Основные подходы к изучению общества. В процессе развития научных знаний сложилось несколько основных подходов к исследованию и объяснению общества. Первый подход — натуралистический. Он связан с развитием естествознания в XVII—XVIII вв. Опираясь на естественно-научные взгляды, многие мыслители прошлого утверждали, что общество есть своеобразное продолжение природы. Тип общественного устройства считался результатом влияния на жизнь людей географической среды и других природных факторов. В XVIII в. эту точку зрения отстаивал французский мыслитель Ш. Монтескье (1689—1755). В Новейшее время таких взглядов придерживался русский историк Л. Н. Гумилёв (1912—1992). Этот подход проявляется также в понимании общества как особого живого организма.Культурно-исторический подход к изучению общества характерен для конца XIX — начала XX в. Его становление связано с развитием таких наук, как история, культурология, антропология. В рамках данного подхода выявляются различия природных и общественных процессов. Жизнь общества здесь рассматривается как область влияния моральных, эстетических и других духовных ценностей, составляющих основу культуры. Создателем теории культурно-исторических типов общественной жизни был русский учёный Н. Я. Данилевский (1822—1885).
Особое значение имеет вопрос о целостности общества. Некоторые мыслители полагали, что общество представляет собой простую сумму живущих в нём людей и образуется в результате сложения способностей, поведения, действий множества индивидов-атомов. Данный подход возник в философии Нового времени. Так считали, например, английские философы XVII в. Т. Гоббс и Дж. Локк. Другие же учёные рассматривали общество как единое целое и утверждали, что его нельзя свести просто к сумме индивидов. Эта точка зрения более плодотворна, потому что люди на самом деле никогда не бывают обособленными «атомами». Но такой подход породил ещё один сложный вопрос: в чём состоит это единство людей, на чём базируется целостность общества?
Многие мыслители (немецкий философ XIX в. Г. Гегель и др.), отвечая на данный вопрос, искали основание целостности и единства общества в его духовной жизни. Подобный подход к пониманию общества можно назвать идеалистическим. История здесь часто рассматривается как процесс движения к достижению некоторого идеала, высшей духовной цели.
Существует и материалистический подход в понимании общественной жизни. Например, немецкие мыслители XIX в. К. Маркс (1818—1883) и Ф. Энгельс (1820—1895) полагали, что её основой выступает деятельность людей по удовлетворению своих материальных потребностей. Такой деятельностью является материальное производство. Не отрицая существования в общественной жизни идейных или духовных побудительных мотивов, материалистический подход основывается на том, что реальная материальная жизнь людей определяет их сознание.
Материалистический и идеалистический подходы к пониманию основы общественной жизни во многом дополняют друг друга, поскольку в нашей жизни действительно есть как материальные, так и духовные стороны, побудительные причины деятельности, и они тесно связаны между собой..
Теория этногенеза Л.Н. Гумилева.
Выдающийся русский учёный Л.Н. Гумилёв рассматривает этнос как биофизическую реальность, всегда облачённую в ту или иную оболочку. Для Гумилёва этнос не социальная группа, так как напрямую с производительными силами он не связан. Этнос не раса, так как это не форма общежития, а биологическая характеристика. Этнос не популяция (сумма особей, живущих в одном ареале и беспорядочно скрещивающихся между собой). Этнос – явление географическое, связанное с кормящим и вмещающим его ландшафтом.
При этом становится понятной и очевидной мысль о том, что человек – это не только социальное существо, хранящее в себе в определённом смысле весь опыт исторического развития человечества. Мы не должны забывать, что человек – это ещё и часть биосферы нашей планеты, закономерный итог её длительного, продолжающегося миллионы и миллиарды лет развития. В.И. Вернадский, создатель учения о биосфере – ноосфере, утверждал, что биосфера Земли – это совокупность живого вещества (всех живых организмов нашей планеты) и преобразованной им окружающей среды. Человек, как часть живого вещества Земли, не может не принимать участия в биогеохимических процессах, обеспечивающих функционирование биосферы. Как же человек входит в биосферу, становится её составной частью? Гумилёв считал, что это происходит в виде этносов, которые в совокупности становятся антропосферой, или этносферой. Поэтому понятна роль ландшафта для существования этноса – это необходимый элемент антропосферы. Но этносы отличаются от растений и животных, также неразрывно связанных с окружающей средой, но не способных к осознанной деятельности, тем, что человек может сознательно и целенаправленно изменять условия своего существования. Эта способность человека может стать как величайшим благом, так и величайшим злом. Ведь своей деятельностью человек нарушает тщательно отлаженные механизмы саморегуляции биосферы и вместо ожидаемого улучшения условий своей жизни может столкнуться с экологической катастрофой.
