буданова). Что касается Дорогобужа, то он упоминается в грамотах Ростислава (Хрестоматия Буданова, I, стр. 228) в XII ст., а в XIV в. является городом, не всегда покорным Велик. Князю Смоленскому. См. напр. Лавр. Летоп. под 1300 г. по Академ. списку, стр. 461. Теперь уездн. город Смоленской губернии.

1⁷² Белый выступает на исторический сцене в XIV в. В 1359 году смольняне ходили уже на Белый, чтобы воротить его под свою власть от Литвы. (Никон. Лет. Спб. 1786 г. ч. III, стр. 213; Татищев „История Российская“, т. IV, стр. 189; Карамзин: „История Государства Российского“, Спб. 1842 г., ч. IV, стр. 182—183, примеч. 395). Guagnini „Descriptio Sarmatiae Europeae“. Spirae, 1581 г., р. 80; Смоленский Вестник 1888 г. № 52; Герберштейн: „Записки о Московии“, Перев. Анонимова, Спб. 1866 г. стр. 109; Городские поселения Российской Империи. Спб. 1864 г., т. 4, стр. 586.

1⁷³ „в Солодовницех 20 гривен, из того Святей Богородици и епископу 2 гривны“. (Уставная грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 223). И в настоящее время тут стоит д. Солодовня, Сычев. у. Смолен. губ. (Списки насел. мест Смолен. губернии, № 10625; см. также примеч. 22 на стр. 223 Хрестоматии Буданова.

1⁷⁴ Городские поселения Росс. Империи. Спб. 1864 г., т. IV, стр. 591; Герберштейн: „Записки о Московии“ Спб. 1866 г., стр. 109; Guagnini: „Omnium regionum Moschoviae monarchae subjectarum.., descriptio“, в Rerum Moscoviticarum auctoree varii“. Francoforitc. MDC. p. 161; „Того же лета Олександр Глебовичь ис Смоленьска приходил ратию к Дорогобужю, и оступя город воду отъял; Андрей Вяземскый князь, приде с Вяземци и поможе Дорогобужьцем...“ (Лавр. Лет. по Академич. списку, стр. 461, под 1300 годом). Этот важный пункт является с начала XV ст. яблоком раздора между Литвой и Москвой. См. Супрасльс. Лет. под 1403 г., стр. 136; Никон. Летоп. ч. 4, изд. 1788 г. под 1406 г., стр. 316 и опять Супрасльс. Лет. под 1493 г., стр. 140. Что Вязьма существовала как город в XI ст., доказывается следующими обстоятельствами. Мы знаем, что преподобные Евфрем, архимандрит Борисоглебского Новоторжского монастыря, умер в 1053 году. Ближайшим учеником его был преподобный Аркадий Новоторжский, происходивший родом из города Вязьмы. (Архиеп. Филарет: Русские Святые, январь. Чернигов. 1861 г., стр. 118—122; Барсуков: „Источники русской агиографии“. Спб. 1882 г., стр. 57, 56, 195—196; Архим. Леонид: „Святая Русь“, 1891 г., стр. 124). Городу Вязьме посвящен особый труд г. Виноградова: „Исторический очерк города Вязьмы“. Москва. 1890 года.

1⁷⁵ „а на Былеве дани 20 гривен, а и епископу из того 2 гривны“ (Уставн. Грам. Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 222). Нигде нет Былева. Но в XV ст. мы находим поселение, принадлежавшее даже особому князю из рода Вяземских и по имени напоминающее Былев. В 1490 г. Казимир Литовский жалуется на нарушение мирного договора москвичами: „а князя Васильеву Бывалецкого волость Негомир, а другую Сочивки такеж звоевали и выбрали и много шкот починили“ (Сборн. Имп. Рус. Ист. Общ., т. XXXV, стр. 49 и 74). И в настоящее время существует с. Бывалицы или Холм. Старый Былев мог с размножением князей сделаться центром небольшого удела, как город старинный, к которому принадлежала даже и нынешняя Сычевка, а имя могло легко измениться с сохранением однако же первоначального смысла. (Списки населен. мест Смолен. губ., № 3498 и Любавский (дор. cit., Чтения, 1892 г., т. IV, стр. 284).

1⁷⁶ Мы помещаем Детогостичи именно здесь, во-первых, вследствие удивительного совпадения. Тут стоит село Гостевое на р. Дедовке, отчего и могло произойти название Дедогостичи. Со временем обозначение речки отпало и осталось Гостевое. (Списки населен. мест Смолен. губернии, № 4069). Во-вторых, еще и потому, что Дедогостичи, по нашему мнению, принадлежат к группе восточных поселений, о которых мы сейчас будем говорить.

1⁷⁷ В Духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. указаны следующие Можайские волости: Исмея, Числов, Боян, Берестов, Поротва, Колоча, Тушков, Вышнее Глиньско, Пневичи с Загорьем, Болонеск, Коржань, Верея, Рудь, Гордошевичи, Гремичи, Заберега, Сутов и села Репинское и Ивановское в Гремичах. (Собр. Госуд. Грамот и Догов. 1813 г., ч. I, 2, стр. 59). Очевидно, все эти волости существовали еще и в то время, когда Можайск со всеми своими волостями принадлежал Смоленской земле. Кроме этого соображения, в пользу принадлежности всех этих волостей Смоленской земле говорят и данные о некоторых из них в отдельности, которые будут нами указаны в своих местах. Потом уже, гораздо позже, явились волости Боровские, Медынские, Верейские, даже в виде отдельных княжеств. Вот почему, в спорах между уполномоченными Литвы и Москвы, каждый раз были правы обе стороны, смотря на вопрос с двух различных точек зрения, хотя одинаково исторических. Уполномоченные литовские называют напр. Путынь волостью Смоленскою, что и верно, ибо она принадлежала земле Смоленской, как видно даже из грамоты Ростислава, а бояре московские утверждают, что это волость не смоленская, а боровская, основываясь на позднейшем дроблении. Теперь в частности о Болонеске. В Можайских Актах он носит название Болонский и Оболонский или Оболенеский (Можайс. Акты. Спб. 1892 г., стр. 198). Он, очевидно, носил имя по реке Оболони, на которой находился его центр. Его не должно смешивать с Оболенском на р. Протве, недалеко от впадения ее в Угру. Болонеск смоленский лежал по р. Оболони, Гжати, верхнему течению Вори и Ворьки. Вот этому доказательства: „В Болонском стану: в Андреевской вотчине Клешнина, село Ворганово, а ныне та вотчина село Ворганово за Григорьем Кокоревым на реке на Большой Вори и устья на Малой Ворки“ (стр. 198); „пустошь, что была погост Рождественской на речке на Жати“. (Ibid); „Церковное место, что была церковь Николы Чудотворца пустошь, что в Оболенску на речке на Джати“ (стр. 175). Положение Болонеска определяется также с достаточною ясностью из рассказа летописца Игнатия Смольнянина о походе смоленского князя в 1370 г. на Москву с Ольгердом. „И взя князь велики Святъслав Паротву и отпусти вся люди тоя земли к граду Смоленску… и гнавше Можаичи и побиша Смольнян на лесе на Болоньском, полон весь отъяша, и бысть зло велико“. (Православ. Палестин. Сборник, Спб. 1887 г., в. 12, стр. 31). Таким образом, Болоньский лес находится как раз на прямой дороге от Протвы к Смоленску.— …„а в Ветьскеи дани 40 гривен, а из того епископу четыре гривны“. (Уставные грамоты Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 222). Вместе с М. Ф. Будановым мы берем здесь с. Ветцу, на Ветчинке (Списки Насел. Мест Смоленской губернии, № 3969). Является вопрос, отчего княжеская канцелярия соединила Ветскую и Былев в одну группу. Нам кажется, что тут играло роль сходство их положения: Былев связывал Днепр с Вазузой — Гжатью, а Ветская — Вазузу — Гжать с Москвой. Платимая обоими этими поселениями годовая дань указывает, что их географическое положение оказывало влияние и на их материальное благосостояние.— Вышнее Глиньско — теперь с. Глинка у верховьев р. Москвы. (Списки Насел. мест Смоленск. губернии. № 4526 и карта Шуберта, лист 43). В списке городов в Воскресенской Летописи, (П. С. Р. Л., т. VII, стр. 241) путаница: Болонеск назван залеским городом, и Оболенеск на Протве — смоленским, как раз наоборот.

1⁷⁸ Мы видели в вышеприведенной духовной грамоте Дмитрия Донского волости: Боянь, Берестов, Тушков (см. предыдущее примечание), где они названы волостями Можайскими. В Можайских Актах находят: „Церковное место, что была церковь Бориса и Глеба что в пустоши на погосте Тушкове городище на Москве реке“. (Можайск. Ак., стр.170); „Церковное место, что была церковь Рождества Пречистыя Богородицы пустошь, что был погост Тушкова“ (Ibid. 172). В настоящее время на этом месте стоит с. Тушково (Городище) при р. Москве (Списки насел. мест Москов. губернии, № 4282 и карта Шуберта лист 43). В тех же Можайских Актах мы находим данные и для Исконы и Бояни: „В Исконском стану: церковное место, что была церковь Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, пустошь, что была в сельце Березниках...“ (Можайск., Ак. стр. 181); в другом месте (стр. 206) повторяется тоже, с прибавкой, что Березники лежат на р. Карбаке. Далее. „В Исконибоянском стану: церковь Покрова Пречистыя Богородицы в Васильеве поместье Елчина в селе Милятине на речке на Искони“ (стр. 207). В Исконском же и в Боянском стану: церковное место, что была церковь страстотерпца Христова мученика Георгия на государеве земле, что был, погост Георгиевский на речке на Рузе“ (Ibid); „в том же стану: церковные пустоши: пустошь Попова, что дана к Дмитрию Селунскому в селе Лисовине... да пустошь же дана Дорминова к церкви к Воздвижению Честного Животворящего Креста Господня, что в селе Березниках“. (Ibid). В Писцовых книгах XVI ст. мы находим: „Стан Исконской и Боян... за Григорьем за Григорьевых сыном Тарусинова, что был в поместье за Михайлом за Бутурлиным: деревня Артемонова...“ (Писцов. книги Москов. государства, изд. Имп. Рус. Геогр. Общ. Спб. 1877 г., стр. 822). В Уставной грамоте Ростислава читаем: „во Исконе дани 40 гривен, а из того Святей Богородици и епископу 4 гривны“. (Уставная грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 224). Большая часть сел, упомянутых в отрывках, приведенных нами из Писцовых книг, существуют и в настоящее время, что и дает возможность думать, что Исконский-Боянский стан занимал всё пространство между реками Иночью, Исконой. и Рузой, с центром, лежавшим на р. Искоме, но при этом нижнее течение р. Искони уже входило в стан Берестов. Берестов также упоминается в Можайских Актах: „В Берестове стану: церковное место, что была церковь Ильи Пророка в пустоши, что был погост Берестов на речке на Исконе“ (Мож. Акты, стр. 209). В настоящее время это — село Берестово при р. Исконе. (Списки населен. мест Москов. губернии, № 5010; карта Шуберта листы 43 и 57). В „Атласе Российском... старанием и трудами Императорской Академии Наук“ Спб. 1745 г., на карте Москов. губернии обозначена р. Обоянь, как приток р. Гжати, что давало бы возможность по ее берегам поместить стан Боянь или Обоянь. Но на карте академика Шмида 1773 г. также обозначена эта речка, хотя и не названа, а у верховьев ее помещено с. Дятлово. В Можайских Актах мы читаем: „Сына боярского Микитинское поместье Некрасова сына Жеглова пустошь, что было село Никольское Дятлово на реке на Оболоне (стр. 197)“. И теперь существует это село на том же месте (Карта Шуберта, лист 43). Таким образом выясняется ошибка составителей Академических карт.

1⁷⁹ См. Духовную грамоту Дмитрия Донского в примеч. 3 [177] на стр. 67. В XVII ст. мы находим Загорье пустошь в Рузском уезде; тут же находится и сельцо Пенье, может быть, соответствующее Пиеву. (Дарствен. грамота Иосифову Волоколамскому монастырю 1622 г. в Акт. Ист. т. III, стр. 153). В Рузском уезде Москов. губернии в настоящее время существует с. Загорье (Списки населен. мест Москов. губернии, № 5289).

1⁸⁰ См. Духовную грамоту Дмитрия Донского в примеч. 3 [177] на стр. 67. В Можайских Актах также упоминается Колоцкий стан (стр. 199). В Архангелогородском летописце также указали около Можайска волость Колоча (стр. 108). См. также Никон. Лет. ч. V, стр. 48. Центром этой волости была, по всей вероятности, и теперь существующая слобода Колоча на р. того же имени (Списки населен. мест Смолен. губернии, № 4548).

1⁸¹ См. Духовную грамоту Дмитрия Донского в примеч. 3 [177] на 67 стр.; в Можайских Актах встречается Портовский стан на р. Протве, (стр. 176). И в XII в. берега Протвы принадлежали Смоленской земле, что ясно видно из следующего места летописи под 1147 г.: „А ко Святославу присла Юрьи, повеле ему воевати Смоленскую волость; и шед Святослав и взя люди Голядь, верх Поротве“ (Ип. Лет., стр. 240).

1⁸² См. примеч. 3 [177] на 67 стр. В книге Большому Чертежу (Спб. 1838 г.) указан город Верея на р. Протве. (Стр. 120). В настоящее время это уездный город Московской губернии. В списке городов Воскресен. Летописи (П. С. Р. Л., т. 7, стр. 241) Верея помещена в число городов Залесских, но это, очевидно, результат давнего обладания Москвы этим городом. В 1370 г. Святослав Смолен. пытался возвратить эти области в союз с Ольгердом, причем был взят город Верея (Летописец Игнатия Смольнянина, Палестин. Сборник, в. 12, стр. 31).

1⁸³ См. примеч. 3 [177] на стр. 67. В XVII ст. Коржань была уже пустошью. Так в Можайс. Актах находим: „В Степановском поместье Сумархова пустошь, что было село Коржены на речке на Корженке (стр. 195). Теперь это село Корженъ, Можайск. у. (Списки насел. мест Моск. губернии, № 4121).

1⁸⁴ См. примеч. 3 [177] на стр. 67. По Можайским Актам, берега реки Берегы входили в Поротовский стан (стр. 183 и 184), куда причислялась, вероятно, и волость Заберега. Речка Берега впадает в Протву с правой стороны (См. карту Шуберта, лист 41).

1⁸⁵ См. примеч. 3 [177] на стр. 67. В „Книгах Можайских десятины пустовым церковным оброчным землям письма и дозору Алексея Артемьева сына Ракова 7176 г. (1668)“ берега р. Руди причисляются к Можайскому уезду (Можайск. Акты, стр. 235). Река Рудь впадает в Протву с левой стороны (См. карту Шуберта, лист 43).

1⁸⁶ См. примеч. 3 [177] на стр. 67. Принадлежность Исмеи к Можайску видна не только из духовной грамоты Дмитрия Донского, но также из завещания Василия Васильевича 1462 г., в котором находим: „Да в Можайске, даю своей княгине: село Чертановское с дарениями и с дворы с городскими, да Белевицы с деревнями, да Исмейское село с деревнями, да мельницу под городом под Можайском на Москве на реце...“ (Древняя Росс. Вивлиофика. Спб. 1774 г., стр. 18—19, ч. VI). Кроме того из Можайских Актов видно, что берега реки Исмы входили в область Можайского удела. („Книги Можайские пустым церковным землям письма и межеванья Якова Данилова сына Львова 7161 г. (1653 г.)“. Акты Можайск., стр. 171, 212. Карта Шуберта, лист 57).

1⁸⁷ Где была волость Гордошевичи, мы решить точно, за неимением данных, не можем. Так как в духовной грамоте Дмитрия Донского Гордошевичи следуют непосредственно за Рудьской волостью, то делаем предположение, что эти две волости лежат близко одна от другой, и берем с. Городец на р. Руде, Боров. у. Калуж. губернии (См. Списки населен. мест этой губернии, № 660). Почти то же, что о Гордошевичах, приходится сказать и о Путтине в Беницах. Нам кажется, что сомневаться в тождестве Путтина и Путыня едва ли возможно. Положение Путыня, хотя приблизительно, определяется из следующих данных. В 1494 году литовские послы называют Путынь волостью Смоленскою, но бояре московские считают ее — Боровскою: „И они (литов. послы) въспросили: которые волости Боровские и Медынские и Можайские? И бояре им сказали волости Боровские: Трубна, Путынь, а Медынские: Городечна, Нерожа, Дорожмиря...“ и т. д. (Сборник Имп. Рус. Истор. Общ., т. XXXV, стр. 118—119 и 137). Таким образом, Путтина надо искать где-то на востоке Смоленской земли, неподалеку от Боровска. Затем в Уставной грамоте Ростислава говорится: „на Путтине присно платят четыре гривны, Беницы 2 гривны, корчмити полъпяты гривны“. (Буданов: Хрестоматия стр. 223). Оба они составляют одну группу поселений почти с одинаковыми платежами. Между тем на р. Протве существует с. Беницы, что вполне соответствует указаниям на восточное положение Путтина, приведенным раньше. Таким образом, эти факты взаимно поддерживают друг друга и заставляют искать Путтина недалеко от Бениц. В современной же топографической номенклатуре мы не найдем ни одного названия которое соответствовало бы всем указанным обстоятельствам. Беницы — см. Списки населен. мест Калуж. губернии, № 636 и карту Шуберта, лист 57.

1⁸⁸ Гремичи — теперь Гремячня на р. Наре. Где-то в этой волости были села Ивановское и Рязанское. (Списки Кал. губер. № 455). „В Добрятине дали 30 гривен, а епископу из того три гривны; в Доброчкове дали 20 гривен, а из того епископу 2 гривны; в Бобровницех дали 10 гривен, а из того епископу гривня“. (Уставн. Грамота Ростислава, Буданова Хрестоматия, стр. 223). Непосредственно за ними следуют Дедогостичи. Таким образом, все эти поселения должны находиться где-то в одной стороне; кроме того Добрятино, Доброчково и Бобровницы соединены в одну группу. Можно, конечно, подыскать множество подходящих по названию местностей, но только именно подходящих, напоминающих имена указанных поселений. Между тем мы имеем две местности, по названию, вполне тождественные с первым из них: Добротино — в Пореч. у. Смоленс. губернии и Добрятино — Подолье, у. Москов. губернии. Из них Добрятино вполне совпадает с Добрятиным Ростиславовой Грамоты, по названию. Но этого мало. Если мы возьмем Добротино западное, то нельзя подыскать местностей, хотя бы с напоминающими именами, которые (местности) могли бы составить группу географически или в каком-нибудь другом отношении: в то время как Добротино находится к северо-западу от Днепра, бóльшая часть местностей с названиями, подходящими к Доброчкову, рассыпана к югу от его верхнего течения, в области р. Сожа. Существуют Бобровницы к северу, которые с некоторой натяжкой можно было бы соединить с Добротиным в одну группу, но тогда, нет возможности указать Доброчкова. Совсем оказывается другое, если мы возьмем Добрятино восточное (а не Добротино): получается ряд поселений, идущих с северо-востока на юго-запад, являющихся пограничными с этой стороны, что послужило основанием для соединения их в одну группу. Сверх того. Относительно Добрятина мы имеем сведения, что оно принадлежало к древнейшим поселениям. Так в Духовном завещании Иоанна IV (1572— 1578 г.) мы находим: „Да сына же своего Ивана благословляю... даю ему город Москву... и с Добрятинским селом с бортью и с Васильцовым стоит, и с Числяки, и с Ординцы...“ (Дополнения к Актам Историч. т. I, стр. 378—9). Обращаясь к спискам населенных мест и современной карте, мы убеждаемся, что Васильцово, Ординцы до сих пор существуют в Подольс. у. Москов. губернии, где находится и Добрятино на р. Пахре — село Добрятинское духовного завещания. Числяки, очевидно, тождественны с Числовым духовной грамоты Дмитрия Донского (см. примеч. 3 [177] на стр. 67), теперь Чистцы Звенигор. у. недалеко от Добрятина. Доброчков совпадает с с. Добриной на р. Истье, а Бобровницы — с Бобровниками Боровск. у. Калужской губернии. (См. Карту Шуберта лист 57 и 44 и Списки населен. мест Москов. губ. № 4797, 2733, 4787, 4840 и Калуж. губернии № 642). Что касается Сутова, то в настоящее время нет поселений с подобным именем, но так как в духовной грамоте Дмитрия Донского он назван волостью, а волости очень часто получали имена по рекам, то мы имеем некоторое право предполагать, что Сутов — волость был расположен по р. Сутынке, впадающей в Пахорку; центр волости, вероятно, лежал при их слиянии. Еще одно соображение о Добрятине далее.

1⁸⁹ В своем духовном завещании Дмитрия Донской пишет: „и что вытягал боярин мой Федор Андреевич на обчем рете Тов и Медынь у Смолнян, в то сыну моему князю Аньдрею“. (См. прим. 1 [193], стр. 76). Таким образом, Медынь принадлежала можайскому уделу, на основании чего Москве и удалось „вытягать“ ее у Смольнян. На oснoвании древней принадлежности Медыни Смоленской земле, этого города постоянно требует Литва, что ей едва и не удалось. По крайней мере в 1448 году был заключен договор между Казимиром, Иваном Можайским и Воротынским князем Феодором Львовичем, результатом чего явилась следующая грамота последнего: „Ego princeps Theodorus Lvowicz Worotynski spondeo domino meo Casimiro regi Poloniae et magno duci Lithuaniae, Russiae, Samogitiae etc. atque fidejubeo ejus regiae majestatu pro genero meo principe Ioanne Andrejewicz Mozayski, quod si illum dominus meus rex collocaverit in solio magni ducatus Moschoviae in omnibus litteris, quibus aliquid paciscetur cum domino rege, titulum fratris minoris usurpaturus sit, atque idem gener meus dux Joannes jussuum domino nostro regi et magni duci Lithuaniae cessurus est in urbes Rzowa et Medyn...“ „Datum in Troki 6956 Februarii die 5-ta indictone 11. (Monumenta Medii Aewi historica res gestas Poloniae illustrantia. Tomus II. Codex epistolaris saeculi decimi quinti. W Krakowie. 1876 а. р., 2, № XXVIII, р. 35—36. Этим изданием документов снабдил нас И. А. Линниченко, за что и приносим ему величайшую благодарность). См. также Акты Зап. Рос. т. I, № 49.

„Медынск, бывший город, отдан во 188 году в отчину Новому Иepycaлиму монастырю“. „А Медынское городище, во 188 году отдано“... и т. д. (Книга Большому чертежу, Спб. 1838 г., стр. 119); Щекатов: Географич. Словарь, т. IV, стр. 214; Семенов: Географ. Словарь, т. III, стр. 204; Город. поселения Росс. Империи, т. III, стр. 370; Топографич. известия, служащие для полного географич. описания Росс. Империи. Спб. 1771 г., стр. 192; Топографич. описание Калужск. наместничества. Спб. 1785 г., стр. 60.— Что касается Това, то мы не нашли никаких данных для его приурочения. Есть Тов и река Това, но в таких местах, куда не могли заходить смоленские владения, напр. Белозерский уезд.

1⁹⁰ Принадлежность Можайска Смоленской земле видна яснее всего из рассказа летописи под 1277 годом. „подобает же о сем ведать, како сей глаголется Федор Ростиславич Ярославский, понеже бе родом не Ерославский, но Смоленскии. Слыши убо“: следует родословие смоленских князей, а затем: „Ростиславли (Мстиславича) сынове: Феодор, о немже ныне глаголет, да брат его Глеб, да Михайло, сии изобидеша его, и даша ему град Можаеск един, а брат его Глеб на великом княжении седяше в Смоленце“. (Никон. Лет. ч. III, стр. 62); Можайские Акты, стр. 6, 10, 34, 36, 37, 38—43, 480. Топографич. известия, служащие для полного географич. описания Росс. Империи, стр. 16; История, и топография, описание городов Москов. губернии, 1787 г., стр. 281— 283; Воскрес. лет. (П. С. Р. Л. т. 7) стр. 187; Татищев: История Российская, ч. IV, стр. 84; Супрасльская Летоп. Москва, 1836 г., стр. 60—61.

1⁹¹ Что на месте г. Москвы с отдаленных времен существовало поселение, доказывается археологическими данными. В 1837 г. при сломе Алексеевского монастыря оказалось 4 слоя: 1) песчаный, в котором найдены ребра, клыки и зубы мамонта, 2) слой, в котором оказалось несколько арабских монет халифа Мустоин Биллаха в г. Мерве 862 г., халифа Му’тезз Биллаха в Армении (Давине), столице арабской Армении, 3) слой кладбища XVI в. и 4) новое кладбище (Савельева: „О важности изучения восточной нумизматики“, Ж. М. Н. Пр. ч. 53, стр. 267).

1⁹² Хрестоматия Буданова, I, стр. 224.

1⁹³ „а в Женни дани 200 гривен у Велицей, из того Святей Богородици и епископу 20 гривен“ (Ibid. стр. 223). По нашему крайнему разумению, это теперь с. Жуйма на р. Медынке. (См. Щекатов: „Географич. Словарь, ч. II, стр. 503; Списки населен. мест Калужск. губернии, № 2001).

1⁹⁴ „И се и еще и Холм даю Святей Богородици и епископу, якоже дано дедом, моим Володимером Семенови, преже епископу, строить наряд, церковный и утверженье (Уставная Грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 227). Холм, здесь упоминаемый, не может быть тем Холмом, который стоит на Ловати и всегда принадлежал Новгороду В. Новгородцы всегда крепко держались за него. Они говорят: „А что Ржова и Великие Луки, и Холмовски погост, четыре перевары, а то земли Новгородцкие, а в то ся тебе честному Королю не вступати“. (Договор Новгорода В. с Казимиром 1471 г., Акты Археогр. Экспедиции, т. I, № 87). Ср. Барсов: „Очерки рус. истор. географии“, Варшава. 1885 г. стр. 313. В переписной оброчной книге Деревской пятины читаем: „Погост Холмьской... на погосте церковь Спас Преображение...“ (Новгород. Писцовые книги, изд. Археогр. Комиссии, т. II, Спб. 1862 г., стр. 826). След. этот Холм не мог быть отдан Смоленской епископии, так как тянул к Епископии Новгорода В. Где же искомый Холм? С одно стороны нельзя предположить, чтобы князь отдал епископии какой-нибудь город, более или менее важный в политическом или стратегическом отношении. Холм отдал совсем: он уже совершенно не платит князю дани; князь же заботится о его укреплении, ибо в противном случае в грамоте было бы сказано, сколько взимается с него погородия, как это обозначено относительно других городов. Но с другой стороны даруемый епископии город должен был иметь значение в торгово-промышленном отношении, чтобы епископия могла довольствоваться с него доходами. Едва ли по этому можно сомневаться в том, что Холм лежал на каком-нибудь торговом пути. И вот на пути из Суздальской земли в Смоленскую и лежит Брагин Холм. Важность этого города доказывается частым упоминанием его в источниках. Так в Можайских Актах мы находим стан Брагина Холма (Можайск. Акты, Спб. 1892 г. стр. 183 и 192); положение его ясно определяется из описаний пути от Москвы в Смоленск: он лежал между верховьями р. Вори и Вязьмой (... в Ду6рове от Вязми восемь миль, церковь Успения Святой Богородицы; на Холму на Брагине от Дубровы 30 миль: в Варьском (Варьском—Воресже) церковь Святая Богородица, Покров от Холму 30 верст“ (Беляев: „О географич. сведениях в др. Руси“, Записки Имп. Рус. Географ. Общ. Спб. 1852 г. кн. VI, стр. 238, а также Временник Имп. Моск. Общ. Ист. и Др. Росс. 1832 г. кн. 13, стр. 47). Литовский посол Лютовер в 1395 г. ехал из Москвы через Можайск, Вязьму и Дорогобуж: „а в приставех у него был на Москве Хозюк Повадин; а от Холму ехал с ним до Москвы... да и назад от Москвы до Холму“. (Сборник Имп. Рус. Истор. Общ. т. XXXV, стр. 155). В настоящее время это, должно быть, Холмина на р. на Полоте Юхнов. у. Смолен. губернии (Списки населен. мест Смолен. губернии, № 11366).

1⁹⁵ „Того же лета князь Андрей Олгердовичь полотцкии воевал Ховрач да Родне“. (Никон. Лет. ч. 4, 1788 г. стр. 19, под 1367 г.). Теперь на месте Ховрача хутор на р. Ховрачке, впадающей в Днепр с левой стороны (Списки Населен. мест Смолен. губернии, № 4626). О Родне см. далее. Что берега р. Угры принадлежали Смоленской земле, видно из слов летописи под 1147 г.: „и посла я (Святослав половцев) на Смольняны и повоеваша верх Угры“ (Ип. Л. стр. 242).

1⁹⁶ „во Оболви гостинная дань, и что ся в ней снидется, из того Святей Богородици и епископу десятина“. (Устав. Грам. Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 224). Теперь село Оболовь у верховьев Болвы (Карта Шуберта, лист 44).

