Примечания

30 Ключевский В.О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М., 1991.

31 Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Спб., 1911-1913. Вып. 1-2.

32 Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. Вып. 2. С. 355.

33 Там же. С. 339.

34 Там же. С. 332.

35 Там же. С. 333.

36 КарсавинЛ.П. Философия истории. С. 219.

37 Так писал о концепции Лаппо-Данилевского С.Н. Валк. См.: Русский исторический журнал. Пг., 1922. Кн. 8. С. 254.

38 Пресняков А.Е. А.С. Лаппо-Данилевский как ученый и мыслитель // Русский исторический журнал. Пг., 1920. Кн. 6. С. 90.

39 См.: Вернадский В.И. Научное творчество и научное образование // Bернадский В.И. О науке. Дубна, 1997. С. 116.

40 Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. Вып. 2. С. 375.

41 Карсавин Л.П. Введение в историю. Теория истории. Пг., 1920. С. 30.

42 См.: Валк С.Н. Воспоминание ученика // Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 189.

43 Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941. С. 495.

44 Сорокин П.А. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. С. 76-128.

45 Карсавин Л.П. Введение в историю... С. 5-6.

46 Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. Вып. 2. С. 332.

47 Kapcaвин Л.П. Введение в историю....

48 Пресняков А.Е. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский. Пг., 1922. С.42.

49 Гревс И.М. Экскурсии в культуру. М., 1925. С. 20.

Медушевская Ольга Михайловна Становление и развитие источниковедения Глава 12. Источниковедение в российской реальности

В 1917-1922 гг. русские ученые завершили создание концепции методологии истории, которую по смыслу молено назвать культурологической, а по методу - источниковедческой. Тогда же вышла книга А.С. Лаппо-Данилевского "Очерки дипломатики частных актов", в которой на конкретном материале источниковедения частных актов он реализовал теоретические понятия источника как явления культуры своего времени, показал способы применения к данному виду источников методов научной критики, интерпретации отдельных свидетельств, совершенно по-новому сформулировал принцип не только анализа, но и синтеза и исследовании источника.

Данные принципы методологии истории и источниковедения развивали, в свою очередь, С.Н. Валк, А.Е. Пресняков, другие ученые. Главное внимание они обращали на проблемы исторического познания, продолжив изучение важнейших видов источников - правовых документов, документов личного происхождения, делопроизводственной и экономической документации (писцовые книги).

Глубокий теоретический и конкретный анализ проблем методологии гуманитарного исследования, поиски новых ответов на поставленные жизнью вопросы определяли общую проблематику трудов, которые в рассматриваемый период удалось завершить и опубликовать А. С. Лаппо-Данилевскому, А.А. Шахматову, М.А. Дьяконову, А.А. Кауфману, С.Ф. Ольденбургу, И.М. Гревсу, С.Ф. Платонову, Л.П. Карсавину, А.Е. Преснякову, С.Н. Валку, Б.А. Романову, О.А. Добиаш-Рождественской, Т.И. Райнову, А.И. Андрееву, П.А. Сорокину, Г.В. Вернадскому. Многие из этих работ составляют классику русской методологии источниковедения послеоктябрьского периода.

Положение полностью изменилось после 1923 г. Все прежние направления исторических изысканий оказались закрытыми. Идеологизация и политизация науки и образования привела к ликвидации журналов, оттеснению ученых от архивной и преподавательской работы, а пришедшее в университеты пополнение активно занялось реализацией совершенно других идеологических и культурных задач. В создавшихся условиях значительные усилия представителей старой школы были направлены на просветительские цели, на сохранение памятников истории и культуры. Они пытались противостоять катастрофическому падению общекультурного уровня массового сознания. С данной точки зрения активное участие таких ученых, как С.Ф. Ольденбург, А.И. Андреев. С.Н. Валк, И.М. Гревс, П.Г. Любомиров, А.В. Орешников, В.И. и Г.В. Вернадские и других, в краеведческом движении вполне объяснимо. Важно, однако, подчеркнуть, что мозаичность, нарочитая узость тематики, отказ от обобщений и выводов, характерные для работ того времени, отнюдь не отвечают позитивистскому взгляду "обрабатывать свой маленький участок", как это может показаться. Напротив, представители данной методологической школы испытывали мучительное чувство утраты своей интеллектуальной среды, в которой каждое отдельное суждение, каждый социальный факт выступали как часть единой концепции мирового целого.

Фундаментальные проблемы социального познания, вставшие перед общественными науками к началу 20-х годов, были, в принципе, общими как для России, так и для Запада, они были поставлены самим ходом социального развития. Русская наука в конце XIX - начале XX в. искала свои ответы, создавая концепцию исторического процесса, в котором личность вписывалась в систему мировых отношений и могла быть понята лишь как элемент целого. Сторонники данной концепции придавали принципиальное значение тому пониманию исторического источника и тому методу, которые позволяли интерпретировать исторический источник как средство человеческого общения. Русская и западная историческая наука начала XX в. находилась на этапе взаимного сближения, интеграции. Уже была определена дата реальной, организационно-научной встречи, диалога историков: очередной международный конгресс исторической науки, назначенный на 1918 г. в Петрограде. Символично, что на этом форуме должен был обсуждаться вопрос о признании русского языка как международного. Возможно, что обмен идеями русской и западной науки на этом конгрессе дал бы новые импульсы развитию гуманитаристики.

