9. Сатира в литературе 18 века
Сатира (лат. satira) — проявление комического в искусстве, представляющее собой поэтическое унизительное обличение явлений при помощи различных комических средств: сарказма, иронии,гиперболы, гротеска, аллегории, пародии и др. Успехов в ней достигли Гораций, Персий и в особенности Ювенал, который определил её позднейшую форму для европейского классицизма. На жанр политической сатиры повлияли произведения поэта Аристофана об афинском народовластии.
Юмор в сатире используется для того, чтобы разбавить прямую критику, иначе сатира может выглядеть как проповедь. Это характерно уже для первых сатирических произведений.
Русская сатира жила уже в XVII веке и раньше в полународной повести, творчестве скоморохов и т. п. («Притча о бражнике», сатиры на суд Шемяки и о Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове, и проч.). В Патриаршей летописи под 1410 годом можно встретить образчик сатиры XV века: «Той же осени князь Сшвитригайло Олгирдович, внук Гедиминов… от Едигеевых Татар утомился зело, бегая и со своею славною Литвою, а едучи паки к себе в Литву, пограбил град Серпухов и опустошил, и отъиде во свояси со многим богатством»[источник не указан 595 дней]
Сатира, как стихия, захватила и всю журналистику в сатирических журналах (начиная с XVIII в.), и комедию, и особенно рассказ, повесть, роман. Классическая форма сатиры к XIX веку исчезает, но тем сильнее её влияние, как веяние, которым не захвачен редкий талантливый писатель: тут и лирики — Пушкин: — «На выздоровление Лукулла» и др. «Летопись села Горюхина»; Рылеев — «Временщику»; Лермонтов — «Дума» и др.; Некрасов — «Размышление у парадного подъезда», «Убогая и нарядная» и мн. др. его произведения, и драматургиДенис Фонвизин, Гоголь, Островский, и романисты (Гоголь с поэмою — «Мертвые души». Особенно Салтыков-Щедрин, бичующая и кусательная сатира которого временами достигает свифтовской силы).
Сатира в России расцвела в 18 в. Используются разнообразные жанры: эпиграмма, послание, басня, комедия, эпитафия, пародийная песня, публицистика. Сатира как произведение малого стихотворного жанра, ориентированного на античные и классицистические образцы, рождается из-под пера А. Д. Кантемира(восемь сатир в рукописном собрании 1743). В соответствии с европейскими классицистическими канонами действительность противопоставлялась здесь идеалу как варварское — просвещенному, бессмысленное — разумному. Кантемир, имитируя латинский стих, вырабатывал новый синтаксис, интенсивно использовал инверсии (обратный порядок слов) и переносы, стремился приблизить стих к «простому разговору», вводил просторечия, пословицы и поговорки. Новшества Кантемира не нашли продолжения в русской литературе. Следующий шаг в развитии российской сатиры был сделан А. П. Сумароковым. Сатира на бездарных авторов становится важным средством литературной борьбы.
Во второй половине 18 в. стихотворная сатира в России утрачивает свою популярность. На её место вступает журнальная. В 1760—1790-е в России один за другим открываются новые сатирические журналы: «Полезное увлечение», «Свободные часы», «Смесь», «Трутень», издаваемые И. С. Крыловым «Почта духов», «Зритель» и многие другие. Один из первых образцов сатиры — комедияД. И. Фонвизина «Недоросль»(1782). Творчество Крылова высмеивает людские пороки.
24. Драматургия Николева
Николай Петрович Николев (1758—1815) с шести лет воспитывался в доме своей родственницы, Екатерины Романовны Дашковой, где получил хорошее образование, мог свободно писать по-французски и по-итальянски. Николев вращался в кругу знакомых Дашковой, в частности он был хорошо знаком с Н. И. Паниным, которому позднее посвятил несколько посланий. Еще в детстве Николев был записан в гвардию; он дослужился до чина майора, но вынужден был выйти в отставку из-за прогрессирующей слепоты. В 1784 году Николев женился на княжне Е. А. Долгорукой.
