Гартман Николай - Этика

фундирования, определяясь им. Понятно, что внутри слоев нравственных цен$ ностей их порой можно проследить немного дальше, но они уже не играют доми$ нирующей роли. Здесь они уступают другим, разворачивающимся в том же изме$ рении закономерностям и оттесняются ими на второй план.

С этим связано и то, что здесь в первую очередь негативно сказывается закон повторения, тогда как закон новизны приобретает вес, изменение же делает на$ столько значительные скачки, что его как таковое становится возможно узнать с трудом. Ибо со степенью перемен идентичность меняющегося уменьшается. Идентичность же есть предпосылка изменения. С ее рассеиванием изменение становится ближе к началу чего$то нового. Отсюда кажущаяся разрозненность групп этических ценностей и большая дистанция между их слоями.

Глава 61. Отношение противоположностей и ценностный синтез

a) Пять типов аксиологических противоположностей

Совершенно иной тип закономерности связности образует отношение проти$ воположности. Оно стоит ближе к импликации, чем к наслоению, но не пропа$ дает без остатка в своем измерении, как и в царстве категорий.

Ценностная противоположность сложнее бытийной противоположности. Противоречие между ценностями — отношение, имеющее два полюса, положи$ тельный и отрицательный, является новым, отличительным признаком ценно$ стного царства. Мы знаем его как полярность ценности и неценности. Эта про$ тивоположность отнюдь не контрадикторна, как можно было бы предположить, в отличие от позитивного отношения противоположных ценностей (ценность — ценность). Скорее, контрадикторной является противоположность ценного и ценностно индифферентного, равно как и противоположность контрценного ценностно индифферентному. «Ценность — неценность» есть особая, присущая только царству ценностей полярность. Она сосуществует с позитивной ценност$ ной противоположностью, как мы с ней познакомились в слое низших ценно$ стей, где она была господствующим принципом, но вновь и вновь появлялась в более высоких слоях и нередко обострялась до антиномии.

В позитивной ценностной противоположности оба члена еще имеют перед со$ бой свои особые неценности — только именно в другом измерении,— даже если понятийное выражение для неценности в отличие от противоположной ей цен$ ности всегда находится в распоряжении. Вспоминается яркий пример об «инерт$ ности» как ценности и «инертности» как неценности (гл. 33 b и 36 с). Множество антиномий ценностей показывает, что измерение позитивных ценностных про$ тивоположностей по крайней мере обычно совпадает с измерением широты слоя, но это отнюдь не строгий закон, что доказывают такие случаи как антино$ мии справедливости и любви к ближнему, любви к ближнему и любви к дальнему; где позитивное отношение противоположности явно поднимается над слоями и «наискось» смещается в вертикальное измерение ценностных высот.

Следовательно, нельзя ось, на которой откладываются противоположности ценности—неценности, да, видимо и все остальные, совместить с той, которая

описывает отношения наслоения. Напротив, здесь ясно видно, что в ценностной таблице мы имеем дело с более высокой многомерностью, которая не может быть сведена к трехмерной пространственной схеме. В пользу этого говорит и тот факт, что элементарные ценностные противоположности уже образуют не$ что вроде «ценностного пространства» со множеством измерений (см. гл. 31с), и что неценности образуют не только противоположности ценностям, но также связаны друг с другом и образуют царство, противоположное царству ценностей.

Если угодно наглядным образом представить все многообразие закономерно$ стей аксиологических противоположностей, то в каждом отдельном случае не$ обходимо иметь в виду следующие пять типов противоположностей в их не имеющем решительно никаких аналогий единстве:

I.1. Ценность — ценностная индифферентность,

2. Неценность — ценностная индифферентность,

II.3. Ценность — неценность,

III.4. Ценность — ценность,

5. Неценность — неценность.

Легко увидеть, что эти пять типов распадаются на три гетерогенные группы. Только первые две группы (1–3) являются общими для всех ценностей. Третья группа (4 и 5) не проявляется во всех. Не каждая ценность имеет свой позитив$ ный противочлен, но, пожалуй, каждая имеет неценность и ценностную индиф$ ферентность. А также (хотя это и не следует с очевидностью) не каждая нецен$ ность имеет против себя контрнеценность, но каждая имеет ценность и ценност$ ную индифферентность. Первые три вида противоположностей составляют ос$ нову всех отношений ценностей вообще, два последних, напротив, только осо$ бые случаи. Это только содержательные противоположности.

