44. Роль типологии при реконструкции

В качестве одного из важнейших критериев правдоподобности реконструкции часто называют типологический. Выдвигалось требование строить реконструкцию так, чтобы праязык имел типологически наиболее вероятную систему, ср. у В. Дресслера: "если реконструкция не имеет соответствия ни в одном живом языке мира, значит она совершенно невероятна". Действительно, если восстанавливаемая система мало отличается от уже известных, легче поверить, что она была именно такой. Но, на наш взгляд, необходимо помнить, что если среди живых языков можно обнаружить "нетипичную" систему (ср. у Л. Блумфилда: "явления, которые мы считаем универсальными, могут отсутствовать в первом же новом языке, с которым мы столкнемся"), то праязыки в этом смысле ничем не хуже: они тоже когда-то существовали, были живыми языками, и некорректно приписывать им какие бы то ни было особые свойства только на том основании, что типологические исследования начали проводиться намного позже. Более того: как отмечает Е.С. Маслова, безоговорочное следование принципу "типологической вероятности" реконструкции (идущее от предположения, что чем выше частотность того или иного элемента языкового строя, тем более он характерен для человеческого языка в целом) приводит к необходимости допустить, что изменения в языках происходят от систем более типологически вероятных к системам менее вероятным. В самом деле: если в ныне существующих языках представлены (по некоторому параметру) "тип 1" (наиболее распространенный, и, соответственно, наиболее вероятный) и "тип 2" (возможно, также "тип 3", "тип 4" и т.д. - менее вероятные), то при реконструкции для всех праязыков "типа 1" (как наиболее вероятного) придется предположить, что во всех случаях, когда тип менялся, он менялся с более вероятного на менее вероятный (и тем самым, предпочтительным для "человеческого языка в целом" оказывается не более вероятный, а, наоборот, менее вероятный тип).

По-видимому, наиболее существенна для реконструкции не синхронная, а диахроническая типология, т. е. типология языковых изменений. На основании данных тех языков, история которых хорошо известна, можно наблюдать, какие пути развития более характерны для языков, а какие — менее. В общем случае более правдоподобна та реконструкция, которая предполагает последующую эволюцию языков-потомков состоящей из наиболее вероятных изменений.

56. Реконструкция синтактики праязыковых морфем

Особой задачей является реконструкция синтактики праязыковых морфем — определение того, были ли они аффиксами или клитиками, какое место занимали по отношению к корню и другим аффиксам, с какими морфемами могли, а с какими — не могли сочетаться.

Первостепенное значение для решения этой задачи приобретает реконструкция цельнооформленных словоформ (а не корней слов, как это принято во многих этимологических словарях, например, в словаре). Иногда такую реконструкцию можно провести путем непосредственного сопоставления словоформ родственных языков, например, хеттская словоформа kuenzi `он убивает' точно соответствует санскритской словоформе h{a/}nti с тем же значением, а хеттская словоформа kunanzi `они убивают' — санскритской словоформе ghn{a/}nti; таким образом, можно восстановить две праиндоевропейские словоформы: *g{w}henti `он убивает' и *g{w}hnonti `они убивают'. В большинстве же случаев таких однозначных соответствий между словоформами не наблюдается. И тогда исследователю приходится реконструировать отдельно корень, отдельно — тип словоизменения, к которому этот корень относился, и отдельно — словоизменительные показатели и тематическую морфему (если она есть), характерные для данного типа словоизменения. Так, например, слово *{i)}ekw‑r `печень' не засвидетельствовано в хеттском, но, сопоставляя греческую ({hEpar} — род. п. {hEpatos}) и латинскую (jecur — род. п. jecinoris) формы, можно сказать, что оно склонялось по гетероклитическому типу. Окончания гетероклитического типа склонения восстанавливаются на основании сравнения данных хеттского, греческого и латыни, ср.: греч. {hy/dOr} — род. п. {hy/datoS} `вода' и хетт. wadar — род. п. wedenas `вода' (< и.‑е. *{u)}od{o_}r/{u)}eden‑)), а также лат. iter — род. п. itineris `путь' (< и.‑е. *iter/itn‑).