Другой сущностной характеристикой этноса является его тесная связь с энергией. Как часть биосферы Земли, этносы должны участвовать во всех биосферных процессах. Чтобы представить себе масштаб этих процессов, достаточно упомянуть, что важнейшей функцией является средообразующая, и её результат – современный облик нашей планеты. Такие мощнейшие процессы, как извержения вулканов, землятрясения, требуют гигантских энергетических затрат. Природа этой энергии также была открыта В.И. Вернадским, назвавшим её биогеохимической энергией живого вещества. Для функционирования биосферы в целом важнее всего энергия Солнца, излучения которого буквально пронизывают всю биосферу. Для объяснения же сущности этноса и этничности большее значение имеют космические излучения, изредка достигающие поверхности Земли и оказывающие своё молниеносное энергетическое воздействие. Гипотеза Гумилёва заключается в том, что несколько раз за тысячелетие Земля подвергается воздействию какого-то специфического вида космического излучения, которое вызывает мутации, способствующие появлению у некоторой части людей повышенной тяги к действию. Это свойство Гумилёв назвал пассионарностью, а людей – носителей этого свойства – пассионариями. Собираясь вместе, такие люди ставят общие цели и добиваются их осуществления. Они вырабатывают единые стереотипы поведения и единое самосознание, образуя таким образом новый этнос.
Существенно важным для характеристики этноса Гумилёв также считал системный подход, в соответствии с которым весь мир рассматривается как совокупность систем – множества внешне и внутренне упорядоченных элементов. Гумилёв считал, что этнос – закрытая система дискретного типа. Он получает заряд энергии в момент пассионарного толчка (уже упоминавшейся вспышки космической энергии, приводящей к мутациям) и, растратив его, либо переходит к равновесному состоянию со средой, либо распадается на части. Именно так существуют в биосфере природные коллективы людей с общим стереотипом поведения (этот признак Гумилёв считал самым главным для этноса) и своеобразной внутренней структурой, противопоставляющей себя всем другим подобным коллективам на основе дихотомии «мы – они». Это явление противопоставления и есть тот механизм, с помощью которого человек влияет на природу, воспринимает её составляющие и кристаллизует их в свою культуру [4:103].
При взаимодействии этносов друг с другом ритмы их пассионарных полей накладываются друг на друга. При этом может возникнуть либо гармония, когда фазы их колебания совпадают, либо дисгармония. В первом случае возможны этническое слияние, ассимиляция, плодотворные этнические контакты; во втором – нарушение ритма одного или обоих полей, что расшатывает системные связи этносов и при неблагоприятных условиях может привести к гибели участников такого контакта. Так Гумилёв подводит объективную основу под чувство комплиментарности – деления на «своих – чужих», являющегося важнейшей характеристикой этноса [4:104].
2.
Концепция этногенеза Л.Н. Гумилёва
Создавая свою теорию этногенеза, Гумилёв положил в её основу в качестве главного постулата тезис о природно-биологическом характере этноса, обусловленного тем, что оно является составной частью биоорганического мира планеты и возникает в определённых географических и климатических условиях. Гумилёв определяет этнос как биофизическую реальность, а потому весь механизм этногенеза он ищет в реальных природных процессах. По его мнению, будучи составной частью биосферы, этносы должны подчиняться её законам, участвуя в тех процессах, которые протекают в ней. А это гигантские по своим масштабам процессы, в значительной мере сформировавшие весь современный облик нашей планеты, сравнимые по энергетическим затратам с величайшими геологическими процессами. В.И. Вернадский назвал эту энергию биогеохимической энергией живого вещества биосферы. Она есть не что иное, как преобразованная энергия Солнца, космоса и радиоактивного распада в недрах Земли. Биосфера просто купается в потоках энергии, она открыта космосу и чутко реагирует на энергетические всплески, происходящие там. В этом заключается причина загадочных на первый взгляд взрывов популяций – стай саранчи, леммингов, вдруг появляющихся в гигантских количествах, чтобы бросится в воды океана. Подобные же влияния испытывает и человек, реакция на них становится заметной на уровне этносов. При соблюдении некоторых условий энергетическая вспышка становится началом процесса этногенеза [1:147].
Гипотеза Гумилёва заключается в предположении, что несколько раз за тысячелетие поверхность нашей планеты подвергается воздействию определённого типа космического излучения, которое вызывает пассионарный толчок, т.е. мутацию гена человека, отвечающего за восприятие энергии организмом из внешнего мира. Особенность этих толчков заключается в их кратковременности. За последние 3 тыс. лет было достоверно зафиксировано 9 пассионарных толчков: 4 до нашей эры и 5 за последние два тысячелетия.