b) Редукция таблицы противоположностей

Ценностная индифферентность является двусмысленной. С одной стороны, она вообще не связана с ценностями, находясь как бы вне ценности и неценности (как и все чисто онтологическое); с другой же стороны, в рамках полярности цен$ ности и неценности индифферентность есть идеальный центр, то есть индиффе$ рентная точка континуума, располагающегося между крайностями. В первом смысле она вообще не подлежит ни аксиологическому ни, стало быть, этическому рассмотрению, но анализу более общего вопроса об отношениях между онтологи$ ей и аксиологией. Во втором смысле она уже вовлечена в основную корреляцию ценности и неценности и образует в ней только структурный момент, коль скоро любое противоречие ценность—неценность имеет индифферентную точку. Следо$ вательно, противоположности как ценностей, так и неценностей и индифферент$ ности без ущерба для понимания аксиологических сущностей можно временно уб$ рать из рассмотрения и ограничиться другими тремя видами противоположностей.

Такое исключение, конечно, не причинит вреда исследованию. Ибо в одном месте индифферентность имеет своеобразное значение. Она важна для постиже$

ния высоты ценностей в иерархии. Сами ценности, как и неценности, расходят$ ся друг от друга по высоте весьма значительно, индифферентность же всегда за$ нимает неизменное положение. Это точка абсолютного сравнения ценностных высот. Но данный вопрос подлежит обсуждению в другом месте.

Важность для понимания устройства иерархии имеют третья и четвертая пози$ ции, то есть общеаксиологическое отношение противоречия ценность—нецен$ ность и не общей, но привязанной к определенным структурам позитивного отно$ шения ценность—ценность. Последнему отношению присуща антиномичность, и разрешение этих антиномий до сих пор не найдено. Любой факт, который может пролить свет на этот комплекс вопросов — вплоть до самых актуальных нравствен$ ных конфликтов — имеет наибольшую ценность для этики. Если бы можно было показать, как взаимосвязаны позитивные антиномии ценностей и отношение ценность—неценность, то тем самым было бы достигнуто очень много.

c) Формальное отношение типов аксиологических противоположностей и их взаимосвязь

Содной стороны, кажется, что позитивное отношение противоположных ценностей и отношение ценность—неценность вообще не имеют ничего общего. Очевидно, что данные отношения передаются с помощью различных линий ко$ ординат: отношение ценность—неценность — «вертикальной», позитивное же отношение ценность—ценность преимущественно «горизонтальными» опреде$ ленных уровней,— и оба изменяются независимо друг от друга.

Сдругой стороны, можно смоделировать отношение между этими противопо$ ложностями, а такая модель отношений покажет, что противоположности далеко не индифферентны друг другу. Если ценности А и В находятся в позитивной ан$ тиномии, то каждая из них (на другой оси) имеет свой негативный противочлен;

помимо двух главных (3 и 4) затронут и пятый вид отношения.

На этих примерах становится видно, что отношение неценностей, которое со$ ответствует антиномии между ценностью и ценностью, является совершенно не антиномичным, даже едва ли может быть названо отношением противополож$ ности. Чистота и широта антиномичны; нечистота же и нравственная нищета вполне уживаются друг с другом. Ценности справедливости и любви к ближнему исключают друг друга, по крайней мере, в основных чертах; но несправедливость и жестокосердие никогда и ни в какой связи друг друга не исключают — они только содержательно различные пороки, но один и тот же человек может их об$ наружить в своем поведении без малейшего противоречия.

В схеме (рис. 2) из четырех представленных в ней основных отношений толь$ ко три являются отношениями противоположности (А к В, А к —А и В к —В), четвертое же (—А к —В) таковым не является. Это настолько очевидно, что от от$ ношения неценностей невольно ожидаешь прояснения всего этого комплекса соотношений. Уверенность крепнет, если увидеть, что и отношения, описанные диагоналями, также совершенно не являются отношениями противоположно$ стей: А к —В и В к —А. Любовь к ближнему вполне уживается с несправедливо$ стью, справедливость же — с черствостью. Точно так же чистота не противоречит нравственной нищете, широта же — нечистоте. Ценность уживается с неценно$ стью, что легко понять: описанные ценности и неценности в данном случае на$ ходятся как бы в двойном отношении противоположностей: в каждой такой паре неценность является противоположностью ценности, которая, в свою очередь, есть позитивный противочлен данной ценности, что нейтрализует само отноше$ ние противоположностей.

d) Антитетика неценностей и теория меуьфзт

Прежде всего и здесь обнаруживается иллюзорность ожиданий. Отношение неценностей ничего непосредственно не проявляет — кроме того, что вообще противоположные связи неценностей могут быть иными, нежели связи ценно$ стей, которым они соответствуют, что было известно и так.