Дальнейшие события на долгое время изолировали Россию от общемирового интеграционного процесса. Первая мировая война и се последствия изменили представления о мире и, естественно, не оставили неизменными суждения историков о предмете своих исследований. Идеи единства мирового исторического процесса и влияния событий в нем на судьбу личности проникали в общественное сознание не через университетские аудитории, а из непосредственных жизненных впечатлений и судеб. Это сильно подорвало престиж академической науки в глазах общества. Разочарование в исторической науке, падение ее престижа создало особый неблагоприятный фон для деятельности представителей гуманитарной науки на всем протяжении первой половины XX в. Период 20-50-х годов мог стать для русского источниковедения временем полного отказа от прежних научных идей. Идеологизация и политизация исторических исследований деформировали общественные науки, приведя их в кризисное, по общим оценкам, состояние. В этих условиях не могло не меняться и содержание источниковедения как части исторической науки.

Закрытое общество порождает особые условия функционирования науки и деятельности ученых. Оно препятствует свободному обмену социальной информацией, необходимой для развития сравнительных исследований в гуманитарной сфере. Русское источниковедение по мере возрастания идеологического прессинга 20-х годов попадало во все большую зависимость от этих условий. Осознавая себя продолжателями методологических концепций русской гуманитарной мысли, ученые лишались возможности объективного анализа ее идей и достижений. Рассматривая проблемы русской науки как глобальные, они в то же время не могли систематически обмениваться идеями с западными учеными. Эти обстоятельства оказывали существенное влияние на выбор тематики исследований, методы реализации исследовательских инициатив, способствовали возникновению самоцензуры, ставшей отличительной чертой русской науки. В таких условиях можно было использовать лишь внутренние резервы, изучать ограниченный круг проблем. Другими словами, выбор находился в соотношении с тематикой, которая в силу идеологических установок приобретала некую "актуальность", т. е. оказывалась допустимой или даже поощряемой партийными структурами.

В то же время появилась возможность обратиться к ранее малодоступным документальным источникам преимущественно по истории новейшего времени, историко-революционной тематике XIX-XX вв. Единый культурологический подход к источникам разных эпох, характерный для русского источниковедения, позволял представителям данного научного направления весьма успешно осваивать новые для них источники по историко-революционной тематике (см., например, работы С.Н. Валка, А.Е. Преснякова), истории народов России (в этом отношении представляет интерес работа Л.И. Андреева по источниковедению народов Севера и Сибири), а также по новейшей истории.

Чтобы оценить ситуацию в целом, важно напомнить, что формирование качественно нового отношения исторической науки к проблематике новейшего времени являлось центральной задачей для общественных наук XX в. Представители традиционных исторических школ профессионально были ориентированы на понимание истории как науки о прошлом. Для них "историческая дистанция" - необходимое условие свободы ученого от политической ангажированности. Временная дистанция давала дополнительные возможности оценить явления в ретроспективе. Соответственно строилась и подготовка историков. Борьба с устаревшим самоограничением историков была длительной. Эмоциональный накал "боев за историю" сам по себе свидетельствовал о трудностях преодоления позитивистских стереотипов. Лишь к середине XX в., пройдя через опыт второй мировой войны, историки и социологи осознали общность стоявших перед ними трудностей и в прямом диалоге начали обсуждать пути их преодоления (пределы "прошлого" и "настоящего"; единство и многообразие приемов научной критики источников ранних и новейших эпох).

В русском источниковедении сложилось иное положение. Заботы о судьбах архивов учреждений, оставшихся без государственного контроля после Октября, возможность изучения ранее закрытых дипломатических договоров и документов политической элиты царизма, интерес к деятельности политических партий и движений, желание понять сущность социальных кризисов современности - все это способствовало росту интереса русских ученых к изучению источников нового и новейшего времени. Однако их ожидали другие "бои за историю".

Дело было в том, что методологический подход, основанный па признании общности свойств источников разных эпох (как произведений общечеловеческой культуры), имеет свое логическое следствие: он предполагает принципиальное единство научно-критических методов анализа документов, оценки их достоверности, точности интерпретации вне зависимости от того, являются ли они фрагментом далекого прошлого или явлением современной политической жизни. В связи с активной разработкой новой социально-политической проблематики (первая поло-пина 20-х годов) в печати появилось немало работ, в которых отстаивались позиции научного, критического подхода к источникам новейшего времени.