Суть явления пассионарности состоит в том, что до мутационных изменений человек получает из окружающего мира ровно столько энергии, сколько ему необходимо для нормальной жизнедеятельности. При пассионарном толчке, вызывающем мутацию этого гена, человек становится способным воспринять значительно больше энергии, чем ему необходимо. Так образуется избыток энергии, который может быть направлен в любое русло. Такой человек будет обладать повышенной тягой к действию – пассионарностью. Эта избыточная энергия может быть направлена на организацию завоевательных походов или научных экспедиций, на создание новой религии или научной теории. Если же некоторое количество людей, обладающих этим признаком, соберётся вместе, объединённое одной целью, и если при этом они находятся в благоприятных географических условиях – необходим разнообразный ландшафт – появляется зародыш нового этноса, начинается бурный процесс этногенеза, завершающийся через 130 – 160 лет возникновением нового народа. Наиболее существенными отличительными признаками нового этноса являются специфические стереотипы поведения, которые передаются последующим поколениям не генетически, а через механизм сигнальной наследственности, через культуру, когда потомство путём подражания и научения перенимает от родителей необходимые поведенческие стереотипы. Именно эти стереотипы и создают пассионарии.
Таким образом, процесс этногенеза Гумилёв связывает с пассионарностью – образованием внутри старого этноса или нескольких этносов некоторого количества людей с повышенной тягой к действию. Это становится пусковым механизмом этногенеза. После этого этнос проходит ряд закономерных фаз развития, которые составляют цикл жизни этноса продолжительностью около 1,5 тыс. лет, если этнос не гибнет раньше по внешней причине. Этногенез по Гумилёву – процесс получения однократного запаса энергии после вспышки космического излучения и дальнейшей его растраты в ходе развития этноса, пока последний не придёт в состояние гомеостаза – равновесия с природой, при котором уровень пассионарности равен нулю [5:148].
3.
Фазы развития этноса.Фазы развития этноса связаны с определёнными уровнями пассионарного напряжения, что внешне выражается в специфических для каждой фазы стереотипах поведения. После пассионарного толчка наступает фаза подъёма, которая продолжается 200 – 300 лет. Она связана с экспансией нового этноса, который создают пассионарии, ставящие перед собой задачу создания нового сильного государства и идущие для этого на любые жертвы. Окружающие народы воспринимают новый этнос как общность крайне активных людей, появившуюся как бы вдруг на месте нескольких незначительных племён и активно отстаивающую свои интересы, часто за счёт соседей. Затем наступает акматическая (от греч. «акме» - высшая точка) фаза, в которой пассионарное напряжение достигает высочайшего уровня за счёт большого количества пассионариев, которые думают уже не столько об общих целях, сколько о своих личных интересах. Рост индивидуализма в сочетании с избытком пассионарности часто вводит этнос в состояние пассионарного перегрева, когда избыточная энергия, тратившаяся в фазе подъёма на бурный рост и экспансию, уходит на внутренние конфликты. Эта фаза, продолжающаяся следующие 300 лет, - одна из самых тяжёлых в жизни этноса, так как это период гражданских войн, культурных потерь. В конце концов, большая часть пассионариев истребляет друг друга, что вызывает резкое падение уровня пассионарного напряжения в этносе. Это падение связано также с тем, что ушедшие пассионарии замещаются не гармоничными особями, а субпассионариями – людьми, не способными воспринять даже нормы энергии, необходимой для полноценной адаптации к среде. Люди такого типа хорошо известны – это бродяги, босяки, бомжи. Появление этих признаков означает наступление фазы надлома – кризисной фазы, продолжающейся 200 лет. После пережитых потрясений люди хотят не успеха, а покоя, и это говорит о том, что этнос перешёл в следующую – инерционную фазу. В ней наблюдается некоторое повышение, а затем плавное снижение уровня пассионарного напряжения. Идёт укрепление государственной власти, социальных институтов, интенсивное накопление материальных и духовных ценностей, активное преобразование окружающей среды. В этносе доминирует тип «золотой посредственности» - законопослушного, работоспособного человека. Культура и порядок в это время бывают столь совершенны, что кажутся современникам непреходящими. Но уровень пассионарного напряжения этноса постепенно снижается, что влечёт неизбежный упадок, скрытый вначале за маской процветания, которая сбрасывается после последнего фазового перехода. Важной причиной кризиса обычно бывает резко возросшее воздействие цивилизации на природу, которая, в конце концов, не выдерживает новой нагрузки. Наступает фаза обскурации – старости этноса. Это происходит, когда возраст этноса составляет 1100 лет. В