Но разве не существует и среди неценностей отношение противоположно$ стей? Этот вопрос встает сам собой. Ибо возникает желание сделать контрпро$ верку: какое отношение имеет место между ценностями (А и В), если неценно$ сти (—А и —В) антиномичны?

Ответ на этот вопрос имеет большую важность. Всему царству ценностей про$ тивостоит царство неценностей, но в своих внутренних зависимостях оно вовсе не есть точное его отражение. Так как закономерности ценностного царства пол$ ностью не известны, а иногда даже загадочны, то при рассмотрении обоих царств как противоположных полюсов можно думать, что закономерности цар$ ства неценностей прольют свет на царство ценностей.

Но существуют противоположности неценностей достаточно конкретных ма$ терий: скупость и расточительство, трусость и безрассудная отвага, разнуздан$ ность и бесчувственность, дерзость и самоуничижение, вспыльчивость и неспо$ собность к праведному гневу. Этот тип противоположностей происходит и хоро$ шо известен из аристотелевского учения о добродетелях (ср. гл. 48). Это те ’Üêñá, между которыми как противоположными «низостями» всегда располагается добродетель как меуьфзт. Аристотель, очевидно, уже был близок к тому, чтобы ха$ рактеризовать ценности, исходя из их связи с неценностями. Комплекс проблем может быть освещен двумя способами: с помощью аристотелевской теории меуьфзт и через антиномику ценностей.

Что в аристотелевской теории очевидно и проявляется до неприличия сразу — это именно ее центральный тезис, что нравственные ценности должны нахо$ диться «посередине» между неценностями; как если бы благо было не чем иным как тривиальной «средней мерой». В этом заблуждении ничего не менял даже тот факт, что противоположности откладывались в двух перпендикулярных друг другу измерениях — онтологическом и аксиологическом (см. схему рис. 1, с. 419,

сн. 1). Добродетель есть среднее только в соответствии с определенностью бытия (материи), в соответствии же с ценностью (êáôÜ ôü ’Ьсйуфпн кбЯ фь еы),’ она — высо$ кая точка (’Ькспн). Это для непрерывного перехода от одной кбкЯб к другой дает схему параболы. Но как эта схема соотносится со схемой противоположностей (рис. 2)? Оба измерения явно в точности повторяются: онтологическое и здесь проходит горизонтально, аксиологическое — вертикально. При этом —А и —В соответствуют аристотелевским ’Ьксб, (хресвплЮ‘ и ’Эллейшйт). Но на верхнем полю$ се им соответствует не единая ценность, а две ценности. Каждая неценность имеет как позитивный противочлен соответствующую ценность. Следователь$ но, либо Аристотель не смог до конца разобраться в отношениях ценностей, либо в квадрате, описывающем противоположности, кроется ошибка.

Последнее невозможно, так как использованная схема (рис. 2) чисто фор$ мальна и в своей структуре прозрачна. Примеры о чистоте и широте, справедли$ вости и любви к ближнему доказывают сверх того, что двойственность ценно$ стей А и В действительно налицо, подобно тому как ее можно постичь вовсех случаях позитивных ценностных антитез. Но именно здесь мы обнаруживаем удивительный факт: антитетике ценностей не соответствует никакая антитетика неценностей. С этим перекликается другой факт, что антитетика ценностей есть отнюдь не сквозной феномен, но имеет место лишь у отдельных пар ценностей. Анализируемые Аристотелем случаи, таким образом,— это фактически другие случаи. Спрашивается только: в чем заключается отличие? Действительно ли двум противоположным неценностям противопоставлена единственная цен$ ность? Или за «добродетелями» Аристотеля, в конце концов, каждый раз скры$ вается двойственность антитетически сопоставленных ценностей, синтез кото$ рых лишь и есть искомая «добродетель»?

e) Меуьфзт как ценностный синтез

В этом пункте загадка, вероятно, решается. Можно показать, что второй член альтернативы правилен: за аристотелевскими добродетелями в действительно$ сти всякий раз скрываются две ценности, и они на самом деле демонстрируют четкий характер противоположности. Трудность только в том, что отсутствует (не только в немецком, но и в греческом) категория для обозначения этих ценно$ стей; их можно только описать косвенным путем. Но их наличие четко видно, если «добродетель» как нечто единое каждый раз рассматривать в свете обоих кбкЯбй, которые подчинены ей как противоположности. Эта двойственность дей$ ствует разлагающе на ее единство составляющие; один ценностный момент по$ лярно противопоставлен одной кбкЯб, второй — другой.