1⁹⁷ „а в Шуйспеи дани 80 гривен, а из того епископу 8 гривен“. (Устав. грам. Ростислава, ibid. стр. 222). Простая описка княжеского писца Шуйспеи вместо Шуйцсцеи доставила много трудов исследователям Очевидно, здесь волость носит название по р. Шуйце. Говорилось Шуя и Шуйская. В Литовской метрике мы находим: „Григорью Михаиловичу волость Шюи до воли....“ (Любавский, op. cit. Чтения Москов. Общ. Ист. и Др. Росс. 1892 г. ч. IV, стр. 270). В 1494 г. Шуя ясно причисляется к волостям Смоленским (Сборник Истр. Рус. Ист. Общ. т. XXXV, стр. 136). В силу этого мы вместе с архимандритом Леонидом („История Церкви в пределах нынешней в Калужской губернии“, Калуга. 1876 г., стр. 234—236) и г. Любавский (ор. cit., Чтения Москов. Общ. Ист. и Др. Росс. 1892 г., т. IV, стр. 371), признаем центром Шуйской волости нынешнее село Шуи Калужск. губ. Мосальск. у. (Списки насел. мест Калужск. губ., № 3295). Ср. Барсов: Материалы для истор.-геогр. Словаря России, Вильна. 1865 г. стр. 216 и Беляев: „О географич. сведениях в др. Руси“, Записки Имп. Рус. Геогр. Общ. кн. VI, 1852 г., стр. 178.

1⁹⁸ Город Ельна упоминается в числе городов XII в. в уставной грамоте Ростислава (Хрестоматия Буданова, I, стр. 228). В перечислении городов Ельна назван смоленским (Воскр. Л. в П. С. Р. Л. т. 7, стр. 241). В XV и XVI ст. обе стороны — литовская и московская одинаково признают Ельну волостью смоленскою (Сборник Имп. Рус. Ист. Общ. т. XXXV, стр. 395, 396, 400, 483: „государевы люди волости их смоленские позаседали: Елную, Ветличи, Руду…“). Относительно Дешнян в Уставной грамоте Ростислава читаем: „а в Дешнянех 30 гривен, а из того епископу 3 гривны (Хрестоматия Буданова, I, стр. 222). Позднейшие документы не знают волости Дешняне, а волость Ельну. Дешняне, очевидно, получили свое имя от расположения по р. Десне, ибо десная и дешная в славян. языке стоят рядом, как весний и вешний. В древн. время волости, как мы не раз видели, носили имена по рекам, а позже стали их называть по главному центру.

1⁹⁹ „В Поцини дани 30 гривен, а в гостинней дани неведомо, а что ся сойдет, из того Святей Богородице и епископу десятина“. (Уст. Гр. Ростислава, Хрестоматия Буданова I, стр. 223). Пацинь и в XVI ст. был волостью. „Бил нам чолом князь Василей Михайлович Мосальский и просил у нас именейца в Смоленском повете, в Пацынской волости… (Грамота в. к. Литов. Александра 1500 г., Акты З. России, т. I, № 121). Эта волость всегда бесспорно признавалась смоленской. (Переговоры 1503 г.: „а се волости Смоленскии: Рославль, Пацинь, Святславль…“, Сборник Имп. Рус. Ист. Общ. т. XXXV, стр. 394 и 395); Семенов: Геогр. Словарь, т. IV, стр. 25; Списки населен. Мест Смолен. губернии, № 9758.

2⁰⁰ Изяславль упоминается в уставной грамоте Ростислава (Хрестоматия Буданова, стр. 228). Соименных ему поселений в настоящее время нет. Мы берем село Сеславль, к юго-западу от Пациня. Тут, очевидно, произошла порча имени. Сеславль — поселение древнее и в XVI в. носил имя Свеславль, что еще сильнее указывает на Изяславль. В перемирной грамоте Василия III с Сигизмундом читаем: „также тобе, брату нашему в. г. Жигиманту… не вступатись и не воевати… волостей: Пацини, Федоровского, Осавика, Пакиничь, Сухаря, Свеславля…“ (Сборник Имп. Рус. Ист. Общ. т. XXXV, стр. 639 и 745). Если мы обратимся к карте, то увидим, что перечисленные волости находятся около Пациня, где и теперешний Сеславль. См. карту Шуберта, лист 44.

2⁰¹ Ростиславль упоминается в уставной грамоте Ростислава (Хрестоматия Буданова, I, стр. 228). В документах XVI в. Рославль является как центр волости и как центр нескольких волостей, город удельный (Сборник Имп. Рус. Ист. Общ. т. XXXV, стр. 394 и 395 и 638: „города Рославля с волостями“). Этому городу посвящена специальная работа г. Рокачевского: „Опыт собрания исторических записок о городе Рославле“ в Известиях Имп. Рус. Археол. Общ. т. IX; отзывы г. Савельева об этом труде см. т. X тех же Известий, протоколы, стр. 218—219; Городские поселения в Рос. Империи, т. IV, стр. 624. В настоящее время Рославль — уезд. город Смоленской губернии.

2⁰² „Дедичи и дань и вира 15 гривен, гость 7 гривен, а из того Святей Богородици три гривны без семи ногат“. (Уст. Гр. Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 223—224). Несомненно, Дедичи находились где-то в области Сожа, так как, по Устав. грамоте, принадлежат к одной группе с Копысем и Пропойском. Из древнейших поселений в этом районе мы можем указать на с. Дедины, упоминающееся в документе XVII ст.: „церкви Святое Покровы в Дедине... (Привилегия Владислава IV архиеп. Смолен. 1534 г.,— Акты Вилен. Комиссии, т. I, стр. 70). К этому же поселению относится, по всей вероятности, и следующее: „Я Юрий Гладкович дал есмы Пречистой Богоматыры Пустынской сеножать на Сожи под Сергеиовым селищем, под Дедовым, обыточную...“ (грамота 1543 г., Археограф. Сборник документов, относящихся к истории Сев.-3апад. Руси, Вильна. 1807 г. т. II, стр. 13). Дедины лежат, как мы уже сказали, недалеко от Сожа, а потому сеножати на берегу этой реки могли принадлежать к этому селу. См. карту Шуберта, лист 44.

2⁰³ Относительно города Зароя см. примеч. 2 [153], стр. 56. „... князь Юрий Семенович и з Новаграда великого выеха в Литву, и князь великый Казимир дал ему очину его всю, Мстислав и Кричев, и иных городов и волостей не мало“. (Новгор. Лет. I, Спб. 1888 г. стр. 419). Может быть Кричев же разумеется и под Кречютом в Устав. Грамоте Ростислава: „у Кречюта дани 10 гривен, а Святей Богородици и епископу гривна“. (Хрестоматия Буданова, I, стр. 224). По крайней мере так думал Беляев („О географ. сведениях в др. Руси“, Записки Имп. Рус. Геогр. Общ. кн. VI, стр. 179); Город. поселения в Росс. Ииперии, т. II, стр. 234; Дневник раскопок Фурсова, Могилев. 1892 г. стр. 32 и 33; Максимов: „Обитель и житель“ (Др. и Нов. Россия, 1876 г. т. II, стр. 207 и 209); Щекатов: Географ. Словарь, т. III, стр. 588; Семенов: Географич. Словарь, т. II, стр. 792. Предположение Беляева имеет долю вероятности: Кречют может быть отнесен к группе: Дедичи, Копысь, Прупой, в которой он займет по количеству платимой дани последнее место. Соединения этих четырех городов в одну группу основано на их пограничности.—„На Прупои 10 гривен, а из того епископу гривна, а в корчмитех неведати, но что ся сойдеть, из того десятина Святей Богородици“ (Уст. Грам. Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 224). В XIV ст. Пропойск называется Пропошеск (Грамота Ягелла Скиргеллу 1387 г.: „takoz Proposzesk wes i ludi...“— Monumenta Medii Aevi historica res gestas Poloniae illustrantia, Tomus II. Codex epistolaris saeculi decimi quinti“. W Krakowie. 1876 r. № IX, p. 9—10); еще в XVI ст. Пропойск был центром отдельной волости. Так в грамоте Сигизмунда кн. Михаилу Мстиславскому 1525 г, читаем: „бил нам чолом князь Михайло Иванович Мстиславский о том, штож перво сего дали есмо ему село в Пропойской волости, на имя Лобчо...“ (Акты Зап. России, т. II, № 139), См. также Сборник Имп. Рус. Ист. Общ. т. XXXV, стр. 400; Максимова, ор. cit. стр. 209; Семенов: Географ. Словарь, т. IV, стр. 221.

2⁰⁴ „Том же лете Давид Ростиславич седе Витебьски, а Романови, Вячеславлю внуку, да Ростислав Васильев и Краснъ“. (Ипатьев. Лет. под 1155 г. стр. 359). В настоящее время Красный — уездн. город Смолен. губернии, на рр. Свини и Мерейке (Барсов: Материалы для истор. геогр. Словаря России, стр. 107; „Город. поселения в Росс. Империи“, т. IV, стр. 617). Что касается Васильева, то вследствие близости его к городу Красному, надо думать, что теперь это деревня Васильева на одном из притоков р. Вехры. См. карту Шуберта лист. 29.— О городе Крупле, есть упоминание в Устав. Грамоте Ростислава (Хрестоматия Буданова, I, стр. 227). Мы уже выше говорили, что под именем „крупец“ разумеют в Белоруссии короткие, никогда не замерзающие притоки. Понятно, поэтому что соименных местностей должно существовать множество. Но близ деревни Шеиной в 1865 г. на Крупце открыта под курганом подземная церковь (Максимов: „Обитель и Житель“, Др. и Нов. Россия, 1876 г. ч. II, стр. 206). Около этого крупца мы и решаемся поместить древний город Крупль.

2⁰⁵ Что Молохва, как волость, существовала еще до падения политической самостоятельности Смоленска, доказывается жалованой грамотой литов. князя Александра Смоленску в 1505 г. В ней мы читаем: „и што великий князь Витовт обернул был ко Мстиславлю Смоленскои волости Молоховскии люди; а тые люди его милость опять привернул к Молохве по-старому; а тых волостей Смоленских никому не держати, нижьли бояром Смоленским же“. (Акты Зап. России, т. I, № 213). В „Списаньи князей и бояр Смоленьских“ 1492 г. находим: „Слуги Молоховъского путя панъсырныи: служба путников ωвъдюхова и братов его ;“ слуги Молоховъского путя щитъныи: служба Сычовых сынов чотыри: Еръмола, Иван, Серге’, ωрътем...“ (Описание рукописей Румянцев. музея, стр. 130). Молохва в числе волостей Смоленских упоминается и в перемирной грамоте Василия III и Сигизмунда 1522 г. (Сборник Имп. Рус. Ист. Общ., т. XXXV, стр. 639). В XVII ст. мы находим Молоховский стан: „А поляк Ярош Кашевский в распросе сказал:... послал его из обозу гетман в Смоленской уезд в Молоховской стан с листами, а велено ему тот Молоховской стан от литовских людей оберегати, чтоб тот Молоховской стан литовские люди не грабили; в том в Молоховском стану, от Красного 20 верст, взяли его государевы люди...“ (Акты Москов. Госуд., Спб. 1890 г., т. I, стр. 493). Река Молохва протекает по Краснин. у. Смолен. губ. и впадает в р. Вехру (карта Шуберта, лист 29).

2⁰⁶ Никон. Лет., ч. III, стр. 213; Уставная Грамота Ростислава (Хрестоматия Буданова, I, стр. 227); Дневник раскопок Фурсова, стр. 28; Максимова: „Обитель и Житель“ (Др. и Нов. Россия, 1876 г., т. II, стр. 206, 207, 208 и 209).

2⁰⁷ ... в Басеи 15 гривен, а епископу из того полторы гривны; в Мирятичех дани 10 гривен, а епископу из того гривна“. (Уставная Грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 223). Мы присоединяемся относительно местонахождения Басеи к мнению Барсова („Материалы для истор.-геогр. Словаря России“, стр. 4). Что касается Мирятичей, то для прикрепления их на карте мы руководствуемся следующими соображениями: 1) волости носили название по рекам, 2) в Уставной Грамоте Ростислава Басея и Мирятичи соединены в одну группу, след. их надо искать прежде всего вблизи друг друга, 3) от Миреи легко могли произойти Мирятичи, 4) верховья Миреи и Баси сближаются друг с другом.

2⁰⁸ „...а в Зарубе дани 30 гривен, а из того епископу 3 гривны“ (Устав. Грам. Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 223). Положение Заруба определяется ясно из рассказа летописи под 1168 г.: Ростислав Мстисл. ездил в г. Луки, там разболелся и поспешил в Киев. Сестра его, Рогнеда, советовала ему остаться в Смоленске, но он желал быть положенным в Киеве, в Лавре. „И поидоша с ним и Смоленьска, а уже ему велми изнемогающю, а и бы в селе в Рогънедине в Зарубе и нача молвити...“ (Ипатьев. Лет., стр. 361—364) Очевидно, князь ехал по Днепру. Вообще, это была ближайшая дорога, а теперь тем более везти больного князя окольной дорогой, через Десну, причем пришлось бы перетягиваться через несколько волоков, было бы затруднительно. Вот почему мы не можем принять первого предположения Барсова, что Заруб — теперешнее Рогнедино на Десне (Материалы для истор.-геогр. словаря России, стр. 76), а берем его позднейшее мнение, что следы Заруба замечаются за правым берегом Днепра в селе Заровцы к с.-з. от Шклова (Очерки рус. истор. географии, стр. 313, Варшава. 1885 г.)

2⁰⁹ „на Копысе полюдья четыри гривны, а перевоза четыри гривны, а торгового четыри гривны, а корчьмити неведомо, но что ся сойдеть, из того десятина Святей Богородици. (Устав. Грам. Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 224). В 1116 г. на одно мгновение осуществилось стремление полоцких князей объединить Кривицкую землю во едино. Глеб Минский занял Оршу, Копысь и даже захватил Смоленск. Владимиру Мономаху пришлось отбирать их назад (Ипатьев. Летоп., стр. 308). Как кажется, Копысь лежал и на правой стороне Днепра. По крайней мере, в Словаре Географическом Щекатова (т. III, стр. 734—5) читаем, что Копысь расположен на правом берегу Днепра и по обе стороны речек Смаркевши и Страшевки.

2¹⁰ Ипатьев. Лет., стр. 203 под 1116 годом. В 1386 году Смолен. князь Святослав сделал попытку воротить Оршу к Смоленску, но потерпел неудачу. (См. напр. Летопись Велик. князей Литовских, изд. Попова в Учен. Записках II отд. Им. Ак. Н. Спб., 1854 г., кн. I, стр. 35); Guagnini: Descriptio Sarmatiae Europeae, р. 60“; Город. поселения в Росс. Империи, т. II, стр. 187; В записках игумена Ореста рассказывается, будто польский король Казимир в память спасения от утопления супруги своей Елены (?) в день Святого Пророка Илии, велел построить в Белоруссии шесть церквей во имя сего святого на берегах рек Двины, Днепра и Сожа. Таковы храмы в Витебске, Бешенковичах, в Могилеве и Кричеве; в Орше и Черикове Ильинские храмы сгорели. (Акты Витеб. комиссии). Но Елена, дочь Ивана III, была замужем за Александром, а не Казимиром, а во-вторых Ильинская церковь существовала и в Мстиславле, построенная на месте поклонения языческим богам. Очевидно и в Орше надо предполагать ее основание на таком же месте.

2¹¹ „Того же лета князь Андрей Олгердович полоцкий воевал Ховрач да Родне (Никон. Лет. ч. 4, стр. 19, под 1367 г.). Руда или Рудская всегда признавалась волостью смоленскою. (См. Сборник Имп. Рус. Истор. Общ., т. ХХХV, стр. 394, 483, 632, 638 и др.). В настоящее время это местечко Могилев. г., Оршанск. у. при р. Березине (Городские поселения в Росс. Империи, т. II, стр. 225).

2¹² Положение Дубровны и Клина определяется рассказом летописи под 1234 г.: Литва напала на Новгородскую волость „и отступиша на Клин“. Дошла об этом весть к князю Ярославу в Новгород. „Поидоша на них по Ловати; и постигоша я на Дубровне, на селищи в Торопьчьскои волости“. (Новгород. I летоп., стр. 244). Литва отступала на юг, ибо иначе нельзя было ее преследовать по Ловати, след. город Клин находился где-то к югу, по течению Ловати, недалеко от нее. Догнали Литву, не доходя до Клина, тоже, значит, где-то около Ловати. Положение Клина, села Торопец., у. Псков. губернии и Дубровны на Куньи Новгород. губернии вполне соответствуют этим фактам (См. карту Шуберта, лист 27 и 28).

2¹³ См. примеч. 1 [175] на стр. 67.

2¹⁴ „А которои места порубежныи потягли будуть к Литве, или к Смоленску, а подать давали ко Тферы: ино им и нынчы тягнути по старому; а которыи места порубежныи потягли будуть ко Тферы, а подать будуть даивали к Литве или к Смоленску: ино им и нынчи тягнути по давному, а подать давати по давному ж“. (Договор Тверс. князя Бориса с Витовтом 1427 г. в Актах Зап. России, т. I, № 33). „Дань Ржовская здавна потому шла, господару королю его милости, и к Новугороду, и к Москве...“ (Акты Запад. России, т. I, № 71).

„А Торопецкому тивуну по Новгородским волостем не судити, ни Ржовскому...“ (Договор Новгорода с Казимиром 1440 г. в Актах Зап. России, т. I, № 39 и их же договор 1470 г. в Актах Археографич. Экспедиции, т. I, № 67).

„А суд земли и воде и всему обидному делу межи нами объчый от того веремени, как дед наш, великий князь Витовт, последнее Смоленск взял под Юрьем“. (Договор Тверск. князя Бориса с Казимиром 1419 и 1427 г., в Акт. Зап. России т. I, № 51).

1 О количестве лесов на территории бывшей Смоленской земли статистические данные из позднейшего времени см. у Замысловского: „Герберштейн“, Спб. 1884 г., стр. 196, 237.

2 Лавр. Лет. стр. 470 (Академич. Список).

3 Топографич. известия. Спб. 1771 г., стр. 24—25.

4 См. напр. Раскопки Сизова в Рослав. и Ельн. у. у. (Древности. Труды Москов. Археол. Общ. т. XI, в. 3, М. 1887 г.); Дневник раскопок Фурсова в Могилев. губ. № 42, стр. 26; Журнал раскопок в Смолен. губ. Кусцинского (Древности. Труды Москов. Археол. Общ., т. IX, в. 1. М. 1881 г., стр. 6, № 31); Когда в 1540 году открыли в Переяславле гроб св. князя Андрея Смоленского, умершего в 1390 году, то оказалось, что мощи были обернуты берестою (Арх. Филарет, „Русские Святые“, Октябрь, стр. 88, 91). Впрочем, этот обычай обертывания тел берестой существовал не у одних кривичей.

5 Так, в Рославльск. у. близ селений Толстобина, Сельца и Прилеп в 1865 году открыты древние запасы смолы в виде курганов. (Рогачевский, „Опыт собрания исторических записок о городе Рославле“, в Изв. Имп. Рус. Археол. Общ., т. IX, стр. 509). Отпуск дегтя из Смоленской земли заграницу продолжался и в XVI в. (Флетчер: „О государстве русском“ Лондон, 1591 г., стр. 9).

6 „Οι;‛ δε;` Σκλαβοι;` οι;‛ πακτιω;˜ται αυ;’τω;˜ν τω;˜ν Ρω;˜ς, οι;‛ Κριβηταιηνοι;` λεγόμενοι και;` οι;‛ Λενζανη;˜νοι οι;‛ λοιποι;` Σκλαβι;’νιοι, ει;’ς τα;` ο;’; ´ρη αυ;’τω;˜ν κόπτουσι τα;` μονόξυλα ε;’ν τω;˜;ֽ τοΰ χειμω;˜νος καιρω;˜;ֽ, και;` καταρτήσαντες αυ;’τω;˜ν τοΰ καιροΰ α;’νοιγομένου, η;ֽ;‛νίκα διαλυθη;˜;ֽ ο;‛ παγετός, ει;’ς τα;` πλησίον ου;’;˜σας λέμνας ει;’σάγουσιν αυ;’τά. και;` ε;’πειδη;‛ ε;’κεΐνα ει;’σβάλλουσιν ει;’ς ποταμο;`ν το;`ν Δάναπριν, α;’πο;` τω;˜ν ε;’; ̃κει;’; ̃σε ου;‛;˜τοι ει;’ς το;`ν αυ;’το;`ν παταμο;`ν ει;’σέρχονται και;` α;’πέρχονται ει;’ς το Κιόβα, και;` σύρουσιν ει;’ς τη;`ν ε;’ξάρτησιν, και;` α;’πεμπολοΰσιυ αυ;’τα;` ει;’ς του;`ς Ρω;˜ς. οι;‛ δε;` ‛Ρω;˜ς σκαφίδια και;` μύνα ταΰτα α;’γοράζοντες, τα;` παλαια;` αύτω;˜ν μονόζυλα καταλύοντες ε;’ξ αυ;`τω;˜ν βάλλουσιν και;` πέλλας, και;` σκαρμου;`ς ει;’ς αυ;`τα;` και;’ λοιπα;`ς χρείας, ε;’ξοπλίζουσιν αυ;`τά. (Corpus Script, Hist. Byz. Const. Porphyr., v. III, p. 75). О сплавке корабельного леса в Ригу мы находим известие у Гвагнини, стоящее в полном соответствии с показанием Константина Б. о сплаве ладей, собственно леса для ладей. (Guagnini. „Descriptio Sarmatiae, p. 73 verso).

7 „Оу кого ся избиеть оучан, а любо челн...“, то помогать и товар сохранять (Договор Мстислава Давидовича с Ригой 1229 г., изд. Liv-Esth-und Curländisches Urkundenbuch, herausg. v. Dr. Bunge. B. I, Reval. 1853. № (CI, ст. XXXVII); Витебский князь Михаил обещает немцам: „а учаны хочю проводити с коньми и до Полотьска (Русско-Ливон. Акты, изд. Археогр. комиссии, Спб. 1868 г. № XLIX, стр. 27). „Аже тиоун оуслышить Латинескый гость пришел, послати ему люди с колы пьревести товар... (Договор 1229 г. Urkundenbuch v. Bunge, B. I, № CI, ст. ХV); „....а у Торопчи... трои сани рыбы“... (Уставн. грам. Ростислава, в Хрестоматии Буданова, стр. 228).

8 „Се яз князь Василей Юревич... дал еси к Пречистой Богоматери к зборной церкви к Смоленску... пять кадей меду, а пять коп грошей, а двадцат бочок жита... (Archiwum Sanguszków, v. I, под 1470 г.). Также грамота Мстиславского князя Ивана Юрьевича 1463 г. Троицкому собору в Мстиславле: „...придали есмо дани... пять кадей меду, а две бочки хмелю... И еще есмо придали жита ярого з гумен сто четыредесять бочок“... (Акты Запад. России, т. I, № 66).

9 О возделывании этих растений в Белоруссии вообще и около Смоленска, Дорогобужа и Вязьмы, в частности см. Cellarius: Regni Poloniae magni ducatus Lituanie omniumque regionum juri polonico subjectarum descriptio, p. 409, и Флетчер: „О государстве русском“, стр. 9); ср. также: Соловьев: „Географич. известия о древней России“ (Отеч. Записки, 1853 г., т. 88, стр. 44 и 53).

1⁰ „Теж вказал перед нами и лист отца нашого, што его милость писал до пана Ивана Вяжевича, как от его милости Смоленск держал, иж бы дал Михаилу владыце земли пустовское городское на двадцать человеков, на чом бы мог их посадити, и дворы бы тыи люди могли собе збудовати з огородив (Грамота князя Литов. Александра 1494 г., в Акт. Зап. России, т. I, К 118); „Бывшю же бездождию велику в граде, яко иссыхати земли и садом...“ (Житие Авраамия Смоленского, в Хрестоматии по Русской Истории Аристова, Варшава, 1870 г. стр. 409); ,,...и скупи (епископ Смоленский Игнатий) огради овощьные...“ (то же, ibid. стр. 410); „...и на горе огород с капустником и с женою и с детми... к Святей Богородици... (Устав. грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 225).

1¹ См. примеч. 3 [9], на стр. 89. И в новейшее время смоленское купечество возило через Двину в Ригу в большом количестве пеньку (Кириллов: „Цветущее состояние Российск. государства“, стр. 127).

1² „Guagnini: Descriptio Sarmatiae“, рр. 61 v., 62; ...да скажоу ти соущих славы хотящих: иж прилагают дом к домоу и села к селом, изгоиж. и сябры и бортии и пожнии, ляда же, и старины“. (Письмо митрополита Климента к смоленскому священнику Фоме XII в. изд. под редак. Лопарева, 1892 г. стр. 14). В смоленской посощине 1453 г. читаем: а што будет лес того ж селища николи не похыван, и тот лес распашут и посадят людей: и с тех людей нет посощины“. „...теребите путь и мосты мостите“, говорит Владимир св., собираясь на Ярослава. „Теребить“ здесь ясно употреблено в смысле „расчищать лес“. Отсюда и слово „притереба“, расчищенное пространство. (Ипат. Лет. стр. 89, Аристов: „Промышленность древней Руси“, Спб. 1866 г., стр. 58).

1³ Можайские Акты. Спб. 1892 г., стр. 3; Акты Археогр. Эксп. т. I, № 38.

1⁴ Изв. Рус. Археол. Общ. 1887 г., т. II, н. с., стр. LXXV; Смолен. Вестн. 1888 г. № 34.

1⁵ „...и не бе мира с ними (псковичами), ни с Суждальци, ни с Смольняны, ни с Полоцяны, ни с Кыяны. И стоя „все лето осмьнъка великая по 7 резане“. (Нов. Лет. I, изд. 1888 г., стр. 131, под 1137 годом).

1⁶ Тут перечисляются: Quek (Vieh), roggen, honnich, vytalye (Lebensmittel, Proviant). Русско-Ливон. Акты, № CXXXV, стр. 105.

1⁷ Киево-печерский патерик, в пер. Викторовой. Киев. 1870 г. стр. 117—119; Арх. Филарет: Русские святые, февраль, стр. 26.

1⁸ Супрасльс. лет. стр. 30; Лавр. Лет. стр. 485. Последняя дает еще большую цифру погибших в этом году: в четвертой скудельнице она помещает 9000 трупов, но едва ли это не ошибка. В Супрасльс. Лет. стоит ясно: „а в Д Θ сот“.

1⁹ Летопись Попова, стр. 53. (Учен. Записки II отд. Имп. Ак. Н. Спб., 1854 г., кн. 1).

2⁰ Примеч. 2 [18].

2¹ „...и озера Нимикорская и с сеножатми... и на Сверковых Луках сеножати... Святей Богородице“. (Уставн. Грам. Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 225).

2² Раскопки Соколова в Смолен. губернии (Древности, т. IX, вв. 2 и 3, стр. 64); Записки Имп. Рус. Археол. Общ. т. II, н. с., стр. LXXV; раскопки Сизова в Смолен. губернии (Древности, т. X, 1885 г., протоколы, стр. 48—49); раскопки Кусцинского (Древности, т. IX, в. 1, 1881 г., стр. 5).

2³ Ibidem.

2⁴ Ibidem.

2⁵ В Смоленской посощине 1453 г. читаем: „туто им (боярам) ставити поколодвы, и коши, и собаки держат, и сети, как мога, так им бобра ловити“.— В 1504 году московское правительство жаловалось литовскому: „тыми разы Гаврило Полтевич послал люди свои до отчины своей до Пристары бобров гонити; ино людей его перебили и сети бобровые и собаки поотнимали“ („На паметь список смоленских князей и бояр кривд и шкод...“. Сборник Имп. Рус. Ист. Общ., т. 35, Спб. 1882 г., стр. 446).

2⁶ В 1487 г. литов. князь Казимир заявлял обиды, нанесенные московскими людьми его подданным. Между прочим тут указывается, что Смоленская волость Недоходов была дважды ограблена, причем в первый раз было угнано „полтретьятцатеро“ коней, а вторично тристнадцатеро, (?) коней. (Сборник Им. Рус. Истор. Общ., т. 35, стр. 3—4). По жалованной грамоте литов. князя Александра Смоленску 1505 г. взималась с городских коней известная годовая пошлина, называвшаяся „куницей“ еще со времен Витовта, то есть с начала XV ст. (Акты Зап. России, ст. I, № 213, т. XXIV). „И се ныне 5-ю обиду поведываем, както Немчи послали свои коне из Смоленьска у Витебеск, то ты, княжо, тые коне обизрел и улюбил еси одиного коня, той конь был Герлахов, тоть ты его хотел без измены. Тии людье рекли: княжо, мы коня не дамы, ни продамы его, не смеем: конь Герлахов. И ты, княжо, давал еси на кони 10 изроев, и они не взяли. Хоть ты рекл, княжо: дайте вы мне конь, я вас провожю из Смоленьска и сквозе Касплю, а учаны хочю проводити с коньми и до Полотьска...“ (Русско-Ливон. Акты, Спб. 1858 г., № XLIX, стр. 27); раскопки Кусцинского (Древности, т. IX, в. I, стр. 5); летопись прямо указывает нам на Северскую землю, как поставщицу коней в Смоленск. В 1160 г. Святослав Ольгович, съехавшись с Ростиславом в Моровийске, дарит ему „два коня борза, уковану седлу“ (Ип. Лет., стр. 345).