это время пассионарное напряжение падает до отрицательных величин за счёт появления значительного числа субпассионариев, что делает невозможной никакую конструктивную деятельность, и этнос существует за счёт прежних запасов. В результате общественный организм начинает разлагаться: фактически узаконивается коррупция, распространяется преступность, армия теряет боеспособность, к власти приходят типичные авантюристы, играющие на настроениях толпы. Численность этноса и его территория значительно сокращаются, он может легко стать добычей более пассионарных соседей Фаза обскурации предшествует гибели этнической системы или переходу её к состоянию гомеостаза, которого может достичь лишь незначительная здоровая часть этноса. Иногда бывает возможна фаза регенерации – временное восстановление этнической системы после обскурации за счёт сохранившейся на окраинах ареала пассионарности. В любом случае это короткий всплеск активности накануне завершения процесса этногенеза, которым является мемориальная фаза. В этой фазе этническая система уже утратила пассионарность, и лишь отдельные её члены продолжают сохранять культурную традицию прошлого. Память о героических деяниях предков живёт в фольклоре, легендах. После конца динамических фаз этногенеза уцелевшие люди не становятся хуже, слабее или глупее прежних. Изменяются не люди, а этническая системная ценность. Раньше рядом с обычным большинством были пассионарии, многим мешавшие, но придававшие этносу сопротивляемость и вызывавшие стремление к переменам. Агрессивность этнической системы исчезает, но снижается и её резистентность (сопротивляемость). А это значит, что взамен приобретений идут утраты. Дальше всё зависит от соседей. Если они не будут нападать, то остатки этноса будут меняться, превращаться в милых, безобидных людей, гостепреимных и доброжелательных. Они продолжают терять память о прошлом, а вместе с ней и ощущение времени. На конечном этапе они просто ограничиваются констатацией смены времен года и даже просто дня и ночи. Но эти этносы живут в контакте с более пассионарными соседями, которые держат их в форме. Если же этого не будет, то остатки этноса могут просто вымереть из-за отсутствия желания жить. Такие этносы сегодня живут в некоторых заповедниках. Переход от мемориальной фазы к законченной форме этнического гомеостаза имеет очень плавный характер и выглядит как постепенное забвение традиций прошлого. Жизненный цикл повторяется из поколения в поколение, система сохраняет равновесие с ландшафтом, не проявляя каких-либо форм целенаправленной активности. Этнос в это время состоит почти целиком из гармоничных людей – достаточно трудолюбивых, чтобы обеспечить всем себя и своё потомство, но лишённых потребности и способности что-либо менять в жизни
В таком состоянии этнос может существовать неограниченно долго, если только не станет жертвой агрессии, стихийного бедствия или не будет ассимилирован. Новый цикл развития может быть вызван лишь очередным пассионарным толчком, при котором возникает новая пассионарная популяция. Но она не реконструирует старый этнос, а создаёт новый, давая начало очередному витку этногенеза – процессу, благодаря которому человечество не исчезает с лица Земли.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, этногенез – это природный процесс биосферы, возникающий иногда и являющийся одним из компонентов этнической истории наряду с тремя постоянно действующими факторами:1) социально-политическим, ибо люди всегда устанавливали определённый порядок взаимоотношений в своём коллективе;2) техническим, ибо нет и не было человека без орудий труда;3) географическим, ибо средства к существованию черпаются из окружающей природы, а поскольку ландшафты Земли разнообразны, то разнообразны и экосистемы, включающие людей.Этих трёх параметров достаточно, чтобы охарактеризовать любой гомеостатический этнос, но динамика этногенеза идёт за счёт четвёртого фактора – пассионарного толчка, возникающего иногда на определённых участках земной поверхности и порождающего не один этнос, а группу этносов, именуемую суперэтносом, т.е. систему, в которой отдельные этносы являются блоками, звеньями и подсистемами Этногенез – инерционный процесс, где первоначальный заряд энергии расходуется вследствие сопротивления среды, что ведёт к гомеостазу – равновесию этноса с ландшафтным и человеческим окружением, т.е. к превращению его в реликт, когда он находится в пережиточном (персистентном) состоянии, лишённом творческих сил. Именно благодаря высокому накалу пассионарности происходит взаимодействие между общественной и природными формами движения материи, подобно тому, как некоторые химические реакции идут лишь при высокой температуре и в присутствии катализаторов. Импульсы пассионарности как биохимической энергии живого вещества, преломляясь в психике человека, создают и сохраняют этносы, исчезающие, как только слабеет пассионарное напряжение.
