Евразийство / концепции
.docМИ о "Евразии" | Евразийство как вариант российской государственной стратегии |
РЖ | 12.03.2001 Напечатать текущую страницу Отправить статью другу
«Русский Журнал» :: http://www.russ.ru
В какой мере воспроизводят и (или) преодолевают недостатки «классического
евразийства» последующие интерпретации этого учения? Пожалуй, крупнейшим научным
интерпретатором идеологии евразийства является Л. Н. Гумилев (1912 – 1992) –
русский историк, этнолог и философ, автор оригинального учения о природе и жизни
этноса. На формирование его взглядов повлияло десятилетнее пребывание в лагере с
одним из основоположников евразийства П.Савицким. Опорными для «евразийской
концепции» Гумилева были три идеи – причем если первые две были заимствованы, то
третья являлась оригинальной.
Первая из них полагает Российскую империю и СССР историческими формами
евразийской государственности, ведущими свое происхождение от империи
Чингисхана. Вторая определяет тюркские и мусульманские народы Евразии
естественными союзниками русских в борьбе против экспансии Запада, союз с
которым одинаково губителен для любой «евразийской силы». Третья идея, вызвавшая
наибольшие споры среди российских историографов, – идея о том, что
татаро-монгольская оккупация представляла собой не иго, а военно-политический
союз русских земель и Золотой Орды, направленный в первую очередь против
«крестоносной» экспансии западных стран. Несмотря на свой научно-объективистский
характер, учение Гумилева тем не менее определяло в качестве движущей силы
истории субъективный и волюнтаристский фактор – пассионарность, – связанный с
расходованием полученного из природной среды заряда «жизненной энергии». Однако,
несмотря на оригинальный и глубокий характер интерпретации Гумилевым истории
России, евразийство так и осталось для него преимущественно метафорой – ибо
конкретных путей «обустройства» политической и социально-экономической жизни
страны на основе новых подходов он все же не предложил.
Такая принципиальная незавершенность евразийского учения создала возможность для
возникновения целого ряда его конъюнктурных интерпретаций частью правящих элит
стран СНГ. Так, например, в России о своей приверженности евразийству заявляли
бывшие советники президента С.Станкевич и С.Шахрай. Но долгое время главным
популяризатором этой идеи оставался президент Казахстана Н.Назарбаев,
усмотревший ее воплощение в проекте Евразийского союза и в современной модели
Евразийского экономического сообщества. Данный проект предполагает объединение
всех бывших республик СССР в единое экономическое пространство при сохранении
ими своего политического суверенитета. Некоторая двусмысленность проекта
позволила его критикам обнаружить в нем стремление казахстанской элиты
использовать Россию в качестве «донора» своей независимости, а также увидеть в
нем угрозу «размывания» основ российской государственности.
Немалый интерес вызвала интерпретация евразийства, выдвинутая в 90-е гг.
российским политологом А.С.Панариным. Суть его версии учения сводилась к тому,
что Россия как наиболее развитая в экономическом, научно-культурном и военном
отношении страна СНГ должна стать интегратором постсоветского пространства в
новую цивилизационную «ойкумену», распространяя свои достижения во всех сферах и
противодействуя национализму и изоляционизму. Модель, предложенная им позднее,
рассматривает евразийство как культурно-цивилизационную альтернативу
«атлантизму» и попыткам внедрения во всем мире западной модели развития. Основу
модели должен составить приоритет духовных и коллективистских начал, отличных от
западного индивидуализма и меркантилизма. Однако, поскольку данный проект имеет
не политологический, а философско-культурологический характер, решения насущных
проблем российского общества он не может предложить.
Компенсировать недостатки вышеназванных теорий стремится еще одно
«неоевразийское» течение, распространенное в среде национал-патриотической
оппозиции, объединившейся против реформ правительства в 1992-1994 гг. Идейными
центрами течения стали газеты «День» («Завтра»), журнал «Элементы», а главными
идеологами – А.Дугин, писатель А.Проханов, политолог Ш.Султанов, историк
Б.Бедюров и др. В современной ситуации фактически единоличным лидером
направления оказался Дугин, возглавивший общественно-политическое движение
«Евразия», стоящее на позициях «радикального центризма» и поддержки
«государственнической линии» Президента России В.Путина. Данная интерпретация
евразийства с самого начала отличалась рядом специфических черт.