Ученые апеллировали к авторитету старых методологов - Э. Бернгейма (Н.Н. Авдеев), Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобоса (А.И. Тюменев), даже "старика Шлецера" (Н.А. Рожков). Они пытались охарактеризовать и новые методологические работы (С.Н. Валк), обращаясь в поисках убедительной аргументации к лучшим примерам использования источников К. Марксом и Ф. Энгельсом. Свои методы исторического исследования С.Н. Быковский и Г.П. Саар иллюстрировали примерами анализа источников новейшего времени. Ученые рекомендовали использовать документы по истории революционных событий далее в средней школе (Ю.Н. Бочаров). Однако эти призывы не встретили ни малейшего отклика и к концу 20-х годов их бесперспективность стала очевидной. Возведение документов новейшего времени в статус исторических источников не состоялось.

Возможности научной деятельности в данной области в 20-50-х годах были жестко ограничены: оставались лишь частные, отдельные сюжеты, конкретные работы "к вопросу", очерки, в лучшем случае - публикации источников. Альтернативы для ученого не предоставлялось, и условия были приняты. Сами ис-торики-источниковеды готовы были поддержать складывавшийся образ вспомогательных исторических методов, исторической "техники" (которая, как известно, нейтральна по отношению к идеологии) и т. п. Но в науке не существует вспомогательных и мелких сюжетов. Они становятся таковыми, конечно, при отсутствии общих плодотворных идей, перспективы движения науки. Культурологическая же парадигма методологии источниковедения уже оформилась в главных чертах, была интерпретирована в ряде печатных трудов, В перспективе общего конкретное исследование выступало не как фрагмент разрушенной храмины российской истории, но как новый, пусть небольшой, шаг на пути освоения еще одного социального факта, элемента культурного целого мировой истории. При таком подходе можно работать и воспитывать творческих работников в любых обстоятельствах.

История источниковедения и его современное состояние свидетельствуют, что из периода 20 - начала 50-х годов оно вышло способным к возрождению и динамичному развитию. Уже в 50-х и особенно в 60-х годах источниковедение - его теория, преподавание, методы исследования - становится одним из наиболее заметных направлений развития отечественного гуманитарного знания. Именно в это время его все чаще называют наукой об источниках. В русле данного направления анализировались такие фундаментальные для исторической науки проблемы, как природа исторического источника, его место и значение в историческом познании. Источниковедение входит составной частью в междисциплинарные области истории науки, разрабатывает общие принципы подхода к источникам различных эпох, созданных в процессе социальной деятельности человеческих сообществ, развивает методы, охватывающие вещественно-материальную и знаковую, символическую стороны источника как явления культуры. Оно является необходимой основой для современного гуманитарного образования и культуры. Все это заставляет более внимательно отнестись к истории развития источниковедения 20-50-х годов, когда оно вместе со всей русской культурой и наукой переживало труднейший этап своего развития, когда "бои за историю" в русской и западной науке велись раздельно.

Битвы за новую историю, новую историческую науку в принципе шли по главным направлениям: преодоление европоцентризма в сознании историков; преодоление разрыва гуманитарного и естественно-научного знания и методов исследования; распространение научных исследований для изучения ранее неизведанных древнейших и особенно новейших эпох в истории человечества; разработка новых методов освоения бесконечного многообразия видов, типов и форм исторических источников, введение их в научный оборот. Теперь хорошо известно, как это происходило на Западе, как начиная с 20-х годов преодолевались старые стереотипы исторического мышления в трудах Л. Февра, М. Блока, как формировалось новое историческое видение в середине XX в. На Западе оно осуществлялось более открыто и гласно. В России борьба за профессионализм, за достоинство ученого и педагога велась молчаливо. Но, зная действующих лиц, воспринимая методологию источниковедения как особый элемент профессионального ремесла историка, ныне мы можем полнее интерпретировать те немногие события, которые были на виду. Известно, что автором учебника по источниковедению, вышедшего в 30-х годах в Грузии, был М.А. Полиевктов. Л если мы вспомним, что он был учеником Лаппо-Данилевского, связь между этими фактами как раз и даст нам возможность более полного понимания судеб методологии источниковедения в рассматриваемый период. Яснее для нас станет и связь между отдельными, казалось бы совсем непохожими, темами, которыми занимался Т.И. Райнов, если мы вспомним, что, будучи еще совсем молодым, он уже писал о методологических трудах Лаппо-Данилевского, исследовал взаимосвязь искусства, науки и познания на философской основе. Трудно представить во всей полноте творчество С.Н. Валка, смысл его обращения в 30-х годах (как бы неожиданного) к происхождению русского частного акта, если не поставить в этот ряд его блестящие "воспоминания ученика", достойного своего учителя; или Б.А. Романова без его речи, обращенной к учителю; или А.Д. Люблинской и ее "Источниковедения истории средних веков" без связи с ее ранними работами.