2⁷ На торговлю с Ригой скотом и мясом указывает уже ранее приведенное нами донесение полоцкого альтермана Рижскому совету около 1400 г. (Русско-Ливон. Акты, № CXXXV, стр. 105); о городских стадах и о внутренней торговле мясом говорит жалованная грамота Смоленску 1505 года, причем ссылка постоянно делается на время Витовта (Акты Зап. России, т. I, № 213, ст. XX и XXIV). „А се тобе 4-ю обиду поведываем, про тую детину, что товар его был со разбойниковым товаром у клети, както поехал из Витебьска у Смольнеск, попустил жо разбойникове клети волкы жо овчины на 5 серебра“. (Русско-Ливон. Акты, № XLI, стр. 26). См. также раскопки Кусцинского, там же, а также раскопки Сизова (Древности, т. XI, в. 2, Протоколы, стр. 61—62); Летопись Попова, стр. 54. (Учен. Записки II отд. Имп. Ак. Н. 1854 г. кн. 1); Записки Имп. Рус. Археол. Общ. т. III, нов. сер., стр. 471, о находке в духовщ. уезде, (нов. сер. стр. 471, о находке в духовщ. уезде, близ дер. Жукова; Раскопки Романова в Могилев. губ. (Древности, т. XII, стр. (55—56).

2⁸ „придали есмо на храм Пречистой Богоматеры, к Пустынице, землю бортную…“ (Грамота Мстислава, князя Михаила 1505 г., Акты Зап. России, т. I, стр. 215); „…селцо близ монастыря, Комаровичи, с данники, с медовую данью…“ (Грамота мстислав. князя Юрия 1443 г., Акты Зап. России, т. I, № 43)… и село Ясенское и с бортником и с землею… И се даю на посвет Святей Богородици из двора своего, осмь капий воску…“, из Торопца шло князю урока берковеск меду. (Уставн. Грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 225, 228). „А се даю Святей Богородици и епископу прощеники, с медом, и с кунами, и с вирою, и с продажи…“ (Ibid. стр. 221). См. еще примеч. 2 [8], стр. 89. О торговых отношениях Смоленска к соседям и Зап. Европе см. ниже. Жень (литов. Гейнис) — стремяшко, лазиво, снасть для лаженья борти, добыча меда (Даль: Толковый Словарь, т. I, стр. 549). След. Жень это то же, что „древолазная“, орудие, которое клали у муромы с покойниками в могилу („древолазная с ними в землю погребающе…“ Иловайский, История Рязанского княжества, стр. 6). А под „древолазцами“ жития свв. Петра и Февронии Муромских приходится видеть бортников („… яко отец мой и брат древолазцы суть, в лесех мед емлют от древия…“ Памятники старин. Русской Литературы, т. I, стр. 36).

2⁹ „...дали есьмо на церковь Божию храму святого Онофрея берегы на Сожи, гоны бобровыи, почонши от Малотомли, по Лобковский рубеж по Сожу...“ (Грамота Мстислав. князя Михаила 1525 г.— Акты Зап. России, т. II. № 132); см. еще напр. грамоты: Мстислав. князя Юрия 1443 г. (Акты Зап. России, т. I, К 43), Мстислав. князя Михаила 1525 г. (Акты Зап. России, т. II, № 136). Из судной грамоты литов. князя Александра обнаруживается, что владыка Смоленский Иосиф жаловался на шкоды, производимые князьями в бобровых гонах, (Акты Зап. России, т. I, № 145); в Смоленской погощине [так напечатано.— Ю. Ш.] 1454 г. читаем: „також о бобровыи гоны поведали тыи ж старцы: где берег великого князя сумежный з боярьскими, туто гонити бобры бобровником и великого князя и боярьским, и поделити бобры по старому; а сетей, и рожнов, и осок, и собак, бояром не держать, и поколодов и кошов не ставити“. См. примеч. 3 [25], стр. 93. Относительно вывоза волчьих шкур см. примеч. 1 [27], стр. 94. Около Можайска водилась особая порода пестрых зайцев (Герберштейн, „Записки о Московии“, Спб. 1866 г., стр. 109). Guagini говорит о белых зайцах („Omnium regionum Moschoviae monarchae fubjectarum... descriptio“, в Rerum Moscovitic. auctores varii“. Francfurti. 1600 р. 161); Cellarius: Regni Poloniae magnique ducatus Lituaniae descriptio, Amstelodami, 1659, p. 408—409; Ростислав Смоленский дарит в 1160 году Святославу „соболми, горностаями, и черными кунами, и песцы и белыми волкы, и рыбьими зубы“. (Ипатьев. Летоп. стр. 345—346). „...а у Торопчи урока 40 гривен и 15 лисиц, и 10 черных кун...“ (Устав. грамота Ростислава, Хрест. Буданова стр. 228). См. превосходную статью Усова „Заметка о др. русских деньгах по Русской Правде“, в Древностях, Труд. Имп. Моск. Археол. Общ. т. IX в. 2 и 3.

3⁰ Под езом разумелась перегородка из прутьев или кольев, делаемая через реку и имеющая отверстие для верши или кошеля, в который заходит рыба. Ез также значит кол. (Аристов, „Промышленность др. Руси“, стр. 22); „... пожаловали есмо богомолца нашого архимандрита Филарета, дали есмо к церкви Божией Святому отцу Онуфрею ез пустовский, на Сожи...“ (Грамота Мстисл. князя Михаила 1515 г., Акты Зап. России, т. II, № 94). В грамоте Ростислава находим: „... а от Лучина три гривны урока и две лисицы и осетр...“ а у Торопчи... невод, бредник, трои сани рыбы...“ (Хрестоматия Буданова, стр. 228).

3¹ „... Тетеревник с женою и с детми Святей Богородици и епископу“. (Грамота Ростислава, Хрест. Буданова, стр. 225).

3² Раскопки Кусцинского в Смоленской губернии (Древности, т. IX, в. 1, № 2, 5, 3, 15, 16, 12, 13, 10 22; раскопки Соколова (ibid. в. 2 и 3, протоколы, стр. 64); раскопки Сизова (ibid. т. XI, в. 3, Протоколы, стр. 88). Интересно, что одежда на погребенном смоленском князе Андрее была украшена медными пуговицами (Филарет. Русские Святые. Октябрь, стр. 88).

3³ Кусцинский, ibid. № 10 и 30; раскопки Сизова, ibid. в. 2, стр. 61—62.

3⁴ Сизов, ibidem; Известия IX Археол. Съезда в г. Вильне. 1893 г., № 6, стр. 2.

3⁵ Кусцинский, ibid. № 2, 3, 7, 9,10, 11 и Древности, т. IV, в. 1, протоколы, стр. 22.

3⁶ Ibidem, и № 16, 23, 32.

3⁷ „...здоумали Смолняне черныи люди, коузнецы, кожомяки, шевники, мясники, котельники“. (Летопись Попова, Учен. Записки II отд. Имп. Ак. Н., 1854 г. кн. 1, стр. 54). „А поуд дали Немци Волочаном... да коли исказиться, а подроуг его лежить в Немецьской божницы, а дроугый ковати, изверивши темь“. (Русско-Ливонские Акты, стр. 439, § 35).

3⁸ „А же Латинескии дасть серебро пожигати, дати емоу ω гривны серебра коуна Смольнеская“. „Аже Латинский коупить соуды серебреные, дати емоу весцю ω гривны серебра по ногате Смольнескои; аже продасть, не дати ничего же“. (Русско-Ливон. Акты, стр. 434 и 436, стр. 29 и 31) см. вообще о металлических изделиях статью Забелина: „О металлическом производстве в России до конца XVII в.,“ в Записках Имп. Археол. Общ. т. V, Спб. 1853 г., также Беляева: „Были ли на Руси монеты до XIV столетия“ (ibidem).

3⁹ Раскопки Кусцинского, № 14 (Древности, т. IX, в. I, стр. 5); Уставная грамота Ростислава (Хрестоматия Буданова, стр. 228).

4⁰ Предположение графа Уварова (Древности, т. X, 1885 г., протоколы, стр. 49).

4¹ Раскопки Сизова (Древности, т. XI, в. 2, Протоколы, стр. 61—62); раскопки Кусцинского (ibid. т. IX, в. 1, № 14). Жизневский, Описание тверского музея (Древности, т. VII, в. 3, стр. 199—200); Дневник Фурсова, стр. 37; Кусцинский (ibid, т. IV, в. 1, Протоколы, стр. 22); раскопки Романова в Могилев. губ. (Древности, т. XII, стр. 55—56).

4² Дневник, Фурсова, стр. 30; раскопки Сизова (Древности, т. XI, в. 2, протоколы, стр. 61—62).

4³ Фурсов, стр. 30 и 34; Кусцинский (Древности, т. IX. в. 1, № 1).

4⁴ Сведения о местонахождениях арабских монет почерпнуты нами из следующих трудов: Савельев: Мухамеданская нумизматика, Спб. 1846 г.; Григорьев: „О куфических монетах“, в Записках Одес. Общ. Ист. и др. т. I, 1844 г.; Grewingk „Ueber Heidnische Gräber Russisch-Litauens“, Dorpat, 1870; его же „Das Steinalter der Ostseeprovinzen“, Dorpat, 1865; Григорьев: „Куфические монеты, найденные в Псковской губернии“ (письмо к Савельеву в Записках Спб. Археол.-Нумизм. Общ. т. II, Спб. 1850 г.); статьи Hansen’a: 1) „Kufische Münzen aus dem Estenlande“ в Verhandlungen der gelehrten estnischen Geselschaft zu Dorpat 1848, B. II, H. 2; 2) „Ueber einige bei Oberpahlen gefundene cufische Münzen. ibid. 1840, B. I. H. 1: Kruse: Vorläùfiger Bericht über zwei antiquarische Reisen durch die Ostseeprovinzen, ibid. B. I, H. 1; Кене, Описание европейских монет IX, X и XII века, найденных в России“, в Записках Имп. Археол. Общ. т. IV, Спб. 1852 г.; Bähr: „Die Gräber der Liven“, Dresden, 1850; Татур: „Очерк Археол. памятников на пространстве Минской ryбepнии“, Минск, 1892 г.; Тизенгаузен: „О саманидских монетах“; кроме того раскопки В. Б. Антоновича, Кусцинского, Сизова. См. также Записки Имп. Рус. Археол. Общ. т. II, нов. сер. 1887 г., стр. LXVIII.

4⁵ На бойкость торгового движения на этом водоразделе указывает, по-видимому, и находка тут нескольких разновесок из меди в виде шариков и многогранников. (Раскопки Соколова, Древности, т. IX, в. 2 и 3, протоколы, стр. 64). Вероятно, они одинаковы с найденными в Финляндии, изображение которых см. у Aspelin’а в Antiquités du Nord finno-ougrien, livrais. IV, fig. 1663. Впрочем весы, подобные открытым Крузе в Лифляндии, найдены у Логожеска (Киркор: „Археол. разыскания в Вилен. губернии“,— Изв. Имп. Арх. Общ. т. I, стр. 17).

4⁶ К несчастью, мы не имеем изображений тех предметов, которые добыты при раскопках г.г. Сизовым, Соколовым и Кусцинским. Может быть, многие вещи, сохранившиеся в курганах кривичей и радимичей, имеют признаки восточного происхождения. Впрочем, для ответа на подобный вопрос необходимо быть специалистом-археологом, каковым мы себя признать не можем, а потому указываем лишь несомненные факты.

4⁷ Кроме известных работ по истории торговли Руси с мусульманскими странами, которые нам приходилось уже указывать в наших прежних работах, я отмечу недавно вышедшие труды Георга Якоба: 1) „Der nordisch-baltische Handel der Araber im Mittelalter“. Leipzig. 1887; 2) „Welche Handelsartikel bezogen die Araber des Mittelalters aus den nordisch-baltischen Landern? Berlin, 1891; 3) „Ein arabischer Berichterstatter aus dem 10 Jahrhundert uber Fulda, Schleswig, Soest, Paderborn und andere deutsche Stadte“. Berlin, 1894. Первые две работы не представляют ничего нового. Вторая из них отличается большою гипотетичностью положений. Более интересна третья, на которую мы укажем еще раз ниже. Относительно товаров см. Савельев: Мухамеданская нумизматика, LXXXIX.

4⁸ Савельев, ор. cit. стр. 23; „Johannes Hogeman tenetur domino Conrado de Morum I navale talentum et IX marc (punt) cere resolute in duobus frustis Bulgersch, Martini soluet. Pro quo sibi suam obligatit herediatem, sitam in platea Sutorum in qua sunt duae apotece sutorum“.

„Lubbertus de Susdale tenetur Godeschalco compsori VII mrc. arg, de quibus secundo loco post dominum Suederum ad hereditatem suam respectum habebit“.

4⁹ Notum sit, quod hereditas Lubberti de Suisdale domino Mauricio usque ad festam beati Mychaelis obligatur, hoc pacto videlicet, ut eam post modum vendere possit, quando sibi placuerit“.

„Pagina domini Suederi de Monasterio cum quattuor foliis sequentibus... Nycholaus, dictus Wolk, centum mrc. arg. cum tribus mrc. arg. et I fert., Pasche salvet anno LXXX VII, Idem antedictus Nycholaus se adhoc obligavit, quod terram Susdale non intrabit“. (Das Rigische Schuldbuch (1286—1352), herausg, von Dr. Hermann Hildebrand, S. Pbg. 1872, p. 43, № 642, p. 69б, №№ 1019, 1024, p. 111, № 1770).

5⁰ Изображения подобных бронзовых коньков см. Aspelin, Antiquites du Nord finno-ougrien“, Helsinki, 1877, livrais. II, p. 151, fig. 642, 646, 647, р. 154, fid. 677; интересна также статья Аспелина: „О потребности изучения форм предметов и постепенному развитии этих форм в доисторические времена“, в Трудах IV Археол. Съезда, т. I, Казань, 1884 г.; особенно стр. 10—12. О торговле булгар с угро-финскими народами см. нашу работу: „Болгары и хазары, соседи Руси при Владимире св.“, Киев. 1888 г. Что кривичи были посредниками в передаче восточных товаров на запад, указывает и свидетельство языка. Так в литовском языке существуют слова жемчугас (жемчуг), коурас (ковры), шилка (шелк),— предметы, доставлявшиеся из Азии. (Киркор: „Монетное дело в Литве“, в Древностях, т. II, в. 1, стр.88, примеч.).

5¹ Супрасл. Лет. стр. 93; Воскр. Лет. т. VIII (П. С. Р. Л.), стр. 23; Никонов. Лет. ч. IV, изд. 1788 г. стр. 44.

5² Лавр. Лет. по Академич. списку, стр. 474.

5³ Гаркави: „Древнейшее арабское известие о Киеве“. (Труды III Археол. Съезда, Киев. т. I, стр. 349—351).

5⁴ В Остзейских провинциях отысканы монеты греческих республик, относящиеся к III в. до Р. Х. (Grewingk, „Heidnische Gräber“, S. 98; Bähr, Gräber der Liven“, S. 55). Между тем, насколько нам известно, этих монет в Смоленской земле не отыскивалось. След., эти монеты шли на балтийское побережье не с юга, собственно, не чрез Русь, а каким-нибудь другим путем. Византийские монеты в Прибалтике относятся к IX в. Подобные же данные существуют и для Кривицкой земли (Grewingk и Bähr, loc. cit., Kruse: Vorläufiger Bericht uber zwei antiquarische Reisen durch die Osteseeprovinzen, в Verlandlungen der Gelehrten Esthnischen Geselschaft zu Dorpat, B. I, H, Ss 83, 87). Очевидно, что продукты византийской промышленности проникали туда через Кривицкую землю. Еще один замечательный факт: в Остзейских провинциях встречаются монеты преимущественно западных греческих городов: Сиракуз, Панорма, Неаполя, Кирены, хотя попадаются македонские эпохи Дмитрия Полиоркета; на оборот, в Минской губернии отыскиваются монеты греческих колоний, расположенных по берегам М. Азии и Черного моря (Татур: Очерк археол. Памятников на пространстве Минской губернии“, стр. 106). Если мы припомним, что подобные монеты найдены в значительном количестве в Киевской губернии, а в самом Киеве — монеты Антиохии и Писидии IV в., (Беляшевский, Монетные клады Киевской губернии“. Киев. 1889 г.; Антонович: Описание Киев. клада, содержащего римские монеты III, и IV ст. М. 1878 г., стр. 5—6), то придется, кажется, допустить, что кривичи получали эти монеты с юга, по Днепру, а стало быть, торговые связи между Кривицкой землей и берегами Черного моря существовали уже и в то время. Сказать что-нибудь определенное о монетах римских императоров, находимых иногда на кривицкой территории, мы отказываемся по недостатку данных. О нахождении византийских монет на кривицкой территории см. кроме Татура еще у Кене: „Описание европейских монет X, XI и XII вв., найденных в России“, в Записк. Имп. Археол. Общ. т. IV, Спб. 1852 г. стр. 20.

5⁵ Раскопки Романова в Могилев. губернии (Древности, т. XII, стр. 55—56); Донесение Кусцинского (Ibid., т. IV, в. 1, протоколы стр. 22); раскопки Сизова (Ibid., т. XI, в. 2, протоколы, стр. 62); Corpus Scriptor. hist. Byzantinae, Constantinus Porphirogenitus, v. III, Bonnae, MDCCCXL, p. 74; Ипатьев. Лет., стр. 17 и 18; раскопки Турбина в Могилев. губернии (Древности, т. IV, в. II, протоколы, стр. 51—52).

5⁶ Ипатьев. Лет., стр. 181; Новгор. I Лет., стр. 135—136; Ип. Лет. стр. 471, под 1197 г.: „Сам бо (Ростислав) сяков обычай видеть: по вся дни ходя ко церкви святого архистратига Божия Михаила юже бе сам создал во княжении своем, такое же несть в полунощной стране, и всем приходящим к ней дивитися изрядней красоте ее, иконы златом и серебром, и жемчюгом и камением драгим украшены, и всею благодатью исполнена“, стр. 418, ... и созда (Роман) церковь камену святого Иоана, и украсив ю всяким строеньем церковным, и иконы златом и финиптом украшены...“ под 1180 г. Мономах поставил в Храме Успения Пресвятой Богородицы икону Ее, писанную, по преданию, евангелистом Лукою. До 1808 года сохранялся ее оклад серебряный вызолоченный, убрус которого был жемчужный с драгоценными каменьями. Преосвященный Серафим переделал его и еще прибавил драгоценных каменьев. (Никитин: „История города Смоленска“, М. 1848 г., стр. 29).

5⁷ Ипатьев. Лет. под 1164 г. стр. 357: „...и присла царь дары многы Ростиславу, оксамиты и паволокы и вся узорочья разноличная“. См. также Татищева: „История Российская“, кн. III, стр. 142; кн. II, стр. 334; Ипатьев. Лет., стр. 259.

5⁸ Филарет: ,,Русские Святые“. Февраль, стр. 119; Ипатьев. Лет. стр. 134—135.

5⁹ Ипатьев. Лет., стр. 345—346.

6⁰ „А у гостя им имати: у Низовьского от дву берковска вощаных полгривне серебра да гривенка перцю, у Полоцкого и у Смоленьского по две гривны кун от берковска вощаного, у новоторжанина полторы гривны от берковъска вощаного, у новгородца шесть мордок от берковска вощаного“. (Уставная грамота новгородского князя Всеволода Мстиславича церкви Святого Иоанна на Опоках 1134—1135 г. Дополнения к Актам Историч., т. I, № 3).

6¹ „ ...А што моих людей, или Литвин, или Витбленин, или Полочанин, или Смолнянин, или с иных нашых Руских земель, тым путь чист изо всее моее отчыны: торговати им в Новегороде без всякой пакости, по старыне, а торговати з Новгородцы...“ (Акты Зап. России, т. I, № 39). То же самое мы находим и в договоре Казимира с Псковом 1440 г. (Ibid., т. I, № 38).

6² „...А людем нашым, гостем, гостити межи нас путь чыст, без рубежа и без пакости; а пошлины имати з моих Тферских людей в моего господина деда, великого князя Витовтове отчыне, у Смоленску, у Витебску, на Киеве, в Дорогобужы, у Вязме, и по всему его великому княженью по давному, а нового не промышляти…“ (Акты З. России, № 33, под 1427 г.).

6³ Дневник Фурсова, стр. 34; Кеппен: „О нахождении янтаря в России“, в Жур. Мин. Народ. Пр. 1893 г., август, стр. 310; вообще о торговле янтарем см.: Voigt: „Geschichte Preùssens“, B. III, Königsberg, 1828, S. 511 и folg.; Grewingk: „Ueber Heidnische Gräber“, S. 65; Das Steinalter der Ostseeprovinzen“, Dorpat, 1865, S. 94—96; Sadowski „Die Handelsstrassen der Griechen und Römer“, überset, von Kohn. Jena, 1877. S. 186 und folg.; Киркор. „Монетное дело в Литве“,— древности, т. II, стр. 88, примеч.

6⁴ Grewingk., „Heidnische Gräber“, loco cit.

6⁵ Voigt, Geschichte Preussens“, loco cit.; Worsaae: La colonisation de la Russie et du nord Scandinave“, Copenhague, 1875, p. 80.

6⁶ В белорусской редакции „стиха о Голубиной книге“, между прочим, говорится:

„Потому Латырь-море всем морям отец,

Потому Латырь-камень всем камням отец,

Лежит он середи моря,

Середи моря, середи синего,

Идут по морю много корабельщиков,

У того камня останавливаются,

Они берут много с него снадобья,

Посылают по всему свету белому“.

Тут латырь камень не является чудесным, а просто товаром, добываемым с моря и развозимом повсюду. Такое представление является только в редакции белорусской, благодаря чему выясняется, и что такое лотырь-камень, и какое это море, откуда он добывался (Соображение Надеждина, принимаемое и Кеппеном. См. его: „О нахождении янтаря в России“, в Ж. М. Н. Пр. 1891 г., август, стр. 338 и 339). Что кривичи передавали его далее на восток, доказывается существованием у венгров (угров) слова gyantar — янтарь, и gyanta=смола: у черемисов jandar — стекло. (Ibidem, стр. 339).

6⁷ Раскопки Сизова (Древности, т. XI, в. 2, протоколы, стр. 61—62);— Кусцинского (ibid., т. IX, в. I, № 15); Анучин: „О формах древнейших русских мечей“ (Труды VI Археол. Съезда, т. I, 1886 г., стр. 243, 244).

6⁸ Нумизматические данные добыты нами в следующих трудах: Grevingk: „Heidnische Gräber“, S. 98; Bähr: „Die Gräber der Liven., S. 53—54; Kene: „Описание европейских монет X, XI и XII вв., найденных в России“ (Записки Имп. Археол. Общ. Спб. 1852 г., т. IV, стр. 20, 32, 33, 41); Татур: „Очерк археолог. памятников на пространстве Минской губернии“, стр. 106; Иверсен: „О монетных кладах последних трех лет“ (Труды VI Археол. Съезда, т. I, 1886 г. стр. 273); Савельев: „Мухамеданская нумизматика“, стр. 108.

6⁹ Веселовский: „Киев — град Днепра“ (Жур. Мин. Нар. Пр. 1887 г. Май, стр. 296, 297); Н. П. Дашкевич: „Приднепровье и Киев по некоторым памятникам древне-северной литературы“ (Киев. Универ. Известия, 1886 г., Ноябрь, стр. 228 и след.); Кирпичников: „Поэмы ломбардского цикла“, М. 1873 г. стр. 85, 97; Antiquites russes, v. II, р. 179, 236—237, 430, 431; „...Deinde cum exercitu ipsam Russiam multa oppida maxima ingressus, expugnavit, quorum in numero etiam erant Smolenskia, Kiovia et Palteskia“. („Vilkinasaga“. Antiquitès russes, v. II, p. 455; древнейший манускрипт этой саги относится к концу XII и началу XIII ст., ibid. р. 453); „In orientali parte Europae est regnum Gardarum, ubi situs est Kaenugardus et Holmgardus, Palteskia et Smolenskia...“ (Annotations géographiques dues à ľabbé Nicolas“;— автор этого трактата жил в половине XII в. и в 1151—1558 г. путешествовал в Святую землю (Antiquitès russes, v. II, рр. 395—396, 403).

7⁰ Мы просим извинения у наших читателей, что принуждены будем сейчас обратиться к сухому, подробному сличению текстов. Снести его в примечания мы не находим удобным, так как это отвлекало бы внимание читающего от нити наших соображений. Так или иначе касались „Смоленской торговой Правды“ многие ученые. Вот труды, принятые нами в соображение: 1) Лерберг: „Об одной древней новгород-готландской грамоте и о Борхраме, который в ней упоминается“ (Исследования, служащие к объяснению русской истории“, Спб. 1819 г.); Koeppen: „Verzeichniss der slavisch-russischen Denkmäller deren Schriftzüge in der bei folgenden paläographischen Tabelle vorkommen“ (Bulletin Historico-philologique de ľAcademie Jmperiale dee Sciences de S. Pb. 1848); Tobien: „Sammlung kritisch bearbeiter Quellen der Geschichte des russischen Rechtes, B. I; Срезневский: „Древнейшие договорные грамоты Новгорода с немцами 1199 и 1263 г.“ (Известия Имп. Академии Н. по II отд., т. VI, 1858 г. Библиографические Записки“); Дубенский: „Русские Достопамятности“, М. 1843 г., ч. 2; Андреевский: „О правах иностранцев в России“, Спб. 1854 г.; Фортинский: „Приморские вендские города и их влияние на образование Ганзейского союза“, Киев, 1877 г.; Тихомиров: „Торговые сношения Полоцка с Ливонией“ (Ж. М. Н. Пр. 1877 г. ч. CXCIV); Бережков „О торговле Руси с Ганзой до конца XV века“, Спб. 1879 г.; Бережков: „О торговле русских с Ригою в XIII и XIV веках“ (Ж. М. Н. Пр. 1877 г., Февраль); Прозоровский: „Куны“ (Известия Имп. Археол. Общ. т. VII); Авенариус: „Нечто о куне“ (Известия Имп. Рус. Археол. Общ. т. XII); Chaudoir. „Aperçu sur les monnais russes“ S. Pb, 1836; Зоблоцкий: „О ценностях в др. Руси“. Спб. 1854 г.; Сонцов: „Нумизмат. исследования славянских монет“, М. 1865 г.; Русско-Ливонские Акты, изд. Имп. Археогр. Комиссии, Спб. 1868 г., Anhang I und II; Владимирский-Буданов: „Хрестоматия по истории русского права“, в. 1 Киев. 1876 г.; Аристов: „Хрестоматия по Русской Истории“, Варшава, 1870 г. № 191; Собрание государственных грамот и договоров, т. II, № I, М. 1819; Bùnge. „Liv-Esth — und Curländisches Urkundenbuch nebst Regesten“, Reval. 1853, № CI. Riesenkampf: „Der deutsche Hof zu Nowgorod“, Dorpat. 1854 г.; Беляев; „Были ли на Руси монеты до XIV столетия“. (Записки Имп. Рус. Археол. Общ., т. V, 1853 г.). Мы совершенно вновь рассматриваем вопрос по первоисточникам и потому нигде не полемизируем. В чем мы сходимся и расходимся с нашими предшественниками, видно из самого текста нашей работы, а расходимся мы во многом.

7¹ Соболевский: „Смоленско-полоцкий говор“ („Русский Филологический Вестник“. 1886 г., т. XV, стр. 7 и след.).

7² Для сличения с А берем вступление из В: „Что де т по временом, то иде по временом; приказано боудеть добрым людем, а любо грамотою оутверд ть, како боудет всем ведомо, или кто после живый стане ь“. Из С: „Что с деет по веременем, то идеть по веременемь; приказано будеть добрым людем, а любо грамотою оутьрд ть, како то будеть всем ведомо, или кто после жывыи ωстанетьс “. Здесь в А, В и С мы видим лишь разницу в правописании, но язык и выражения одни и те же. Теперь сравним D, E, F. Вступление из D приведено, теперь из Е: „Что с в которое верем начнеть деяти, то оутвьрживають грамотою; а быша с не забыли, познаите, и на пам ть дьржите ненешнии и по семь времени боудоучи, к кому си грамота придеть“. Из F: „А кто с в ое в нач е деяти, то оутверживаите грамою, да быша с не забывали, познаите, и па держите нынешний и по семь времени будущии, к кому си грамота придеть“. Скажем раз навсегда, что выписки мы делаем из „Смоленской торговой Правды“ по изданию Археографической Комиссии в Русско-Ливонских Актах. Мы подчеркнули особенно выдающиеся места, но вообще во всем целом видно полное тождество этих экземпляров D, Е, F.

7³ Об этом см. гораздо ниже.

7⁴ Ипатьев. Лет., стр. 575—576.

7⁵ § 3, статья b.