Так, признав вполне соответствующими запросам современной эпохи и долгосрочным
интересам России культурно-цивилизационный и геополитический анализ
«классических» евразийцев, «дугинцы» дополнили его целым рядом новых идей. В том
числе – примирительной по отношению к Советской власти политической доктриной
участников сборника «Смена вех» и взращенным на ее основе национал-большевизмом
Н.Устрялова. В русле данного подхода Россия рассматривается как
«идеократическая» континентальная держава, одновременно противостоящая как
либеральной западной цивилизации, так и любому узкому «внутреннему» национализму
(русскому, украинскому, татарскому, чеченскому и др.). Причем это противостояние
Западу доводится у «неоевразийцев» из «Элементов» и «Завтра» до «логического
конца»: течение явно тяготеет к порожденному особенностями
«континентально-автаркического» государства и «духом соборности» русскому
социализму и полагает капитализм, рынок, либеральную демократию и права человека
порождением западной атлантистской цивилизации. Следуя этому принципу, Дугин и
его единомышленники положительно оценивают советский период истории и прежде
всего – эру правления Сталина, воплотившую в жизнь идею об особом «русском пути»
и создании великой континентальной державы. Заметно расширяют они и
«теоретическую базу» своего учения – в его состав входят теперь не только
классическая «евразийская геополитика», но и концепция этногенеза Л.Н.Гумилева,
теория элит В.Парето, классическая немецкая геополитика (К.Хаусхофер, К.Шмитт,
О.Маулль и др.) и концепции «Третьего Пути» между социализмом и капитализмом.
Заметно расширяют «евразийцы-необольшевики» и круг сторонников России в борьбе с
атлантистским Западом: в число сторонников попали не только мусульманские страны
(среди которых особо выделяют Иран), но и европейские «новые правые», и
«национал-большевики» – А. де Бенуа, Р.Стойкерс, Ж.Тириар, М.Шнайдер и др.
Данная концепция, несмотря на ее безусловную оригинальность и эвристическую
ценность, вызывает еще большее число вопросов, нежели изначальное «каноническое»
евразийство. Апология изоляционизма и фактически тупиковой мобилизационной
модели развития, очевидный дефицит объективного политологического,
социально-экономического и социокультурного анализа, опора на мифологемы и
идеологическая эклектика, фактическая подмена Евразии «Европой от Дублина до
Владивостока» (Ж.Тириар) и намерение вовлечь Россию в небесспорные с точки
зрения ее интересов геополитические альянсы – далеко не полный перечень уязвимых
мест «евразийства по Дугину».
Недостатки и спорные стороны евразийства как доктрины, на наш взгляд, все же не
означают ее полной несостоятельности и «неадекватности» потребностям современной
российской ситуации. Избавив евразийство от «мифопоэтического» налета,
конкретизировав его культурные и цивилизационные императивы, его можно
использовать для поисков выхода из современного российского системного кризиса.
Чем же способно помочь евразийство решению современных российских проблем?
Так, существующий сегодня кризис национальной идентичности и идеологии, утрата
чувства исторической перспективы и колоссальное самоуничижение, обернувшаяся
огромными издержками попытка либерально-реформаторского «прорыва в
цивилизационное сообщество» – требуют новой национальной идеи. Идеи, которая
примиряла бы «красных и белых», восстанавливала бы у людей чувство страны и
исторического времени, укрепляла бы сознание «общей судьбы» и принцип «единства
в многообразии». Такой идеей вполне могло бы стать модернизированное
евразийство.
Непоследовательность и низкая эффективность российской внешней политики
последнего десятилетия, колебавшейся между союзом с Западом и союзом со странами
Востока (прежде всего – Китаем и Индией), лишь подтверждает необходимость
восстановления Россией державного статуса и превращения ее в самостоятельный
мировой центр силы и геополитический балансир. А это неизбежно означает
восстановление ее доминирующих позиций в Евразии, сплочение ею на принципиально
новой и добровольной основе стран СНГ.
