Л.К. Чуковской

«Нижняя Ореанда» <27 октября 1961 г.

>

(Фрагмент)

Теперь о присланной Вами главе. Она превосходна, сильна, убедительна. В ней использован замечательный материал. Очень хорошо, что Вы показываете, как мало знают историю литературы Ваши оппоненты. Писатели всегда учились у писателей, как всякого рода мастера учатся у мастеров. Так и образуется традиция, без которой нет культуры. И очень верно, что способы этого обучения разнообразны. Это и критический разбор, и живая беседа об искусстве и своевременная похвала, и указание на более сильные места в рукописи, а главное — воспитание мировоззрения и вкуса. А иной раз — даже просто дружеское объятие и поцелуй.

Замечательны у Вас примеры того, как нуждались самые крупные и самобытные мастера (Толстой, Тургенев) в том чтобы написанное ими оценили другие — люди, которым они верили. И примеры того, как вредно писателю одиночество, как необходимо ему общение с другими литераторами.

В этом можно убедиться и по нашему личному опыту, по нашей редакционной работе. Не знаю, проявились ли бы таланты Житкова, Ильина, Пантелеева, если бы они не нашли в редакции друзей, слушателей, советчиков, единомышленников. Я уже не говорю о Бианки, Чарушине, Богданович, Савельеве, Данько. Для многих из них редакция была и консерваторией и санаторией. Т. А. Богданович надо было излечиться от олеографичности «Князя Серебряного», Данько — от налета эстетизма (недаром Горький хвалил ее «Китайский секрет» и бранил книгу о фарфоре для взрослых, вышедшую не у нас), Бианки — от безвкусицы и лжебеллетристичности; Хармсу, Введенскому, Заболоцкому — от внутрилитературной полемики и кружковой замкнутости.

В главе о работе редакции Вы ссылаетесь на опыт великих редакторов и режиссеров. Для того, чтобы некоторые поверхностные люди не сказали Вам: «Да, но ведь здесь дело идет всего только о детской литературе», — следовало бы четко сказать, что значит детская литература вообще и особенно в нашу эпоху и как трудно было строить эту литературу почти на голом месте (о ничтожности предреволюционной детской литературы говорил Горький, а Чехов писал (приблизительно): «У нас детской литературы нет, а есть собачья литература. Только о собаках и пишут». (А сам написал для детей «Каштанку» и «Белолобого»!)

А какие разнообразные задачи ставила перед нами работа в этой области. Это была литература, по крайней мере, на трех разных языках — дошкольном, младшем и среднешкольном и более старшем. Ведь эти читательские возрасты так различны. Много труда стоила Толстому работа над «Кавказским пленником» и четырьмя детскими книгами для чтения.

Да при этом редакция должна была работать в таких разных областях, как беллетристика, книги о науке и о технике. Тут была и физика (Бронштейн, Я. Дорфман), и биология (Пришвин, Бианки, Чарушин, Лесник и Вяч. Лебедев — Книга о Мичурине), и книги по истории, а также по истории революции (<С.> Лурье «Письмо греческого мальчика», Богданович, М. Новорусский «Тюремные Робинзоны», «мальчик из Уржума» Голубевой, рассказы о Ленине М. Зощенкo, «Штурм Зимнего» Л. Савельева, «Осада дворца» Каверина, «Танки и санки» и др. книги Олейникова, «От моря до моря» Ник. Тихонова). Для «Круглого года» мы работали над рассказами по русской истории Г. Блока и Андреевой. (Надо было создать исторические рассказы для младшего возраста!)

Не знаю, пригодится ли Вам то, о чем я здесь говорю: Да Вы все это и сами отлично знаете.

Но, может быть, говоря о разнообразии наших редакционных задач и методов, следовало бы проиллюстрировать статью примерами того, как шла работа с крупными мастерами и начинающими. Особенно там, где Вы говорите об аврале в редакции, надо бы подчеркнуть, что не было правки в работе с Бор. Житковым, А. Толстым, Л. Пантелеевым др. Тут было каждый раз нечто индивидуальное.

Ал. Толстой. Совет дать вместо представленного им перевода живой рассказ (вместо Пиноккио — Буратино).

Н. Тихонов. Совет попробовать себя в прозе (ведь путешественник, альпинист, а это в его стихи не входило).

Б. Житков. Горячая, дружеская встреча и совет записывать устные импровизированные рассказы («Про слона «Дяденька» и др.). Постоянные беседы о литературе взрослой и детской.

Л. Пантелеев и Г. Белых. Почти не правил стилистически, чтобы сохранить юношеский почерк и документальность книги «Республика Шкид». Совет устранить в одной главе ритмическую прозу, чуждую всей книге.

В. Бианки. Пришел со стихами в прозе. Был очень огорчен отзывом на стихи. Потом обрадовался, когда понял, что у него есть путь в литературе. Работали с ним долго. Я помог ему найти форму, дал ему тему «Лесной газеты».