Литературная деятельность Николева началась в 1774 году, когда он напечатал «Оду Екатерине на заключение славою увенчанного мира» и комедию в трех действиях «Попытка не шутка». Во второй половине 1770-х годов Николев примыкает к литературному кружку, душой и теоретиком которого в это время был Ф. Г. Карин, литератор-дилетант, богатый светский человек, занимавшийся также переводами. В кружок кроме Николева и Карина входили Д. П. Горчаков и Д. И. Хвостов. Общие литературные позиции кружка выразил Карин в «Письме к Николаю Петровичу Николеву о преобразователях российского языка на случай преставления Александра Петровича Сумарокова» (1778), сочиненном в ответ на «Письмо к Федору Григорьевичу Карину на кончину Александра Петровича Сумарокова» (1777) Николева. Члены кружка писали преимущественно сатиры в стихах и комические оперы. Николева они считали центральной фигурой не только в своем кружке, но и в русской литературе 1780-х годов, так как именно Николев претендовал на место Сумарокова — место первого среди русских драматургов, создателей трагедийного репертуара. К своей стихотворной сатире «Он и я» (1790) Горчаков сделал примечание, из которого видно, как высоко превозносились трагедии Николева в кружке: «Н. П. Николев, лучший наш трагик,
Николев очень много сделал для того, чтобы оправдать надежды своих друзей. Он пишет комедии: «Самолюбивый стихотворец» (1775), «Испытанное постоянство» (1775); комические оперы: «Розана и Любим» (1776), «Прикащик» (1777), «Любовник-колдун» (1779), «Феникс» (1779), «Точильщик» (1780), «Опекун-профессор» (1782); трагедии: «Пальмира» (1781), «Сорена и Замир» (1784). Из комических опер Николева прочный успех имела «Розана и Любим», ставившаяся по нескольку раз в каждом году, а из трагедий — «Сорена и Замир». Комедии же особенного успеха не имели.
Сам Николев совершенно был согласен со своими друзьями, видел в себе выдающегося драматурга и, при всем уважении к заслугам Сумарокова, считал, что время его ушло, а потому мог себе позволить написать на бедствовавшего тогда писателя комедию-памфлет «Самолюбивый стихотворец». Появление этой комедии Николева на сцене в 1781 году вызвало ряд полемических выступлений сторонников Сумарокова, в частности Я. Б. Княжнина и его жены — дочери Сумарокова, Е А. Княжниной.
Конец 1780-х — начало 1790-х годов — время литературно-теоретических выступлений Николева. В журнале Академии наук «Новые ежемесячные сочинения», которым руководила продолжавшая ему покровительствовать Дашкова, Николев напечатал практическое руководство «Рассуждение о российском стихотворстве» (1787) и теоретическое «Лиро-эпическое послание к Дашковой» (1791), своегорода трактат об искусстве поэзии по образцу знаменитого произведения Буало, но с учетом того, что разработали более поздние теоретики классицизма.
В драматургии Николев требует строгого соблюдения трех единств, в поэзии вообще — соблюдения норм трех стилей, в одической поэзии — осуждает «громкость» и «пышные слова». Есть основания предполагать, что основным объектом критики Николева являются оды Петрова, которого Николев и другие члены его кружка высмеивали в своих пародиях начала 1780-х годов.
К новаторству Державина в одическом жанре Николев относился сдержанно; сам он допускает простонародность и даже грубость выражений в «солдатских» и «гудошных» песнях, представляющих собой сознательную стилизацию солдатского фольклора.
Николеву могло казаться в это время, что его упрочившемуся литературному положению ничто не угрожает. В 1792 году он был избран в Российскую академию Нападение последовало со стороны неожиданных противников. Против него выступили на страницах «Московского журнала» Карамзин в статье о комедии Николева «Баловень» и И. И. Дмитриев в пародийном «Гимне восторгу» (1792). Не помогло Николеву и приобретение новых литературных союзников в лице И. А. Крылова и А. И. Клушина, напечатавших в «Санкт-Петербургском Меркурии» сатиру Д. П. Горчакова, в которой о нем говорилось очень почтительно.