Кризис в сфере межнациональных отношений требует новой объединяющей идеи, новой
модели сосуществования российских народов. И поскольку в России в силу ее
природно-географических и историко-культурных особенностей практически
невозможен «плавильный тигль» по американскому образцу, сплавляющий этнические
общности в единую нацию, – обоснованная евразийцами модель совместной жизни
«разнонациональных» общностей является особенно актуальной.
Наконец, представления евразийцев о координирующей и направляющей роли
государства особенно актуальны в условиях, когда либеральная модель «государства
– ночного сторожа» оказалась неадекватной природно-климатическим, национальным и
хозяйственно-территориальным особенностям России. Все изложенное – лишь
императивы, которые еще предстоит наполнить конкретным содержанием, увязав их с
решением задач по построению национальной модели демократии, гражданского
общества и рыночной экономики.
Главная / КЛИО / Евразийская школа
Виктор Каменев / 05.2004
История Киевской Руси по Л.Н. Гумилеву
Евразийская концепция нашей истории доктора исторических наук Л.Н. Гумилева
берет начало в XIII веке, когда Киевская Русь распалась, и стала полем боя для
ее князей. Это привело к междоусобицам, "не совместимым ни с моралью, ни с
интересами народа".
Так, черниговский князь Игорь Святославович, герой "Слова о полку Игореве",
договорился со смоленским князем Рюриком Ростиславичем и призвал на помощь
половцев, чтобы расправиться с Киевом, "где постоянно укреплялись соперники его
династии". В защиту Киева выступил Роман Волынский с союзными ему войсками
степняков торков. После жестокой сечи в 1203 году Киев пал, и был подвергнут
страшному разгрому, после которого уже не оправился. Победители "сотворили
великое зло, которого не было от крещения в Русской земле", - сообщает
летописец.
Когда в очередную новгородско-владимирскую войну суздальские (владимирские)
войска подошли к Торжку, город просил владимирского князя "взять мир", "снизойти
в милость", обещая принять все его условия. Великий князь Всеволод Большое
Гнездо хотел принять предложение Торжка, но его воины воспротивились: "Мы не
целовать их пришли". "Торжок был взят и разграблен вопреки воле князя", -
подчеркивает Гумилев.
Вот и первый отличный штрих концепции евразийства: Гумилев обращает внимание,
что в своих междоусобицах князья издавна привлекали в качестве союзников
пограничных Руси степняков: "Отношения Руси и половцев никак не укладываются в
примитивную схему противостояния "оседлый - кочевник". То же самое справедливо
для начала XIII века". Тогда в степи произошла обычная, в общем, история.
Когда-то половцы оттеснили от русских границ печенегов, теперь же их в свою
очередь вытеснили монголы. Однако другой стала Русь: пошатнулась ее мораль, как
следствие - покинула сила духа, а вместе с ней и единство.
В XIII веке половецко-монгольская война докатилась до границ Руси, и половцы
запросили помощи у своих русских союзников. Монголы не были заинтересованы в
объединении русских и половецких военных сил, и поэтому они совсем не стремились
воевать с Русью: их послы привезли к русским князьям предложение о разрыве
русско-половецких отношений и заключении мира. "Верные своим союзническим
обязательствам", русские князья отвергли монгольские предложения, что вполне
понятно. Но они совершили при этом, назовем вещи своими именами, преступление,
имевшее, считает Гумилев, "роковые последствия: все монгольские послы были
убиты. А поскольку по Ясе (монгольским законам, берущим начало в Тибетских
религиях, - Авт.) обман доверившихся являлся непрощаемым преступлением, то войны
и мщения после этого было не избежать". Так падение морали во внутренних делах
Киевской Руси сказалось на внешних.
В 1223 году на реке Калке восьмидесятитысячное русско-половецкое войско,
возглавляемое "тремя сильнейшими князьями Руси: Мстиславом Удалым из Галича,
Мстиславом Киевским и Мстиславом Черниговским" встретились с двадцатитысячным
монгольским экспедиционным корпусом. Однако, несмотря на столь внушительный
перевес сил, три Мстислава в этой битве потерпели сокрушительное поражение
"из-за полной неспособности к самой минимальной организации": каждый, как и в
междоусобицах, сражался сам за себя.