Это может быть подтверждено на отдельных примерах. Ущцспуэнз противо$ стоит бкплбуЯб’ ибнбйуизуЯб;’ только в противоположности к первой она есть соб$ ственно «самообладание», в противоположности к последней она есть полностью развитая способность эмоционального реагирования, жизнь аффектов. Храб$ рость в сравнении с дейлЯб есть отвага, в сравнении с исбуэфзт — осторожная рас$ судительность, хладнокровие, присутствие духа. Псбьфзт в сравнении с псгйльфзт’ есть кротость, в сравнении с бпсгзуЯб’ — способность к праведному гневу.

’Елехиесйьфзт есть свобода рапоряжения материальными ценностями и одновре$ менно бережливость, первая в сравнении с бнегехиесЯб,’ вторая в сравнении с

бущфЯб’ . ’Аéäþò есть способность стыдиться и одновременно граница стыдливости, первая сравнительно с поведением кбфбрлЭо, вторая — сравнительно с поведени$ ембнЬйучхнфпт’ . Возможно, еще яснее станет это отношение в сложных добродете$ лях. NЭмеуйт в сравнении с циьнпт является радостью без зависти к чужому сча$ стью, в сравнении же с ерйчбйсекбкЯб’ как сочувствие беде. МегблпшхчЯб уж тем бо$ лее может дать чистейший пример такой двойственности к мйкспхчЯб и чбхньфзт; в сравнении с одной она — справедливая нравственная гордость, верность себе, в сравнении с другой — скромное сознание границ собственного нравственного бы$ тия. (ближайшее к этим примерам см. в гл. 48 b$f; дальнейшие примеры — в гл. 54 с).

Характерно для этой ситуации то, что терминология добродетелей никогда вполне не удовлетворяет этому двойному положению противоположности и двойственности ценностных моментов — подобно тому как в выбранных Аристо$ телем выражениях большей частью прослушивается лишь одна сторона представ$ ляемой добродетели, другая же отсутствует. Каждому, кто читает «Никомахову этику», должно броситься в глаза, что в анализе добродетелей всегда обнаружива$ ется другая сторона ценности, неожиданная, если исходить из названия. Это дос$ таточно доказывает, что аристотелевские добродетели не столько меуьфзфет, сколько ценностные синтезы. Они суть сложные ценности, в которых ни один из ценностных элементов не доминирует, но которые состоят во внутренней органи$ ческой связи двух материально противоположных ценностных элементов. Эти ценностные синтезы образуют, очевидно, более высоко структурированные цен$ ности; они включают в себя отношение наслоения низших ценностей, но весьма специфическое отношение наслоения, а именно, отношение единства таких цен$ ностных элементов, которые обычно исключают друг друга. Идея в этом, без со$ мнения, верна и во всяком случае глубже, чем тривиальная мораль «середины». Это усмотрение того, что нравственность подразумевает сложные требования к человеку, которые, заключая в себе противоречивые ценностные компоненты, в своем исполнении приобретают более высокую ценность, нежели составляющие ценности. Человек должен выполнить все условия. Если он удовлетворится одним элементом, то его поведение не будет иметь высокой ценности. Лишь синтез цен$ ностей в одном акте действительно является «добродетелью».

Всему вышесказанному легко найти подтверждения и в аристотелевских при$ мерах. Храбрость — это ни одна безрассудная отвага, ни одно холодное предви$ дение — ибо осторожность труса точно так же обесценена, как безрассудство от$ чаянного — но единственно синтез обоих. Так же мало может «самообладание» жестокосердного расцениваться как добродетель (он скорее не имеет ничего, что оправдало бы самообладание) или даже сострадательность невыдержанного; ущцспуэнз есть истинное самообладание человека, не подверженного влиянию аф$ фектов, очевидный синтез двух гетерогенных ценностных элементов.

Таким же образом могут быть представлены все примеры Аристотеля. Всюду за меуьфзт как только внешней формой кроется позитивный ценностный синтез. Показательной, прежде всего, является главная из аристотелевских добродете$ лей, мегблпшхчЯб. Верность убеждениям выглядит смешной или кажется упрям$ ством, если она не охраняет нравственное бытие личности; и нравственность того, кто ее имеет, принижается, если человек не следует ей все время. Лишь гар$ моничное совпадение нравственного бытия и нравственного самосознания со$ ставляет предмет справедливой нравственной гордости.