Различное место, занимаемое этимологически тождественными аффиксами в языках-потомках, может свидетельствовать о том, что праязыковые прототипы этих аффиксов были клитиками.

Именно так обстоит дело, например, с показателем возвратности в прабалтославянском: в современном литовском языке в приставочных глаголах он помещается между приставкой и корнем, в бесприставочных — после окончания, в современном русском — только после окончания, ср.:

Таблица 3.4.4

Литовский	Русский
pri‑si‑lip{i\}nti	при‑лепить‑ся
pa‑si‑bij{o/}ti	по‑боять‑ся
pa‑si‑pra{s^}{y/}ti	по‑просить‑ся
su‑si‑b{e./}gti	с‑бежать‑ся
pra‑si‑tr{i\}nti	про‑тереть‑ся
n{e~}{s^}a‑si	несет‑ся
dal{i\}ja‑si	делит‑ся

Во всех приведенных примерах корни и приставки литовских и русских глаголов этимологически тождественны.

Гипотезу о клитическом характере прабалтославянского показателя возвратности подтверждают, в частности, данные польского языка, где этот показатель является клитикой до сих пор, ср.: Jak to sie{e#~} sta{l~}o? `Как это случилось?'

Кстати, тот факт, что в литовском языке показатель возвратности стоит после приставок, говорит о том, что и сами приставки в прабалтославянскую эпоху еще не были аффиксами.

Правило размещения клитик также может быть предметом реконструкции. Так, для праиндоевропейского языка восстанавливается следующее правило, получившее название "закон Ваккернагеля": клитики, относящиеся ко всему предложению, следуют за его первым полноударным словом. Кроме того, по предположению Я. Ваккернагеля, личные формы праиндоевропейского глагола в главном предложении вели себя подобно клитикам — теряли ударение и примыкали к первому ударному слову.

Синтактика праязыкового прототипа может отличаться от синтактики аффиксов, засвидетельствованных в языках-потомках, не только в том случае, если этот прототип был клитикой (или полнозначным словом), но и в случае, например, утраты языками-потомками разных частей праязыкового циркумфикса. Такая ситуация предполагается, в частности, для показателей согласовательного класса в западно-атлантических языках. В северно-атлантических языках корень слова `язык (часть тела)' имеет вид *lem‑/*{d^}‑em (волоф lamm‑i{n~}, фула {d^}em‑ngal, серер {d^}elem), а в южно-атлантических (так называемая "группа мель") — вид *mel‑/*mer- (темне r{э}‑mer, ммани li‑mil‑ing). При этом для северноатлантических языков характерна позиция классных показателей после корня, а для южноатлантических — перед ним (в приведенных примерах классный показатель отделен черточкой). На этом основании К.И. Поздняков [Поздняков 1993, 6] реконструирует в празападноатлантическом циркумфиксальный показатель *l‑ ‑el. Соответственно, слово `язык' реконструируется в виде *l‑lem‑el > lemel с последующим переразложением le‑mel в южноатлантических языках. Показательно, что в южноатлантическом языке киси, где классные показатели следуют за корнем, это слово выглядит как demu‑le, мн. ч. demu‑{a~} (т. е. без переразложения, в отличие от других южноатлантических языков).

Вообще, переразложение основ может достаточно сильно затемнять регулярные фонетические соответствия. Например, в латыни в ряде слов исконные инфиксы (бывшие в индоевропейском признаком основы настоящего времени) превратились в элементы корня, ср. punxi, перфект от pungo `колоть' (на исконно инфиксальный характер ‑n- указывает более ранняя форма перфекта — pepugi, где носовой закономерно отсутствует). Ср. также приводившийся выше пример унификации русских окончаний склонения (тематические гласные, относившиеся некогда к основе, были переосмыслены как элементы окончаний и претерпели изменения уже в этом качестве).