В молчаливом сражении за профессионализм историка, за передачу опыта новым поколениям решающее значение имели два обстоятельства: наличие концептуального видения проблемы и возможность ее реализации в преподавании. Нам известно значение методологии источниковедения как концепции, которую ее основатели развивали и интерпретировали, пока имели такую возможность, в печати. Для них весьма характерна и связь с высшей школой, стремление к преподавательской деятельности. И дело не только в передаче знаний, в необходимости формировать чу интеллектуальную среду, которая, в свою очередь, генерировала бы новые идеи. Университетское преподавание в классическом российском варианте давало возможность охватывать процесс развития науки в целом, обосновывать и соотносить теоретические поиски и исследовательскую практику, улавливать перспективы движения научной мысли. Именно поэтому методология источниковедения и ее преподавание в высшей школе составляют нечто единое. Судьбы университетского образования в России едва не привели к разрыву этого единства.

В 1930 г. произошло важное с данной точки зрения событие - был открыт Московский историко-архивный институт. Его возникновение никоим образом логически не выводится из потребностей исторической науки. Положение, которое она занимала в то время, исключает подобные соображения, тем более что источниковедение с его ригористическими постулатами достоверности и критики всегда препятствует подчинению науки идеологическим стереотипам. Историко-архивный институт был создан в связи с объективной потребностью государственных административных служб в документальном обеспечении управления. Для функционирования политической системы администрации необходимо документационное обеспечение, а для него, в свою очередь, подлинный, а не мнимый профессионализм. Поэтому в самый разгар идеологической борьбы с инакомыслием небольшая группа истинных профессионалов - историков и методологов - была привлечена к преподавательской деятельности в высшем учебном заведении. П.Г. Любомиров (последователь А.С. Лаппо-Данилевского) включил в складывавшиеся планы преподавания полный курс источниковедения. В 1936-1940 гг. курс, читал М.Н. Тихомиров, который привнес в него свое видение проблемы, создав наряду с С.А. Никитиным фундаментальный курс источниковедения отечественной истории. Тихомиров и Никитин рассматривали все важнейшие виды источников с древнейших времен до конца XIX в. На этой основе были созданы учебники, в которых были объединены традиции русского источниковедения и новые идеи.

Ученые исходили из положения, что сначала исследователь должен иметь ясное представление об "источниковедческой ситуации" проблемы в целом и лишь потом - углубляться в частности. Типологический курс источников русской истории читал в Московском университете В.О. Ключевский. Именно знание специфики источников русской истории позволяло проводить источниковедческие исследования по видовому принципу. Необходимость изучения источников по всей их совокупности обосновывал, как мы знаем, еще в 80-х годах прошлого века К.Н. Бестужев-Рюмин. М.Н. Тихомиров и С.А. Никитин вполне в традиции русской источниковедческой методологии создали целостную картину, обозначили "источниковедческую ситуацию" русской истории. Данный подход ценен еще и тем, что позволяет установить, как представляет себе историческая наука в тот или иной период совокупность своих источников. Учебник М.Н. Тихомирова с этой точки зрения стал важным шагом вперед: в нем дается необычайно широкая источниковедческая основа отечественной истории, в научный оборот вводятся целые комплексы источников по истории народов СССР с древнейших времен до конца ХVIII в. С.А. Никитин в своем учебнике представил совокупность источников по истории России XIX в.⁵⁰ Он теоретически обосновал принятый принцип рассмотрения источников, справедливо отметив, что именно типология дает возможность раскрыть условия формирования видовых свойств источников в длительной исторической перспективе. В настоящее время стало очевидно, что именно видовой типологический принцип оптимально соответствует исследовательской цели - системного осмысления культуры - материально фиксированного (в источниках) образа коэкзистенциального и эволюционного единства человечества. Источники в их видовой специфике представляют собой проекцию изучаемой культуры в пространстве и дают возможность проследить их эволюцию во времени, они несут информацию о функционировании социокультурной общности, страны, этноса, о структурах и способах функционирования системного механизма.

Примечания

50 Никитин С.А. Источниковедение истории СССР. ХX век. М., 1940.

Медушевская Ольга Михайловна

Становление и развитие источниковедения

Глава 13. Источник как явление культуры

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ разработка концепционных положений источниковедения особенно усилилась, когда в Ис-торико-архивный институт в 1943 г. пришел А.И. Андреев, вскоре возглавивший кафедру вспомогательных исторических дисциплин. В 1940 г. вышел в свет его выдающийся источниковедческий труд - монография "Очерки по источниковедению Сибири"⁵¹. В этом труде реализованы принципиальные положения методологии источниковедения петербургской школы: подход к историческим источникам как к явлениям культуры, рассмотрение вещественной и знаковой сторон источников, разработка видовых методов тончайшего критического исследования русских картографических, письменных, изобразительных и других источников в сравнительной перспективе. А.И. Андрееву удалось привлечь к разработке проблем методологии источниковедения и концепции курса значительные творческие научные силы, создать оптимальную структуру общего курса источниковедения. Вместе с В.К. Яцунским он занялся проблемой взаимодействия естественно-научных и гуманитарных аспектов в исследовании и преподавании источниковедения и исторической географии. Особенно важное значение имела разработка курса источниковедения отечественной истории новейшего времени, начатая по инициативе А.И. Андреева и М.Н. Черноморского, а также курсов и семинаров по дипломатике (актовое источниковедение), проведенная А.А. Зиминым, курса Л.В. Черепнина по источниковедению.

