47 (35). Публицисты 20в. (по выбору)

Оруэлл, будучи участником Испанской войны, описывает увиденное собственными глазами. Однако воспоминаниям, как таковым, посвящена лишь малая часть эссе. Гораздо больше Оруэлл пишет о политике, о прессе, о причинах и возможных последствиях войны.

Несмотря на название эссе, Оруэлл не описывает военных действий. Для Оруэлла в войне нет ничего возвышенного, это лишь противостояние двух идей, из-за которых гибнут миллионы. Он вырисовывает образы отдельных людей. Не командиров и полководцев, а обычных солдат, оказавшихся вместе с ним на этой войне.

Джордж Оруэлл приехал в Испанию как корреспондент ежедневников, а не военный, но практически сразу записался в отряд народной милиции, «потому что иначе поступить было нельзя» - писал он. В одном из сражений он едва не погиб от пули, попавшей в шею, и на год лишился голоса.

Испанский опыт был двойственным, как и всякий опыт Оруэлла. Это была вершина его оптимизма и одновременно — «горчайшее из всех разочарований». Оруэлл тогда верил, что прогресс человечества – не иллюзия, а всякий репрессивный режим растит в себе свое возмездие, и жажда власти, проявляемая репрессивными режимами, — не свойство человеческой натуры, а следствие скудости, дефицита и порождаемой ими этики конкуренции. С одной стороны, «там я впервые поверил в благородство человеческой натуры», а с другой — «там, в 1936 году, для меня остановилась история. Еще смолоду я убедился, что нет события, о котором правдиво рассказала бы газета, но лишь в Испании я впервые наблюдал, как газеты умудряются освещать происходящее так, что их описания не имеют к фактам ни малейшего касательства, - было бы даже лучше, если бы они откровенно врали. Я читал о крупных сражениях, хотя на деле не прозвучало ни выстрела, и не находил ни строки о боях, когда погибали сотни людей. Я читал о трусости полков, которые в действительно проявляли отчаянную храбрость, и о героизме победоносных дивизий, которые находились за километры от передовой, а в Лондоне газеты подхватывали все эти вымыслы, и увлекающиеся интеллектуалы выдумывали глубокомысленные теории, основываясь на событиях, какие никогда не было».

Он видел, что газеты пишут не то, что было, а что должно было быть согласно нынешней политике страны. И было совсем не важно, что храбрость называли трусостью и наоборот, а люди, читающие газеты, видели иную картину событий. В данном случае газета выступала не как источник информации, а как средство создание иной истории, как метод пропаганды. Во время войны такие методы являются крайне эффективными, т.к. изобразив себя христианами и патриотами, а врагов – жестокими убийцами, легче вызвать нужные чувства в народе. Однако Оруэлл считает, что «то, что пишут «Католик хералд» и «Дейли мэйл» кажется детски невинным по сравнению с измышлениями фашистской печати в Европе». Он считает, что со своей идеологией фашисты и их сторонники никогда бы не сказали о своих истинных целях.

Подобная ситуация с прессой вызывает у Оруэлла опасения, что объективная истина может вообще исчезнуть. Если каждый диктатор творит свою историю, соответствующую его желаниям, то, будучи многократно переписанной и переделанной, эта история может значительно измениться. И встает вопрос: а что если понятие объективной истины окончательно исчезнет? Ведь потомки будут учиться по той общепринятой истории, о которой писали в книгах и газетах.

Однако Оруэлл не останавливается на этом и ставит вопрос о возможности существования правдивой истории в целом. Ведь история не творится сама по себе. А то, что записывается – всегда записывается кем-то. Тот же, кто это записывает, не может не пропустить события через призму своих пристрастий, откуда и возникает искажение истории.

В рассуждениях Оруэлла об искусственной истории есть зачатки идей, развитых им в романе-антиутопии «1984». В «Воспоминаниях о войне в Испании» Оруэлл пишет: «Вождь или правящая клика определяют не только будущее, но и прошлое. Если вождь заявляет, что такого-то события «никогда не было», значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит, так и есть. Реальность этой перспективы страшит меня больше, чем бомбы, а ведь перспектива не выдумана, коли вспомнить, что нам довелось наблюдать в последние несколько лет». .