7⁶ Грамоты, касающиеся до сношений северо-западной России с Ригою и Ганзейскими городами. Спб. 1887 г., № VIII.

7⁷ Лавр. Лет. по Акад. списку, стр. 500: Никон. Лет. ч. III, изд. 1786 г. стр. 103.

7⁸ § 10, статья с.

7⁹ Кн. Долгоруков: „Российская родословная книга“, Спб. 1854 г., ч. I, стр. 141, № 12; Временник, Имп. Моск. Общ. Ист. и Др. Росс., кн. X, М., 1851 г. Родословная книга, стр. 37: „Князь Мстислав Давидович во крещении Феодор“. Ипатьев. Летопись, стр. 456.

8⁰ См. напр. § 3, ст. a, § 1, ст. b.

8¹ Соболевский: Смоленско-Полоцкий говор. Рус. Фил. В., 1886 г., т. XV, стр. 1, примечание 2.

8² Воскр. Лет. (П. С. Р. Л. стр. 174, т. VII).

8³ Приводим всю эту присяжную грамоту Феодора Ростиславича 1284 г.; +Поклон от князя Федора к Пискоупоу и к Мастероу и к Ратманом. Што боудеть вам речь с Пископом или с Мастером, то ведаемся мы сами, а вашемоу гостеви семо боуди поуть чист, а нашомоу гостеви боуди к вам поуть чист; а роубежа не деяти, ни нам в себе в Смоленьске, ни вам в себе в Ризе и на Гоцьском березе коуньцомь. Си же грамота псана бысть, ищло было Рж ва Гн;˜я до сего лета лет и двести лет и восьмьдесят лет, и три лета, в четвертое лето, на Възнесенье Гн;˜е; а тоу был в Смоленске на месте на княжи на Федорове, Аньдрей Михайлович князь, Артемии Наместник, Остафий дядко, Микула Дядкович, Лаврений наместьник влд;˜чнь, Мирославе, лекса Черный, Тереньтей таможник, ветхый, Аньдрей поп. А тоу был при докончании грамоты сее, Любрахт, посол от Мастера, а ωт горожан Петр Бартолть, а в торговьцих Федор Волковьник из Брюньжника, Гельмик из Миштеря; а Моисей, печатник княж Федоров, печатал, а Федорко, писец княжь Федоров, псал“ (Собр. Госуд. Грам. и Догов., т. II., № 3, стр. 6). Внизу приложена на малиновом шнуркe печать с надписью: „... ел. кого князя Федор.....ечат“.

8⁴ Русско-Ливонские Акты, стр. 442.

8⁵ Грамота писана: „...а приеппе Рижьском Николаи, и при попе Іωане, при мастере Фолкоуне, при Рижьских моужих, при многых коупцих Римьского царства. Еже есть тех печать на грамоте сеи. А сеже соуть послоуси тому: Регем: бод, Тетарт, Адам, горожане на Готьском березе; Мемберь, Вередрик, Доумомь из Любка ти соуть: Андрик Гот, Илнер, тиже соуть из Жюжа Жата; Кондрат Крывыи, Еган Кинот, тиже соуть из Моуньстеря; Берник Фолкырь, ти соуть из Гроули; Ярембрахт и Албрахт, тиже соуть из Дротмины; Индрик Чижик, тиже из Брямь; Альбряк Слоук, Берьняр, Волтерь, Алберь соудня Рижьскый, тиже соуть Рижане“. (Русско-Ливонские Акты, стр. 413). Самым полным экземпляром позднейшей редакции является экземпляр E. В экземпляре D отсутствуют и некоторые статьи, весьма важные, которые, несомненно, были в первоначальном экземпляре (D’), ибо они есть в первоначальном экземпляре древнейшей редакции, и в списке F позднейшей редакции. Так как мы раньше приводили цитаты из позднейшей редакции по экземпляру D, то и продолжаем это делать дальше, чтобы избежать путаницы, беря экземпляр D условно за представителя всей позднейшей редакции, а под D’ разумеем первоначальный экземпляр, с которого сняты копии D, E, F и G. Что мы продолжаем цитировать позднейшую редакцию по экземпляру D, это нисколько не влияет на наши доказательства, так как все необходимые для нас статьи в экземпляре D существуют.

8⁶ Собрание Государ. Гр. и Договоров, т. II, № 3, стр. 6.

8⁷ Вот эта присяжная грамота в целом виде: „ Се язь Князь Великии Смоленьскый Иван Олександрович, оуноук Глебов, докончал есмь с братом своим с Местерем с Ризьским и с П мь и с Рыдели и с Ратманы и со всеми Рижаны, што под его рукою, докончал есмь по деда своего докончанью и по старым грамотам, докончал есмь по тому докончанью, как то брат мой старейшии Кедимен докончал и его дети Глеб и Алкерд: здити Немцемь в дом ст;˜ей Бц;˜е и ко мне, а мне блюсти как и своего Смолнянина, а моим ездити в Ригу, Местерю и Ратманом блюсти моего Смолнянина как своего Немчина. А при здили ко мне на докончанье из Риги Местеря Пьсков Би;˜и дворянин, а Ратман Иван поп; на том на всемь целовал смь кр ъ к брату сво му к Местерю, а они целовали ко мне Местеревою дш;˜ею и П уплею“ (Собрание Госуд. Гр. и Догов., т. II, № 8, стр. 10—11).

8⁸ Русско-Ливон. Акты, 432, 433.

8⁹ Русско-Ливон. Акты, № CXXVI, p. 97: „...van den Smolenschen brieuen... dat die Russen moghen segelen van Gotlande in die Trauenè und der state.

9⁰ Danilowicz. Skarbiec dyplomotòw, № 824, p. 348, v. I.

9¹ Русско-Ливон. Акты, стр. 420 и 440.

9² Privillegium Alberti regis Sueciae Hansae concessum 1386 г.: Wir Albertus... bezeugen — dass wir den nachgeshriebenen Leuten... dieser nachbenanten Städten Lubeck und dann Riga, Dörxte (Dörpt), Reval... und dann... Dortmund, Soest, Munster... Brauschweig Bremen...“ (Surtorius: „Geschichte des hanseatischen Bundes“. Th l, Göttingen, 1802, p 473).

9³ „Soest — Śušit ist ein Castell im Lande der Slaven. Dort giebt es eine Salzige Quelle, während es sonst durchaus kein Salz in dieser Gegend giebt. Wenn die Leute Salz brauchen, nehmen sie von dem Wasser dieser Quelle, füllen damit die Töpfe, stellen sie in einen Ofen aus Steinen und machen darunter ein grosses Feuer an, so wird es dick und trübe. Dann lässt man es, bis es kalt vird und es wird festes weisses Salz. Auf diese Weise wird das weisse Salz in allen Landern der Slaven hergestellt“ (Georg Jacob: „Ein arabischer Bericherstatter aus dem 10 Jahrhundert über Fulda, Schleswig, Soest, Paderborn und andere deutsche Städte“. Berlin. 1891, S. 17).

9⁴ Erici regis Daniae privilegia Susatiensibus data (Sartorius, op. cit., p. 420). В Рижской долговой книге мы встречаем имя Zosatum, очевидно, исковерканное из Susatum („Das Rigische Schuldbuch“ S. 16, № 212). Вступление экземпляра А: „Что ся де те по веремьнемь, то иде то по верьмьнемь...“ В латинских грамотах: Quum еа quae fiunt in tempore labuntur in tempore...“ (Эверс: „Исследования“, стр. 216). См. также мысли о вариантах договора 1229 г. у Калачова: „Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды“, Спб. 1880 г., стр. 259 и след.

9⁵ Русские достопамятности. М., 1843 г., ч. 2, стр. 246. Калачов: „Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды“. Спб. 1880 г., стр. 113 и 259.

9⁶ Русско-Ливонские Акты, стр. 451.

9⁷ Русско-Ливонские Акты, стр. 452.

9⁸ О Святославе см. Новгор. I Лет. стр. 206; Лавр. Лет. стр. 476; Всеволод — Лавр. Лет. стр. 476; Новг. I Лет. стр. 209, 210, 212—213; Ростислав — Лавр. Лет. стр. 434. Вообще о родственных связях смоленских князей мы будем говорить ниже в особом месте.

9⁹ Воскр. Лет. стр. 137 и 138 (П. С. Р. Л. т. VII); в синодальной Родословной книге говорится: „...а князя Володимера Рюриковича емше половци и ведоша в свою землю и оттоле взяша на нем окуп, а княжил 12 лет и преставися в Смоленску“. (Временник Моск. Общ. Ист. и Др. Росс. М. 1851 г. кн. 10, Родословная книга стр. 13).

1⁰⁰ „В то же лето взя Святослав Мстиславич, внук Романов, Смолньск на щит с Полочаны на Боришь день, исеце Смолняны, а сам седе на стол“. (Новгор. I Лет. стр. 241). Густын. Летоп. стр. 336 (П. С. Р. Л. т. II) добавляет: „на княжении отчем“. См. также Татищев: „История Российская, кн. III, 1774 г. стр. 460.

1⁰¹ Лавр. Лет. стр. 446; Никон. Лет. ч. III, стр. 5.

1⁰² Русско-Ливонские Акты, стр. 453. Что касается третьего брата, Ростислава, то о нем мы знаем только, что в 1238 году им была сделана попытка завладеть киевским столом, после бегства Михаила Черниговского в Венгрию. Но он был схвачен Даниилом Романовичем и отправлен в Венгрию, где и умер. (Ипат. Лет. стр. . Синодальная родословная стр. 14). (Временник Москов. Общ. Ист. и Др. Росс. кн. X. Таким образом, на смоленском столе он мог оказаться только между 1230 и 1238 гг., но в это время неурядиц едва ли он мог думать о возобновлении договора с немцами, да и вернее, что смоленским князем считался Владимир Рюрикович.

1⁰³ Кто умер в Венгрии Ростислав, сын Мстислава Романовича, или Ростислав, сын Мстислава Давидовича, об этом ниже.

1⁰⁴ При беглом чтении может явиться недоразумение: в § 4 мы говорим, что при князе Александре Глебовиче была снята с Мстиславовой правды копия B., а в § 6 то же говорим и об экземпляре D и E. И это действительно верно. Чтобы яснее представить читателю отношения между экземплярами, помещаем их генеалогическую таблицу.

1⁰⁵ „Того Б;˜ъ не дай, аж бы промьжю нами бои был, а любо чел;˜вка оубиють до см;˜рти, како чл;˜вка, то платити, ажбы мир не ръздроушен был: так платити, како-то бы ωбойм любо былы“. (Русско-Ливонские Акты, стр. 422, статья е экземпляр A, B и C); „Што боудеть нам речь о Пискоупомь, или с Мастеромь, то ведаемъся мы сами, а вашомоу гостеви семо боуди поуть чист, а нашому гостени боуди к вам поуть чист....“ (Присяжная грамота Феодора Ростиславича 1284 г., Собр. Госуд. Гр. и Догов., т. II, № 3, стр. 6). русская старина“, в Древностях, Труд. Моск. Археол. Общ., т. IV, в. 3, стр. 114, 115, 116 и 118).

1⁰⁶ „Nam missus est Arnoldus frater milicie cum sociis ad regem de Ploceke, si forte pacem recipiat et mercatoribus Rigensibus viam in terram suam aperiat. Qui benigno recipiens eos affectu et pacis tranquilitate congaudens, licet in dolo, misit cum eis Ludolfum, virum prudentem ac diviten de Smalenceke, ut Rigam veniens, que justa sunt et pacifica retractet“. (Heinrici Chronikon Lyvoniae. Ed. G. H. Pertz. Hannoverae. 1874, p. 76).

1⁰⁷ Русско-ливонские Акты, стр. 452.

1⁰⁸ „Аже капь, чим то весят, излъмльна боудете, а любо льгче боудеть, тоть споускати ωбе в—едино мьсто, что лежить оу ст;˜о Бц;˜е на горе, а дроугая оу Латинескои црк;˜ви, ωбе ровнати“. (Русско-Ливонские Акты, экз. А, стр. 436, § 36); „…а дроугая в Немецьскои Бц;˜и“. (Ibidem, экз. D, стр. 437). Церковь немецкая в Смоленске существовала и в начале XV ст., как видно из донесения немецких послов в Рижский совет около 1400 г. (Ibidem, № CXXVI, стр. 97).

1⁰⁹ См. выше позднейшую вставочную статью, освобождающую немецкие дворы от постоя татарских и других послов. По народному преданию, и теперь живущему в Смоленске, на месте Рачевской слободы в отдаленные времена существовала „Немецкая слобода“ или „Торговая слобода“. Следы ее существуют и теперь довольно далеко от города и распространяются гораздо далее Рачевки. Уничтожение слободы предание относит к Смутному времени, когда Шеин, ожидая осады Смоленска, приказал выжечь все слободы и посады вокруг города. (Князь Дондуков-Корсаков: „Вновь открытая русская старина“, в Древностях, Труд. Моск. Археол. Общ., т. IV, в. 3, стр. 114, 115, 116 и 118).

1¹⁰ „Domus Sancti Spiritus tenetur domino Arnoldo Crispo et Andree Parvo ex parte ecclesie beate virginis in Smolencike XII mrc. arg. Quando repoposcrerint, in VIII diebus sequentibus solvere debent“. (Das Rigische Schuldbuch, p. 87, № 1336). Этот замечательный исторический памятник был найден Гильдебрандом и издан в 1872 г. с введением и примечаниями на немецком языке (См. Гильдебранд: Отчет о разысканиях, произведенных в рижс. и ревельск. архивах по части Русской Истории“,— Записки Имп. Акад. Н. т. 29, кн. 1, приложение № 3).

1¹¹ Русско-Ливонские Акты, стр. 432; § 18; § 17: „како тако боудете, како придоуть Латинескии гость оу город с Волока, дати им княгиня постав частины тиоуноу на Вълъце дати роуковице, ажбы товар пьревьзл без держания“. В экз. D: „роуковице пьрстяты Готьские“.

1¹² Ibidem, стр. 440, § 37, статья а и b.

1¹³ См. примеч. 3 [Здесь № 112 — Ю. Ш.] и Аристов: „Промышленность древней Руси“, стр. 135.

1¹⁴ „Аже Латинеский придет к городоу, свободно нмоу продавати, а противоу того не молвити никомоуже“. (Русско-Ливон. акты, стр. 432, § 19). Также § 20.

1¹⁵ Тако Роусину хати из Гочкого берега дъ Травны“. (Ibid. § 20, статья b). Экз. D: вместо „дъ Травны“ стоит „в Любекъ“. (Ibid. стр. 433). „Аже боудоуть Смолняне на Гътьском березе, вольное търгование им на Гътьском березе“ (Проект Всеволода Мстиславича, Ibidem, стр. 451).

1¹⁶ Если мы допустим, что Всеволод Мстиславич в своем проекте отчасти повторяет установления своего отца, то привилегия: „а ее надобе им ни вощець ни мыто“, должна была существовать и в конце XII ст. (Русско-Ливонские Акты, стр. 452).

1¹⁷ В смоленской транскрипции имена этих городов передаются так: Любек, Бремьнь, Жат, Кашель, Грюнигь, Мюньстьрь, Дортмьнь, Рига. Так в экземпляре A. В экземпляре D есть уже искажения: Брямь, Жюжажатъ, Гроуля, Дротмина, Моуньстерь. В экземпляре G: Южат, Мунстер, Глугля, Дрямь. В присяжной грамоте Феодора Ростиславича 1284 г.: Брюнжвик, Миштер. (См. ранее приведенные места из этих документов). О Вестфалии вообще упоминается в донесении немецких послов около 1400 г. (Русско-Ливонские Акты, № CXXVI, стр. 96—97).

1¹⁸ Smolenskisches Werk: l Tausend (schwarzes) 1425—56 Mk.;— (rothes) 1425— 40 Mk.;— schwarzes — 1426—45 Mk., 54 Mk.;— rothes 1426 — 44 Mk.— Smolenskisches Werk.: l Tausend — 1429—24 Mk.; schvarzes 1430-48 Mk., rothes — 38 Mk.; schwarzes 1436—44 Mk.,— rothes — 34 Mk.; schwarzes 1437—36 Mk., rothes — 28 Mk.;— 1441—60 Mk.; in Riga 1458—42 Mk.— Smolenskisches Werk: l Tausend... in Brьgge 1458—60 Mk.—Smolenskisches Werk: schwarzes 1432—48 Mk; rothes 1432—38 Mk.; 1436—45 Mk. (Hirsch: „Handels und Gewerbsgeschichte Danzigs“, Leipzig, 1858, Ss. 260—261). Интересно при этом, что выделанные кожи из Смоленска продавались и в Брюгге в Голландии. См. также И. В. Лучицкого: „По поводу „дрогочинских древностей“, стр. 25.

1¹⁹ „Капь должна заключат в себе весу 8 ливонских фунтов. (Андреевский „О договоре Новгорода с немецкими городами и Готландом“. Спб. 1855 г. стр. 34). См. также: Срезневский: „Древнейшие договорные грамоты Новгорода с немцами 1199 и 1263 г.“— Известия II отд. Имп. Ак. Н. 1856 г. т. VI, стр. 168; Прозоровский: „Монета и вес в России до конца XVIII.", Спб. 1865 г., стр. 376.

1²⁰ „Латинескомоу дати двою копию въску несцю коуна Смольнеская“. (Русско-Ливонские Акты, стр. 434, § 24, экземпляр А).

1²¹ Жалоба рижан Витебскому князю (Русско-Ливонские Акты, № XLIX, стр. 27); Акты Зап. России, т. I, № 193; Донесение рижских послов (Русско-Ливонские Акты, № CXXVI, стр. 97); о перчатках см. выше. Также Аристов: „Промышленность древней Руси“, стр. 153 и след. Мы указываем только товары, приводимые в памятниках, в которых ясно упоминается о Смоленске. Собственно в Русскую землю привозилось бóльшее количество разнообразных товаров, но приурочивать их все a priori к смоленской торговле мы не считали себя вправе (См. напр. Красноперова: „Очерк промышленности и торговли Смоленского княжества с древнейших времен до XV века“, в Историческом Обозрении, 1894 г. т. VII). При таком методе a priori получалось бы бесконечное repetatur: кто писал бы о полоцкой торговле, стал бы перечислять все товары, шедшие вообще в Русь; пишущий о новгород. торговле,— опять перечислял бы то же самое. Это обязанность того, кто будете писать историю торговли Руси вообще.

1²² „А како боудеть Немьчьскыи гость Смоленьске, а почьнет ся кто них просити выноую землю, то како то было при моемь оц;˜и при Мьстиславе при Романовици и при моем брате, при Мьстиславе, о нем ся прашати, а мне е по доуме поущати“. (Русско-Ливонские Акты, стр. 452).

1²³ Bonnel: „Russisch-Livländische Chronographie“, Spb. 1862, S. 50.

1²⁴ Коли ся грамота псана úшл был Р тва Г я до сего лета лет;˜ ú с;˜ лет;˜ ù л ú к;˜…“ (Ibidem, экземпляр А, послесловие а).

1²⁵ „...под епискоупом Ризким. Провст Яган, мастер Вълквенъ...“ (экземпляр, A, ibidem, стр. 440). Что касается магистра Фольквина, то он нес эту обязанность с 1208 по 22 сентября 1236 г. (Napierskyi „Reichenfolge der livländieschen Landmeister gewöhnlich“ Herrmeister (dominus magister) genannt“, в Bulletin historico-philologique de ľAcademie des Sciences“. 1861, v. VIII, p. 77).

1²⁶ Bonnel: „Russiech-livländische Chronographie“, S. 50.

1²⁷ „...а при е пе Рижьском Николаи, и при попе Иωане, при мастере Фолкоуне...„ (Экземпляр D, Русско-Ливонские Акты, стр. 441). „А си грамота написана б распятья было л и c;˜ лте и л;˜ л без лета...“ (ibidem).

1²⁸ „..прислал (Мстислав, сын Давида) в Ригоу своего лоучшего попа Ерьмея u с ним оумьна моужа Пантелья и — своего горда Смольнеска: та два была послъмь оу Ризе, из Ригы хали на Гочкый берьго, тамо твердити мир“. (Экземпляр A, ibidem, стр. 420). „Пре сей мир троудилися дъбрий людие: Ролфо ис Кашеля, Б дворянин, Тоумаше Смолнянин...“ (ibidem).

1²⁹ „Ся грамота оутвьржена всехо коупче пьчатию“ (Экз. А.— „Еже есть тех печать на грамоте сей. Экз. D. (Русско-Ливонские Акты, стр. 442 и 443). Что латинский черновой существовал, это доказывается не только теми соображениями, которые мы выставили раньше, но записью в регистре Рижского городского архива: „Anderweit Friedens Vertragk und Recht, zwischen Smolensko, Riga und Gothlandt, wornach man sich allerseits zu richten und mit den Zöllen zù halten, uff Pergamen, mitt vier anhangenden Siegeln... Lateinisch. В позднейшее время этого латинского текста в архиве не оказалось, но мало ли документов пропало для науки, благодаря разным обстоятельствам. (Pyccко-Ливонские Акты, стр. 408). Немецкий перевод с латинского чернового был, вероятно, отослан на Готланд.

1³⁰ Экземпляр D найден в рижском архиве, а не в Смоленске. Это обстоятельство как бы противоречит нашему мнению. Но мы говорим не об экземпляре D, a D’. Экземпляр D, как доказывается припиской о татарских послах, явился позже. Но если D’ должен был храниться в Смоленске, то и экземпляр D точно так же. Дело объясняется, как нам кажется, довольно просто. Когда в конце XIII ст. немцы настояли на упомянутой приписке, то вместе с тем обе стороны решили не искажать ее текста древнего княжеского экземпляра (А), снимать с него копии в его древнем виде, а приписку сделать на копии с экземпляра D’, т. е., с печатями немецких представителей. Но раз такая приписка была сделана, то для верности немцы потребовали хранения его в Риге.

1³¹ Генрих Латыш рассказывает: Emisit rex de Smalenceka et rex de Plosceke, et quidam alü reges de Ruscia nuncios suos in Rigam, petentes ea que pacis sunt. Et renovata est pax per omnia, que jam dudum ante facta fuerat“. (Heinrici Chronicon Livoniae p. 182). Это известие он связывает с другим — о битве на Калке и относит их к 20 году епископства Альберта, т. е., к 1222 г., но послы были отправлены после смерти Альберта, как видно из текста договора.

1³² „Тая правда Латинескомоу възяти оу Роуской земли оу вълъсти князя Смольнеского, ù оу Полотьского князя вълъсти, ù оу Витьбеского князя вълъсти“. (Русско-Ливонские Акты, стр. 440). Постоянно повторяется: „Тая правда Роуси оузяти оу Ризе ù на Гочком березе“. См. напр. стр. 432, § 18. статья b.

1³³ Экземпляр A, §§ 19, 20, 30, 31, 36. Мы не приводим самого текста статей потому, что к этой главе будет приложен самый текст всей Смоленской торговой Правды.

1³⁴ § 37.

1³⁵ § 37.

1³⁶ §§ 15, 16, 17, 18.

1³⁷ Возчики, бравшиеся за перевозку товара до немецкой слободы, жили в особом посаде от церкви Архангела Михаила до подъема на гору у церкви Иоанна Богослова. Красноперов: „Очерки промышленности и торговли Смоленского княжества“, (Истор. Обозрение, т. VII, стр. 92“).

1³⁸ § 21, статя a и b.

1³⁹ §24.

1⁴⁰ § 25 статья a, § 27, ст. a, § 26, ст. a.

1⁴¹ Те же §§ статьи b.

1⁴² § 28.

1⁴³ §§ 5, 6, 7.

1⁴⁴ § 29.

1⁴⁵ „Се яз князь Федор соудил есмь Биреля с Армановичем про колокол, про немецьскый. Бирель прав, а Арманович виноват. Выдал есмь Армановича и с двором Немьцом за колокол. А тоу были на соуде со мною бояре мои: Григорь наместник, Данило, Аргемин, Микула Дядковичь, Лоука окольничии, Поутята Дядковичь, а от Немець были на соуде искали колокола: Ян, Албрахт из Брюньжвика, Гемъци, Яган Варендоръ пр. Моисей, княжь печатник Федоров, печатал. Сиже грамота псана бысть ищьшло было от Рожества Господня до сего лета 1000 лет и двесте лет и осьмедесят лет и три лета, а на четвертое лето псяна. А Федорко писец княжь псал“. 1284 г. (Грамоты, касающиеся до сношений Северо-Западной России с Ригою и Ганзейскими городами. Спб. 1857 г. № 4. Значение слова „колокол“ выясняется из договора Полоцка с Ригою в 1407 г. „у Полоцку соль весити на скалвах тым же весом, что воск весят, тыми же колоколы...“ (Акты Археографич. Экспедиции, т. I, № 16).

1⁴⁶ § 11.

1⁴⁷ § 12.

1⁴⁸ § 1.

1⁴⁹ § 3.

1⁵⁰ § 3 статья d.

1⁵¹ § 2 и 3 статья e.

1⁵² § 13.

1⁵³ § 21, статьи c и d.

1⁵⁴ Благословение от Митрофана Ризького ко своему князю великому Федору, и к его детем, и к владыче, и к наместнику и ко всем бояром. То буди тобе ведомо, про тую жалобу, что Витьбляне жялобилися на Рижяны, чим то хотели оправится противу Гелмика, и их слово таково, хотели ся тем словом оправити и рекли так пред князем Бряньскымь: выехали 50 мужь из Ригы и оубили человека, и оузяли 10-ть берковъсков воску. И ныне я митрофолит тако молвю, как то Витьбляне неправдою жалобилися на Рижяны, и ныне то есть мне ведомо, аже Рижяне суть в том не виновати; и ныне я тому дивлюся, аже твои наместник слушает всякого слова. А та правда есть промежи вас и нас: иде ся тяжя почиет, ту концяти. И ныне я молюся вам, как то мозите стояти оу том правде и оу крестном человании. Аже имет жалобитися вас кто на Рижаны, или Гелмико или кто иныи, и вышлите к нам, а мы правдоу дамы по Божьи правде“. (Грамоты, касающиеся до сношений северо-западной России с Ригой и Ганзейскими горадами“, № 3). К какому году относится эта грамота? Феодор Ростиславич был князем смоленским от 1280 по 1297 г. Присяжная грамота его о возобновлении старого договора относится к 1284 г., следовательно, письмо рижского епископа писано между 1284 и 1297 годами. Но оказывается, что это письмо писано после отсутствия Феодора из. Смоленска, так как событие произошло, когда наместником в Смоленске был князь Брянский. Это наместничество могло иметь место не ранее 1286 г., когда Роман Брянский сделал нападение на Смоленск. В 1293 г. Феодор уезжал в орду, и тогда упоминается в Смоленске князь Роман Гле6ович. Этот 1293 г. и есть год события и написания письма.

1⁵⁵ § 34 и 8 и правая грамота Феодора Ростиславича 1284 г. (приведена раньше).

1⁵⁶ § 34 и письмо рижского епископа 1293 г. (приведено выше).

1⁵⁷ § 4.

1⁵⁸ §§ 4, 14, 22.

1⁵⁹ §§ 9 и 10.

1⁶⁰ § 10, статья в.

1⁶¹ § 33.

1⁶² § 32.

1⁶³ Штраф за убийство свободного человека в Русской Правде положен также в 10 гривен; так же разрешается убийство вора; в договоре употребляются выражения Русской Правды: „а боудеть синь, любо кровав“, „векь“ (увечье), „хромота“ (то же), „задница“ (наследство) и т. д. К Русской Правде нам еще придется обращаться.

1⁶⁴ „А места на корабли вольная, како Немечичю, тако и Смолнянину. (Русско-Ливонские Акты, стр. 451).

* Так напечатано („вђрђ“).— Ю. Ш.

1⁶⁵ Аже оубьютъ моужа вольного, тъ выдати разбойникы, колько то их боудеть было; не боудеть разбоиников, то дати за голову ĩ т и серебра“. (Ibidem).

1⁶⁶ „Аже оубьють посла или попа, то двое того дати за голову, аже не боудеть разбойников, боудоуть разбойници, выдайте“. (Русско-Ливонские Акты, стр. 451).

1⁶⁷ Оже оуръветь бороды Немьчиць боярину, или коуноемьчи, дати емоу г и серебра... Аже оубьють тивоуна княжа, городьского, к;˜ т и. серебра. Ibidem., стр. 452).

1⁶⁸ Ibidem., стр. 452.

1⁶⁹ Немьчичю же в Ризе и на Гътьскомь березе Смолнянина на железо без его воле не лзе имати, оулюбить своею волею нести железо, тъ ть его воля, виноват ли боудеть, своя емоу воля, или прав боудеть, а ĩ г и. серебра за сором емоу възяти“ (Ibidem).

1⁷⁰ „Тъть ли детьскый не исправить, возма мьздоу, приставити на нь дроугого тътъ ли емлеть хытрити, а поставити и перед соудьею, ать выдасть и соудья. Такоже и Немьчицю Смолиньске поставить и перед княземь, ать выдасть и князь“. (Русско-Ливонские Акты, стр. 452).