В это время изменялись сложившиеся стереотипы массового сознания. Технократические перспективы прогресса мировой цивилизации воспринимались более критично, нежели ранее, яснее вырисовывались опасные тенденции дегуманизации науки и развития общества в целом. Накопление нового социального опыта, введение в научный оборот источников, ранее не привлекавших к себе внимания профессиональных историков, изменившиеся представления о роли исторического знания и роли историка в процессе исследования - все эти новые проблемы настоятельно требовали теоретического обобщения, широкого обсуждения. Методологические дискуссии, развернувшиеся на Западе после выхода в свет книг М. Блока "Апология истории" и Р. Дж. Коллингвуда "Идея истории", огромный общественный интерес к работам об историческом познании, к новаторским трудам историков школы "Анналов" - свидетельства возрастания историзма общественного сознания.

Окончание второй мировой войны изменило общую политическую и культурную ситуацию в мире, позволило историкам по-иному осмыслить предмет и методы своей науки. В центре методологических дискуссий конца 40 - начала 50-х годов оказались вопросы исследования современной цивилизации. Сравнительный анализ различных подходов, приемов исследования, возможностей междисциплинарных контактов осознавался как результативный путь формирования новой социальной науки. В этих обстоятельствах жизнь за "железным занавесом" в искусственной изоляции от мировой культуры прошлого и современности воспринималась русским источниковедением особенно остро. Ученые всячески стремились выйти из сложившейся ситуации. Например, Л.И. Андреев, знакомя студентов Истори-ко-архивного института с работами А.С. Лаппо-Данилевского, открыто утверждал, что наука неделима и что необходимо знать новые достижения западных ученых.

В условиях нарастающего идеологического давления А.И. Андреев отстаивал свои научные убеждения, боролся против изоляции отечественной науки. Он публиковал труды, в которых рассматривал традиционные научные связи России и Запада, использовал новые данные об этом в педагогической работе. По его предложению кафедра включила в свои планы серию докладов о трудах западноевропейских и американских ученых, представлявших интерес для изучения источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин. Кафедра даже решила просить дирекцию об установлении контактов с соответствующими по профилю западноевропейскими и американскими научными учреждениями.

А.И. Андреев оставался тверд в отстаивании своих научных и нравственных приоритетов. Позднее его борьба за свободу научной мысли в современной историографии вполне справедливо сравнивалась с борьбой, которую в те же годы в области естествознания, биологии, генетики самоотверженно вели В.И. Вернадский, Н.И. Вавилов, Н.В. Тимофеев-Ресовский. Лишенный возможности работать на кафедре, А.И. Андреев был вынужден уехать из Москвы. Вслед за ним кафедру оставил Л.В. Черепнин, а позднее В.К. Яцунский.

Обсуждение методологических проблем в России конца 40-х годов носило, по понятным причинам, односторонний, идеологизированный характер. Но это не должно полностью увести нас от существа обсуждаемых проблем и достигнутых результатов. Теоретические проблемы источниковедения и конце 40 -начале 50-х годов подробно рассмотрены в ряде трудов Л.В. Черепнина. Чтение курсов источниковедения в Историко-архивном институте, разработка концепции источниковедения и программы курса, создание учебных пособий по палеографии и другим историческим дисциплинам позволили ученому обратиться к проблемам теории. Для русского источниковедения традиционным был сравнительный подход к проблемам теории и методологии исторического исследования. Как указывалось выше, еще К.Н. Бестужев-Рюмин в полемике с английским историком В. Фрименом изложил свою точку зрения на необходимость цельного подхода к изучению источников. А.С. Лаппо-Данилевский противопоставил концепцию методологии источниковедения "как цельного, систематического учения" идеям Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобоса, Э. Фримена, Э. Бернгейма. Он фактически вовлекал в научный спор всю методологическую философскую литературу по проблемам исторического познания.