«Впервые я видел город, где рабочий класс был в седле, — писал он, — я с радостью дышал воздухом равенства...» Странно, но он был рад, когда управляющий отелем выругал его за чаевые, предложенные лифтеру, приветствовал плакаты в парикмахерских, на которых было выведено, что рабов больше нет, он восхищался, что здесь даже не пахло буржуазностью, которую он ненавидел на родине. На улицах, за исключением немногих женщин да иностранцев, не было хорошо одетых людей — все были или в рабочей одежде, или в голубых комбинезонах милиции. «В этом было многое, чего я не понимал, в какой-то мере мне это даже не нравилось, но я сразу признал это положением вещей, за которое стоит бороться».

Образ   голодного   раба  представлялся  Оруэллу значительно более достоверным, чем образ сытого раба. В эссе «Вспоминая войну в Испании» Оруэлл рассуждает о материальном благосостоянии как условии свободы и  духовности.  Сознательно  противопоставляя  "прекрасному новому  миру" уродливый, убогий мир, Оруэлл направляет политическую сатиру на настоящее, а  не  на  "прекрасное  будущее",  в которое он верил. Эта нелепость, что вроде бы давно ушедшее в прошлое рабство возвращается в XX веке, когда появляются трудовые лагеря, где политические узники строят дороги и осушают болота. Единственное отличие такого рабства от рабства древности – это то, что рабов пока не стали покупать и продавать.

Из воевавших за Республику писателей он первым сказал об этой войне горькую правду. Он был убежден, что Республика потерпела поражение не только из-за военного превосходства франкистов, поддерживаемых Гитлером и Муссолини, - идейная нетерпимость, чистки и расправы над теми сторонниками Республики, кто имел смелость отстаивать независимые политические мнения, нанесли великому делу непоправимый урон. Однако эти мысли формулировались человеком, который находился в состоянии, близком к шоку. И оттого в них есть своя тенденциозность. Она чувствуется уже в том, что высший смысл войны в Испании, ставшей прологом мировой антифашистской войны, у Оруэлла как-то теряется, отходит на второй план, оказывается заслоненным горькими фронтовыми буднями - бессмысленной гибелью тысяч солдат, которым давали заведомо невыполнимые задания, маниакальной подозрительностью, самосудами или расстрелами без суда.

Оруэлл отправился в Испанию как убежденный социалист, не вняв предостережениям тех, кто наподобие американского писателя Генри Миллера советовал ему остаться в стороне и не подвергать себя риску слишком болезненного разочарования. Когда через полтора года, в июне 1937-го, он, сумев избежать более чем вероятного ареста, вернулся домой долечивать ранение, позиции его остались прежними. Но в той формуле, которой Оруэлл всегда пользовался, определяя свое кредо, - "демократический социализм", - переместились акценты. Ключевым теперь стало первое слово. Потому что в Испании Оруэлл впервые и с наглядностью удостоверился, что возможен совсем иной социализм - по сталинской модели. И этот уродливый социализм, казнящий революцию во имя диктатуры вождей и подчиненной им бюрократии, с той поры сделался для Оруэлла главным врагом, чей облик он умел различать безошибочно, не обращая внимания на лозунги и на знамена.

Говоря о войне, Оруэлл имеет ввиду не только войну испанцев против фашистов, но и войну среди своих же республиканцев. В первую очередь это было война идей, а не физической мощи. Испания и без фашистов разрывалась между диктатурой Франко и рабочим классом. Что особенно обозлило писателя, так это попытка нового узурпирования «истины в последней инстанции» теми, кто возглавил революцию и войну, то есть новыми победителями, новой властью. Оруэлл пишет о массовых арестах и убийствах, имевших место во время Испанской войны. Это был политический террор против инакомыслящих.

В одном из своих последних эссе «Почему я пишу» Оруэлл скажет: «Испанская война и другие события 1936 — 1937 годов нарушили во мне равновесие; с тех пор я уже знал, где мое место. Каждая всерьез написанная мною с 1936 года строка прямо или косвенно была против тоталитаризма и за демократический социализм, как я его понимал».