1⁷¹ Русско-Ливонские Акты, стр. 453: „Аже въедеть брат мои которыи в Смолньск, а оучинится вам свада с их моужьми, вам ся ведати с ними самем;...“

1⁷² „...или же гость ис которое земле придеть в мои Смолньск, а боудеть вы с ним свада, а ведаите ся с ними сами“ (Ibidem).

1⁷³ „А како боудеть Немьчьскыи гьсть Смоленьске, а почьнеть ся кто них просити выноую земле, то како то было при моемь оц;˜и, и, при Мьстиславе при Романовици, и при моем брате, при Мьстиславе, о нем ся прошати, а мне е по доуме поущати“ (Ibidem).

1⁷⁴ Грамоту см. выше. Днем совершения акта показано Вознесение Господне. В 1284 году: круцелето — 6, эпакта пасхальная — 15, ключевая буква — 19. Отсюда получается: Вознесение приходилось 18-го мая в четверг. (Вычисления эти сделаны нами при помощи пособий: Соловьева. „Объяснение календаря церковных вычислений“, Спб. 1863 г. и иеромонаха Иринея: „Сокращение церковной хронологии, называемой просто наукою о пасхалии“. Москва, 1797 года).

1⁷⁵ Экземпляр D, § 23.

1⁷⁶ § 35.

1⁷⁷ Экз. D. § I, статья C.

1⁷⁸ Экз. C и F, § 12.

1⁷⁹ Экз. D, § 29.

1⁸⁰ Заключительная добавочная приписка на экземплярах D и E.

1⁸¹ Грамоту Ивана Александровича см. выше.

1 По возможности, при имени каждого князя обозначены или год его рождения и смерти, при именах великих князей смоленских указано время их великокняжения, и, наконец, при большей части имен пришлось ограничиться лишь обозначением, с какого и по какой год они упоминаются в источниках. Лишь в очень редких случаях оказалось возможным соединить вместе все эти три данные. Что касается определения родственных отношений между князьями, то мы в некоторых случаях расходимся с своими предшественниками и положительно противоречим родословным книгам. Основания для наших собственных соображений будут сейчас указаны. Подле имени каждого князя стоит номер, по которому его легко найти в тексте; кроме того имена расположены в алфавитном порядке.

2 Стр. 77.

3 Лавр. Лет. по Академ. списку стр. 500.

4 Ibid. стр. 500 и 461; Никон. Лет. ч. III, стр. 95; Воскр. Лет. стр. 182 (П. С. Р. Л. т. VII).

5 Лавр. Лет. стр. 461.

6 См. главу II.

7 „...преставись князь Александр Глебович Смоленскии, внук Ростиславль, правнук Мстиславль, праправнук Давидов...“ (Никон. Лет. ч. III, стр. 108).

8 Новгор. I Лет. 393. Арханг. стр. 103 — известие не кончено. Смоленск не был взят, а только Вязьма (См. Никон. Лет. ч. IV, стр. 306).

9 Собрания Госуд. Гр. и Догов. т. II, № 3, стр. 6.

1⁰ Архиеп. Филарет: „Русские Святые“. Октябрь. Стр. 88, 90, 91; Архиман. Леонид: „Святая Русь“. 1891 г. стр. 180.

1¹ Барсукова: „Источники русской Агиографии“. Спб. 1882 г. стр. 282.

1² Никонов. Лет. стр. 106.

1³ Ibid. стр. 108.

1⁴ 106 и 108: „Преставися князь Василей Александрович Брянскии, внук Глебов, правнук Ростиславль, препраправнук Давидов“.

1⁵ Ibid. стр. 207.

1⁶ Новгор. I Лет. стр. 382.

1⁷ Joannis Dlugossi Historia Polonica. Lipsiae. Anno MDCCXL Lib. IX, p. 174—175. Это же известие о бегстве смоленского князя Василия в Венгрию повторяет и Ваповский в „Dzieje korony polskiej“, Wilno 1847 г., v. I, р. 155—156. Бельский говорит то же самое, но уже не называет князя (Kronika Polska, Zbiór pisarzow polskich, w Warszawie, 1830 г. V, 13, p. 215—216). Длугош и за ним Ваповский ошиблись только в том, что назвали Василия великим князем смоленским.

1⁸ Лавр. Лет. по Академ. списку, стр. 467.

1⁹ Лавр. Лет. стр. 417.

2⁰ Новг. I Лет. стр. 206.

2¹ П. С. Р. Л, т. 7, стр. 119.

2² Лавр. Лет. стр. 446; Воскр Лет. т. 7, стр. 119.

2³ Ип. Лет. стр. 412, под 1178 годом.

2⁴ Новгор. I Лет. стр. 193.

2⁵ Лавр. Лет. стр. 467; Татищев: „История Российская“, т. III, стр. 375 и 376.

2⁶ Псков. I Лет. стр. 177 (П. С. Р. Л. т. 4); Новг. I Лет. стр. 195; Heinrici: Chronicon Livoniae. Hannoverae. 1874. pp. 92, 93, 94, 96, 107, 108, 109, 130, 133, 136.

2⁷ Ип. Лет. стр. 442—443.

2⁸ Воскр. Лет. стр. 138 (П. С. Р. Л. т. 7). См. также синодальную родословную книгу, стр. 13 (Временник Москв. Общ. Ист. и Др. Росс. кн. X): „и преставися в Смоленску“.

2⁹ Никон. Лет. ч. IV, стр. 310.

3⁰ Новгор. I Лет. стр. 293.

3¹ Никон. Лет. ч. III, стр. 62.

3² Летопись Попова стр. 35—36.

3³ Никон. Лет. ч. IV, стр. 152.

3⁴ Супрасльс. Лет. стр. 135.

3⁵ Johann von Posilge в Scriptores rerum prussicarum v. III, p. 162; Виганд из Марбурга, рассказывающий также об этих событиях, говорит, что с Витовтом были только князья Иван и Андрей (Chronicon seu Annales Vigandi Marburgensis, ed. Voigt et Raczynski, Posnaniae, 1842, p. 326). Но из письма рижского бургомистра к ревельским ратманам 1390 г. оказывается, что послы московские, приехавшие в Пруссию за дочкой Витовта, имели полномочие выкупить из плена и смоленского князя (Codex Witoldi, Crakoviae, 1882 г., № LXXI).

3⁶ Летопись Попова, стр. 40.

3⁷ Ibid. р. 42.

3⁸ Др. Росс. Вивлиофика. Спб. 1775 г. ч. VIII, стр. 40.

3⁹ В книге-оригинале на стр. 177 приведено 9 ссылок на подстраничные сноски, но самих сносок напечатано 8. Видимо, на этой странице нарушено соответствие некоторых ссылок и сносок. Не имея под рукой всех приводимых автором материалов, мне невозможно восстановить это соответствие. Оставлено так, как напечатано в книге.— Ю. Ш.

4⁰ Никон. Лет. ч. III, стр. 172.

4¹ Новг. I Лет. стр. 195.

4² Лавр. Лет. по Академ. списку, стр. 483.

4³ Ип. Лет. стр. 473.

4⁴ Ibid. стр. 416.

4⁵ Ibid. стр. 359—360.

4⁶ Никон. Лет. ч. III, стр. 161.

4⁷ Российская родословная книга, изд. кн. Долгоруковым. Спб. 1854 г. ч. I, стр. 142, № 37 и 49.

4⁸ Татищев: „История Российская“, ч. 4, стр. 149.

4⁹ Никонов. Лет. ч. III, стр. 161.

5⁰ См. главу II. „Докончал есмь по тому докончанью, како то брат мой старейшии Кедимен докончал и его дети Глеб и Алкерд“. Собр. Госуд. Гр. и Дог. II, № 8.

5¹ Временник Москов. Общ. Ист. и Др. Росс., кн. 10. Синодальная книга стр. 54.

5² Супр. Лет. стр. 90.

5³ Никон. Лет. ч. 4, стр. 152.

5⁴ Калайдович: „Описание рукописей Румянцевского Музея“, стр. 495. Родословная книга, изд. кн. Долгоруковым, как здесь, так и во многих других местах страшно путает, а то и просто делает пропуски.

5⁵ Татищев: „История Российская“, ч. 4, стр. 382; Никон. Лет. ч. 4, стр. 266.

5⁶ Летопись Попова, стр. 41—42 (Учен. Записки II отд. Имп. Ак. Н. 1854 г. кн. 1).

5⁷ Летопись Попова, стр. 42—43 (Уч. Зап. II отд. Имп. Ак. Н., 1854 г. кн. 1).

5⁸ Густынская Летопись, стр. 319 (П. С. Р. Л. т. II).

5⁹ Ип. Лет. стр. 471.

6⁰ Воскр. лет. стр. 125 (П. С. Л. т. 7).

6¹ Monumenta Medii Aevi historica res gestas Poloniae illustrantia, tomus II. Codex epistolaris saeculi decimi quinti. W Krakowie. 1876. № VII. Русская транскрипция этого документа помещена в Archivum Сангушков в I томе. Не имея под руками этого издания, приводим цитату по Codex epistolaria, за присылку которого нам из Москвы приносим благодарность Ивану Андреевичу Линиченку.

6² Воскр. Лет. стр. 174 (П. С. Р. Л. т. 7).

6³ Ibid. стр. 96.

6⁴ Новгор. I Лет. стр. 159.

6⁵ Ип. Лет. стр. 440—441. По новгородской летописи Мстислав был изгнан в 1187 г. (стр. 162). Татищев, соединяя отправление Мстислава в Вышгород и изгнание из Новгорода под одним годом, относит все к 1189 г., но, конечно, более доверия заслуживают Новгородская и Ипатьевская летописи, чем Никоновская и другие сборники, которые, очевидно, и ввели Татищева в заблуждение (История Российская, ч. III, стр. 289; Никон. Лет. ч. 2, стр. 255).

6⁶ Ип. Лет. стр. 456.

6⁷ См. главу II.

6⁸ Лавр. Лет. по Акад. списку, стр. 485.

6⁹ Ип. Лет. стр. 455.

7⁰ Лавр. Лет. стр. 413.

7¹ „Мстислав Мстиславич Галицкий пойде по своей потребе к Киеву, и на том пути разболися и постригся во схиму преставися“. (Густ. Лет. стр. 336, П. С. Р. Л. т. II).

7² Ип. Лет. стр. 355; „Том же лете поеха Изяславич Мьстислав ис Киёва, разъгневавъся на стръя своего на Ростислава, ...Ростислав же посла сына своего Мьстислава у Белъгород“.

7³ Ibid. стр. 406.

7⁴ Ibid. стр. 409.

7⁵ Ипатьевская и Новгородская I летописи спутали тут немного хронологию событий. Так Ипатьев. Лет. под 1178 г. помещает и призвание Мстислава Ростиславича в Новгород, и поход его на Чудь, предприятие против Полоцка и, наконец, самую смерть. Новгородская — призвание в Новгород поместила под 1179 г., тут же и поход на Чудь. Поход на Полоцк совершенно пропущен, а смерть Мстислава Ростиславича отнесена к 1180 году. В чем тут ошибка? Обе летописи заслуживают вполне нашего доверия. Дело объясняется очень просто. Мстислав явился в Новгород 1-го ноября. День смерти Мстислава Ростиславича и в Новгородской, и в Ипатьевской летописи датирован очень точно; Новгородская: „месяца июня в 14“; в Ипатьевской: „месяца июня в 13, святой мученицы Акилины, в день пятницный“. Память св. мученицы Акилины действительно приходится 13-го июня. Но 13-е июня в пятницу выпадает не в 1178 г., а в 1180 г.; в 1178 г. 13-е июня было во вторник. Следовательно князь умер 1180 г. 13-го июня в пятницу. Что эта дата и в Ипатьевской летописи сделана новгородцем, доказывается языком: пятничный, замена ч чрез ц. 14-го июня он мог быть погребен. Таким образом дата Новгородской летописи вполне оправдывается. Что в Ипатьевской летописи это событие попало под 1176 г., это объясняется неаккуратностью позднейшего компилятора. 1178 г. в этой летописи начинается рассказом о призвании Мстислава Ростиславича в Новгород и его приездом туда. Последнее, по точной дате Новгородской летописи, произошло 1-го ноября. Между тем среди известий Ипатьевской летописи находим: „и на весну съдума с мужии своими, пойде на Полтьск“... 1-го ноября и весна не могли быть в одном и том же мартовском году, если 1-е ноября было 1178 г., то поход на Полотск падает на 1179 г. Но мало этого. События 1178 г. в Новгородской летописи происходят в апреле и мае, и следующий год также начинается маем месяцем; затем 1-е ноября и зима; очевидно, что все события происходят тут в одном мартовском году в 1178 г.; как в Ипатьевской, так и в Новгородской летописи не было 1179 г. Составитель Новгородской летописи пополнил пробел, разбив события одного года на два, а компилятор Ипатьевской летописи, наоборот, стянул события трех лет в один.

7⁶ Ипатьев. Лет. стр. 492, под 1197 г.

7⁷ Новгородская I летопись стр. 195—197.

7⁸ См. главу II.

7⁹ Ип. Лет. стр. 495.

8⁰ Родосл. книга, изд. кн. Долгоруковым, стр. 141, № 10.

8¹ Новг. I Лет. стр. 440.

8² Ип. Лет. стр. 412.

8³ Ипатьев. Лет. стр. 408—409.

8⁴ Ипатьев. лет. стр. 467; Новгород. I лет. стр. 171.

8⁵ Лавр. Лет. стр. 461.

8⁶ Ibidem, стр. 459.

8⁷ „То буди тобе ведомо про тую жалобу, что Витьбляне жялобилися на Рижяны, чим то хотели оправится противу Гелмика, и их слово таково. Хотели ся темь словом оправити се рекли так пред княземь Бряньскымь... и ныне я тому дивлюса, аже твои наместник слушаеть всякого человека слова“. (Грамоты, касающиеся до сношений с.‑зап. России с Ригою и Ганзейскими городами № 3).

8⁸ Новгор. I Лет. стр. 303.

8⁹ Ипатьев. Лет. стр. 258.

9⁰ Ibid. стр. 349.

9¹ Ibid. стр. 387.

9² Ibid. стр. 388.

9³ Ibid. стр. 406—407.

9⁴ Ibid. стр. 409.

9⁵ Ibid. стр. 417.

9⁶ Лавр. Лет. стр. 434.

9⁷ Воскр. Лет. стр. 137 (П. С. Р. Л. т. 7).

9⁸ Ипатьев. Лет. стр. 464—465.

9⁹ Указатель к Ипатьев. летописи странно ошибается, путая Ростислава Михайловича (сына Михаила черниговского, будущего князя Мачвы в Венгрии) с Ростиславом Владимировичем, сыном Владимира Рюриковича. См. нашу Историю Северской земли, Киев. 1880 г.

1⁰⁰ Ипатьев. Лет. стр. 210.

1⁰¹ Об этой грамоте см. выше.

1⁰² Ипатьев. лет. стр. 345.

1⁰³ Ibidem., стр. 361—364.

1⁰⁴ Лавр. Лет. стр. 434.

1⁰⁵ Ипатьев. Лет. стр. 521.

1⁰⁶ Врем. Моск. Общ. Ист. и Др. Росс. кн. X, стр. 14.

1⁰⁷ Ипатьев. Лет. стр. 523.

1⁰⁸ Ibidem.

1⁰⁹ Густын. Лет. стр. 339 (П. С. Р. Л. т. II).

1¹⁰ Никон. Лет. ч. III, стр. 62.

1¹¹ Родословная книга, изд. кн. Долгоруковым. Стр. 141. № 21.

1¹² Синодальная Родословная (Времен. Моск. Общ. Ист. Др. Росс. кн. X) стр. 37.

1¹³ Ип. Лет. стр. 386.

1¹⁴ Воскр. Лет. стр. 125 (П. С. Р. Л. т. 7).

1¹⁵ Ип. Лет. стр. 337.

1¹⁶ Ип. Лет. стр. 340.

1¹⁷ Ibid. стр. 476.

1¹⁸ Синод. Родосл. стр. 11 (Врем. Моск. Общ. Ист. и Др. Рос. кн. X).

1¹⁹ Ип. Лет. стр. 386.

1²⁰ Ibidem. стр. 418.

1²¹ Ibidem. стр. 443.

1²² Лавр. Лет. стр. 416.

1²³ Густынская Лет. стр. 334 (П. С. Р. Л. т. II).

1²⁴ Лавр. Лет. стр. 416—417.

1²⁵ Никон. Лет. ч. II, стр. 340.

1²⁶ Тверск. Сборник стр. 315.

1²⁷ Тверск. Сборник, стр. 327.

1²⁸ Никон. Лет. ч. III, стр. 106.

1²⁹ Ibidem.

1³⁰ Ibidem. стр. 213.

1³¹ См. договоры Дмитрия Донского с Ольгердом 1371 г., договор Дмитрия Донского с Михаилом Тверским 1368 г. (Собр. Госуд. Гр. и Дог. т. II, № 31 и 28); и отлучительную грамоту Константинопольского патриарха 1370 г. (Рус. Историч. Библиотека, Спб. 1880 г. т. VI, № 21).

1³² Никон. Лет. ч. IV, стр. 152—154.

1³³ Лавр. Лет. стр. 476.

1³⁴ Ibidem. стр. 476 и Новгород. I Лет. стр. 209.

1³⁶ Новгород. I Лет. стр. 241.

1³⁷ П. С. Р. Л. т. II стр. 336.

1³⁸ Тверск. Сборник, стр. 360.

1³⁹ Новгород. I Лет. стр. 440.

1⁴⁰ См. главу I.

1⁴¹ См. главу V.

1⁴² Лавр. Лет. стр. 383; Новг. I Лет. стр. 160

1⁴³ Новгор. I Лет. стр. 213.

1⁴⁴ См. главу II.

1⁴⁵ Новгород. I Лет. стр. 213.

1⁴⁶ См. нашу работу: „Несколько соображений о князе Туре“.

1⁴⁷ Heinrici Chronicon Livoniae, p. 128.

1⁴⁸ Лавр. Лет. стр. 446. Никоновская летопись говорит, будто Мстислав Романович был убит в Калкской битве со всеми своими детьми, а потому Владимир Рюрикович занял киевский великокняжеский стол (Никон. Лет. ч. II, стр. 354). Но из сыновей Мстислава Романовича мы находим вполне здравствующими Всеволода в 1239 г. (см. № 10), а Ростислава в 1238 г. (№ 37), стало быть, известие этой летописи не имеет цены. Мы не можем поэтому верить ей и относительно смерти третьего сына Мстислава Романовича, Святослава. В перечне убитых князей упоминается Святослав Каневский и Святослав Шумский. Но нет никакого основания видеть под кем-нибудь из них Святослава Мстиславича, тем более, что в других летописях вместо Каневский стоит Яневский (Новг. I стр. 219 и Лавр. Лет. по Акад. списку, стр. 482). Очевидно, это были какие-то мелкие князьки Киевской области. Точно такое же значение имеет и известие Генриха Латыша. Говоря о постоянном покровительстве Божией Матери Ливонии, он восторженно восклицает: „Num quid non regem magnum Nogardie, qui Livoniam prima vice despoliavit regno suo statim privavit, ut a civibus suis turpiter expelleretur, et alium regem Nogardie, qui secunda vice Lyvoniam depraedavit per Tartaros occidit?“ (Chronicon Heinrici, ed. Pertz, p. 175). В другом месте он опять говорит об этом, рассказывая о нападении русских на Ливонию:... preerat exercitui rex Nogardie, qui statim anno sequenti a Tartaris occisus est“. (p. 177). Под князем, изгнанным новгородцами, разумеется здесь Всеволод Мстиславич, который оставил Новгород в 1221 г. (Новг. I Лет., 213). Но после него в Новгороде был не брат его Святослав, а другой Святослав, брат Юрия, который, действительно, ходил к Кеси (к Вендену) в 1222 г. (Новгор. I лет., стр. 213), как рассказывает и Генрих Латыш, не приводя имени князя. Если и верить Генриху, то придется без колебания признать гибель в Калкской битве Святослава Всеволодовича, а никак не Святослава Мстиславича. Но оказывается, что и тут Генрих Латыш преувеличил ad majorem Dei gloriam, ибо Святослав Всеволодович скончался в 1252 году (Лавр. Лет. по Академ. списку, стр. 496).

1⁴⁹ Ипатьев. Лет. стр. 337.

1⁵⁰ Ibidem.

1⁵¹ Ibidem., стр. 361.

1⁵² Monumenta Medii Aevi.— Codex epistolaris saeculi decimi quinti. W Krakowie, 1876. № VII; Никон. Лет. ч. IV, стр. 153.

1⁵³ Летопись Попова, стр. 40—41.

1⁵⁴ Супраслс. Лет. стр. 135—136; Новгород. I Лет. стр. 394.

1⁵⁵ Никон. Лет. ч. V, стр. 3.

1⁵⁶ „Et venit Gerceslawe filius Woldemari cum alio exercitu...“ Heinrici Chronicon Livoniae, p. 145.

1⁵⁷ Новгород. I лет. стр. 258.

1⁵⁸ Ibidem., стр. 262; Карамзин: История Государства Российского, т. III, примеч. 341.

1⁵⁹ Ипатьев. лет. стр. 387.

1⁶⁰ Ibidem., стр. 406.

1⁶¹ Никон. Лет. ч. 3, стр. 171.

1⁶² Стр. 106 (Времен. Моск. Общ. Истор. и Др. Росс. кн. X).

1⁶³ Никон. лет., ч. 3, стр. 186.

1⁶⁴ См. стр. 141 и 142 №№ 13, 24, 32 и 42.

1⁶⁵ Никон. лет. ч. III, стр. 62.

1⁶⁶ Воскр. лет. стр. 174 (П. С. Р. Л. т. 7).

1⁶⁷ Лавр. лет. по Акад. списку, стр. 500.

1⁶⁸ Ibidem.

1⁶⁹ Никон. лет. ч. III, стр. 181; Архангелогород. лет. стр. 77.

1⁶⁹ Калайдович: „Описание рукописей Румянцевского Музея“, стр. 488—489.

1⁷⁰ Архангелогород. лет. стр. 106.

1⁷¹ Новгород. I лет. стр. 400.

1⁷² Стр. 53 (Врем. Москов. Общ. Ист. и Др. Росс. кн. X).

1 Рус. Правда, список Акад. ст. 1 (Хрестоматия Буданова, I, стр. 21; Смолен. Торгов. Правда, экз. А. § 1, ст. а.

2 См. торг. Правда, § 3, ст. а; Русская Правда, ст. 2 (Хрест. Буданова, I, стр. 22).

3 Рус. Правда, ст. 21 (ibid., стр. 29); см. Торг. Правда в проекте Всеволода Мстиславича, Русско-Ливон. Акты, стр. 452.

4 Русская Правда, ст. 72; Проект Всеволода Мстиславича, стр. 452.

5 Смолен. торгов. Правда. § 2; Русская Правда, ст. 79.

6 Рус. Правда Карамзин. списка, ст. 22.

7 Смолен. торг. Правда, §§ 5 и 6; Русская Правда, ст. 69.

8 Смолен. торгов. Правда, § 33; Русская Правда, ст. 38 и 37.

9 Русская Правда, ст. 100.

1⁰ Проект Всеволода Мстиславича, стр. 452.

1¹ Русские Достопамятности, Москва, 1843 г., ч. II.

1² См. главу II.

1³ См. превосходную статью Леонтовича: „Старый земский обычай“ в Трудах VI Археол. Съезда т. IV, особенно стр. 200, 205, 225; Его же: „Древнее хорвато-далматское законодательство“. Одесса, 1868 г. стр. 54, 91, 96; Закон Винодольский, изд. Ягича, Спб. 1880 г., стр. 58, ст. XLI; Т. Д. Флоринский: „Памятники законодательной деятельности Душана“, Киев. 1888 г. прил. II, стр. 30.

1⁴ Леонтович: „Древнее хорвато-далматское законодательство“, стр. 92—93; Т. Д. Флоринский: „Памятники законодательной деятельности Душана“, прил. II, стр. 24.

1⁵ Акты Запад. России, т. I, № 213, ст. XXV.

1⁶ Рокачевский: „Опыт собрания исторических записок о городе Рославле“. (Известия Имп. Рус. Археол. Общ. т. IX, стр. 502).

1⁶ Леонтович: „Древнее хорвато-далматское законодательство“, стр. 70, 110— 111; о русской общине писано много. Укажем здесь на собрание документов И. В. Лужицкого: „Сборник материалов для истории общины и общественных земель в левобережной Украине XVIII в.“, Киев. 1884, особенно акты: 57, 58, 59 и дополнения № 16. Интересны факты об общинном владении землей, пастбищами и лесом в статье Нассе: „О средневековом общинном землевладении и огораживании полей в Англии“. (Временник Демидовского юридического Лицея. Ярославль. 1878 г. кн. XVI); Поль Виоле: „О коллективном характере первоначальной недвижимой собственности“, перев. Зибера, в Юридич. Вестнике 1882 г. май.

1⁷ „Послание митрополита Климента к смоленскому пресвитеру Фоме XII в.“, изд. Лопарева, стр. 14.

1⁸ Смоленская Посощина 1453 и Грамота литовского князя Александра смоленскому наместнику Юрию Глебовичу 1494 г., см. Акты Запад. России т. I.

1⁸ Леонтович: „Древнее хорвато-далматское законодательство“, стр. 97.

1⁹ В уставной грамоте Ростислава есть такое место: „Дедичи и дань и вира 15 гривен“... „Каким образом вира (уголовный штраф), говорит М. Фл. Владимирский-Буданов, могла попасть в окладные доходы? Ясно, что общины откупались от платежа виры общею суммою, условленною заранее. Но это не значит, что преступники в такой общине оставались уже безнаказанными, что община откупала себе право совершать преступления. Это значит только, что преступников судила и карала в таком случае сама община“. (Хрестоматия, ч. I, стр. 224, примеч. 25). С этим соображением уважаемого ученого мы вполне соглашаемся, тем более, что другие, приведенные нами факты, поддерживают такое объяснение этого места.

2⁰ См. Леонтовича: „Древнее хорвато-далматское законодательство“, passim. Лешков: „Общинный быт древней России“, в Ж. М. Н. Пр. ч. XLI; Иванишев: „О древних сельских общинах в юго-западной России“. Киев, 1863 г.

2¹ „Rex (Vartilavus): tempus quaeso concede, ut hac de re cum subditis meis communicem, hi enim reddunt pecunias...“ (Eymundar Saga, ed. Societas regia antiquariorum Septentrionalium. Hafniae. 1883 г., р. 56).

2² Лавр. Лет. стр. 358.

2³ Грамота издана в Дополнениях к Актам Историч., т. I, и в Хрестоматии Буданова, ч. 1.

2⁴ Хрестоматия Буданова, ч. I, стр. 226.

2⁵ Ипатьев. Лет. стр. 175.

2⁶ Ibidem. стр. 248.

2⁷ Ibidem., стр. 368.

2⁸ Вступление, ст. в и е.

2⁹ См. Русскую Правду по Академ. списку ст. 23, Карамзин, списка ст. 13 (Хрестоматия Буданова, стр. 29 и 39); См. Правды § 3 и Рус. Правда ст. 2 и 3.

3⁰ Ипатьев. Лет. стр. 344—345.

3¹ Новгород. I Лет. стр. 105.

3² Ипатьев. Лет. стр. 435—436.

3³ Об этом замечательном литературном памятнике мы будем говорить ниже.

3⁴ Цитируем по изданию Аристова. Хрестоматия по Русской Истории, стр. 407.

3⁵ Ibidem., стр. 409. В самой Уставной грамоте Ростислава есть место, которое могло давать повод к недоразумениям в последующие времена: „по Божью строю, чи которая дань оскудееть, или ратью, или коим образом, по силе что почнеть давати тыи дани, а изь того десятина Святей Богородици“. (См. в приложении).

3⁶ Летопись Попова, стр. 54. (Учен. Записки II отд. Имп. Ак. Н. 1854 г. кн. 1).

3⁷ Новгород. I лет. стр. 161.

3⁸ Ипатьев. Лет. стр. 416.

3⁹ Ibidem., стр. 464—466.

4⁰ Леонтович: „Древнее хорвато-далматское законодательство“, стр. 79.

4¹ Ипатьев. Лет. стр. 159.

4² Ibidem. стр. 161 и 164.

4³ Ibid. стр. 406.

4⁴ Летопись Попова, стр. 42—43 (Уч. Зап. II отд. Имп. Ак. Н., 1854 г. кн. 1).

4⁵ Новгор. I Лет. стр. 241. Анализ этих событий см. выше в главе III. Род князей Смоленских под № 43.

4⁶ Никон. Лет. ч. 4, стр. 310.

4⁷ Об этих князьях см. под № 32, 29, 10, 38.

4⁸ Лавр. Лет. стр. 446; Воскр. Лет. стр. 119 (П. С. Р. Л. т. 7).

4⁹ Ипатьев. Лет. стр. 362.

5⁰ Ibidem. стр. 417.

5¹ Татищев: „История Российская“, кн. III, стр. 238—239. Ср. Соловьев: „О нравах и обычаях, господствовавших в древней Руси от времен Ярослава I до нашествия монголов“ (Чтения Москов. Общ. Истории и Древн. Росс., 1840 г., кн. 1 стр. 52—53).