В 1235 монголы принимают решение завершить войну с половцами и начинают Великий
западный поход. Гумилев приводит аргументы, доказывающие, что "общая численность
войска, пошедшего на Запад, вряд ли превышала сорок тысяч человек", что
"совпадает и с известной оценкой Н.И.Веселовского". После форсирования Волги
монгольское войско разделилось. Основные силы его во главе с Мункэ-ханом начали
преследовать половецкого хана Котяна, и оттеснили его в Венгрию, а войска Батыя
в 1237 году подошли к границам Рязанского княжества. "Рязанские князья не
участвовали битве на Калке, и Батый не собирался с ними воевать, - считает
Гумилев. - Но движение войска требовало постоянной смены лошадей и пополнения
продовольствия, и Батый послал в Рязань парламентеров… на что рязанские князья
ответили: "Убьете нас - все будет ваше". Так и случилось".
Преследуя половцев, монголы прошли Русь и через Галицию двинулись дальше, причем
"находились и русские, пополнявшие ряды монгольских войск - венгерский хронист
называет их "наихудшими из христиан". В Польше и Венгрии повторили ошибку Киева
- монгольские послы были убиты - и с теми же последствиями. К чехам монголы
послов уже не посылали, и символично, что только чешское войско смогло одолеть
отряд степняков в битве при Оломоуце.
К 1242 году Великий западный поход был окончен. По задействованным военным силам
и результатам его "правильнее было бы назвать великим кавалерийским рейдом, а
поход на Русь… - набегом, хоть и грандиозным, - делает вывод Гумилев. - Ни о
каком монгольском завоевании Руси не было и речи. Гарнизонов монголы не
оставили, своей постоянной власти и не думали устанавливать. В течение 20 лет
после Батыя с северных русских княжеств никакой дани, налогов монголы вообще не
взимали". Тем не менее, последствия его оказались весьма ощутимыми для нашей
истории, которая после этого стала фактически общей. Дело не только в утрате
Русью внутреннего единства.
Появление новой степной Орды на наших восточных границах совпало с усилением
давления на Русь с Запада. В том же 1237 году императором Фридрихом II
Барбароссой создается Ливонский орден - военно-духовное государство для захвата
Прибалтики и далее крестового похода на Русь - Drang nach Osten. "Угроза
немецко-шведской агрессии стала для Руси очевидной", - пишет Гумилев. Молодой
суздальский князь Александр Ярославович с новгородцами в двух битвах - на Неве и
льду Чудского озера в 1240 и 1242 гг. - отсрочил немецкое наступление, но
"политических задач не решил", поскольку за Ливонским орденом стояло все
рыцарство Запада. Руси требовался сильный союзник, обрасти которого "помогла
логика событий и гений Александра Невского". Александру предстоял тяжелый выбор
между Ордой и Орденом.
"В 1251 году Александр Невский приехал в Орду и побратался с сыном Батыя
Сартаком, вследствие чего стал приемным сыном хана. Так благодаря патриотизму и
самоотверженности князя Александра осуществился союз Орды и Руси", - указывает
Гумилев. В результате "русские князья сохранили большую свободу действий.
Александра интересовало… получение от монголов военной помощи для противостояния
натиску Запада и внутренней оппозиции. За эту помощь Александр Ярославович готов
был платить, и платить дорого".
Таким образом, с Александра Невского началась политика евразийства Руси. Хотя
можно сказать, что князь Александр всего лишь продолжил старую русскую политику
союза со степняками, правда, уже не только в собственных междоусобицах, но и
внешней политике.
Русский Журнал» :: http://www.russ.ru
В какой мере воспроизводят и (или) преодолевают недостатки «классического
евразийства» последующие интерпретации этого учения? Пожалуй, крупнейшим научным
интерпретатором идеологии евразийства является Л. Н. Гумилев (1912 – 1992) –
русский историк, этнолог и философ, автор оригинального учения о природе и жизни
этноса. На формирование его взглядов повлияло десятилетнее пребывание в лагере с
одним из основоположников евразийства П.Савицким. Опорными для «евразийской
концепции» Гумилева были три идеи – причем если первые две были заимствованы, то
третья являлась оригинальной.