Л.В. Черепнин развивал свои представления об источниковедении и, особенно, об историческом источнике в полемике с идеями Л.С. Лаппо-Данилевского. Черепнин, по существу, также исходит из концепции источниковедения как целостного и систематического учения. Он принимает и основные идеи общего метода критики, интерпретации, источниковедческого синтеза. Основные возражения он высказывал по вопросу о природе исторического источника, который основатель данной методологии определял как "реализованный продукт человеческой психики". Черепнин определял источник как явление культуры. Но он существенно дополнил представление о природе источника, определяя его как историческое явление, как продукт общественной борьбы и социальных противоречий эпохи. Источник реализуется не таким, каким человеческая психика его замыслила, но несущим на себе отпечаток среды его возникновения. Не случайно и главный труд - "Русские феодальные архивы" Черепни-на основан на том корпусе источников, которые ему вслед за автором "Очерков русской дипломатики частных актов" тоже представлялись наиболее перспективными как источники, а именно на государственно-правовых и частноправовых актах XIV-XVI вв. Видовые методы их исследования разработаны им в соответствии с теоретико-методологическими концепциями, созданными русским источниковедением⁵².

Бесспорным свидетельством развития источниковедения в 20-50-е годы является то, что в это время продолжали создаваться учебные пособия, дававшие обобщенную картину источников целых исторических эпох. Учебники М.Н. Тихомирова и С.А. Никитина, как уже отмечалось, стали своего рода образцом издания, совмещавшего высокий профессионализм и четкость критериев отбора источников, ясность изложения. Данное направление находит свое продолжение. А.Д. Люблинская подготовила учебник "Источниковедение истории средних веков"⁵³. При А.И, Андрееве в Историко-архивном институте был задуман и позже реализован проект - учебник по источниковедению истории советского периода, изменивший само отношение к преподаванию данного курса. Освоение источников нового и новейшего времени началось в 20-е годы с. источников революционного и политического движения в России и на Западе.

Одной из первостепенных задач в работе А.И. Андреева на кафедре было развитие источниковедения истории советского общества как особого направления, а также соответствующего лекционного курса, в котором можно было бы широко использовать документы современности. Он пригласил на кафедру специалиста в области советской статистики М.Н. Черноморского.

Заложенное в новой концепции единство подхода к источникам ранних эпох и современности открыло возможности обращения к нетрадиционной проблематике. Тем самым преодолевалась привычная для менталитета историков временная дистанция, якобы необходимая для изучения событий современности, а с нею представление об истории как науке о прошлом. Документы, еще не вышедшие из политической, социальной, культурной жизни и практики, уже могли интерпретироваться как источники, требующие критического анализа и верификации. Для идеологизированного общества 30-50-х годов обращение к руководящим политическим документам как к историческим источникам было открытием. В этом имплицитно содержалась идея возможности критического отношения к этим документам, вокруг них исчезал ореол вневременности и абсолютности.

С началом "оттепели" в середине 50-х годов обращение к вопросам источниковедения новейшего времени стало достоянием научной общественности. В 1957 г. состоялась научная дискуссия в Историко-архивном институте, посвященная вопросам критики исторических источников. В центре внимания оказался, как и следовало предполагать, прежде всего принципиальный вопрос - о правомерности применения к источникам советского периода методов научной критики и интерпретации. Вызвавшая поначалу психологический шок у идеологизированной аудитории, привыкшей к апологетической, вневременной, абсолютизированной трактовке любого советского документа, новая постановка вопроса в условиях ослабления идеологических запретов постепенно осваивалась в обществе. Большой интерес в этой связи вызвала работа В.П. Данилова и С.И. Якубовской, посвященная теории источниковедения новейшего времени.

В последующие годы предмет, задачи источниковедения нового и новейшего времени, специфика источников (например, можно ли считать мемуары историческим источником) обсуждались более конкретно. Проблеме преподавания источниковедения новейшего времени посвящались дискуссии в ведущих исторических изданиях начала 60-х годов.

Накапливался материал о приемах источниковедческого анализа новейших документов, о принципах их научной критики, об основах классификации. Русские источниковеды долгое время были лишены возможности свободно использовать традиции источниковедческой мысли, открыто дискутировать по проблемам своей науки. Между тем известно: сопоставление позиций пробуждает мысль, позволяет яснее высказать то новое, что видит ученый, под иным углом рассматривая проблемы своей профессиональной деятельности. Ведь именно в полемике с догмами позитивистской методологии истории утверждал свое видение исторического метода Л. Февр. В свою очередь, и его позиция, и суждения Ланглуа и Сеньобоса стали предметом сравнительного изучения для следующего поколения, открывшего у Ланглуа и Сеньобоса немало ценного. В споре с позитивистскими методами "плохого детектива" утвердил Марру свое представление о месте историка в процессе познания.

Сравнительный подход к изучению теоретико-методологических проблем источниковедения стал более успешно развиваться с начала 60-х годов, когда появилась возможность обсуждения идей и положений русских методологов прошлого и современных западных ученых.

Примечания

51 Андреев А.И. Очерки по источниковедению Сибири. 2-е изд. М., 1960- 1965. Т. 1-2.

52 Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. М., 1948-1950. Т. 1-2.

53 Люблинская А.Д. Источниковедение истории средних веков. М., 1955.