Не только аристотелевский меуьфзт получает таким образом новый смысл, но и противопоставление ценностей вообще. Ошибочно полагать, что меуьфзт есть преодоление только противоположных неценностей, в действительности это еще и преодоление антиномии ценностей. То, что Аристотель этого не видел, хотя именно его ценностный анализ напрямую это доказывает, ничего не меняет. И тем самым решается поставленный выше вопрос о сосуществовании схемы аксиологических противоположностей (рис. 2) с аристотелевской теорией, со$ гласно которой двум неценностям всегда соответствует только одна$единствен$ ная ценность. По схеме противоположностей, неизбежно имеют место две пози$ тивно противоположные ценности.

Решение таково. Если в меуьфзт осуществлен ценностный синтез, то он уже предполагает противопоставление ценностных элементов; следовательно, в нем

выражение через положение между ними); так как обе ценности, и А, и В имеют кроме того в качестве своих негативных противо$ членов неценности, тобсефЮ’ связана с неценностями как противоположность.

Отношения, описываемые диагоналями, обнаруживают установленную в формальной схеме закономерность, нейтрализацию противоположности. Не$ ценность —А и ценность В, подобно тому и неценность —В и ценность А, проти$ воположны и их отношение описывается с помощью двух линий координат; двойное отрицание есть утверждение; противоположность устраняется. Факти$ чески примеры обнаруживают не только это устранение, но и прямое тесное ма$ териальное родство — такое тесное, что ценность от неценности, связанные диа$ гональю, отличается лишь ничтожно. Так, в комплексе противоположностей ущцспуэнз имеет место бнбйуиеуЯб’ односторонней сдержанности, содержательно родственная тому, что стоическая этика спутала и превратила из неценности в ценность; точно так же бкплбуЯб’ близка односторонней трактовке аффектов, что достаточно часто приводило к искаженному их пониманию. В комплексе противоположностей храбрости неосмотрительность родственна безрассудству, трусость же — предусмотрительности. В комплексе мегблпшхчЯб еще труднее практически отличить истинное достоинство от чбхньфзт (неправильного само$ сознания), скромность же — от мйкспшхчЯб. Под этим нужно понимать как пра$ вильную этическую оценку, так и смирение. В сущности, всякое такое смещение базируется на нечеткости ценностного взгляда, как и на незнании формаль$ но$аксиологической основной структуры всех ценностных синтезов, общей для всех комплексов противоположностей.

1 Добродетель (др. греч.). (Прим. ред.)

f)Перенесение принципов синтеза на более высокие нравственные ценности

Вобщем и целом в обеих перспективах ценностной противоположности — в аристотелевской и в формальной — противоречия нет. Но в двух моментах они не совпадают.

Во$первых, отличается отношение А к В. Комплекс противоположностей об$ наруживает здесь явную антиномию (конечно, только в некоторых ценностях, но как раз они и принимаются во внимание), аристотелевские добродетели, на$ против, обнаруживают здесь именно единство, синтез ценностей.

И во$вторых, отличается отношение —А к —В. Здесь наоборот «Никомахова этика» говорит о противоположении неценностей (хресвплЮ‘ и еллейшйт),’ в фор$ мальном комплексе противоположностей, напротив, антитетика исчезает, нецен$ ности сосуществуют друг с другом (например, черствость и несправедливость).

Как понимать эти несоответствия?

Этот вопрос содержательно почти совпадает с вопросом, как получается, что любовь к ближнему, правдивость, верность, вера — то есть весь ряд более высо$ ких нравственных ценностей — уже не обнаруживают характер ценностного синтеза? Недостает ли им собственно антитетики неценностей? И является ли это причиной того, почему антитетический характер в них самих (ценностях) бо$ лее выражен и в некоторых прямо бросается в глаза? Тогда следует ожидать, что он латентно как$нибудь существует в остальных ценностях и может быть показан при правильно выбранной точке зрения. Но это должна быть точка зрения анти$ тетических неценностей; исходя из них можно и в аристотелевских добродетелях обнаружить слитые воедино ценностные элементы. Но тогда возникает еще одно, более важное следствие: находящиеся в антиномии более высокие ценно$ сти сами суть ’Üêñá, которым недостает еще ценностного синтеза, который явля$ ется, таким образом, аксиологическим постулатом. Принцип ценностного син$ теза без остатка переносится на более высокие ценности, правда, в нашей сего$ дняшней морали еще не будучи исполнен, только давая о себе знать в ценност$ ных антиномиях. Вся таблица нравственных ценностей тогда представлялась бы так, что в низших ценностных элементах синтезы уже схвачены ценностным чувством,— а именно, в таких ценностях добродетелей, как аристотелевские и некоторые им родственные,— в более высоких же еще отсутствуют, так как наше ценностное чувство не в состоянии их схватить (будь то однажды или вообще). Но тогда из единого принципа закона ценностной таблицы было бы понятно, почему в первых антитетика ценностей как бы исчезает и реконструируется только в ценностном анализе, в то время как во вторых синтез отсутствует и гос$ подствует одна лишь антитетика ценностей.