5² Ипатьев. Лет. стр. 245.

5³ Ibid. стр. 251.

5⁴ Воскр. Лет. стр. 118 (П. С. Л. т. 7); Новгород. I Лет. стр. 195—6.

* Так напечатано. Современное написание — „Липицкая битва“, по реке Липице (ныне Владимирская обл.), вблизи которой произошла эта битва.— Ю. Ш.

5⁵ Лавр. Лет. по Акад. списку, стр. 467.

5⁶ Ипатьев. Лет. стр. 464.

5⁷ Подробнее об этом см. гл. V.

5⁸ Ипатьев. Лет. стр. 435.

5⁹ См. выше.

6⁰ § 6, ст. а.

6¹ „И се даю святей Богородици и епископу десятину от всех даней смоленских ...кроме продажи и кроме виры“. (Хрестоматия Буданова, I, стр. 221).

6² См. выше.

6³ „Аже оубьють тивоуна княжа городьского, к;˜ гривн серебра“ — (Проект Всеволод Мстиславича, Русско-Ливон. Акты, стр. 452.

6⁴ Смоленская торговая Правда § 15.

6⁵ Проект Всеволода Мстиславича, Русско-Ливон. Акты, стр. 462. Это видно из того, что тут указан „городской“ тиун. Стало быть, были и сельские.

6⁶ Смолен. торговая Правда, § 22; „Тъть ли детьскыи не исправить, возма мьздоу...“ (Проект Всеволода Мстиславича).

6⁷ Оже оуръветь бороды Немчиць боярину, или коуноемьчи.

6⁸ См. главу II.

6⁹ Ип. Лет. стр. 344 и 464.

7⁰ О тысяцком и его значении в других землях см. Ип. Лет. стр. 231, 232, 357 и Лавр. Лет. стр. 201, 434, 450.

7¹ См. выше. О сотских главные места: Ип. Лет. стр. 509, 198; Лавр. Лет. 123.

7² См. гл. I.

7³ См. вышеуказанные факты.

7⁴ Ипатьев. Лет. стр. 411.

7⁵ Monumenta Medii Aevi historica res gestas Poloniae illustrancia, tomus II. Codex epistolaris saeculi decimi quinti. W Krakowie. 1876. p. 8, № VII.

7⁶ Присяжную Грамоту Феодора Ростиславича см. целиком во II главе.

7⁷ Ипатьев. Лет. стр. 344.

7⁸ Лавр. Лет. по Акад. списку, стр. 467.

7⁹ „...да не надобе (епископля тяжа) ни князю, ни посаднику, ни тивуну...“ (Устав. грамота 1151 г., в Хрестоматии Буданова, ч. I, стр. 226).

8⁰ См. глав. II.

8¹ О кормиличах см. выдающиеся места: Ипатьев. Лет. стр. 481, 484; Лавр. Лет. стр. 315.

8² Ипатьев. Лет. стр. 364.

8³ См. напр. грамоту Дмитрия Дядки (Demetrius Dedko) 1347 г. купцам города Торна, данную во Львове. (Codex diplomaticus Arpadianus continuatus. Pest. 1860— 1874 r. Acta extera, v. II, № 239). Этот дядько Дмитрий является и раньше в грамотах Юрия Андреевича 1334 и 1335 г. (Карамзин: „История Государства Росс.“, т. IV, примеч. 276).

8⁴ См. выше.

8⁵ Ипатьев. Лет. стр. 364.

8⁶ См. выше грамоты Феодора Ростиславича.

8⁷ ,,...бе бо святый от области римския, сын некоего князя... и еще воюности прииде от Рима в Смоленск, и прилепися к некоему тогда обладателю града сего“. („Повесть о святом и победоносном мученике Меркурие“... изд. Писарева в Филологич. Записках, 1881 г., в. III, стр. 43).

8⁸ Нет ни одного известия, которое указывало бы на отдельное существование дружины и местного боярства. Но зато постоянно мы находим выражение „бояре смоленские“. (См. Летоп. Супр. стр. 135—136, Попова Летоп. стр. 35 и 55).

8⁹ Грамота Александра Смоленску 1505 года и Смоленская Посощина 1453 года Акты Западной России т. I.

9⁰ „И се даю святей Богородици и епископу десятину от всех даней Смоленских, что ся в них сходит истых кун, кроме продажи и кроме виры, и кроме полюдья...“ (Уставная грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, I, стр. 231): См. 1-ю Уставную грамоту в приложении к этой главе.

9¹ См. грамоты: Мстиславского князя Ивана Юрьевича 1463 г. Троицкому Собору, литовского князя Александра Можайскому князю Семену Ивановичу 1499 г.; польского короля Сигизмунда мстиславским соборянам 1544 г. (Акты Зап. России, т. I, №№ 66, 167, 232); другие указаны в главе II. „А се даю святей Богородици и епископу прощеники с медом... (Устав. Грамота Ростислава, Хрестоматия Буданова, стр. 220).

9² Как видно из Русской Правды, урок первоначально имеет значение судебной пошлины. См. напр. ст. 100 Карамзин. списка по изданию М. Фл. Буданова (Хрестоматия, I, стр. 68) или ст. 102, где урок является штрафом, вознаграждением частного лица. Но современно Русской Правде мы встречаем и такой факт: „Ярославу сущу в Новгороде, и уроком дающю 200 гривен от года до года Киеву...“ (Ип. Лет. стр. 89). Здесь урок имеет уже значение определенной дани с города, т. е. известной составной части погородия, как мы находим в Уставной грамоте Ростислава. Оказывается, что и Смоленск, уже имея своего князя, вносил, очевидно некоторое время, по древнему обычаю, киевскому князю определенную годовую дань, т. е. урок. Это видно из известия летописи под 1133 г. „Ярополк посла Мстиславича Изяслава к братьям Новугороду, и даша дани Печерьскые и от Смолиньска дар...“ (Лавр. Лет. стр. 287). В летописи уроку всегда придается значение определенной дани или определенного периодического денежного вноса: „и иде Вольга по Деревъстей земли... установляющи уставы и уроки...“ (Лавр. Л. стр. 58); „И ины церкви ставяше (Ярослав) по градом и по местом, поставляя попы и дая имения своего урокь...“ (Ип. Лет. стр. 107).

9³ См. III устав. грамоту Ростислава (Хрестоматия Буданова, I, стр. 227—228).

9⁴ О всех этих налогах, кроме весовой и вощеца, говорит Уставная Грамота Ростислава, стр. 223, 224 (Хрестоматия Буданова, в. I). Относительно весовой пошлины см. Смоленскую торговую Правду §§ 24, 25, 26, 27, 28. В проект Всеволода Мстиславича читаем: „...а не надобе им ни вощец, ни мыто“.

9⁵ Для проверки суммы 2977 гр. + 1 н. мы отсылаем желающих к Уставным грамотам Ростислава, которые при сей главе прилагаются. Но мы считаем необходимым обратить внимание на некоторые факты. Из III уставной грамоты мы брали только доходы денежные, а дань натурой, в виде лисиц, на деньги не переводили, так как вполне согласны с взглядом г. Мрочека-Дроздовского, что цена лисицы в разных местностях была различна (См. Мрочек-Дроздовский: „Опыт исследования источников по вопросу о деньгах Русской Правды“, стр. 123). Действительно, по Уставной грамоте, в Крупле за лисицу брали 5 ногат, а в Пацыне — за две лисицы 22 куны, что составит 11 кун или 4 ²/₅ ногаты [Так напечатано. Правильное соотношение: 11 кун = 8 ⁴/₅ ногаты. См. дальше соотношение 20 ногат = 25 кунам.— Ю. Ш.] При обращении кун в ногаты и ногат в гривны, мы принимаем счет: 1 гривна = 20 ногатам=25 кунам =50 резанам=600 виверицам=1600 белей, другими словами в 1 гр. было 20 ногат, в ногате — 1¹/₄ куна и т. д. О древне-русской монетной системе писано много. Укажем выдающиеся труды: Беляева: „Очерк истории древней монетной системы на Руси“ (Чтения Москов. Общ. Истории и Древностей Российс. 1846 г. № 3); Казанский: О русской гривне в XI и XII вв. (Записки Имп. Археол. Общ. т. III); Прозоровский: „Монета и вес в России до конца XVIII ст.“, Спб. 1865 г.; Прозоровский: „Куны“. Изв. Общ. Имп. Археол. Общ. т. VII). Куник. „О русско-византийских монетах Ярослава I Владимировича“. Спб. 1860 г.; Авенариус; „Нечто о куне“ (Известия Импер. Рус. Археол. Общ. т. VII); Заблоцкий; „О ценностях в древней Руси“. Спб. 1854 г; Gutzeit: ,,Nagaten und Mordken“. Eine Erlauterung zur Munzkunde des alten Russland“. Riga 1887. Особенно замечательными работами мы считаем выше указанный труд г. Мрочека-Дроздовского и исследование г. Усова (теперь уже покойного). „Заметка о древних русских деньгах по Русской Правде“, помещенное в Древностях, Труд. Москов. Археол. Общества т. IX, вв. 2 и 3). Никто до Усова не дал такого ясного, простого и точного объяснения нашей древней монетной системы. До сих пор, возражений против его положений нет, да едва ли они и возможны. По вычислению Усова, ногата равна 9 р., а гривна, т. е. ожерелье из целых соболей, равнялась 180 рублям. По вопросу о значении слова ,,гривна“ обращает на себя внимание исследование Шеппинга: „О древних навязах и наузах“. (Архив историко-юридич. сведений Калачева, 1861 г. кн. III). Мы видели раньше, что некоторые штрафы по Русской Правде и по Договору 1229 года одни и те же. Где в Русской Правде 40 гривен кун, там в Смоленской Правде 10 гривен серебра, т. е. вполне так, как указано в договоре, за 1 гривну серебра — 4 гривны кун. Но мы указали также выше, что в Смоленской торговой Правде некоторые статьи отличаются от статей Русской Правды. Некоторые исследователи почему-то не допускают возможности, чтобы эти статьи Русской Правды были изменены смольнянами, а считают их статьями Русской Правды, внесенными в Смоленскую правду без всякого изменения. Исходя из такой мысли рассуждают так: если за раба по Русской Правде платили 5 гривен кун, то и по Смоленской Правде штраф был тот же, но только выражен в ней по обыкновению гривнами серебра. А так как тут штраф положен в 1 гривну серебра, то, стало быть, в XIII ст. в Смоленске 1 гривна серебра равнялась уже не 4 гривнам кун, а 5 гривнам, т. е. отношение между 1 гривной серебра и 1 гривной кун было уже не 4:1, а 5:1. Нам кажется, такой вывод произвольным: надо сперва доказать, что в Смоленске Русская Правда всегда оставалась без изменения, а между тем думать так нет основания. Мы увидим далее, что и в церковный устав внесено изменение. Так точно и здесь. В XIII в. просто могла пасть цена на раба, а потому понизился и штраф за него, т. е. еще яснее: в Смоленске в XIII ст. вовсе не думали, что 1 гривна серебра=5 гривнам кун, а считали по-прежнему в 1 гривне серебра 4 гривны кун. Словом, эта статья сообразно с ценой на живой товар была изменена. Что касается статьи о штрафах за око, руку, ногу и т. д. в 5 гривен серебра, то, отличаясь от соответствующей статьи 5-й Академического списка, в которой назначается 40 гривен кун=10 гривен серебра, она вполне отвечает 22 статье Синодального 1 списка, где полагается за членовредительство 20 гривен кун, т. е. 5 гривен серебра. А нужно помнить, что синодальный I список Русской Правды относится к XIII ст. Между тем штрафы за другие преступления остаются в этом списке по большей части те же, что и в Академическом. (См. Калачева: „Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды“. Спб. 1880 г. стр. 190 и 94). Стало быть, приведенная статья Русской Правды XIII ст. вовсе не свидетельствует об изменении отношения между гривной кун и гривной серебра: оно осталось прежнее 1:4, а изменился только штраф, который был понижен с полной виры 40 гривен кун на полувирие 20 гривен кун. Еще напомним, что штрафы за домашних животных в Синодальном списке изменены, но, как всякий согласится, это указывает только на изменение цены. Таким образом у нас нет никаких данных для твердого вывода об изменении отношения между 1 гривной серебра и 1 гривной кун в Смоленской земле, по крайней мере до конца XIV ст. Превосходное исследование покойного Усова, устанавливающее ясный взгляд на происхождение нашей древней денежной системы, допускает возможность сделать предположение только одно, что в русских землях сообразно с различием в богатстве пушного товара могла быть разница в отношении гривны кун и серебра, но и только. Что касается серебра, то приток его на Русь, особенно в северные области: Суздальскую, Смоленскую и Новгородскую, не уменьшается, а увеличивается вследствие особенно сильного развития в XII и XIII в. торговых сношений с Болгарией (Волжской). Факты общеизвестны. Серебро же к нам шло главным образом с востока, а не с Запада. Положение вещей могло измениться только с татарским нашествием, когда восточная торговля пала, и обратите внимание, как факты соответствуют этому обстоятельству. Мы еще во II главе приводили выписку из Сборника XIV: „тако же и по бессудной гр точно соребро без ĩ золотник, а взяти с веса, а гра а судна и бесудна по томо же серебру по точному без ĩ залотник“. (Русские достопамятности ч. I, стр. 246). Делались попытки различным образом объяснить эту приписку, но все объяснения являются лишь более или менее вероятными предположениями. Несомненно одно, что в то время, к которому относится эта приписка, смоленская серебряная гривна уже содержала в себе значительную примесь лигатуры, была по ценности ниже старой гривны, что, конечно, свидетельствует о вздорожании серебра, о меньшем его приливе в Смоленскую землю. И этот факт стоит в полном соответствии с событиями. Мы раньше видели, что ни на одном из списков Смоленской торговой Правды этой приписки нет, стало быть, она не составляет органической части и списка F, при которой находится. Этот список, как мы видели выше, относится к концу XIV ст. Действительно, в это время татарское нашествие перервало торговлю с Востоком, а внутренние неурядицы в Смоленской земле и борьба ее с соседями за независимость подорвали благосостояние ее населения. Вот причины факта, обнаруживающегося в этой приписке XIV ст., не имеющие никакого отношения к временам предыдущим.

9⁶ См. ссылки выше passim и грамоты Ростислава в приложении к этой главе, а также примеч. 1, стр. 96 и примеч. 3. стр. 93.

9⁷ „...или мала, или велика дань, любо княжа, любо княгинина...“ (Уставная грамота Ростислава); Ипатьев. Лет. стр. 364, под 1168 годом.

9⁸ Народная редакция легенды о Св. Меркурии рассказывает, что святой часто приходил к кресту Господню молиться за мир, зовомый Петровского Ста. (Буслаев: Историч. очерки Рус. Народн. Словесности и Искусства, т. II, Спб. 1861 г. стр. 173). Припомним почти всегда повторяющееся требование в договорах Новгорода с великими князьями: „...а купец пойдет во сто, а смерд потянет в свой потуг, как пошло, к Новугороду“. (Акты Археогр. Эксп. т. 1, № 57, стр. 48.). См. Уставную грамоту новгород. князя Всеволода Мстиславича церкви Св. Иоанна на Опоках“. (Акты Историч. т. I, № 3). В Смоленске в древнее время действительно существовала церковь святых Апостолов Петра и Павла, выстроенная в 1146 г. князем Ростиславом Мстиславичем (Никон. Лет. ч. II, стр. 94).

9⁹ См. Смоленскую торговую Правду, § 22.

1⁰⁰ Находка креста с эмалью (Дневник Фурсова, № 30) и отсутствие трупосожжения к югу от Ельни, остатки гробов в курганах (Роскопки Сизова, Древности, т. XI, в. 3. М. 1887 г.),— конечно, не могут еще указывать на влияние или распространение христианства, а объясняются другими обстоятельствами.

1⁰¹ Воскр. Лет. стр. 160 (П. С. Р. Л. т. VIII).

1⁰² Ипат. Лет. стр. 181, под 1101 годом.

1⁰³ См. II уставную грамоту.

1⁰⁴ Конец I уставной грамоты.

1⁰⁵ См. II уставную грамоту. Об этих уставах см. Калачева: „О значении кормчей в системе древнего русского права“, М. 1850 г.; Преосв. Макария: История Русской церкви, т. II, Спб. 1857 г.; Голубинский: История Русской Церкви, т. I, М. 1880 г.

1⁰⁶ Обе эти грамоты см. целиком во II главе. На одной из печатей у договора 1229 г. надпись: в к Смоленко п а прье = Печать Смоленского владыки Перфилия“ См. Русско-Ливонские Акты, стр. 411. Тобиен разбирает имя иначе: „крьо“ (Sammlung, В. I, S. 47). Что духовенство участвовало в торговых предприятиях, мы имеем позднейшие указания. Так в „Книгах города Можайска письма и меры Загряского“ мы находим лавки Никитцкого попа..., лавка Троицкого игумена, лавка попа Ивана..., лавка соборного Никольского попа Афанасья Хромушина и т. д. (Акты Можайские, Спб. 1892 г., стр. 36, 37). Есть указания и в „Рижской Долговой книге“, но без точного определения местности.

1⁰⁷ Нам следовало бы теперь остановиться на положении низшего класса населения Смоленской земли. Но дело в том, что об этом мы ровно ничего не знаем. Нельзя, конечно, лишь для полноты упомянуть, что письмо митрополита Климента говорит о сябрях и изгоях, а первая грамота Ростислава только об изгоях. Кто пожелал бы познакомиться с различными мнениями об общественном положении сябров и изгоев, того мы отсылаем к литературе о Псковской и Новгородской Судных грамотах указанных в Хрестоматии В. Фл. Владимирского-Буданова и в „Русских Юридических Древностях“ Сергеевича, т. I, Спб. 1890 г. Вот выдающиеся документальные данные о сябрах и изгоях. Из Псковской Судной Грамоты: „А кто с ким растяжутся о земли, или о борти, да положат грамоты старые и купленую свою грамоту, и его грамоты зайдуть: многых бо сябров земли, и борти, и сябры все станут на суду в одном месте отвечаючи ктож за свою землю, или за борть, да и грамоты пред господою покладут, да и межников возмут и тои отведут оу стариков по своей купной грамоте свою часть, ино ему правда дати на своей части; а целованью быть одному, а поцелует во всех сябров, ино ему и судница дать на часть на которой поцелует“. — Из Новгородской Судной Грамоты; „А кто с кем растяжется о земле, а почнет просить сроку на управы, или на шабъры, ино ему дать один срок на сто верст три недели...“ Из письма митрополита Климента; „да скажоу ти сущих славы хотящих: иж прилагают дом к домоу, и села к селом. изгоиж. и сябры и бортии и пожнии. лядаж. и старины“. Из Уставной грамоты Всеволода Мстиславича: „изгои трои попов сын грамоте не умееть, холоп из холопьства выкупится, купець одолжаеть...“ О княжеском изгойстве мы теперь говорить не будем, надеясь это сделать отдельно. Нам кажется, что письмо митрополита Климента, в сопоставлении с другими приведенными данными, вполне объясняет положение сябров и изгоев. Богатые люди на свои „старины“ скликали поселенцев из изгоев, которые, выбившись из старой колеи охотно шли на такой призыв. Являлись, таким путем, села, как „Ясенское со изгои“. Может быть, и „ляды“ устраивались также при помощи этого созванного населения, которое затем и оставалось на новой пашне, образуя деревню, село, которое принадлежало богатому человеку, давшему средства на расчистку „ляды“. Таким образом, в экономическом отношении изгои являлись иногда уже зависимым земледельческим населением. Сябры, как видно из судных грамот Новгорода и Пскова, прежде всего два или несколько свободных совладельцев земли. Но в таком случае, каким образом можно было собирать сябров, как говорит Климент? Совпадение являлось результатом невозможности одному приобрести землю по недостатку средств: складывались двое или несколько человек и приобретали кусок земли, который потом и обрабатывали сообща. Климент же говорит о таком случае, когда богатый человек давал свой капитал на покупку или расчистку земли целому товариществу свободных людей, которые должны были постепенно погасить долг. Только после полного погашения долга земля становилась окончательно собственностью этого товарищества, а пока товарищество в виде процентов, вероятно, должно было отдавать часть доходов с своих участков земли этому кредитору. А мы знаем как тяжело было в те времена земледельцу уплачивать долги. Таким образом, товарищество оставалось в вечной экономической зависимости у кредитора, конечно, за немногими только исключениями, в противном случае для богатого человека не было бы выгоды стараться об увеличении числа сябров, как прямо говорит Климент. Само собою разумеется, что сябров нельзя смешивать ни с закладнями, ни с крестьянами, снимавшими земли у помещиков. См. также статью Ив. Вас. Лучицкого: „Сябры и сябринное землевладение в Малороссии“. Спб. 1889 г.

1⁰⁸ О сооружении храмов см. выше. „Епископ же Смоленьский Семеон, и вси игумени и попове... проводиша и...“ (Ипатьев. Лет. стр. 471) Новгород. Лет. I, стр. 131 и 135—136; стр.154; Житие Авраамия Смоленского в Хрестоматии Аристова, стр. 403, 405, 410, 411; Смядынский монастырь представляет в настоящее время только развалины. В 1833 г. в фундаменте церкви под небольшим каменным сводом нашли гробницу из белого известкового камня, с крышкой, без всяких украшений; в гробе человеческий остов. Предполагают, что это гробница Давида Ростиславича. (Мурзакевич: „Достопамятности города Смоленска“, Чтения Москов. Общ. Истории и Древн. Росс., 1846 г. кн. 2, смесь, стр. 9; его же: „Об открытии древней княжеской гробницы в окрестности города Смоленска“,— Труды и Летописи Моск. Общ. Ист. и Древн. Росс. 1837 г. ч. VIII, стр. 307). Ипатьев. Лет. стр. 471. Следы Крестовоздвиженского монастыря видны близ кладбищенской церкви Гурия, Самона и Авива, что в Садках. Монастырь Успенский был по Рославльской дороге, где теперь село Богородицкое (Мурзакевич: Достопамятности; стр. 9—10). Указывают еще на Спасский монастырь, развалины которого находятся по левую сторону Днепра близ деревни Чернушек. Но когда он основан, мы не знаем, а в Никон. Летописи под 1384 годом указывается не на Смоленский, а на Тверской Спасский монастырь (Никон. Лет. ч. IV, стр. 145). Что касается Святодуховского монастыря, то он упоминается только в позднейших источниках, гораздо позже падения смоленской самостоятельности, напр. в Смутное время.

1⁰⁹ Житие Преподобного Авраамия Смоленского в Хрестоматии Аристова.

1¹⁰ Ипатьев. Лет. стр. 215.

1¹¹ Житие Авраамия, Хрестоматия Аристова, стр. 405: ,,и мнози начаша приходити от города и послушати церковного пения...“

1¹² Ibidem., стр. 403. О библиотеке и списывании рукописей в Авраамиевом монастыре см. также у В. С. Иконникова: Опыт русской Историографии, Киев. 1891 г., т. I, кн. 1 стр. 595.

1¹³ Ипатьев. Лет. стр. 241.

1¹⁴ Послание митрополита Климента отыскано и издано г. Лопаревым в ХС выпуске „Памятников древней письменности“ в 1892 г. и вторично при сочинении г. Никольского: „О литературных трудах митрополита Климента Смолятича, писателя XII в.“ Спб. 1892 г. Мы не вдаемся ни в литературную оценку памятника, ни в исследование по вопросу вообще о литературной деятельности Климента, предоставляя все это историкам древней русской литературы, а берем послание Клима как источник, дающий интересные и важные факты для обрисовки состояния просвещения в Смоленской земле.

1¹⁵ См. вышеуказанный труд Никольского и введение г. Лопарева. „...аз писах, говорит Климент, от Омира, и от Аристотеля, и от Платона иже в елиньских вырьх славне беша“.

1¹⁶ „...но въскуе приводишии на мя оучителя своего Григория. речеши бо оу Григоря беседовал есм о спасении душевнем...“ (изд. Лопарева, стр. 2).

1¹⁷ „...Григории знал алфоу, якоже и ты, и витоу, подобно вся к;˜ и д;˜ словес грамотоу“. (Послание, стр. 26).

1¹⁸ ,,...аще и писах, нъ не к тебе, нъ князю.—“ (ibid. стр. 1); „нъ о писании моем воспоминаю, иже к князю твоемоу и к моемоу же на присне господину...“ (ibid. стр. 24).

1¹⁹ Преосв. Филарет еще более отдаляет начало смоленского просвещения. По его мнению, еще в 1095 г. Филипп пустынник написал на греческом языке для смоленского инока Калиника „Диоптру“. (Обзор русской духовной литературы. № 18, стр. 17). Но г. Голубинский думает, что под μέρη τω;˜ν Σμολένων следует разуметь не Смоленск, а греческий (болгарский город) Смолен. (История Русской церкви, т. I, ч. 1, стр. 724—725).

1²⁰ Ипатьев. Лет. стр. 357; Густын. Лет. стр. 308 (П. С. Р. Л. т. II).

1²¹ Русская Историческая Библиотека, изд. Археогр. Комиссией, т. VI, Приложения, № 21.

1²² † Μηνι;` Νοεμβριω ιθ’ τοΰ προφήτου ’Αβδίου, ι;’νδικτιω;˜νος δ’, ε;’; ´τους, ξωμδ’, ψη;˜φος γινομένη τοΰ θеόφρουρήτου κάστρου Τζηρνιχο;‛βου παρόντων θεοφιλεςτάτων ε;’πισκόπων τοΰ τε κΰρ ’Αθανασιου Βολοδημήρου, τοΰ κΰρ Φεοδώρου Γαλι;’τξης Γρηγορίου, Χολμίου, Τρύφωνος Λουτξικοΰ και;` ’Ιωα;`ννου Σμολενίσκου... ο;‛ ι;‛ερομόναχος ’Ιωάννης ε;’χειροτονήδη... † Μηνι;` Αυ;’γούστω;ֽ, ι;’νδικτιω;˜νος ιγ, ε;’; ´τους, ξωνγ, ψη;˜φος γινομένη τη;˜ς θεοσώστου πόλεως Σμολενι;`σκου παρόντων καί τω;˜ν θεοφιλεστάτων ε;’πίσκύπων Πριανίσκου. Ιωα;`ννου ’Ασπροκάςτρου Κυρίλλου... ο;‛ ι;‛ερομόναχος Ευ;’θύμιος, ε;’χειροτονήθη ε;’πισκοπος Ευ;’θύμιος †.“ (Analecta byzantino-rossica Ed. Regel. Spb. 1891. p. 55 и 56). Эти грамоты в русском переводе помещены в статье В. Г. Васильевского: „Записи о поставлении русских епископов при митрополите Феогносте в Ватиканском греческом сборнике“. Ж. М. Нар. Пр. 1888 г. ч. CCLV, стр. 445.

1²³ Это Евангелие принадлежит к числу бумаг, выброшенных французами в 1812 году из монастырей города Орши и в настоящее время принадлежит Церковно-Археологическому Музею при Киевской Духовной Академии. Писано оно на пергаменте, уставом. Чернила текста каштанового цвета, какими написано и Мстиславово Евангелие, Евангелие библиотеки Киево-Печерской Лавры XIV ст.; заставки, инициалы, заголовки в чтениях и месяцеслове, начальные буквы дневных праздников — все это сделано киноварью; пред некоторыми евангельскими чтениями отмечен глас голубыми чернилами. Особенно замечательна заставка пред чтением евангелий от Марка: она изображает различных животных: птиц, драконов, зверей, змей. Некоторые инициалы представляют из себя довольно оригинальные фигуры с головой человека, иногда со змеей во рту. Пред началом евангельских чтений помещены изображения евангелистов. Судя по диалектическим особенностям, Евангелие писано в Западной России. (Крыжановский: „Рукописные Евангелия киевских книгохранилищ“. 1889 г.). Так как диалектические особенности указывают на западную Россию, так как город Орша один из древнейших городов, упоминающийся еще в 1116 г., так как житие Преподобного Авраамия свидетельствует об энергичной переписке рукописей в Смоленской земле, то мы не видим тут причины для колебаний и не считаем возможным считать местом ее переписки Новгород В. О развитии иконописания в Смоленске говорит то же житие преподобного Авраамия: „Написа же две иконе (Преподобн. Авраамий в церкви Крестовоздвиженского монастыря): едину страшный суд второго пришествия, а другую испытания воздушных мытарств ...“ (Хрестоматия Аристова, стр. 406).

1²⁴ „И пришед на Волгу на оусть Тьмы. и на поли потчеся под ним конь в ров и наломи ногу мало, и яко приде к Смоленьску...“ („Сказания о святых Борисе и Глебе“, изд. Срезневский. Спб. 1860 г., стр. 54).

1²⁵ См. прилагаемую нами карту Смоленской земли. Замечательна точность в определении пути. С устья р. Тьмы Глеб пошел, очевидно, по Волге; затем в Вазузу, потом небольшим волоком или прямо в Днепр или сначала в р. Вязьму. Это обычный путь из Суздальской земли в Смоленскую. См. I главу.