Первая из них полагает Российскую империю и СССР историческими формами
евразийской государственности, ведущими свое происхождение от империи
Чингисхана. Вторая определяет тюркские и мусульманские народы Евразии
естественными союзниками русских в борьбе против экспансии Запада, союз с
которым одинаково губителен для любой «евразийской силы». Третья идея, вызвавшая
наибольшие споры среди российских историографов, – идея о том, что
татаро-монгольская оккупация представляла собой не иго, а военно-политический
союз русских земель и Золотой Орды, направленный в первую очередь против
«крестоносной» экспансии западных стран. Несмотря на свой научно-объективистский
характер, учение Гумилева тем не менее определяло в качестве движущей силы
истории субъективный и волюнтаристский фактор – пассионарность, – связанный с
расходованием полученного из природной среды заряда «жизненной энергии». Однако,
несмотря на оригинальный и глубокий характер интерпретации Гумилевым истории
России, евразийство так и осталось для него преимущественно метафорой – ибо
конкретных путей «обустройства» политической и социально-экономической жизни
страны на основе новых подходов он все же не предложил.
Такая принципиальная незавершенность евразийского учения создала возможность для
возникновения целого ряда его конъюнктурных интерпретаций частью правящих элит
стран СНГ. Так, например, в России о своей приверженности евразийству заявляли
бывшие советники президента С.Станкевич и С.Шахрай. Но долгое время главным
популяризатором этой идеи оставался президент Казахстана Н.Назарбаев,
усмотревший ее воплощение в проекте Евразийского союза и в современной модели
Евразийского экономического сообщества. Данный проект предполагает объединение
всех бывших республик СССР в единое экономическое пространство при сохранении
ими своего политического суверенитета. Некоторая двусмысленность проекта
позволила его критикам обнаружить в нем стремление казахстанской элиты
использовать Россию в качестве «донора» своей независимости, а также увидеть в
нем угрозу «размывания» основ российской государственности.
Немалый интерес вызвала интерпретация евразийства, выдвинутая в 90-е гг.
российским политологом А.С.Панариным. Суть его версии учения сводилась к тому,
что Россия как наиболее развитая в экономическом, научно-культурном и военном
отношении страна СНГ должна стать интегратором постсоветского пространства в
новую цивилизационную «ойкумену», распространяя свои достижения во всех сферах и
противодействуя национализму и изоляционизму. Модель, предложенная им позднее,
рассматривает евразийство как культурно-цивилизационную альтернативу
«атлантизму» и попыткам внедрения во всем мире западной модели развития. Основу
модели должен составить приоритет духовных и коллективистских начал, отличных от
западного индивидуализма и меркантилизма. Однако, поскольку данный проект имеет
не политологический, а философско-культурологический характер, решения насущных
проблем российского общества он не может предложить.
Компенсировать недостатки вышеназванных теорий стремится еще одно
«неоевразийское» течение, распространенное в среде национал-патриотической
оппозиции, объединившейся против реформ правительства в 1992-1994 гг. Идейными
центрами течения стали газеты «День» («Завтра»), журнал «Элементы», а главными
идеологами – А.Дугин, писатель А.Проханов, политолог Ш.Султанов, историк
Б.Бедюров и др. В современной ситуации фактически единоличным лидером
направления оказался Дугин, возглавивший общественно-политическое движение
«Евразия», стоящее на позициях «радикального центризма» и поддержки
«государственнической линии» Президента России В.Путина. Данная интерпретация
евразийства с самого начала отличалась рядом специфических черт.