Теперь можно если и не доказать, то по крайней мере с высокой гипотетиче$ ской достоверностью показать, что это действительно так, и что принцип ценно$ стного синтеза образует всеобщий основной закон таблицы этических ценно$ стей. Различие между аристотелевскими и более высокими нравственными цен$ ностями на самом деле не принципиальное; оно проявляется, если специально рассматривать отдельные ценности. Уже Аристотель не мог провести свой прин$ цип для более высоких добродетелей. В справедливости меуьфзт весьма сомните$ лен (и потому является центральным пунктом давних споров), но вместе с ней кажется сомнительным и ценностный синтез. Совершенно несостоятельно то и

g) Тирания ценностей и ее ограничение в синтезе

Что то же самое касается всех случаев рассмотренных ценностных антино$ мий, что живое ценностное чувство всюду непроизвольно ищет синтез и тем са$ мым указывает самым ясным образом направление философского рассмотре$ ния, не требует никаких доказательств. Это заложено a priori в сущности ценно$ стных антиномий. Действительно ли ценностный синтез во всех случаях сущест$ вует, и если да, может ли он стать постижимым для ценностного чувства,— со$ вершенно иной вопрос. Поиски ценностного чувства не зависят от этого, а с ними и указание пути возможного ценностного исследования.

Конечно, есть отдельные антиномии, которые имеют особый интерес для структуры ценностной таблицы. Такова в первую очередь антиномия между цен$ ностями личностности и всеобщими ценностями, которая целое нравственного ценностного царства как бы разделяет на два лагеря. Эта антиномия состоит из необозримого многообразия более частных ценностных противоположностей,— ибо каждая отдельная всеобщая ценность находит во множестве ценностей лич$ ностности свою противоположность, которая ее ограничивает,— и все эти про$ тивоположности требуют специфического синтеза. Но всеобщий тип этих син$ тезов демонстрирует в качестве основной схемы двойное требование: с одной стороны, вести себя так, как должны вести себя все, а с другой стороны, внутри этой типичности еще в каждом собственном поведении иметь оттенок, который не мог бы и не должен был бы принадлежать каждому (ср. «инверсия категориче$ ского императива», гл. 57 h).

Не меньшее значение имеет противоположность, в которой любовь к дальне$ му оказывается почти ко всем остальным ценностям добродетели. И здесь за этим скрывается все многообразие ценностных противоположностей, и если даже другого рода, то все$таки пронизывающее всю таблицу этических ценно$ стей. Различие, порождающее противоположности,— это различие ценности на$ стоящего и ценности будущего. Синтез должен был бы объединить обе в одной и той же основной позиции. Как он способен на это (и способен ли), так же оста$ ется под вопросом, как и в остальных антиномиях.

Но всеми этими прямо констатируемыми ценностными противоположностя$ ми полнота нравственного ценностного многообразия еще не исчерпана. Оста$ ется достаточно других ценностных отношений, которые не имеют антитетиче$ ского характера. Но тем самым требование осуществить ценностный синтез — хотя бы на уровне ценностного чувства — не является всеобщим. Ибо он актуа$ лен только в отношении противоположностей.

При этом нужно учитывать два обстоятельства. Во$первых, противополож$ ность ценностей не ограничивается собственно антиномиями. Они суть только частные случаи особого заострения противоречия. Ценностные конфликты, на$ против, имеются между всеми ценностями, а именно, в конкретных ситуациях. К ним приводят просто материальные различия. Если в структуре ситуации за$ ключено, что две различные причастные ей ценности не могут быть одновремен$ но приняты во внимание, предпочтение отдается одной, другая же упускается. Если обе ценности имеют различную высоту положения, то конфликт, конечно, не является нравственным; преимущество отдано более высокой ценности (со$ гласно принципам добра). Если же они находятся на приблизительно одинако$