1²⁶ „Оубьену же бывшу Глебови и повержену на пусте месте межю двема кладома...“ („ Сказания...“ изд. Срезневского, стр. 59). Как известно, составитель летописи взял свое повествование о святых Борисе и Глебе из произведения Иакова Мниха, сделав в нем изменения и сокращения. Но важно вот что. В летописном сказании говорится только о том, что тело Глеба было брошено между двумя колодами, т. е. так, как это показано у Иакова Мниха (см. Ипатьев. Лет. стр. 96). Составитель летописи, живший на юге, и мог воспользоваться только южным же сказанием Иакова Мниха. Но в Летописце Переяславля-Суздальского это место сказания имеет такой вид: „Оубиеноу же Глебови и повержену на пусте месте межи двема кладома сосновыми и привержен хврастом“. (Летописец Переяславля-Суздальскаго, изд. Оболенского, М, 1851 г. стр. 40). Таким образом списатель сказания о Св. Глебе имел это последнее в смоленской редакции, из которой черпал и Иаков. Но последний пропустил указанную выше маленькую, но очень важную подробность. Укажем теперь еще на одно интересное обстоятельство. И в сказании, приписываемом Иакову Мниху, и в сказании Летописца Переяславского говорится, что Владимир посадил Святополка в Пинске, а в Ипатьевской летописи вместо Пинска стоит Туров. Затем сказание Переяславля-Суздальского отличается от сказания Иакова Мниха еще прибавкой: „... и в Деревех“, чего нет у Иакова Мниха. Когда могло явиться это указание? Конечно, не ранее того времени, когда Пинск начинает играть преобладающую роль. Наравне с Туровым этот город упоминается еще в 1097 году, но пребывание в нем князя можно точно констатировать лишь в 1190 г., когда там сидит Ярополк Юрьевич, один из потомков Святополка Изяславича (Ипатьев. Лет. стр. 452), но отец его Юрий мог там сидеть и гораздо раньше. В это самое время в Овруче сидит Рюрик Ростиславич, один из смоленских (см. гл. III, № 40), а сын его Ростислав (№ 39) ездит в Пинск в гости. Вот в силу этих-то обстоятельств в Смоленске более мог быть известен Пинск, чем Туров. Отсюда как бы следует, что тот список сказания, который дошел до нас в Переяславском летописце, есть произведение Смоленска, так как в Киеве прекрасно знали, что Святополк сидел в Турове, а не в Пинске, как правильно и заменил составитель южной летописи. Но если Пинск выставлен и в сказании, приписываемом Иакову Мниху, и нет замены Пинска Туровым, то стало быть и Иаков Мних пользовался смоленским литературным произведением. О сказании Иакова Мниха см. исследование Срезневского: „Древние жизнеописания русских князей“, в Известиях II, Отд. Имп. Акад. Н. т. II; там же статья Погодина о Иакове Мнихе. См. также Хрущова: „О древнерусских исторических сказаниях и повестях“. Киев. 1877 г. Исследование об авторе и времени написания сказания о Св. Борисе и Глебе, приписываемом Иакову Мниху, не входит в рамки нашего труда. Скажем только, что мы, на основании вышеприведенных данных, склоняемся в мнении Д. И. Иловайского, не признающего автором сказания Иакова, монаха Печерской лавры, которого Феодосий хотел назначить своим преемником (История России, т. I, в. I, примеч. 58), и считаем это сказание литературным произведением XII в. и притом второй или конца первой его половины. Что касается фактической стороны, то мы отдаем предпочтение этому последнему сказанию перед Несторовским, так как ход событий изложен в нем (в первом) естественнее. За это говорит точность передачи фактов. Затем является не естественным, как это Святополк, скрывший смерть отца от братьев (а не наоборот, ибо это противоречило бы всему ходу действий), чтобы удобнее расправиться с ними, как это он прежде всего не покончил с Глебом, если последний был в Киеве, а послал сначала убивать Бориса и дал возможность этим бежать Глебу. Полагаем, что для Святополка было все равно, с кого начинать. Очевидно, Глеба в Киеве не было. С этим соображением и стоят в полном соответствии точные показания смоленского сказания о подробностях событий, имевших место в Смоленске. Не можем не высказать еще одного соображения. Нестор писал на основании киевских преданий и, оказывается, ничего не знает о событиях смоленских, почему у него и явилась неправильность фактическая. Это заставляет предположить, что с 1015 года, когда происходили эти события, до времени литературной деятельности Феодосия (приблизительно 1085—1114 г.), т. е. спустя лет 70—80, в Киеве утратились точные сведения о фактах, что и весьма естественно. Нестор собрал все, что мог, и внес смутное предание о бегстве на караблице, смутное отражение действительного факта о приезде Глеба в Смоленск по пути Волга—Вазуза—Днепр. В половине XII ст. на севере, именно в Смоленске, явилось уже вполне сложившееся сказание о Глебе, которое и было принесено на юг. Кто, мы не знаем, воспользовался этим сказанием и внес его в свой труд о святых Борисе и Глебе. Если считать первым составителем летописи Сильвестра, игумена Выдубецкого, то значит, потом были, в XII ст., и другие составители, которые и изменили в летописи рассказ о Глебе сообразно с точными данными смоленского сказания.

1²⁷ Житие преподобного Авраамия Смоленского сохранилось в нескольких списках (Барсуков: „Источники Русской Агиографии“, Спб. 1882 г. стр. 8—10). Издано оно в Православном Собеседнике 1858 г., а также в Хрестоматии Аристова. Вот собственные слова Ефрема: „се конец блаженного и праведного отца нашего Авраамия аз же грешныи и недостоиныи Ефрем...“ (Правосл. Собесед. т. III, стр. 136). „Якоже и мнози вђдят его бывша и до самоя смерти...“ (Ibidem., стр. 145). О житии этом см. Макария: „История Церкви“, т. III; Буслаева: „Исторические очерки“, т. II, стр. 115 и далее; Ключевский: „Древне-русские жития Святых, как исторический источник“, М. 1871 г., стр. 52 и след.; Краткое упоминание у Филарета в „Обзоре Русской духовной литературы“, № 47; уже указанный труд Барсукова; Голубинский: История Русской церкви, I,1, стр. 640— 641. В Иконописном Подлиннике читаем: „подобием (Авраамий) стар, сед исчерна, главою плешив, брада аки Василия Великого, покороче мало и не раздвоилась, ризы преподобнические“. В Житии его пишет: „Образ и подобие Великого Василия черну браду такову имея, и главу плешиву, поживе бо лет 50. (Барсуков, ор. cit., стр. 8). Писарев: „Рукописный памятник Смоленского Арваамиева монастыря и его литературное значение“, в Филологических Записках, 1881 г. в. I; изложение Жития с примечаниями см. Филарета: „Русские Святые“, август, стр. 73 и след. В доказательство того, что Житие писано уже после 1237 г., приводят слова Ефрема: „поганых нашествия... измаильтеские языки рассыпали...“ (Православн. Собеседник, 1858 г. III, стр. 137 и Филарет, ор. cit. стр. 73, примеч. 119), но г. Ключевский возражает, что эти слова могут относиться и к другому времени и вовсе не к монгольским нашествиям. (Ключевский, ор. cit. стр. 57). Это обстоятельство не имеет большой важности, так как житие писано во всяком случае в XIII ст. и не в конце его, а в средине, Ефрем постоянно ссылается на очевидцев событий; сам он был учеником преподобного Авраамия,— все это не дает возможности на дальнее время оттягивать написания Жития, ибо в таком случае и писать его ученик Авраамия не мог, и очевидцев тоже быть уже не могло. Когда умер преподобный Авраамий? В житии сказано, что он подвизался от юности в продолжение 50 л., а сан священства получил в княжение Мстислава Романовича, который княжил в Смоленске 17 лет, от 1197—1214 г. След. он родился в княжение Романа Ростиславича (1160—1180 г.), а умер при князе Владимире Рюриковиче (1214—1219) или Мстиславе Давидовиче (1219—1230 г.). Епископ Игнатий, после смерти которого недолго прожил и Авраамий, упоминается всего лишь однажды под 1206 г. (Лавр. Лет. стр. 404; Карамзин: „История Госуд. Росс. т. III, примеч. 118). Но, как видно из жития, большая часть жизни Авраамия протекла именно при Игнатии, след. и епископ Игнатий после 1206 г. прожил не долго. Таким образом, время смерти обоих, и епископа Игнатия, и преподобного Авраамия, падает на княжение Владимира Рюриковича. В житии, дойди оно до нас в своем первоначальном виде, можно было бы найти еще некоторые хронологические указания, но позднейшие переписчики так исказили его, что в иных местах трудно восстановить настоящий смысл слов автора жития. Едва ли можно сомневаться в том, что Ефрем принадлежал к числу той немногочисленной братии, которую собрал Авраамий в Богородицком монастыре в последнее время своей жизни, а следовательно, писать житие Ефрем мог именно только в первое время татарского нашествия, когда еще не перевелись очевидцы деятельности преподобного Авраамия. Относительно сказания о Меркурии см. вышеуказанную статью Писарева: „Рукописный памятник Смоленского Авраамиева монастыря и его литературное значение“, в Филологических Записках, 1881 г. в. I, 1882 г. в. II—III и V; в выпуске III издана целиком и повесть о Меркурии; Буслаева: „Исторические очерки русской народной словесности и искусства“, Спб. 1881 г. т. II, стр. 173 и след.; Барсуков: „Источники Русской Агиографии“; в Иконописном Подлиннике читаем: „Святой мученик Меркурий Смоленский, новый чудотворец, убиен от Батыя царя в лето 6755, образом велик, брада не велика, рассохата мало, на главе шапка, залом черн, шуба багор, узорчата, оборот бел, в руке сабля, гораздо велика, а он подперся ею, что посохом, а в другой руке ножны...“ (Ibidem); Филарет: Русские Святые, ноябрь. Относительно года описываемого в этой повести события см. следующую главу. Что в руках позднейшего автора была древняя повесть, ясно видно из слов его: „сним же (с Батыем) некто бе исполин. богатырь именуем с сыном своим. его же имени повесть умалча“. (Филол. Записки, 1882 г. в. III, стр. 42). Интересные соображения о времени написания этой древнейшей повести см. у г. Писарева в указанном труде, в. III, стр. 46 и след. Источником народной легенды о святом Меркурии в самой повести г. Буслаев считает рассказ пономаря церкви Пресвятой Богородицы. „Как Пушкин указывал на чистоту русской речи в устах московских просвирен, так историк литературы с неменьшим уважением должен отозваться о поэтических рассказах древнерусских пономарей“. (Буслаев, ор. cit., стр. 198).

1²⁸ В рукописях записки Игнатия обозначается ясно: „Хождение Игнатия Смолнянина“. (См. приведенное издание этого литературного памятника Православным Палестинским Обществом в 12-м выпуске его Сборника, Спб. 1887 г. под редакцией Арсеньева). Кроме этого заглавия, происхождение Игнатия из Смоленска подтверждается его собственными словами: „В лето 6913 (1405) Игнатей Смолнянин бысть в Селуни“. На конце он не выдерживает рассказа в 3 лице и говорит: „ ...и описах сиа“. (стр. 27). Вообще везде рассказывается в первом лице единствен. или множествен. числа. В двух местах он говорит и о себе: 1) „...и рече ми владыка: „Игнатие, что бо ради сице стоишь, ничтоже печали не имей“. Мне же рекшу: что есть, владыко...“ (стр. 4); 2) „...и отпусти митрополит черньца Михаила, а владыка Михаил мене Игнатия, а Сергий Азаков своего чрънца...“ (стр. 6). Это единственное место, которое как будто указывает на принадлежность Игнатия к духовному званию. Но с другой стороны это же место может указывать и на обратный факт: митрополит и Сергий послали своих чернецев, а Михаил Игнатия — не чернеца, а своего слугу, боярина. Зато другое место из путевых записок Игнатия ясно указывает, что его нельзя считать иеродиаконом епископа Михаила. Вследствие смерти Пимена, был назначен на русскую митрополию Киприан. Он отправился из Византии 1 октября и с ним уехали все, в том числе и владыка Смоленский Михаил. Между тем Игнатий остается в Константинополе и вместе с бывшими там русскими радуется, получив письмо о прибытии Киприана в Белгород (ныне Аккерман): „Мы же сиа слышавше радостни зело быхом“. (стр. 11). Едва ли бы мог Игнатий покинуть своего владыку, если бы был его иеродиаконом.

1²⁹ „В лето 6897 (1389) Пимен митрополит всея Руси поиде в третии ко Царюграду, а с ним владыка Михаил Смоленский, да архимандрит Спасьский Сергий“. (стр. 1). Это начало не вяжется с следующим за ним рассказом и, по всей вероятности, приставлено к запискам Игнатия во время внесения их в летопись. Начало его записок было иное. В некоторых рукописях есть ясное на это указание. Рассказ начинается так: „Бысть же начало пути тому от града Москвы апреля в 13, в великой вторник страстной недели“. Затем сразу следует прибытие в Коломну. Между тем в иных рукописях читаем длинное вступление, что Пимен поручил своим окружающим записывать все происходящее на пути: „мы же сия вся писахом. И сыце поидохом от Москвы, якоже напреди писахом“. Но этого писанного напреди нет, ибо нельзя считать рассказом о выезде сице из Москвы краткой хронологической даты (13 апреля и т. д.), приведенной нами только что. Относительно фактов, интересующих Игнатия, см. его записки стр. 2—4, 7, 9, 12—13, 14—18 (Палестинский Сборник, в. 12). О поставлении епископа Михаила в Смоленск в 1382 г. См. Никон. Лет. ч. IV, изд. 1788 г., стр. 140; о возвращении его с митрополитом Киприаном, Ibidem. стр. 193 под 1389 годом. О смерти Михаила в 1402 г. см. Воскр. Лет. стр. 75 (П. С. Р. Л. т. 8).

1³⁰ См. главу II.

1³¹ Кн. Дондуков-Корсаков:„Вновь открытая русская старина“. (Древности; Труды Москов. Археол. Общ., т. IV. в. 3); Бодянский: „О надписи на камне надгробном, найденном в Смоленске в 1872 году“. (Чтения Москов. Общ. Истории и Др. Росс. 1872 г. и. IV).

1³² См. об этих князьях гл. III под №№ 11, 45, 46, 51. О замужестве дочери Владимира за братом епископа Теодорихом, а также о поездках и жизни Владимира со своей семьей у немцев см. Heinrici Chronicon Livoniae, рр. 94, 96, 108.

1³³ Буслаев: „Историч. Очерки рус. народн. словесности и искусства“, т. II, стр. 197; см. еще прекрасную статью Сухомлинова. „О языкознании в древней России“, в Учен. Записк. II Отд. Имп. Ак. Н., 1854 г. кн. I, особенно стр. 217.

1 См. гл. I.

2 См. гл. II.

3 См. гл. I и Ипатьев. Лет. стр. 13; Лавр. Лет. стр. 22; Архангелогородский летописец (стр. 6) ясно говорит о добровольном признании власти Олега смольнянами.

4 Мы говорили выше, что следы платившегося некогда Смоленском великому князю погородия мы находим в XII ст. (1133 г.) (См. гл. IV). С значительною вероятностью можно приурочивать к Смоленску и известие летописи об установлении даней Св. Ольгой по Днепру (См. гл. IV). Кривичи, как мы указывали в очерке промышленности, участвуют в походах киевских князей на Византию (см. гл. II). Затем в Ипатьев. летописи мы находим ясное известие: „Володимир же събра вои многы Варягы и Словены, и Чюдь и Кривичи, и поиде на Рогъволода“. (стр. 60; Лавр. Лет. стр. 74). Иоакимовская летопись говорит даже, что Владимир двинулся на Рогволода потому, что последний первый разорил новгородские волости, (Татищев, ч. I). Этот факт стоит в полном соответствии с действительным положением Кривицкой земли: между отдельными ее частями в силу древнего единства существовала чересполосица владений, на которую мы уже указывали (см. гл. I), приводившая к бесконечным спорам. Нападение Рогволода кладет начало стремлениям полоцких князей к соединению всех частей Кривицкой земли.

5 Ипатьев. Лет. стр. 113, 114; Лавр. Лет. стр. 157, 158; Новгород. I Лет. стр. 91, 92; Тверск. Сборник, стр. 152; Воскр. Лет. стр. 333 (П. С. Р. Лет. т. 7).

6 Тверск. Сборник, стр. 153; Новгород. I Лет. стр. 93.

7 Летописная Хронология в этот период крайне обманчива. Что Смоленск с вокняжением Всеволода в Киеве принадлежал Мономаху, видно из духовного завещания последнего: „...а мене посла (отец) Смолиньску“ (Лавр. Лет. стр. 238). Что Всеволод владел всем Поволжьем ясное известие мы находим в Новгородской I Летописи: „а Всеволод (взял после смерти Ярослава) Переяславль, Ростов, Суздаль, Белоозеро, Поволжье“, (стр. 66). О смерти Святослава Ярославича см. нашу „Историю Северской земли до половины XIV ст.“ стр. 74 и след.

8 Ипатьев. Лет. стр. 160, 161, 164; Лавр. Лет. стр. 221, 222, 223, 228.

9 В 1096 году между Давидом Святославичем Смоленским и князьями Святополком и Владимиром Мономахом были уже мирные отношения. Мономах говорит: „...и Смолиньску идохом с Довидом смирившеся...“ (Лавр. Лет. стр. 241). Факты, о которых говорит тут Мономах, как осада Стародуба, нападение Боняка... относятся к 1096 году. По нашему крайнему разумению, в известиях летописи об этих событиях существует путаница. Новгородская I Лет. под 1095 г. рассказывает, что Святополк и Владимир Мономах явились под Смоленск, чтобы заставить Давида уйти в Новгород, но в перечне новгородских князей той же летописи говорится, что новгородцы сами выгнали Давида и призвали из Ростова Мстислава Владимировича, что вполне согласно с известием Ипатьевской Летописи под тем же 1095 г. Если новгородцы призвали на место Давида сына Владимира Мономаха, то Святополк и Мономах никаким образом не могли заставлять Давида идти назад в Новгород, так как это было противно интересам самого же Владимира Всеволодовича. Стало быть, причина похода была не эта, и Новгородская Летопись, указав на действительный факт отнесла его не туда, куда следует. При этом интересно, что она совсем не упоминает об изгнании Давида из Новгорода, хотя это факт несомненный, как видно из согласия показаний Ипатьев. Летописи и перечня Новгород. князей. Очевидно, поход на Давида связан с враждебным положением, занятым Смоленском в отношении Святополка и Мономаха. Новгор. I Лет. стр. 67 и 439 и 118; Ипатьев. Лет. стр. 160.

1⁰ Мономах в 1106 и 1107 году часто посещает Смоленск: „и на зиму Смолинску идох, и — Смоленска по Велице дни выидох... и по Рожестве створихом мир с Аепою, и поим у него дчерь идохом Смоленьску...“ (Лавр. Лет. стр. 241; см. еще стр. 271—272); Ипатьев. Лет. стр. 181; Супрасльс. Лет. стр. 131 под 1100 г.; Тверс. Сборник стр. 188; Воскр. Лет. стр. 18 (П. С. Р. Л. т. 7).

1¹ „Преставися Святослав, сын Володимер, месяца марта 16 день, и положен бысть во Переяславле у церкви святого Михаила; ту бо отець ему дал стол выведы и из Смоленьска“. (Ипатьев. Лет. стр. 199). „Того же лета (1118) посади сына своего Святослава в Переяславле, а Вячьслава у Смоленьске“. (Ibid. стр. 198).

1² „Том же лете ходи Вячеслав на Дунае с Фомою Ратиборичем... (Ипатьев. Лет. стр. 204, под 1116 г.).

1³ Таким образом, мы разделяем, по ясному и точному рассказу летописей, это предприятие Всеслава на два эпизода. Когда происходила осада и взятие Минска, Всеслава там не было: он был в Новгороде, откуда и двинулся на выручку своего города. Стало быть, битва произошла где-то между Минском и Новгородом. Всеслав разбит и бежал. Если это произошло 3 марта 1067 г., то до его ареста 10 июля прошло более 4 месяцев. Спрашивается, где все это время были союзники? Сидели над Днепром у Орши и ждали, не пожалует ли к ним Всеслав? Очевидно, этого быть не могло, ибо князья не могли предполагать, чтобы разбитый, бежавший Всеслав стал разъезжать около Днепра, когда ему следовало быть от них подальше. С другой стороны. Если Всеслав знал, что князья стоят у Орши, то каким образом он рискнул без значительной рати явиться на берег Днепра в виду своих врагов? Эти соображения неизбежно приводят к заключению, что Всеслав в промежуток времени от 3 марта до 10 июля успел набрать новые ополчения и, зная об удалении князей, попытался предупредить их захватом Орши и Смоленска. Но в свою очередь и его враги вовремя узнали о его приготовлениях и опять двинулись на север. Неожиданная встреча произошла у Орши. В списках Новгородской I Летописи харатейном и комиссионном находится лишь краткое известие об этих событиях, но важное в том отношении, что оно разделяет их на два эпизода: „В лето 6575. Победиша Всеслава на Немизе. Томь же лете яша и на Рши“. (Новгород. I Лет. стр. 97). В списках толстовском и академическом рассказ взят позже несомненно из летописей южных. (Ипатьев. Лет. стр. 117—118; Лавр. Лет. стр. 162—3; Тверс. Сборник стр. 157).

1⁴ „...и Всеслав Смолнеск ожьже, и аз всел с Черииговцы о двою коню, и не застахом в Смолиньске; темже путем по Всеславе исжег землю и повоевав до Лукамля и до Логожьска, та на Дрьютеск воюя ...“ (Поучение Мономаха, Лавр. Лет. стр. 239). Эти события в рассказе Мономаха стоят непосредственно после битвы с Олегом под Черниговом, что происходило в 1078 году (см. Ипат. Летоп. стр. 194 и след.). Таким образом, поход Владимира на Всеслава должен относиться или к концу 1078 или началу 1079 года.

1⁵ В своем духовном завещании Мономах говорит: „а потом к Меньску ходихом на Глеба, аже ны бяше люди заял, и Бог поможе, и сотворихом свое мышленое“. (Лавр. Лет. стр. 241) Вслед за тем упоминается поход на Ярослава к городу Владимиру, что происходило в 1117 году (Ипатьев. Лет. стр. 204). След. поход против Глеба был совершен, в 1116 году, как это и показано в Ипатьев. Летописи (стр. 243) Что хронология Ипатьев. Летописи верна, подтверждается Новгородской I Летописью, помещающей отозвание Мстислава Владимировича под 1117 г., как и Ипатьевская, за чем непосредственно следует поход против Ярослава (Новгор. I Лет. стр. 121, Ипатьев. Лет. стр. 204). Лаврентьев. Лет. дает точную дату похода против Глеба к Минску: 28 января 6623 г. Так как тут мы имеем дело с мартовскими годами, а события относятся к последним двум месяцам мартовского года (январь— февраль), то для определения года берем 6623—5507 г.=1116 г. (Способ А. А. Куника; см. его статью: „О признании 1223 г. временем Калкской битвы“, в Учен. Зап. Ак. Н. по I и III Отд. т. II, 1854 г.). Вообще в этом месте события в Лаврентьевской Летописи страшно перепутаны. Кроме того краткость известия этой летописи заставляет отдать предпочтение подробному и точному рассказу летописи Ипатьевской. Между тем в рассказе последней мы не находим никакой запутанности. „Приходи Володимер на Глеба“ — вовсе не говорится что поход был к Минску. „Володимер же, надеяся на Бога и на правду, поиде Смоленьску“, а не к Минску. „И взя Вячеслав Ръшю и Копысу, а Давыд с Ярополком и взя Дрьютеск на щит, а Володимер сам поиде к Смоленьску; и затворися Глеб в гради“,— опять ясно дело происходит у Смоленска, а не у Минска. Предполагать, что летопись смешала Минск с Смоленском, нет основания, потому что рассказ ясен, и Смоленск повторен дважды. Каким же образом объяснить слова Мономаха в его Поучении и известие Лаврентьевской Летописи, что поход был предпринят к Минску? И заметки Мономаха, и известие Лаврентьев. летописи очень кратки и очевидно сделаны на память, причем упомянуто только о результате похода, т. е., о водворении Мономахом Глеба в Минске. Густынская летопись прямо и начинает свой рассказ: „Глеб Святославич Смоленский повоева Дреговичи...“, (П. С. Р. Л. т. II стр. 291). Это уже, конечно домысел составителя Густынской летописи, который, ознакомившись с рассказом летописи о пребывании Глеба в Смоленске, сделал его князем смоленским, хотя возможно, что вина тут падает не на составителя Густынской летописи, а на того летописца, труд которого он имел под руками. Дело в том, что Глеб назван Святославичем. В рассказе Ипатьевской летописи отчество Глеба не упомянуто, стало быть составитель Густынской летописи знать отчества не мог, если бы пользовался только Ипатьевской летописью. След. он только неправильно прочел вместо „Всеславич“„ Святославич“, не разобрав этого места в имевшейся у него под руками рукописи.

1⁶ См. гл. III, № 36.

1⁷ См. гл. I.

1⁸ См. гл. II в IV.

1⁹ См. гл. IV.

2⁰ Ипатьев. Лет. стр. 210; 211; Лавр. Лет. стр. 283—284 и 286.

2¹ Лавр. Лет. стр. 287, 289—290; Ипатьев. Лет. стр. 216.

2² Ипатьев. Лет. стр. 225 и 228.

2³ Ипатьев. Лет. стр. 292.

2⁴ См. Грушевского: „Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава да конца XIV ст. Киев. 1896 г.; Багалей: „История Северской земли“. Киев 1881 г. и нашу „Историю Северской земли“.

2⁵ Ипатьев. Лет. стр. 251, 264, 266, 267, 292—305, 313. См. также гл. IV.

2⁶ Ипатьев. Лет. стр. 245 и 253.

2⁷ Ипатьев. Лет. стр. 313.

2⁸ Ипатьев. Лет. стр. 264.

2⁹ Ипатьев. Лет. стр. 240 и 242.

3⁰ См. гл. I.

3¹ Ипатьев. Лет. стр. 258, 259, 260.

3² Ипатьев. Лет. стр. 328—324, 327, 328, 380—331; Лавр. Лет. стр. 324—325, 326—327.

3³ Ипатьев. Лет. стр. 336 и 337; Густынская Лет. стр. 304 (П. С. Р. Л. т. II).

3⁴ Ипатьев. Лет. стр. 344—345; Воскр. Лет. стр. 70 (П. С. Р. Л. т. 7).

3⁵ Подробно изложено все дело о митрополитах у Г. Грушевского в его „Очерке Истории Киевской земли“, где указана по этому вопросу и необходимая литература (стр. 359 и след.). О послании Климента к Ростиславу см. гл. IV. См. еще предыдущее примечание. Вокняжение Ростислава в Киеве произошло действительно в 1159 году. День Пасхи, когда вступил Ростислав в Киев, указан 12 апреля. Между тем, сделав вычисления, мы нашли для 1160 года Пасху 27 марта, а 12 апреля Пасха приходилась в 1159 году (по способу иеромонаха Иринея, см. „Сокращение церковной Хронологии“. М. 1797 г.).

3⁶ См. выше.

3⁷ Ипатьев. Лет. стр. 331—332.

3⁸ Ипатьев. Лет. стр. 333.

3⁹ Ип. Л. стр. 338—340.

4⁰ Ипатьев. Лет. стр. 322; Лавр. Лет. 324; Тверс. Сборник стр. 221—222. Все эти летописи говорят, что оставлен был Роман Ростиславич, но Новгород. I Лет. указывает на Давида Ростиславича (стр. 140). Так стоит и в перечне новгородских князей (ibid. стр. 440). Это обстоятельство и заставляет нас следовать новгородским источникам.

4¹ Новгород. I Лет. стр. 142.

4² Ипатьев. Лет. стр. 346.

4³ Ипатьев. Лет. стр. 359.

4⁴ Ипатьев. Лет. стр. 360—361.

4⁵ Ипатьев. Лет. стр. 361—364; Новгород. I Лет. стр. 146.

4⁶ См. гл. III, № 40.

4⁷ Ипатьев. Лет. стр. 386; Лавр. Лет. стр. 346.

4⁸ О значении веча в земле Смоленской см. гл. IV.

4⁹ Ипатьев. Лет. 371—373; Лавр. Лет. стр. 335 и 336; Воскр. Лет. стр. 85. (П. С. Р. Л. т. 7).

5⁰ Ипатьев. Лет. стр. 387.

5¹ Ипатьев. Лет. стр. 388—392.

5² Ипатьев. Лет. стр. 394; 407; Лавр Лет. стр. 348.

5³ Новгород. I Лет. стр. 147—148. Воскр. Лет. стр. 82 (П. С. Р. Л. т. 7).

5⁴ Новгород. I Лет. стр. 148.

5⁵ Ипатьев. Лет. стр. 376.

5⁶ Новгород. 1 Лет. стр. 148—149; Ипатьев. Лет. стр. 382—383.

5⁷ Новгород. I Лет. стр. 150; Ипатьев. Лет. стр. 383.