Решительную борьбу сентименталистов против Николева поддержал Херасков. Этот поход против Николева усилился еще после того, как в третьей части своих «Творений» (1796) поэт перепечатал «Лиро-эпическое послание» с обширными «пополнительными» примечаниями в прозе, в которых отвечал своим критикам. Видимо, время литературных успехов Николева уже прошло. Собрание его «Творений», начавшее выходить с 1795 года и рассчитанное на десять томов, прекратилось в 1798 году на пятой части, скорей всего потому, что на него не было спроса. Николев потерял своего читателя.
15. Творчество Княжнина. «Вадим новгородский»
15Тираноборческая трагедия в русской литературе последней трети 18 века (Сумароков, Княжнин Николев)
Углубление тираноборческой темы на последнем этапе развития русской трагедии эпохи классицизма, сказавшееся в поздних трагедиях Сумарокова, особенно заметно в творчестве Якова Борисовича Княжнина. Его трагедия «Росслав» полемична по отношению к насаждавшемуся Екатериной представлению об «образцовом послушании» и «преданности» монаршей воле как высшем долге русского человека, основе его национального характера. В трагедии выведен образ героя-патриота, ненавидящего тиранию, разграничивающего любовь к отечеству и слепое повиновение. В трагедии Н. П. Николева «Сорена и Замир» насильственное ниспровержение тирана не только оправдывается, оно объявляется долгом подданных: Эта трагедия Николева заканчивается сценой возмущения подданных против власти тирана. Но пафос пьесы Николева значительно радикальнее. Своего высшего накала пафос тираноборчества достигает в трагедии Княжнина «Вадим Новгородский». Конфликт основан здесь на столкновении двух правд — правды идеального монарха Рюрика, призванного на царство новгородцами, с гордой непреклонностью идеального республиканца Вадима, отстаивающего исконную «вольность» новгородских граждан, равенство их перед лицом закона. И хотя побеждает Рюрик, Вадим погибает морально не сломленным, не поколебленным в правоте своих убеждений. Он произносит строгий суд над своими согражданами: в них он видит «гнусных рабов», которые сами просят неволи. В словах соратника Вадима Пренеста выносится приговор не одному лишь деспотизму как извращенной форме монархии, но и вообще самодержавию, ибо оно развязывает руки деспотизму, рождает его непроизвольно, независимо от личных качеств монарха. В подобных тирадах Екатерина II, напуганная революционными событиями во Франции, увидела прямую крамолу. Тираж «Вадима Новгородского» она поэтому предписала «сжечь публично». В политических тенденциях русской трагедии от Сумарокова до Княжнина прослеживается очевидная эволюция. При всем дидактизме, свойственном тираноборческим трагедиям классицизма, они были для общества школой гражданского воспитания, учили патриотической доблести, мужеству, чести. Слова «общество», «народ» наполнялись в сознании публики политическим содержанием, нередко более широким и объемным, чем то, которое вкладывал в них сам драматург. От тираноборческой трагедии классицизма тянутся живые нити к позднейшему русскому граждански-патриотическому театру.
Я́ков Бори́сович Княжни́н (3 (14) октября 1740 (1742?), Псков — 14 (25) января 1791, Санкт-Петербург) — известный русский писатель и драматург, членРоссийской академии (1783), представитель русского классицизма.
Княжнин родился в дворянской семье, воспитывался дома до 16 лет, а затем был отвезён в Петербург, в гимназию при Академии наук, под руководство профессора Модераха, где пробыл семь лет. Содержатель пансиона Лови учил его французскому, немецкому и итальянскому языкам. Ещё в школьном возрасте Княжнин начал литературную деятельность, сочиняя оды и мелкие стихотворения.