Органическая теория
Представления о государстве как о своеобразном подобии человеческого организма были сформулированы первоначально ещё древнегреческими мыслителями. Платон, например, сравнивал структуру и функции государства со способностью и сторонами человеческой души. Аристотель считал, что государство во многих отношениях напоминает живой человеческий организм, и на этом основании отрицал возможность существования человека как существа изолированного. Образно свои взгляды он аргументировал следующим сравнением: как руки и ноги отнятые от человеческого тела, не могут самостоятельно функционировать, так и человек не может существовать без государства.Суть органической теории такова: общество и государство представлены как организм, и поэтому их сущность возможно понять исходя из строения и функций этого организма. Все неясное в строении и деятельности общества и государства может быть объяснено по аналогии с закономерностями анатомии и физиологии.Географический детерминизм — концепция, согласно которой географические условия предопределяют специфику экономической, социальной и политической жизни государств, формируют национальный дух и национальный характер.Монтескье
Наиболее последовательно концепция географического детерминизма разработана в книге Шарля Луи Монтескье «Дух законов». Монтескье заимствовал физиологические основы своего учения из вышедшей в 1733 г. работы Джона Арбетнота о влиянии воздуха, но широкое применение этого учения к жизни государства и общества было заслугой Монтескье. Было достижением, основываясь на возросших географических знаниях своего времени, вновь обратиться к систематическому решению вопроса, который, опираясь на попытки античных авторов, ставили и на который довольно примитивно отвечали еще Боден и другие. Но интерес Монтескье был прикован прежде всего к непосредственным, часто очень грубо понимавшимся отдельным связям между климатом, народным характером и законодательством. Философ объяснял манию англичан к самоубийству климатом (в этом ему предшествовал аббат Дюбо); полагал, что открыл в климатических различиях между Европой и Азией «великую причину слабости Азии и силы Европы, свободы Европы и рабства Азии». Раздвоение между природой как разумом и природой как детерминирующей принудительной силой может считаться главной темой его мышления. Он не урегулировал этот внутренний конфликт и не смог последовательно и органично провести учение о климате.«Климат, — возразил ему Вольтер в статье „Климат“ в „Философском словаре“, — обладает определенной силой, но сила правительств во сто крат больше, а религия, объединенная с правительством, еще сильнее»
.В развитии идей географического детерминизма важную роль сыграл также и Л.И. Мечников. Исследуя причины возникновения человеческих цивилизаций, главное внимание он обращает на географическую среду, которая, по его глубокому убеждению, играет решающую роль в их формировании и генезисе. «В жарком поясе, писал он, — несмотря на его роскошную флору и фауну, до сих пор также не возникло прочной цивилизации, которая занимала бы почетную страницу в летописях человечества. Здесь причина этого кроется в самом факте, так сказать, излишнего развития органической жизни во всех ее формах, это изобилие жизни служит в ущерб развитию энергии и умственных способностей у населения; жители жаркого пояса, получая в изобилии и почти без всяких координированных усилий со своей стороны все необходимое для материального благоденствия, по этой самой причине лишены единственного стимула к труду, к изучению окружающего мира и к солидарной, коллективной деятельности»[2].Другим занимающим Мечникова предметом является свобода человека, так как свобода, с его точки зрения, представляет главную характерную черту цивилизации. Развитие свободы он также связывает с наличием соответствующих географических условий, которые, как он пишет, оказывают решающее воздействие на формирование различных видов деятельности людей, в частности на кооперацию. Там, где по выражению русского ученого, существует «кооперативная солидарность», имеется больше возможностей для свободы и меньше для возникновения деспотических форм правления. Деспот, под которым Л.И. Мечников подразумевает и царя, и военачальника, и жреца – словом, любого, кто проявляет авторитарно-властные устремления в отношении других людей, имеет место там, где ему нет отпора и люди, лишенные кооперативной солидарности, безропотно ему подчиняются.В богатом готовыми ресурсами тропическом климате напряжённый труд не является необходимым условием для зарождения цивилизации и её прогресса. Такие стимулы существуют лишь в условиях умеренного климата, поскольку природа там ничего не дает людям в готовом виде. Этим и объясняется возникновение цивилизаций в умеренном поясе. Особую роль здесь играет наличие больших полноводных рек, которые Л.И. Мечников считал основным фактором, определявшим развитие цивилизации. «Четыре древнейшие великие культуры все зародились и развились на берегах великих рек. Хуанхэ и Янцзы орошают местность, где возникла и выросла китайская цивилизация; индийская, или ведийская, культура не выходила за пределы бассейнов Инда и Ганга; ассиро-вавилонская цивилизация зародилась на берегах Тигра и Евфрата – двух жизненных артерий Месопотамской долины; наконец, Древний Египет был, как это утверждал еще Геродот, «даром» или «созданием» Нила»[3].
ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ДЕТЕРМИНИЗМ, один из осн. методологич. принципов бурж. обществ. науки, сводящийся к абсолютизации роли фактора населения в развитии общества. Идея определяющей роли нас. в обществ. развитии выдвинута в 18 в. К. Гельвецией, А. Барнавом и др.; в своеобразной форме интерпретировалась Т. Р. Мальтусом, к-рый рассматривал рост народонас. как фактор, препятствующий прогрессу общества, приводящий к социальным бедствиям (нищете и т. п.) и революциям. Наибольшее обоснование принцип Д. д. получил в работах представителей демографической школы в бурж. социологии, а также ряда бурж. социологов-позитивистов (Г. Спенсер, м м Ковалевский). В бурж. демографии широко используется теоретиком т. н. морфологич. революции Ф. Хаузером и неомальтузианцами. Наряду с однофакторным подходом к оценке роли роста нас., основанным на принципе Д. д., большое распространение в бурж. обществ. науке, особенно в 1970-х гг., получил многофакторный подход в связи с широким применением метода глобального моделирования развития общества.
ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ДЕТЕРМИНИЗМ - теоретико-методологическая установка в философских и социологических концепциях, исходящая из решающей роли техники и технологии в развитии социально-экономических структур. Возник в 20-х 20 в. в связи с бурными успехами в развитии науки и техники, нарастающей эффективностью их массового применения в развитии производства. В работах Веблена эта установка нашла реализацию в доктрине, согласно которой решающая роль не только в развитии экономики, но и в принятии управленческих решений в области политики должна принадлежать менеджерам (идея так называемой «революции управляющих»). Ее влияние явственно проявилось в теории стадий роста, выдвинутой в 1960-х Ростоу, в концепциях индустриального (Арон, Гэлбрейт, А. Берли и др.), постиндустриального (Белл, Ж. Фурастье и др.), технотронного (3. Бжезинский), программированного (Турен), информационного (Е. Масуда) общества, «третьей волны» (Тоффлер). Приверженцы Т.Д. считают, что основной детерминантой социально-экономических и иных изменений в обществе являются более или менее крупные сдвиги в технике и технологической системе производства. Однако слово «технология» означает «не столько машины и инструменты, сколько то представление о мире, которое руководит нашим восприятием всего существующего» (Дж.П. Грант). Согласно Тоффле-ру, в сложной архитектонике общества и его динамике решающая роль принадлежит «техносфере», которая производит и распределяет блага и в соответствии с изменениями в которой изменяются социо- и инфосферы, в свою очередь, влияющие на сферу власти и психосферу. Таким образом на новейшей стадии своего развития Т.Д. выходит за узкие рамки техницизма и стремится соотнести категорию «технология» с ключевыми понятиями философской рефлексии - цивилизация, культура, прогресс, ценности, идентификация. Однако резкое расширение философского контекста теоретических экспликаций техники и технологии привело к существенной дифференциации точек зрения на сущность, значимость и роль технологических детерминант социально-экономического и социокультурного развития. Наряду с техницистской традицией и в противовес ей современная философская и социологическая мысль выдвинула антитехницистскую линию. Маркузе, Адорно, Эллюль, Хоркхаймер и др. акцентируют внимание на негативных последствиях чрезмерного увлечения человека могуществом техники. Они связывают феномен техники со всеобщей рационализацией мира и интерпретируют этот феномен как самую опасную для человека форму детерминизма. Техника, считает Эллюль, превращает средства в цель, стандартизирует поведение, интересы, склонности людей, превращая тем самым человека в объект бездуховных «калькуляций и манипуляций». С его точки зрения, необходимо преодолеть узкие рамки Т.Д. и задуматься о возможной поливариантности социального развития, имея в виду, что в любом из вариантов философствования на эту тему необходимо исходить из идеи гуманизации техники и полной переориентации позитивных потенций последней в целях освобождения человека от всех форм социальной зависимости.