Так, признав вполне соответствующими запросам современной эпохи и долгосрочным
интересам России культурно-цивилизационный и геополитический анализ
«классических» евразийцев, «дугинцы» дополнили его целым рядом новых идей. В том
числе – примирительной по отношению к Советской власти политической доктриной
участников сборника «Смена вех» и взращенным на ее основе национал-большевизмом
Н.Устрялова. В русле данного подхода Россия рассматривается как
«идеократическая» континентальная держава, одновременно противостоящая как
либеральной западной цивилизации, так и любому узкому «внутреннему» национализму
(русскому, украинскому, татарскому, чеченскому и др.). Причем это противостояние
Западу доводится у «неоевразийцев» из «Элементов» и «Завтра» до «логического
конца»: течение явно тяготеет к порожденному особенностями
«континентально-автаркического» государства и «духом соборности» русскому
социализму и полагает капитализм, рынок, либеральную демократию и права человека
порождением западной атлантистской цивилизации. Следуя этому принципу, Дугин и
его единомышленники положительно оценивают советский период истории и прежде
всего – эру правления Сталина, воплотившую в жизнь идею об особом «русском пути»
и создании великой континентальной державы. Заметно расширяют они и
«теоретическую базу» своего учения – в его состав входят теперь не только
классическая «евразийская геополитика», но и концепция этногенеза Л.Н.Гумилева,
теория элит В.Парето, классическая немецкая геополитика (К.Хаусхофер, К.Шмитт,
О.Маулль и др.) и концепции «Третьего Пути» между социализмом и капитализмом.
Заметно расширяют «евразийцы-необольшевики» и круг сторонников России в борьбе с
атлантистским Западом: в число сторонников попали не только мусульманские страны
(среди которых особо выделяют Иран), но и европейские «новые правые», и
«национал-большевики» – А. де Бенуа, Р.Стойкерс, Ж.Тириар, М.Шнайдер и др.
Данная концепция, несмотря на ее безусловную оригинальность и эвристическую
ценность, вызывает еще большее число вопросов, нежели изначальное «каноническое»
евразийство. Апология изоляционизма и фактически тупиковой мобилизационной
модели развития, очевидный дефицит объективного политологического,
социально-экономического и социокультурного анализа, опора на мифологемы и
идеологическая эклектика, фактическая подмена Евразии «Европой от Дублина до
Владивостока» (Ж.Тириар) и намерение вовлечь Россию в небесспорные с точки
зрения ее интересов геополитические альянсы – далеко не полный перечень уязвимых
мест «евразийства по Дугину».
Недостатки и спорные стороны евразийства как доктрины, на наш взгляд, все же не
означают ее полной несостоятельности и «неадекватности» потребностям современной
российской ситуации. Избавив евразийство от «мифопоэтического» налета,
конкретизировав его культурные и цивилизационные императивы, его можно
использовать для поисков выхода из современного российского системного кризиса.
Чем же способно помочь евразийство решению современных российских проблем?
Так, существующий сегодня кризис национальной идентичности и идеологии, утрата
чувства исторической перспективы и колоссальное самоуничижение, обернувшаяся
огромными издержками попытка либерально-реформаторского «прорыва в
цивилизационное сообщество» – требуют новой национальной идеи. Идеи, которая
примиряла бы «красных и белых», восстанавливала бы у людей чувство страны и
исторического времени, укрепляла бы сознание «общей судьбы» и принцип «единства
в многообразии». Такой идеей вполне могло бы стать модернизированное
евразийство.
Непоследовательность и низкая эффективность российской внешней политики
последнего десятилетия, колебавшейся между союзом с Западом и союзом со странами
Востока (прежде всего – Китаем и Индией), лишь подтверждает необходимость
восстановления Россией державного статуса и превращения ее в самостоятельный
мировой центр силы и геополитический балансир. А это неизбежно означает
восстановление ее доминирующих позиций в Евразии, сплочение ею на принципиально
новой и добровольной основе стран СНГ.
Кризис в сфере межнациональных отношений требует новой объединяющей идеи, новой
модели сосуществования российских народов. И поскольку в России в силу ее
природно-географических и историко-культурных особенностей практически
невозможен «плавильный тигль» по американскому образцу, сплавляющий этнические
общности в единую нацию, – обоснованная евразийцами модель совместной жизни
«разнонациональных» общностей является особенно актуальной.
Наконец, представления евразийцев о координирующей и направляющей роли
государства особенно актуальны в условиях, когда либеральная модель «государства
– ночного сторожа» оказалась неадекватной природно-климатическим, национальным и
хозяйственно-территориальным особенностям России. Все изложенное – лишь
императивы, которые еще предстоит наполнить конкретным содержанием, увязав их с
решением задач по построению национальной модели демократии, гражданского
общества и рыночной экономики.