Медушевская Ольга Михайловна

Становление и развитие источниковедения

Глава 14. Теоретические проблемы источниковедения. Источниковедческие проблемы наук о человеке

1. От исторического источниковедения к методологии гуманитарного исследования: проблемы теории

В 60-70-х ГОДАХ сформировалось особое направление, в центре внимания которого находились теоретические проблемы источниковедения. В настоящее время оно представлено рядом монографических исследований, учебных пособий, научных публикаций. Это направление отличает междисципли-нарный подход (природа исторического источника рассматривается в трудах историков, исследователей истории науки и техники, философов, социологов, исследователей материальной культуры и др.). Характерно также применение сравнительного подхода при анализе проблем теории, истории и методов источниковедения (труды Г.М. Иванова, Б.Г. Литвака, О.М. Медушев-ской, А.П. Пронштейна, Л.Н. Пушкарева, А.Т. Николаевой, В.И. Стрельского, С.O. Шмидта и других ученых). В центре дискуссии - методы исторического исследования в их сравнительно-историческом развитии и в современном состоянии, природа исторического источника, соотношение источника и социальной реальности, диалектика субъективного и объективного в процессе социального познания.

В последующие десятилетия сопоставительный подход все шире использовался учеными для разработки проблем истории источниковедения XVIII-XIX вв., анализа развития перспектив современного источниковедения, классификации исторических источников, приемов источниковедческого анализа и синтеза. Современное исследование теоретических проблем источниковедения опирается на метод сравнительного анализа подходов к проблемам соотношения субъекта и объекта в историческом познании, анализа западной новой исторической школы в контексте реалий социального развития и гуманитарной мысли XX в, Долгое время развивавшиеся в условиях изоляции и противостояния русская и западная мысль обрели к концу XX в. возможности интеграции.

После первой мировой войны общественный статус исторической науки и престиж ученого гуманитарного профиля претерпели резкие изменения, что было связано с разочарованием в прогнозирующих возможностях исторической науки и социальных наук в целом. На этом фоне негативного отношения масс к духовным ценностям исторического прошлого профессионалы-гуманитарии обратились к критическому переосмыслению традиционного исторического метода, неэффективного, по крайней мере так казалось тогда, для адекватного восприятия современного процесса с его ошеломляющими социальными сдвигами глобального масштаба. Естественно поэтому, что переосмыслению и критической переоценке в первую очередь подверглись традиционные представления об историческом документе, путях достижения исторической истины, упрощенные суждения о соотношении исторического источника и факта социальной действительности.

Борьба выдающихся французских историков, основателей школы "Анналов" Л. Февра и М. Блока за расширение проблематики исследований, обновление понятийного аппарата исторической науки, против сухой описательности "историзирующей истории" сопровождалась нападками на эрудитскую историографию и ее жесткие и требовательные принципы изощренной внутренней и внешней критики средневековых текстов. Знаменитая формулировка Ланглуа и Сеньобоса о том, что "история пишется по документам", подверглась пересмотру, прежде всего с позиции того, что историк должен опираться на более широкую базу источников, отнюдь не только письменных, использовать данные других наук. Он должен, как писал Февр, уметь "использовать все, что было у человека, зависело от человека, было придумано или обработано им, свидетельствует о его присутствии, пристрастиях, образе жизни человека"⁵⁴.

Новые проблемы требовали новых подходов, обращения к сложным социальным фактам. Если позитивистские приемы вырабатывались в ходе анализа событийных фактов, деятельности выдающихся исторических личностей, внешнего хода политической истории, то история нового типа требовала анализа и обобщения фактов, не находящих непосредственного отражения в источниках, связанных с изменениями общественного сознания, крупными социальными конфликтами, глубинными мотивами человеческого познания. "Исторический метод, филологический метод, критический метод - все это превосходные точные инструменты. Они делают честь как их создателям, так и тем поколениям тружеников, которые получили их от своих предшественников и сумели усовершенствовать в процессе труда"⁵⁵, - писал Л. Февр позднее, после окончания второй мировой войны, призывая историков новых поколений идти дальше, - не только уметь пользоваться этими методами, но проникаться общечеловеческой сутью истории, разбираться в сокровенном смысле человеческих судеб. Основатели школы "Анналов" в своей критике позитивистского подхода стремились побудить историков к отказу от устаревшего, догматичного, сохранив в то же время высочайший профессионализм. К сожалению, для историков более молодого поколения, обратившихся к занятиям историей в 20-е годы, этот насмешливый негативизм по отношению к специалистам, "восседающим на исполинской груде старинных бумаг" или "просто переписывающим источники", мог означать вовсе не переход к новому уровню исторического познания, а более простой путь: отказ от столь трудоемкого академического профессионализма. В 20-30-е годы утрата академического профессионализма, "академической выучки" оказалась вполне реальной. Недооценка профессионализма самым непосредственным образом сочеталась с призывами к актуализации проблематики исторических исследований обращением к истории современности, отстранением прежней университетской профессуры от преподавательской и исследовательской научной работы.