БЕЛЛ (BELL) ДЭНИЕЛ (Р. 1919) - - амер. политолог, социолог и футуролог. Окончил колледж в Нью-Йорке, изучал социологию в Колумбийском ун-те. В 1940-60 занимался в основном журналистикой, одновременно преподавал социальную науку в колледже Чикаг. ун-та (1945-48), читал лекции по социологии в Колумбийском ун-те (1952-56). В этот период Б. написал более 400 статей, посвященных в основном политике, проблемам экономики, изменениям в классовой и проф. структуре об-ва, усилению влияния крупного капитала и расширению функций гос. управления. Ряд эссе были объединены в книге "Конец идеологии" (1960), рассматривающей социальные изменения в Америке 50-х гг. В ней он выступил как один из основателей концепции деидеологизации, к-рую обосновывал затуханием социальных конфликтов и возникновением в рамках зрелого индустриального об-ва общенац. согласия интересов, а также сотрудничеством интеллигенции с институтами экон., полит, и гос. власти. В 70-х гг. под впечатлением движения новых левых Б. признал, что его предсказания "конца идеологии" не оправдались, и подчеркнул социальную значимость идеологии, особенно религии. Первый период ознаменовался переходом Б. от проблем социализма к социологии. Второй период своей жизни Б. посвятил академич. карьере: в 1959-69 он - проф. социологии Колумбийского ун-та, с 1969 - Гарвардского. Его гл. интерес в этот период состоял в переработке социол. теории. Б. решительно отказывается от господствующего в совр. социальных науках воззрения на об-во как на целостную систему отношений. Для него неприемлемо ни марксистское понимание целостности обществ, системы на основе технико-экон. детерминизма, ни функционалистское (от Дюркгейма до Парсонса) - на основе господствующих ценностей. С его т.зр., об-во состоит из трех независимых друг от друга сфер: социальной структуры (прежде всего технико-экон.), полит, системы и культуры. Эти сферы управляются разл. и противоречащими друг Другу "осевыми принципами": экономика - эффективностью, полит, система - принципом равенства, культура - принципом самореализации личности. Для совр. капитализма, считает Б., характерно разобщение этих сфер, утрата прежнего единства экономики и культуры. В этом он видит источник противоречий и социальных конфликтов в зап. об-ве последних полутора столетий. Во вт. пол. 60-х гг. Б. наряду с рядом ведущих зап. социологов занимался разработкой теории постиндустриального об-ва, для к-рого характерны преобладание занятости в разл. сферах обслуживания и духовного производства, переориентация экономики и культуры на удовлетворение преимущественно культурных потребностей, новый принцип управления (меритократия), позволяющий устранить бюрократию и технократию (благодаря избранию на руководящие посты лиц в зависимости от их заслуг и способностей), а также изменить классовую структуру об-ва в целом. В книге "Становление постиндустриального об-ва" (1973) Б. обосновывал прогноз трансформации капитализма под воздействием НТР в новую социальную систему, свободную от социальных антагонизмов и классовой борьбы. В следующей своей книге "Противоречия капитализма в сфере культуры" (1976) Б. обратился к процессам, происходящим в области культуры и полит, жизни. Культуру он понимает как сферу, в к-рой осуществляется уяснение и выражение значения человеч. существования в образных формах - в живописи, поэзии, лит-ре, религии. По своему содержанию культура имеет дело с экзистенциальными ситуациями смерти, трагедии, долга, любви и т.п. Культура изменяется иначе, чем технико-экон. сфера. Ей чужды постулат., линейные изменения, новое не сменяет старое (как это происходит в области техн. прогресса), а происходит расширение содержания того культурного хранилища, к-рым располагает человечество. Б. стремится показать, что у совр. капиталистич. экономики и у авангардизма, как преобладающей формы культуры, общим истоком является отрицание прошлого, динамизм, стремление к новизне. Однако этим сферам об-ва свойственны разные "осевые принципы" (в технико-экон. сфере личность сегментируется на выполняемые ею "роли", а в культуре упор делается на формирование цельной личности), что приводит к острому конфликту между экон. системой капитализма и его модернистской культурой. К тому же бюрократич. система в экономике приходит в столкновение с принципами равенства и демократии в политике. Налицо противоречия в фундаментальных структурах совр. об-ва: помимо них каждой сфере об-ва присущи свои собств. противоречия. В эссе "Возвращение сакрального? Аргумент в пользу будущего религии" (1980) Б. указывает на несостоятельность утверждений просветителей к. 18-сер. 19 в. об исчезновении религии в 20 в. и подвергает критике понимание секуляризации в совр. социологии. Исходя из своей методол. посылки ("изменения в сфере культуры происходят совершенно иначе и развиваются совершенно иным путем, чем в социальной сфере"), Б. упрекает социологов в том, что они рассматривают секуляризацию в качестве целостного процесса, тогда как следует различать в нем две стороны: изменение институтов (церкви) и изменение идей (религ. доктрин). Говоря о необходимости рассматривать изменения религии на двух уровнях - социальной структуры и культуры, Б. фактически приходит к выводу о системном, разно-плановом строении религии как социального явления. Он предлагает применять понятие "секуляризация" только к изменению институтов (уменьшению влияния церкви), а в отношении изменения идей использовать понятие "профанация". Т.о., изменение религии на социальном уровне описывается понятиями "сакральное и секулярное", а на культурном уровне - "святое и профанное". В сб. эссе 1980 "Извилистый путь" и "Социол. путешествия" Б. анализировал также проблему взаимоотношений неконформистской личности с социальными институтами совр. об-ва. Свои социально-полит, воззрения Б. неоднократно резко менял. В 1932 в 13-летнем возрасте он вступил в ряды Молодежного социалистич. движения, в к. 30-40-х гг. принимал активное участие в леворадикальном движении, увлекался "оппортунистич." версией марксистского социализма, распространенного тогда в США, был сотрудником и одним из издателей журнала "New Leader" (1941-45), а затем "Fortune" (1948-58), написал монографию "Марксистский социализм в Соединенных Штатах" (1952). В нач. 50-х гг. перешел на позиции либерального реформизма, сделался сторонником проведения обширных социальных реформ (в 1965 возглавил Комиссию 2000 года при Амер. академии искусств и наук), стал признанным теоретиком неолиберализма. В сер. 70-х гг. Б. примыкает к неоконсерватизму, а редактируемый им вместе с И. Кристолом журнал "The Public Interest" становится ведущим органом этого движения. В пер. пол. 80-х гг. Б. получает признание в качестве наиболее видного идеолога амер. неоконсерватизма. В последние годы Б. призывает к укреплению полит, устоев в духе либерализма, осуждая крайности "консервативного мятежа" против современности.