По окончании курса поступил в Иностранную коллегию юнкером, был назначен переводчиком, служил в канцелярии, занимавшейся строением домов и садов, но скоро перешёл на военную службу и был адъютантом при дежурном генерале.
1769 году Княжнин выступил со своей первой трагедией «Дидона», поставленной сначала в Москве, а затем в придворном театре в присутствии самой императрицы Екатерины II. Благодаря этой трагедии Княжнин близко познакомился с А. П. Сумароковым и женился на его старшей дочери — для тех времён весьма незаурядной личности, ставшей первой русской писательницей, опубликовавшей свои произведения в печати. В течение трёх лет Княжнин написал трагедию «Владимир и Ярополк» и комические оперы «Несчастие от кареты» и «Скупой» (музыка Василия Пашкевича, поставлены на сцене театра Карла Книпера). Тогда же он перевёл роман Мадам де Тансен «Несчастные любовники, или Истинные приключения графа Коминжа» (СПб., 1771)
Только в 1789 году Княжнин снова пишет трагедию — «Вадим Новгородский», но не решается отдать его на сцену по политическим мотивам. Французская революция и вызванная ею реакция при русском дворе подсказали Княжнину, что выступать с произведением, где основатель русского государства трактуется как узурпатор и восхваляется политическая свобода, было бы в такой ситуации неуместно. О трагедии знали только близкие к Княжнину люди, и поэтому он не лишился благосклонности императрицы. Более того, она приказала отпечатать собрание сочинений Княжнина за казённый счет и отдать автору.
За Княжниным утвердился данный ему Пушкиным меткий эпитет «переимчивого». Не ограничиваясь подражанием европейским образцам, Княжнин часто заимствовал целые тирады, преимущественно из французских классиков, а иногда просто переводил их пьесы без указания источника. Однако следует подчеркнуть, что в русской литературе XVIII в. это считалось не просто обычным делом, но даже почти достоинством, поэтому Княжнин стяжал прозвище «российского Расина». Современники не ставили ему в упрёк даже оперу «Сбитенщик», хотя это в сущности копия сАблесимовского «Мельника».
Наиболее оригинальные пьесы Княжнина — это «Вадим Новгородский» и «Росслав», хотя и в последней трагедии, по замечанию Мерзлякова, Росслав (в 3 явлении 3 акта) «как молотом поражает Христиерна высокими словами, заимствованными из трагедий Корнеля, Расина и Вольтера».
В «Дидоне» Княжнин подражал Лефран-де-Помпиньяну и Метастазио; «Ярополк и Владимир» — копия с «Андромахи» Расина; «Софонисба» заимствована у Вольтера; «Владисан» повторяет «Меропу» Вольтера; «Титово милосердие» — почти сплошной перевод из Метастазио; «Хвастун» — почти перевод комедии де Брюйе (англ.) «L’important de cour»; «Чудаки» — подражание «L’homme singulier» Детуша.
Вся эта широкая система заимствования отнюдь не лишает пьес Княжнина серьёзного историко-литературного значения.
Хронологически Княжнин является вторым русским драматургом после Сумарокова. «Отец российского театра» несомненно превосходил Княжнина драматическим талантом, но зато Княжнин ушёл далеко вперед в выработке сценического языка и в фактуре стихов. Княжнин больше Сумарокова страдает склонностью к риторике, но вместе с тем обладает большой технической виртуозностью. Целый ряд его стихов становился ходячими цитатами у современников: «Тиранка слабых душ, любовь — раба героя; коль счастья с должностью не можно согласить, тогда порочен тот, кто счастлив хочет быть»; «Исчезнет человек — останется герой»; «Да будет храм мой — Рим, алтарь — сердца граждан»; «Тот свободен, кто, смерти не страшась, тиранам не угоден» и т. п.
Ещё важнее внутреннее достоинство трагедий Княжнина — построение многих пьес преимущественно на гражданских мотивах. Правда, герои Княжнина — ходульные, но они пылают благородством и в своих сентенциях отражают философию века просвещения.