5⁸ Новгород. I Лет. стр. 150—151; Ипатьев. Лет. стр. 386.

5⁹ Ипатьев. Лет. стр. 411—414; Новг. I Лет. стр. 156.

6⁰ См. выше.

6¹ Ипатьев. Лет. стр. 406, Лавр. Лет. стр. 355; Воскр. Лет. стр. 91. (П. С. Р. Л. т. 7)

6² Ипатьев. Лет. стр. 414.

6³ См. гл. IV.

6⁴ Ипатьев. Лет. стр. 406; Лавр. Лет. стр. 355.

6⁵ Ипатьев. Лет. стр. 411—414.

6⁶ Ипатьев. Лет. 426; Воскр. Лет. стр. 97—98 (П. С. Р. Л. т. 7.

6⁷ Подробности этих событий см. в нашей „Истории Северской земли“, стр. 156 и след.

6⁹ Ипатьев. Лет. стр. 435 и 436.

7⁰ Густынская Лет. стр. 316 (П. С. Р. Л. т. II).

7¹ Воскресен. Лет. стр. 96 (П. С. Р. Л. т. VII).

7² Ипатьев. Лет. стр. 450—451.

7³ См. гл. I.

7⁴ Ипатьев. Лет. стр. 450—451.

7⁵ Ипатьев. Лет. стр. 457—458, Лавр. Лет. стр. 391; Воскресен. Лет. стр. 102. (П. С. Р. Л. т. VII).

7⁶ Подробности этих событий, к истории Смоленской земли не относящиеся, см. у Грушевского: в „Очерке Истории Киевской земли“ и в нашей „Истории Северской земли“.

7⁷ Ипатьев. Лет. стр. 462— 463.

7⁸ Ibidem.

7⁹ Ипатьев. Лет. стр. 468—470.

8⁰ Новгород. I Лет. 159—160; Лавр. Лет. стр. 330; Воскр. Лет. стр. 97 (П. С. Р. Л. т. VII).

8¹ Новгород. I Лет. стр. 161.

8² Новгород. I Лет. стр. 162.

8³ Ипатьев. Лет. стр. 416—418.

8⁴ Лавр. Лет. стр. 383; Новгород. I Лет. стр. 160.

8⁵ Ипатьев. Лет. стр. 464—466; Лавр. Лет. стр. 392.

8⁶ Новгород. I Лет. стр. 161.

8⁷ Ипатьев. Лет. стр. 465.

8⁸ Ипатьев. Лет. стр. 471—472.

8⁹ См. об этих князьях гл. III под №№ 25 и 39.

9⁰ Ипатьев. Лет. стр. 412. О Мстиславе-Борисе см. особое исследование в III гл. под № 32.

9¹ Воскресен. Лет. стр. 116 (П. С. Р. Л. т. VII).

9² Лавр. Лет. стр. 476.

9³ Лавр. Лет. стр. 476. См. также гл. III под № 17.

9⁴ См. об этих князьях гл. III под № 10, 11 и 43.

9⁵ См. гл. II.

9⁶ Воскр. Лет. стр. 118 (П. С. Р. Л. т. VII) относит это событие к 1212 году, но путаница позднейшего компилятора обнаруживается очень легко. В Новгород. I Летописи говорится под 1212 г. о походе Мстислава Мстиславича на Торому. Под тем же годом помещает этот поход Никоновская летопись (Новг. I Лет. стр. 194; Никон. Лет. ч. 2, стр. 311). Затем летописи: Лаврентьевская (стр. 467), Новгородская I (стр. 195) и Никоновская (ч. 2, стр. 316) помещают под 1214 годом поход на Ереву. Так делает и Воскресенская (стр. 119). Но поход на Ереву был в феврале, а начало похода на юг из Новгорода 8-го июня. Воскресенский компилятор и поход на Ереву поместил после похода на юг, да и экспедицию против Торомы также. Эта путаница заставляет уже сама сомневаться в верности отнесения похода на юг в 1212 году. Точная датировка этого события в летописи Новгородской заставляет принять ее показание, но должно сказать, что и она допустила у себя страшную неточность. 6722 год начинается так: „месяца февраля в 1 день в неделю сыропустную, гром бысть по заутренни...“ При мартовском годе февраль не может относиться к 6722 году а к концу предыдущего 6721 года. В тот же самый день, когда был гром, Мстислав пошел на Ереву, следовательно, и это событие относится 6721 году. Затем прямо сказано, что выступление из Новгорода на юг произошло 8-го июня, стало быть, оно относится уже к 6722 году. Так как поход на Ереву был в конце 6721 года (январь— февраль), то 6721—5507 — 1214 январскому году. Поход на юг начат в июне (март—декабрь), то 6722—5508=1214 январскому году.

9⁷ Лавр Лет. стр. 413; Новгород. I Лет. стр. 192—193.

9⁸ Новгород. I Лет. стр 197.

9⁹ Сын Мстислава Ростиславича, брат Мстислава Мстиславича. См. гл. III, № 11.

1⁰⁰ Сын Мстислава Романовича. См. гл. III, № 10.

1⁰¹ Лавр. Лет. по Академ. списку стр. 467—476.

1⁰² Новгород. I Лет. стр. 194, 195, 205, 209. Heinrici Chronicon, ed. Pertz, рр-66—69, 92—93, 94, 96—97, 130—131, 133—134, 145, 146.

1⁰³ См. прилагаемую родословную таблицу князей смоленских. [В доступном мне экземпляре книги этой таблицы нет.— Ю. Ш.].

1⁰⁴ Лавр. Лет. стр. 478—483; Воскресен. Лет. стр. 129 (П. С. Р. Л. т. VII); Никон. Лет. ч. 2, стр. 349—354.

1⁰⁵ Ioannis Dlugossi „Historia Polonica“, Lipsiae, MDCCXI p. 611; Stryjkowskiego „Kronika polska, litewska...“. Warszawa, 1846. v. I, p. 222. У них маленькая путаница в князьях. Хотя этого известия нет в русских летописях, но едва ли можно сомневаться в его истинности.

1⁰⁶ Новгород. I Лет. стр. 214.

1⁰⁷ Лавр. Лет. стр. 483; Новгород. I Лет. стр. 222—223. Длугош ор. cit. относит этот поход к 1225 году (р. 619), а за ним следует и Стрийковский ор. cit. р. 233.

1⁰⁸ Heinrici Chronicon Livoniae, pp. 17, 36, 37, 49, 51, 52, 64—65, 110, 115.

1⁰⁹ См. гл. II.

1¹⁰ См. гл. III, №№ 11 и 46.

1¹¹ Heinrici Chronicon Livoniae, р. 96—97; Bonnel: ,,Russisch-liwländische Chronographie, S. 29.

1¹² Dlugossi Historia polonica, р. 619; Stryjkowskiego Kronika polska р. 233.

1¹³ Heinrici Chronicon Livoniae, p. 128; Bonniel. Russisch—liwländische Chronographie, S. 32.

1¹⁴ Новгород. I Лет. стр. 213. Соображения об этом факте см. еще в гл. III, № 43.

1¹⁵ Heinrici Chronicon Livoniae, р. 182; Bonnel: Russisch—liwländische Chronographie, S. 39. Мы не знаем, почему именно в этом труде посольство отнесено к 1222 году. У Генриха хронология не верная. Он сам говорит, что непосредственно за прибытием послов был заключен договор. Но последний, как видно из самой даты на нем, ратификован в 1229 году, след. посольство явилось в Ригу не ранее 1228 года. Предполагать другой договор в 1222 г. у нас нет данных, да едва ли бы нужен был в таком случае договор 1229 года.

1¹⁶ Обо всем этом см. главу II и гл. III, № 43 и гл. IV.

1¹⁷ См. гл. IV. Лазарь не был епископом уже в 1225 г. См. Патерик Печерский перев. Викторовой, стр. 26; Голубинский: История Русской церкви, т. I, ч. 1, стр. 69; Ключевский: Жития Святых, стр. 56, примеч. 3.

1¹⁸ Лавр. Лет. стр. 485; Супрасльс. Лет. стр. 30 и 133.

1¹⁹ Лавр. Лет. стр. 485; Супрасльс. Лет. стр. 30 и 133.

1²⁰ См. родословную таблицу и гл. III под соответствующими номерами. Князьям Святославу, Всеволоду и Ростиславу Мстиславичу-Феодоровичу посвящены там особые исследования.

1²¹ См. выше.

1²² Воскр. Лет. стр. 137 (П. С. Р. Л. т. VII).

1²³ Новгород. I Лет. стр. 241; Густын. Лет. стр. 336 (П. С. Р. Л. т. II).

1²⁴ Лавр. Лет. стр. 446; Никон. Лет. ч. III, стр. 5.

1²⁵ „Оженися князь Олександр, сын Ярославль, в Новгороде, поя в Полотьске у Брячьслава дчерь и венчася в Торопчи“: Новгород. I Лет. стр. 252 под 1239 г.

1²⁶ См. гл. III, № 10.

1²⁷ См. гл. II.

1²⁸ См. гл. III, № 38 и 37.

1²⁹ См. гл. II.

1³⁰ Новгород. I Лет. стр. 303; См. гл. III, № 33.

1³¹ Никон. Лет. ч. III, стр. 62—63; Воскр. Лет. стр. 173 (П. С. Р. Л. т. VII). См. гл. III, №№ 14, 27, 49.

1³² См. гл. III. Превосходный разбор повести о Св. Меркурии сделан г. Писаревым, причем определены те исторические данные, которые можно из нее извлечь (Филол. Записки, 1882 г., вв. II—III, V).

1³³ Новгород. I Лет. стр. 293; Никон. Лет. ч. III, стр. 51.

1³⁴ Ипатьев. Лет. стр. 575.

1³⁵ См. гл. II и приписку к Смоленской торговой Правде.

1³⁶ Никонов. Лет. ч. III, стр. 64 и 67.

1³⁷ Воскрес. Лет. стр. 174 (П. С. Р. Л. т. VII).

1³⁸ См. присяжную грамоту Феодора Ростиславича во II главе, стр. 118—119, примеч. 2.

1³⁹ См. гл. II.

1⁴⁰ См. гл. I.

1⁴¹ Об этом князе см. гл. III, № 34(3). Что упоминаемый под 1286 (5) годом Роман есть Роман Глебович, а не Михайлович, доказывается между прочим еще и тем, что вскоре мы увидим в Брянске еще и сына его Дмитрия (№ 19), а в самом начале XIV стол. племянника Василия Александровича (№ 6). Мало этого, брат Романа, Святослав Глебович (№ 41), считает свои права на Брянск уже вполне законными и отнимает его у Василия, который идет жаловаться в Орду. Кроме того, как мы видели, в 1293 г. в Смоленске был наместником князь брянский. Андрей Михайлович князем брянским не был, стало быть, наместник сменился. Какой же князь брянский мог быть в это время в Смоленске? Отчего произошла эта смена? Очевидно, смена стоит в связи с нападением Романа Глебовича на Смоленск в 1286 г., а другого князя брянского, который мог бы сидеть в это время по какому-нибудь праву в Смоленске, кроме Романа Глебовича, нет. См. еще Зотова: „О Черниговских князьях по Любецкому Синодику“, Спб. 1892 г. стр. 83—85; 208—209.

1⁴² Зотов, loco cit. Так мы объясняем приводимое автором известие из Сказания о Свенском монастыре в Брянске. Иного толкования мы дать не можем.

1⁴³ Воскр. Лет. стр. 179 (П. С. Р. Л. т. VII); Никонов. Лет. ч. III, стр. 85.

1⁴⁴ Письмо рижского архиепископа напечатано у нас целиком во II главе, стр. 146, примеч. 2.

1⁴⁵ Новгород. I Лет. стр. 303.

1⁴⁶ Воскресен. Лет. стр. 180 (П. С. Р. Л. т. VII); Никон. Лет. ч. III, стр. 89—90.

1⁴⁷ „Того же лета (6805=1297), князь Александр Глебовичь взя лестью княжение Смоленское под отцем своим“ (Лавр. Лет. стр. 500). Здесь, по обычаю, дядя назван отцом.

1⁴⁸ Лаврент. Лет. стр. 50"; Арханг. Лет. стр. 63.

1⁴⁹ См. гл. II.

1⁵⁰ Лавр. Лет. стр. 461; Никон. Лет. ч. III, стр. 98.

1⁵¹ Никон. Лет. ч. III, стр. 100; Воскресен. Лет. стр. 183 (П. С. Р. Л. т. VII).

1⁵² См. гл. I, стр. 73, 75 и 76.

1⁵³ См. гл. III, № 19.

1⁵⁴ См. гл. III, № 6.

1⁵⁵ Никон. Лет. ч. III, стр. 106—107.

1⁵⁶ Никон. Лет. ч. III, стр. 108.

1⁵⁷ Никон. Лет. ч. III, стр. 108.

1⁵⁸ Ипатьев. Лет. стр. 410.

1⁵⁹ Никон. Лет. ч. III, стр. 161.

1⁶⁰ Никон. Лет. ч. III, стр. 170—171; Супрасльс. Лет. стр. 133; Архан. Лет. стр. 77. Две последние летописи относят это событие к 1341 году, но Калита умер 1340 г. О князе Фоминском см. гл. III, № 48. В датировке этого события мы следуем Летописцу Игнатия Смольнянина (Православный Палестинский Сборник, в. 12, стр. 30).

1⁶¹ Никон. Лет. ч. III, стр. 174.

1⁶² Архангелогород. Лет. стр. 72. См. гл. III, № 50.

1⁶³ Лавр. Лет. стр. 486, Новгород. I Лет. стр. 244; 271, 274; Воскр. Лет. стр. 152 (П. С. Р. Л. т. VII); Супрасльс. Лет. стр. 34; Ипатьев. Лет. стр. 541; Летопись Быховца (Pomniki do dziejòw litewskich, przeż F. Narbutta, Wilno, 1846 г.) стр. 7: Kronika polska, litewska etc, Stryjkowskiego, v. I, р. 286. Ср. В. Б. Антоновича: „Очерк Истории Великого Княжества Литовского до половины XV столетия“, Киев, 1878 г. Вып. I, стр. 25—26. Мы не имеем указаний, чтобы какой-нибудь из литовских князьков успел прочно утвердиться в какой-нибудь из волостей Смоленской земли. Летопись Быховца целиком переписывает известие Ипатьевской Летописи, слово в слово. Стрыйковский берет свое сообщение или из Быховца, или прямо из Ипатьевской Летописи. Но так как в последних нет ничего о том, чтобы литовские князьки утвердились где-нибудь в Смоленской земле, то фразу Стрыйковского: „а Erdziwil zaś albo Arduidos, w Smolenskim xięstwie i Druckim kilko przygrodkòw z wlaściami opanowal“, надо считать увлечением: на это нет подтверждения в летописях русских.

1⁶⁴ Эту грамоту см. в полном виде у нас во II гл. стр. 121. Бóльшая зависимость выражалась отношением сына к отцу.

1⁶⁵ Никон. Лет. ч. III стр. 174. Ср. В. Б. Антоновича: „Очерк Истории В. К. Литовского“, стр. 130 и 90.

1⁶⁶ Hermanni Wartberge Chronicon Livoniae (Scriptores rerum prussicarum, v. II) p. 75—76; Chronicon Wigandi Marburgensis. Ed. Ioannes Voigt et Eduardus Raczywskí. Posnaniae. 1842, p. 83—84. Что касается известия немецких летописцев об участии смольнян в нападении на Лабиов, то оно возбуждает сомнение. Патрикий, о котором тут говорит Длугош (Historia polonica, lib. VIII, р. 1085—1086), никогда не был князем смоленским и пока еще и не мог быть. Наримунт был некоторое время князем в Новгороде В. и пал в битве у Стравы. Добавление Виганда, что „um more paganorum incinerant“ и Длугоша, что он „incendio ritu patrio crematum“, ясно указывают, что мы имеем тут дело не с смоленским князем, а следовательно и самое участие смольнян в этом событии несколько сомнительно.

1⁶⁷ Супрасльс. Лет. стр. 72; Никон. Лет. ч. III, стр. 195; Воскрес. Лет. стр. 216 (П. С. Р. Л. т. VII).

1⁶⁸ Никон. Лет. ч. III, стр. 207.

1⁶⁹ Никон. Лет. ч. III, стр. 207; О Василии Ивановиче и Иване Васильевиче см. гл. III, №№ 7 и 21.

1⁷⁰ Никон. Лет. ч. III, стр. 213. Когда перешел Белый под власть Литвы, неизвестно. См. Вл. Б. Антонович: „Очерк Истории Великого княжества Литовского“. стр. 131; Stadnicky: „Olgierd i Kiejstut“. We Lwowie. 1870. p. 304, примеч. 304.

1⁷¹ Никон. Лет. ч. III, стр. 213.

1⁷² Никон. Лет. ч. III, стр. 207.

1⁷³ Никон. Лет. ч. IV, стр. 19.

1⁷⁴ Это выясняется из отлучительной грамоты Константинопольского Патриарха, о чем будет речь ниже.

1⁷⁵ Никон. Лет. ч. IV, стр. 20. Разбор известий oб этом походе см. у Stadnickiego: „Olgierd i Kiejstut“. p. 136—137.

1⁷⁶ Никон. Лет ч. IV, стр. 24. См. ниже послание патриарха.

1⁷⁷ Никон. Лет. ч. IV стр. 26; Летописец Игнатия Смольнянина, стр. 30—31 (Православн. Палестин. Сборник, в. 12).

1⁷⁸ См. Договорную грамоту Ольгерда с Дмитрием в Собрании Госуд. Грам. и Догов. ч. I, № 31. „Се яз Князь Великий Олгерд своим братом со князем Кестутьем и князь Великий Святъслав Иванович, послали есмы своих послов...“

1⁷⁹ Русская Историческая Библиотека. Спб. 1880 г. т. VI, № 21, стр. 122—123, Приложения.

1⁸⁰ Собрание Госуд. Гр. и Догов. ч. I, № 28, стр. 47. Здесь цитируемый договор отнесен к 1868 году, а не 1375 г. О неправильности даты см.: Иловайский, „История России“, т. III, М. 1884 г. стр. 543, примеч. 26; и Борзаковский: „История Тверского Княжества“, Спб. 1876 г. стр. 162 и 96, примеч. 735.

1⁸¹ Слова Духовного завещания Дмитрия Донского: „… и что вытягал боярин мой Федор Андреевич на обчем рете Тов и Медынь у смолян...“ указывают ясно, что факт этот произошел при Дмитрии Донском. „На обчем рете“, общем съезде, общих переговорах, указывают именно на общий договор 1375 г., в котором принимали участие уполномоченные Москвы, Твери, Новгорода и Смоленска. Собр. Госуд. Гр. и Дог. ч. I, стр. 59.

1⁸² Никон. Лет. ч. IV стр. 46.

1⁸³ Подробно об этих событиях см.: Stadnicky: „Bracia Wladyslawa-Jagielly“, We Lwowie. 1867; Барбашев: „Витовт и его политика до Грюнвальденской битвы (1410 г.)“ Спб. 1885 г.; Stanislaw Smolka: „Kiejstut i Jagiello“, we Krakowie, 1888.

1⁸⁴ „...in Nedritsen, a. D. 1385 in crastino b. Dionisii martyris... Андрей передает Ордену... totum regnum Ploscowiense, quod pater noster Algerde quondam rex Littawie nobis in vita sua assignavit et dedit et post patris nostri obitum fratres nostri nobis dederunt et assignaveruut“. (Voigt: „Geschichte Preussens“. v. V, p. 476, not. 2; Codex epistolaris Vitoldi, № XXII, p. 3) „...Ceterum predictum regnum in Ploskov in pheudum recepimus a magistro Livonie et ab ordine perpetue a nobis et a nostris heredibus jure pheodali possi dendum, Nosque ipsos et liberos nostros conimisimus et dedimus Magistro et ordini, ita quod Magister et ordo nos et nostras liberos protegant et defendant“. (Voigt, ibidem; Codex epistolaris, № XXIII).

1⁸⁵ Никонов. Лет. ч. IV, стр. 152—154 с точными датами; Летопись Попова, стр. 34—36 (Учен. Записки II отд. Имп. Акад. Н. 1854 г. кн. I); Летопись Даниловича стр. 41—43 (Latopisiec Litwy i Kronika, ruska, Wilno, 1827) вполне тождественна с летописью Попова; Супрасльс. Лет. стр. 135 — очень кратко; Архангелогор. Лет. стр. 108, 1819 г.— неудачно сокращено из Никонов. летописи. Что касается успешности действий Андрея Полоцкого, об этом см. напр. Annalista Thorunensis, Scriptores rerum prussicarum, v. III, р. 145.

1⁸⁶ Виленская редакция договора дошла до нас в славянской и латинской транскрипции. В первой она помещена в Archiwum Sangusckòw, т. I. Цитируем ее в транскрипции латинской: „My Jurü Swiatoslawicz kniaź welikyi Smolenskyi dajem wiedomo kto koli sju hramotu widił a lubo slysził s Wolodisławom Bożeju Miłostiju s korolem Polskim, Litowskim i Ruskim i innych zemel hospadarem, tak iesmu dokonczanij, u prawde i u chstwu ciełowanij, kakźe iesm nalsia_t i dokonczal s bratom s jeho so kniazom s wielikim Skirihailom pryjechaty mi było u Litwu i to iesm s korolem, о zto mi z nim za odyn byty, nieostaty mi korola nikotorym wieriemianiem a nikotorum diełom, ni oli zle ani u dobre ne otwereczymi sia korola, dal jesm jemu prawdu i do swoieho źywota nie izmieniti toie prawdy, a pomohaty mi korolu bez chitrosti, hde koli jemu nadobie‘ poity mi samomu, aź pak niekotaria mia dieła zaijdut, ili niemocz, ino mi poslaty brata swoieho boz chitrosty, а s kim korol miren i brat jeho kniaź welikyi Skirikhaylo, i s tymi jaz miren, а s kim korol niemiren i brat jeho kniaź welikyi Skirikhaglo, i s tym jaz nemiren, chotiaby inoiu bratieiu swoieiu niemiren i s tymi miru nie derźatimi, i so Ondrejem Polockim, i, z Poloczany miru nie dėrzati mi, a ni siłatisia, a szto byli jeśmy powoiewali i poymali, a to iesm nialsia otworotyty i oddaty. Na tom na wsiem dal iesm prawdu, chrest iesm colowal za vsiu bratiu i za wsiu swoiu zemlu, i za wsi swoi łudi, a to iesm uczynił, i zapisał swoieiu dobroiu woleiu szto mi to zderźaty krepko i do swoieho źywota, a nie izmeniti i swoimi kniaźmij i swoimi boiary; kniaz Teodor Romanowicz, kniaz Michaylo Jwananowicz Wiazemsky, Semen Neproley Haurylowicz, Jurü Stołowa, Prokofieij Iwanowicz, Hleb Wasilewicz, Ondrey Mikułinicz, Boris Merkuriewicz, Ondrey Miroslawicz, chrest ciełowali, na tom siiu hramotu dali ieśmy i swoimi pieczatmi zawiesili, u horode и Wilny u Nedelu po uzdwy źeni Czestnoho Chresta misiaca Septombra и 17 den pod lety Boźyoho naroźenia let tysiacza i triststa osmdesiat sziestoho“. (Monumenta Medü etevi historica res gestas Poloniae illustrantia, tomus II. Codex epistolaria saeculi dëcimi quinti. W Krakowie. 1876. № VII pp. 7—8). Обе транскрипции, и славянская, и латинская дословно повторяют одна другую, датированы в Вильне 1386 г. 17 сентября. Другой договор, заключающий те же самые условия, датирован Sandomiriae post dominicam Cantate 1386 г., т. е., 20-го мая 1386 года (Danilowicz, Skarbiecz diplomataw, Wilno, 1862, v. I, № 525, р. 261). Но 20-го мая Юрий не ездил еще в Литву, так как самая битва под Мстиславлем произошла лишь 29 апреля, да осада Смоленска тянулась долго, так что 20 мая является днем, когда все было кончено под Смоленском; кроме того едва ли бы и Скиргелло допустил Юрия тотчас же уехать из Смоленска. Юрий, очевидно, ездил в Литву осенью, на что прямо указывает и дата: 17-го сентября. Следовательно, договор 20-го мая был заключен под Смоленском. Обозначение „Sandamiriae“ нам, кажется, указывает, что там Ягелло утвердил этот договор. См. также Stadnicky: „Bracia Wladislawa—Jagielly“, р. 32, примеч. 42.

1⁸⁷ Супрасльс. Лет. стр. 135; Архангел. Лет. стр. 108, изд. 1819 года.

1⁸⁸ Арханг. Лет. стр. 109; Никон. Лет. ч. IV, стр. 154.

1⁸⁹ Никон. Лет. ч. IV, стр. 195; Летопись Попова, стр. 37—38 (Уч. Зап. II отд. Имп. Ак. Н. 1854. кн. 1); Iohann von Posilge, S. 162, 176 (Script. rer. prussic. v. III); Wigandi Marburgensis Chronicon., 1842, p. 326; Codex Witoldi, № LXXI.

1⁹⁰ См. гл. III, № 23.

1⁹¹ Летопись Попова стр. 40—41 (Учен. Зап. II отд. Имп. Ак. Н. 1854 г. кн. 1) два раза говорит об одном и том же факте. Очевидно, составитель ее нашел известие об этих событиях в двух летописях, из которых в одной кратко говорилось о взятии Смоленска 1395 г. при известии о посажении Глеба в Смоленске 1392 году, а в другой — был рассказ подробный. Составитель Летописи Попова выдает сам себя, приводя известие второй летописи целиком, а оно заканчивается словами: се первое взятье Смоленьское сентябр и... во втор...“ (стр. 42). Все другие летописи: Супрасльская (стр. 135), Новгородская I-я (стр. 380), Воскресенская (стр. 68—69, П. С. Р. Л. т. VIII), Никоновская (ч. IV, стр. 265) — все относят это событие к 1395 году. След той летописи, из которой взял свой первый рассказ о взятии Смоленска в 1392 году составитель летописи Попова, существует и в Архангелогородском летописце (стр. 114, изд. 1819 г.), который помещает это событие под 1393 годом. Стрыйковский (KronicaPolska, litewska etc. p. 110), собрав в своих руках несколько летописей, создал удивительную путаницу. Он удержал оба известия, и у него вышло два взятия Смоленска; Юрию Святославичу будто бы дан был в 1392 году город Заславль на Волыни (а не Рославль, как в действительности; тут Стрыйковский, очевидно, не разобрал рукописи, прочитал вместо Рославль — Заславль, а Заславль, конечно, на Волыни). Ввиду всего этого мы не можем воспользоваться известием Стрыйковского и о том, будто Юрий захватил Оршу.

1⁹² Летопись Попова, стр. 40 (Учен. Запис. II отд. Имп. Ак. Н. 1854 г., кн. 1); В 1396 году в Новгород из Литвы вместе с Наримунтом прибыл Василий Иванович (Никон. Лет. ч. IV, стр. 272).

1⁹³ Никонов. Лет. ч. IV, стр. 278.

1⁹⁴ См., напр., события 1440 г. Летопись Попова, стр. 54 (Учен. Зап. II отд. Имп. Ак. Н. 1854 г. кн. 1).

1⁹⁵ Никон. Лет. ч. IV, стр. 266; Татищев: История Российская, ч. 4, стр. 382.

1⁹⁶ Никон. Лет. ч. IV, стр. 298—299.

1⁹⁷ Никон. Лет. ч. IV, стр. 289—299; Супрасльс. Лет. стр. 135 —136; Новгород. I Лет. стр. 392; Воскресен. Лет. стр. 75 (П. С. Р. Л. т. VIII).

1⁹⁸ Ibidem.

1⁹⁹ Супрасльс. Лет. стр. 136; Новгород. I Лет. стр. 393; Никон. Лет. ч. IV, стр. 306.

2⁰⁰ Есть указание, что около этого времени у магистра Прусского ордена были послы из Смоленска, но, с какою целью, неизвестно. (Codex Witoldi, p. 966).

2⁰¹ Супрасльс. Лет, стр. 136—137; Новгород. I Лет. стр. 394; Никон. Лет. ч. IV, стр. 308—311; Воскресен. Лет. стр. 76. (П. С. Р. Л. т. VIII). Супрасльская Летопись относит падение Смоленска к 1405 году, но 26-е июня в четверг было в 1404, а не в 1405 году. Компилятор этой летописи внес известие о последней осаде Смоленска под двумя годами, очевидно, имея под руками две летописи, из которых одна точно датировала свое сообщение, другая приводила его без даты. Johann von Posilge (Scriptor rer prussic. т. III p. 271); Johannis Dlugossi Historia polonica, bil IX, р. 174—175; Stryjkowsky: Kronika polska etc. т. II, р. 120.

2⁰² Никон. Лет. ч. IV, стр. 310; Codex Witoldi, р. 108, № CCCV; Scarbiecz diplomatów, Danilowicza, v. I, p. 348, № 824.

* Далее в книге-оригинале на 2-х страницах приведен список главнейших опечаток. В эл. издании они исправлены и здесь не приводятся.— Ю. Ш.