АРОН
(Aron) Раймон (1905—1983) — фр. философ, социолог и политолог. В молодости увлекался марксизмом, затем перешел на позиции неокантианской философии. Определенное влияние на него оказали также В. Дильтей, Г. Зиммель и М. Вебер.
А. является основателем критической философии истории — гносеологического направления в философии истории, выступившего против позитивистской интерпретации исторического процесса. Основной задачей философии истории объявляется воссоздание и филос. осмысление исторического прошлого с помощью исторических фактов и источников. Вместо кантовского вопроса, в каких условиях историческая наука возможна, критическая философия истории ставит вопрос о том, возможна ли историческая наука, пригодная для всех времен. А. отвечает, что такую науку нельзя создать, т.к. исторический процесс очень дифференцирован и нет такой универсальной науки, которая охватила бы его целиком и полностью.
Критическая философия истории противопоставляется научному рационализму. Она, по мысли А., позволяет понять конкретное сознание, страсти и цели, которыми руководствуются люди в своей жизнедеятельности. Она хочет понять человека, его замыслы и настроения. Человек в отличие от животного историчен. Эту историчность А. рассматривает в трех смыслах: 1) человек как общественное существо всегда представляется только в историческом облике; он несет отпечаток того постоянно изменяющегося общества, к которому сам относится; 2) человек — продукт своей эпохи и своего прошлого, т.е. он представляет единство настоящего и прошлого; 3) только человек может рефлексировать о прошлом и будущем.
Основной категорией критической философии истории является категория понимания. А. выделяет три вида понимания: 1) психологическое понимание; оно предполагает использование понятий, знание частых и постоянных связей, а также элемент рассказа. Оно предполагает и нечто такое, что можно связать с биографией человека; 2) герменевтическое понимание; оно имеет в виду понимание текста, но чтобы понять текст, надо понять эпоху его написания, нужно понять также людей, которые жили, творили и действовали; 3) понимание ситуации, в которой действовали участники событий (акторы). Чтобы понять принятое решение, необходимо воспроизвести логику ситуации так, как ее представлял себе участник событий, принимавший то или иное решение в данной ситуации. При этом надо иметь в виду, что каждый человек по-своему переживает то или иное событие, те или иные процессы исторической действительности. Исследователь должен перенестись в изучаемую эпоху и заново прочувствовать пережитое.
Критическая философия истории нашла многих сторонников, как среди философов, так и среди историков. К ней примкнули Г. Фессар, Э. Дардель, П. Вейн, А. Марру и др.
Творчество А. не ограничивается анализом гносеологических проблем философии истории. Большое внимание он уделял также вопросам онтологии — социального детерминизма, социального прогресса, смысла истории, войны и мира и т.д. А. отвергал монистический детерминизм и был сторонником теории факторов, согласно которой все факторы равнозначны и ни один из них не играет решающей роли в общественном развитии. Что касается социального прогресса, А. сводил его лишь к количественным накоплениям, которые, с его т.зр., наблюдаются только в науке и технике. Но А. категорически отрицал прогресс как восходящее развитие человечества, как переход от одной ступени общества к другой, качественно отличной и более прогрессивной. Относительно будущего общества А. придерживался пессимистических и агностических воззрений.
А. оставил заметный след в социологии и политологии. Его труды, посвященные анализу социологических воззрений Ш.Л. Монтескье, О. Конта, К. Маркса, Э. Дюркгейма, М. Вебера и др., сыграли важную роль во фр. социологической мысли. Велик вклад А. и в политическую науку. Он философски интерпретировал вопросы межгосударственных и международных отношений, политики и морали, ответственности философа за сохранение мира и политической стабильности общества.