Лучшие комедии Княжнина, «Хвастун» и «Чудаки», также не лишены достоинств. Несмотря на заимствования, Княжнину удалось придать им много русских черт. Так как в них риторика была не нужна, то язык, которым говорят действующие лица комедий, вполне простой, разговорный, несмотря на рифмованные стихи. Комедии были главным образом направлены против французомании, тщеславия, желания «казаться, а не быть», отчасти против сословных предрассудков и т. д.
30. Массовая повествовательная литература.
«Письмовник» Н.Г. Курганова, впервые изданный в 1769 году, стал настольной книгой многих поколений русских людей на протяжении четырех царствований - от Екатерины II до Николая I. Читатели этой книги (мелкопоместное дворянство, мелкие чиновники) учились, воспитывались на ее текстах и усваивали заложенные там ценности.
Изучение текста «Письмовника» с помощью контент-анализа, позволило выявить 5 наиболее значимых для Н.Г. Курганова и для читателей его книги (большинства грамотных людей России конца XVIII - начала XIX вв.) ценностей: служение Отечеству, образование, труд, вера в Бога, семья.
Наибольший удельный вес имеют статьи, в которых утверждается ценность служения Отечеству. В тексте эта ценность раскрывается, во-первых, через идеальный образ правителя, во-вторых, через критику существующих пороков, таких как бюрократия и взяточничество. Служение Отечеству предполагает набор таких добродетелей, как верность, справедливость, мудрость, гибкость. Поощряются активность, ответственность, порядочность и храбрость.
Безусловной ценностью для автора является образование. Образование и воспитание не дифференцируются: обучать, значит, воспитывать нравственность. Знание, по Н.Г. Курганову, должно стоять во главе всего, в том числе государственного управления. Эта ценность выражена в следующем: во-первых, в уважении к авторитету древних философов; во-вторых, в уважении к книге как хранительнице мудрости поколений. Ценность утверждается через обращение к преимуществам, которые она дает: независимость мышления, равенство, более высокий социальный статус.
В отношении к ценности труда выявлено наличие двух тенденций. С одной стороны, отношение к труду нагружено христианским представлением - труд воспринимается как бремя, наказание человека за грехи. С другой стороны, присутствует иное, близкое к буржуазному, понимание этой ценности - поощряется прагматизм и рационализм, подчеркивается связь между трудом и получением достойного вознаграждения за него. Но вторая тенденция выражена слабее, чем первая. Отметим, что и отношение к богатству также трактуется с точки зрения традиционного христианства. Из текста видно, что в отличие от протестантской Европы, где богатство из противного Богу, превратилось в способ прославления его, в сознании русского человека подобного не произошло: накопительство связывается со скупостью и обманом. Корыстолюбие (так в «Письмовнике» называется стремление к накоплению) - негативная характеристика, чуждое нравственности качество, и его нужно преодолевать.
Следующая ценность, которая отчетливо прослеживается в «Письмовнике», - вера в Бога. При этом почитание Бога не должно быть абсолютным и безусловным, вера должна быть осознанной, а религия должна быть ограничена светскими рамками, в частности, образование не должно входить в прерогативу церкви. Утверждается, что есть такие действия, где человек является абсолютным хозяином ситуации (субъектом деятельности).
Что касается семьи как ценности, то она концептуализируется как создающая устойчивость и надежность, обусловленные терпимостью, целомудренностью, верностью женщины, ее безусловным подчинением мужу.
Таким образом, ценностные предпочтения людей рассматриваемого периода, с одной стороны, характерны для традиционного общества, а с другой стороны, несут на себе отпечаток западных буржуазных влияний.