48 (36). Развитие рекламы и системы "паблик рилейшнз" в первой половине 20в.

1 вариант:

Развитие рекламы и системы "public relations" в первой половине 20 в.  Развитие рекламы происходило по разным сценариям в различных странах Европы и Америки. По целому ряду причин развитие рекламы в Англии и в США пошло разными путями. В то время как в Англии реклама приобрела статичный характер, динамизм американской рекламы стал очевиден уже в первой половине 19 в. Различные темпы развития рекламного дела в этих странах зависели от многих причин. Существенным препятствием для развития рекламы в Англии было введение государственного налога на публикацию рекламных объявлений в газетах - налога, который оставался в силе до 1853 г.  Введение акцизных налогов было одной из причин недовольства американских колонистов, поэтому после победы Соединенных Штатов в войне за независимость правительство не вводило таких налогов.  Среди важных факторов, способствовавших  развитию рекламы в конце 19 - начала 20 в. стало возникновение современного рекламного агентства. В Англии рекламные агентства существовали уже в 1800 г., а первые американские рекламные агенты начали свою деятельность в начале 40-х годов 19 в. Как в Англии, так и в США рекламные агенты были первоначально лишь посредниками по продаже места для размещения рекламы в газетах и журналах.  В начале 19 в. рекламодатели стали более требовательными. Размеры рынков увеличились, выросли и ассигнования на рекламу. В это время рекламные агентства стали оказывать такие услуги, как написание текстов рекламных объявлений, создание иллюстраций, выбор типографий, а иногда и анализ условий рынка, конечно, по современным понятиям, весьма примитивный. В первой половине  20 в. агентства начали играть ту роль, которая возложена на них и сегодня, - планирование, создание и проведение комплексных рекламных кампаний. Они получают вознаграждение в виде комиссии от средств распространения рекламы или в виде гонорара от рекламодателя.  Во многих отношениях изобретения способа трансляции сообщений с помощью электронного передатчика (и последовавшее за этим коммерческое использование этого изобретения) может по своему значению быть сопоставлено лишь с книгопечатанием.  Впервые, если не считать городских глашатаев, стало возможным рекламировать товары или услуги неграмотным людям. Умение читать перестало быть обязательным условием участия в массовой коммуникации.  Первой коммерческой радиостанцией была КДКА, расположенная в Питтсбурге штат Пенсильвания. Эта станция первой передала сообщение об итогах выборов 1920 г. К 1 января 1922 г. Федеральная комиссия по связи (The Federal Communication Commission) выдала разрешение на открытие 30 радиостанций.  Затем радиостанции начали появляться в каждом сколько-нибудь значимом городе. Радиоприемники стали одним из самых ходовых товаров в 20-х годах. В 1926 г. была создана "Нэшнл броодкастинг кампани". Теперь практически все американцы могли слушать одновременно одну и ту же радиопрограмму.  Приход эры телевидения изменил роль радиовещания и ещё более подорвал доминирующее положение печатных средств распространения рекламы. Теперь можно было не только слышать о событиях практически в тот момент, когда они происходили, но и наблюдать их, сидя в удобном кресле у себя дома. Впервые средство массовой коммуникации объединило в себе слуховое воздействие со зрительным и с воздействием при помощи передачи движения.  Оценив коммерческие возможности телевидения, рекламодатели начали выделять часть своих ассигнований этому средству распространения информации.  ПР  ПР - это искусство и наука анализа тенденций, предсказания их последствий, выдачи рекомендаций руководству и осуществления программ действий в интересах и организаций, и общественности. Сэм Блек даёт более простое и всеобъемлющее определение: "Паблик рилэйшнз" - это искусство и наука достижения грмонии посредством взаимопонимания, основанного на правде и полной информированности".  Считается, что словосочетание "отношения с общественностью" первым употребил президент Томас Джефферсон в 1807 году. В черновику своего "Седьмого обращения к конгрессу" он вычеркнул слова "состояния мысли" и вместо этого вписал "отношения с общественностью".