§1.2. Восприятие студенческой корпорации после волнений 1861 г.

Как уже говорилось выше, отношение Никитенко к студентам кардинально меняется после волнений 1861 г., причём меняется не в лучшую сторону. Эти волнения начались в Петербурге в сентябре 1861 г., в октябре к ним присоединились Москва и Казань. Связаны они были с поворотом правительства в сторону реакции, введением в июле 1861 г. «Временных правил», усиливавших надзор за студентами и ограничивавших приём в университет студентов податных сословий. Впрочем, такая реакция правительства была вызвана взволнованным поведением студентов на протяжении первой половины 1861 г., о котором Никитенко неоднократно упоминает¹¹⁶.

События сентября-ноября 1861 г., на которые государство ответило закрытием университетов и арестами некоторых участников сходок, пугали Никитенко, вызывали у него раздражение, но в то же время и сожаление к неразумным юношам. «Студентам запрещены сходки, но они сегодня опять устроили одну и нашумели. Что-то сделает начальство? Удивительно, как некоторые становятся на сторону бесчинствующих студентов и готовы не только защищать, но и поощрять подобные проделки»¹¹⁷. Несмотря на резкий тон, Никитенко сохранял чувство «отцовства» по отношению к студентам, считал их за заблуждающихся и потерянных молодых людей. Но испытывать отцовские чувства к молодёжи – не означает поддерживать её. Никитенко считал, что студенты должны заниматься наукой, которая станет фундаментом для их будущих политических воззрений. Он откровенно не понимал тех профессоров, которые поддержали эти беспорядки, обвиняя их в простом стремлении к популярности среди студентов, а не к желанию им помочь¹¹⁸. Между тем, когда министр народного просвещения 28 сентября 1861 г. назначил его депутатом от университета в комиссию для исследования беспорядков, он не смел отказать: «…как гражданин, как настоящий честный друг учащейся молодёжи, я не имею права, жалея себя, отказываться от дела потому только, что оно трудно и неприятно»¹¹⁹. Правда уже на следующий день после назначения члены университета В.Д. Спасович, И.Н. Березин и П.В. Павлов отговаривают Никитенко от этого назначения, так как на этом месте, по их справедливому разумению, требовался опытный юрист¹²⁰.

После этого Никитенко отстранился от участия в жизни студентов, отчасти обиженный тем, что из-за осуждения их действий он воспринимался либеральной частью университетского сообщества как представитель реакции: «Зачем, например, говорить, или, лучше сказать, кричать, что я враг студентов, что я действую против них? Я-то, всю жизнь посвятивший им и укреплению науки! Уж сказать бы лучше, что я собственными руками забираю по ночам юношей под арест…»¹²¹. Никитенко не верил в то, что студенты могут чего-то добиться, внести что-либо конструктивное в действительность. Он пишет: «…студентам надо учиться и пока только учиться, если они хотят впоследствии участвовать в решении судеб своего отечества»¹²². Никитенко верил в то, что рано или поздно правительство всё же начнёт проводить продуманные и «серьёзные реформы»¹²³, а студенческие беспорядки будут толчком к этому. Он ратовал за то, что студентов нельзя судить «как государственных преступников», ведь «это – дети, и отношение к ним власти может быть только отеческое»¹²⁴.

В 60-е и 70-е гг. Никитенко, памятуя о событиях 1861 г., относился к студентам настороженно. Видимо, другим фактором был всё увеличивавшийся возрастной промежуток между Никитенко и его слушателями. Он был разочарован отсутствием нравственного влияния профессоров на студентов, «засильем материализма» на кафедрах университетов¹²⁵. Молодое поколение он описывает в мрачных тонах, используя для его характеристики такие слова, как «ничтожно»¹²⁶, «изуродовано», «попорчено»¹²⁷.

В итоге мы можем сказать, что к студентам, как корпорации, некоему объединению, Никитенко относился негативно. Но не потому, что не любил студентов, а потому что не считал их достаточно взрослыми и опытными, чтобы привнести какое-то конструктивное начало в управление государством. Университеты должны были готовить их к этому, но пока юноша не окончил курс, тем самым подготовив прочный фундамент для своей системы взглядов, ему и нечего помышлять об участии в каких-либо политических предприятиях. Во многих случаях его представление о студентах как о неразумных детях доходит до того, что он перекладывает всю вину за беспорядки с них на профессоров, которые укоренили в них безумные ультрапрогрессистские идеи¹²⁸.

С другой стороны, 1861 г. был важным рубежом для осознания массы студентов как группы, общности, силы (пусть даже ведомой взрослыми, «подучающими мальчиков делать революции»). Именно с этим фактом связана вся дальнейшая негативная оценка молодого поколения. Никитенко понял, что студенты осознали себя как силу, и эта сила не собирается уступать и уже не потеряет свою общность¹²⁹. Это он и считал «попорченностью».