37. Ходосевич « Державин»
книга Ходасевича. Здесь нет вымышленного "воссозданного" сюжета, а есть внимательное, кропотливое движение взгляда по известным фактам: стихам, письмам, мемуарам. Формально эту книгу можно было бы назвать документальной. Но Ходасевич настолько глубоко понимает своего героя, настолько сочувствует ему и так хорошо подсмеивается над ним, что этой симпатией заражаешься сразу и навсегда. Чего стоит рассказанный в самом начале эпизод: недоношенного Гавриилу Романовича спасли, как и было тогда принято, запекая в хлеб. И чудесный рассказ о том, как он делал военную карьеру, как заскучал, играя в карты со своим благодетелем, как портил отношения со всеми, от кого зависела его карьера. И как это оттачивало и раскаляло его стихи. Вообще следует помнить, что понимание поэзии - не такое уж частое явление. Многие, полагая себя знатоками поэзии, поскольку "чувствуют настроение", жестоко ошибаются. Поэтому очень ценно то, что поэт Ходасевич прекрасно понимает поэта Державина. История становления Державина-поэта, его первые настоящие стихи, история написания оды "Бог"... Путешествие к водопаду Кивач и перерождение этого потрясения в поэзию, прощание с любимой женой... "Державин" Ходасевича - наилучший путеводитель в мир настоящих стихов. Десятки эпизодов этой книги запоминаются навсегда. Например, случай по пути в Казань, когда Державин приударяет за встреченной красоткой: XVIII век в этой книге живой, не музейный, причем именно оттого, что автором ясно увидены люди эпохи: Державин, Екатерина, Кантемир, Потемкин, Гудович, обе супруги Державина. Пройдя через это сочинение, читатель никогда не сможет относиться равнодушно или снисходительно к поэту Державину. И самым симпатичным образом будет убежден, что прошлое не прошло, если только на него взглянул внимательный, остроумный, иронически-отзывчивый человек.
35. «Новый слог» Карамзина
Творчество Карамзина сыграло большую роль в дальнейшем развитии русского литературного языка. Создавая «новый слог», Карамзин отталкивается от «трех штилей» Ломоносова, от его од и похвальных речей. Реформа литературного языка, проведенная Ломоносовым, отвечала задачам переходного периода от древней к новой литературе, когда еще было преждевременным полностью отказаться от употребления церковнославянизмов. Однако три «штиля», предложенные Ломоносовым, опирались не на живую разговорную речь, а на остроумную мысль писателя-теоретика. Карамзин же решил приблизить литературный язык к разговорному. Поэтому одной из главных его целей было дальнейшее освобождение литературы от церковнославянизмов. В предисловии ко второй книжке альманаха «Аониды» он писал: «Один гром слов только оглушает нас и никогда до сердца не доходит» .
Вторая черта «нового слога» состояла в упрощении синтаксических конструкций. Карамзин отказался от пространных периодов. В «Пантеоне российских писателей» он решительно заявлял: «Проза Ломоносова вообще не может служить для нас образцом: длинные периоды его утомительны, расположение слов не всегда сообразно с течением мыслей». В отличие от Ломоносова, Карамзин стремился писать короткими, легко обозримыми предложениями. Для примера приведем отрывок из повести «Бедная Лиза»: «Эраст был до конца жизни своей несчастлив. Узнав о судьбе Лизиной, он не мог утешиться и почитал себя убийцею. Я познакомился с ним за год до его смерти. Он сам рассказал мне свою историю и привел меня к Лизиной могиле.— Теперь, может быть, они уже примирились!»
Третья заслуга Карамзина заключалась в обогащении русского языка рядом удачных неологизмов, которые прочно вошли в основной словарный состав. «Карамзин,— писал Белинский,— ввел русскую литературу в сферу новых идей, и преобразование языка было уже необходимым следствием этого дела».
Языковая реформа Карамзина имела и свои уязвимые стороны. К ним прежде всего следует отнести резко отрицательное отношение к народным идиомам, к лексике, связанной с жизнью простого народа. Писатель ориентировался на утонченные, аристократические вкусы образованных читателей того времени, принадлежащих к высшему обществу, которых оскорбляли «низкие» подробности крестьянского быта.