Глобальный кризис духовной культуры 30-40-х годов поставил историческую науку на грань выживания. Под сомнением оказалась ее необходимость для общества, ее место в образовании, сам смысл ее существования. Если в конце XIX в. вопрос о том, необходима ли история, представлялся Ш. Сеньобосу "праздным" ввиду полной очевидности ответа, то в годы второй мировой войны М. Блок начал свою знаменитую "Апологию истории" именно с этого актуального вопроса: зачем история? Нужна ли она в столь тяжкое время? Таким образом формируется исследовательская проблематика, охватывающая "всего" (тотального) человека, "все стороны жизни человека и общества, в том числе и такие, которые, казалось бы, не имеют или почти не имеют истории... Речь идет о ментальных, демографических структурах, технологических приемах".

Но обогащение исследовательской проблематики - только одна сторона проблемы взаимодействия наук. При этом не снимаются методологические трудности, а скорее добавляются к ним новые. Дело в том, что науки, такие как антропология и социология, использующие методы полевых исследований, большое внимание уделяют интеракциональному взаимодействию. Вряд ли возможно избежать влияния наблюдателя на ход беседы, достигнуть желаемого уровня достоверности полученных данных. Историк, проецируя на материал своих источников актуальную для науки о человеке проблематику, оказывается вовлеченным и в соответствующие интерпретационные рефлексии. Между тем данные методологические рефлексии по существу выходят за пределы его профессионального опыта. Анализируя сложный и противоречивый процесс формирования новой науки о человеке и раскрывая возможности истории в междисциплинарных контактах и взаимодействиях, исследователи справедливо задаются вопросом: "Каким образом история может, заимствуя их (других паук) приемы и методы, обогащаясь за их счет, привлекая их на свою сторону, не утратить своей специфики, остаться наукой исторической?" Сама постановка подобного вопроса ясно указывает на уже осознанную потребность обратиться к проблематике методологии истории.

В полемике, нашедшей свое отражение на страницах научной печати, историки-профессионалы не смогли выдвинуть принципиально новых идей в методологии исторического исследования. Более того, некоторые из них прямо утверждали, что, негативно относясь к новым интерпретационным методам для понимания прошлого, видят опасность утраты позиций объективности исторического познания, в вопросах достоверности научного знания солидарны с позитивистскими методологами. Таким образом, к середине XX в. разрыв между профессиональной исторической наукой и философией истории сохранялся. Вопрос о том, что, собственно, выступает в качестве реального объекта исторического познания, имеют ли исторические источники какие-либо объективные свойства, в каких направлениях можно совершенствовать методологию исторического исследования, в рамках неокантианской методологии остается открытым. Между тем для решения новых задач глобальной истории наука остро нуждается в притоке новых данных.

Дефицит эмпирического материала новая историческая наука, функционируя в рамках неокантианской концепции, предполагает получить, так сказать, в готовом виде, из других гуманитарных и даже негуманитарных наук. С середины XX в. на расширение временных, региональных, и прежде всего культурологических, горизонтов гуманитарного знания влияют антропология и этнология. "В 60-е годы социальная антропология, приобретшая широкую известность благодаря трудам Леви-Строса, бросила историкам форменный вызов", - вспоминает Ж. Дюби. Антропология открыла свои пути к отысканию общих законов функционирования человеческого разума, культуры, свободных от сословных или этнических ограничений. Под ее влиянием расширилась проблематика изучения традиционных типов не только первобытных, но и европейских культур, семьи и дома, крестьянского быта, празднеств, народных ремесел и искусства. Углубляя взаимодействие с антропологией, этнологией, социологией, историческая наука расширяет свою проблематику,

Как уже отмечалось, в процессе преодоления позитивистской парадигмы, ориентированной на эмпирическую данность объекта, историческая наука XX в. испытала сильнейшее воздействие парадигмы неокантианской. Именно в ней виделась возможность достижения нового качественного уровня: проблематика исторических исследований расширялась прежде всего благодаря мощному интеллектуальному прорыву, преодолевающему и неизученность тематики, и пробелы в источниках. "Анналы" перевернули историографию сочетанием трех основных идей: критикой отношения между историком, историческим памятником и историческим фактом"⁵⁶. Нельзя, однако, рассматривая развитие исторической науки вплоть до настоящего времени, не отметить, что методологические рефлексии о природе исторического познания отнюдь не были в центре внимания историков-профессионалов. Весьма долгое время они пребывали в убеждении, что данная проблематика прямого отношения к ним не имеет. В свое время А.И. Марру обращался к историкам с призывом изживать позитивистское предубеждение против проблематики философии истории. Он сравнивал профессионала, не интересующегося методологией исторического знания, с рабочим, который не в состоянии ни починить, ни усовершенствовать свой станок. Правоту этих слов профессиональные историки оценили далеко не сразу.