С. Михалков. Как Вы уже знаете, я посоветовал сделать «Дядю Степу» не смешной, а героической фигурой.

Вяч. Лебедев. Пришел со стихами «Как научиться рисовать». Выяснилось, что он недавно был в Козлове, близко знает Мичурина. Возникла идея книги о Мичурине, над которой я и Тамара Григорьевна долго работали. Книга много раз переиздавалась.

Проф. С. Лурье. «Письмо греческого мальчика». Совет заменить сомнительную и недостоверную беллетристику маленьким научным исследованием, которое велось бы на глазах у читателя. Почему известно, что мальчик жил в Египте? Почему же он пишет по-гречески? Чем занимался его отец? Какова была обстановка дома, где жил мальчик? Какая погода была в тот день, когда он писал письмо?

На все эти вопросы можно найти точные ответы. Образец такого исследования (или расследования) — «Золотой жук» Эдгара По. Лурье только отчасти (к сожалению) принял соке ты редакции. А если бы принял полностью, книга получилась бы на славу. Ведь письмо было подлинное. Зачем же нужен суррогат беллетристики?

К. Меркульева. «Фабрика точности». Редакция расширила и углубила тему книги о Палате мер и весов, посоветовав автору показать, зачем нужен этот «часовой точности», что было бы если бы все меры разошлись. Книга приобрела гораздо большее политическое и поэтическое значение.

В число познавательных книг рядом с книгами ученых входили книги людей разных профессий: подводного слесаря-водолаза, пожарного, красноармейца. Целую библиотеку о разных мастерствах создали Житков и М. Ильин.

Все это, Лидочка, Вам хорошо известно. Я хотел только подчеркнуть, что практическая редакционная работа все время заставляла нас решать проблемы жанра, языка и т.д.

Встреча с людьми разных специальностей и знаний сближала нас с жизнью. Мы не боялись самых смелых задач — например, создания политической книги для детей, столь ответственной, как «Рассказ о великом плане» или книги Савельева и Каверина об Октябре и т.д. Старая детская книга отставала и от жизни и от литературы на много десятилетий. Тут же надо было создавать самые злободневные книги — и при этом высококачественные. Это было решение важной проблемы.

А наряду с книгами такого рода мы считали не менее важной и увлекательной задачей работу над сказками для младшего возраста. Сказка — это концентрат разных витаминов — вроде молока для маленьких. В ней есть все элементы питания. Она учит говорить, мыслить, чувствовать. Но плохо рассказанная сказка — не сказка. Это поэтический жанр, требующий высокого совершенства.

Долго и бережно работали мы над маленьким сборником сказок: «Олешек Золотые рожки» (особенно хорошо получилась сказка «Кукушка», которую потом издал под своим именем какой-то плагиатор, опустив имя Шаврова и мое), «Японские сказки» Н. Фельдман-Конрад, маленький сборник бр. Гримм в переводе А. Введенского. Почти все сказки были доведены в результате работы до стихотворной прозрачности, четкости и запоминаемости (особенно — «Бременские музыканты»). Позже Детгиз влил эти сказки в большой сборник, отредактированный куда менее тщательно.

Редактируя сказки, мы тоже решали серьезную задачу: как сохранить ритм и национальный колорит сказки, не ловя русский синтаксис, не теряя свободы и естественности повествования.

Повторяю: Вы все это знаете. Пишу так пространно, потому что нет времени написать короче.

Может быть, Вы ровно ничего из моего письма для самоей работы не извлечете. Но важна самая сущность того, чем я пишу. Редакционная работа должна быть глубокой, строгой, чистой, новаторской и точной, как научная работа.

Тогда она открывает перед литературой далекие перспективы.

Я отдал этому делу много лет — вот почему не могу без волнения говорить о нем. Как-то Твардовский сказал мне, что после 50 лет я почему-то успел гораздо больше, чем до того. К 50-ти годам у меня еще не было ни Бернса, ни IIIeкспира, ни моих пьес, ни большинства статей. Все силы я отдавал редакции.

Да и Тамара Григорьевна, и Вы, и Александра Иосифовна, и Зоя, и Савельев отдали редакционной работе лучшее время жизни. Разве не так?

Когда Вы сдаете рукопись в печать? Увижу ли я еще ее, когда вернусь в декабре?

Есть ли у меня какие-нибудь замечания по поводу присланных Вами страниц? Очень немного.

В 1-й вставке в пятую главу, стр. 2-ая, у Вас получились какие-то длинные и запутанные фразы. Невразумительно звучат слова «не то самое было сделано», повторяемые трижды. Есть и другие стилистические обороты, которые нужно еще проверить.

Очень интересны стихотворные редакторские замечания Жуковского на стихи Вяземского. Это мало кому известно. Но для четкости я выделил бы курсивом или жирным шрифтом слова Жуковского. Ваша вступительная фраза к этим стихам недостаточно ясна и отчетлива.

По-моему, надо больше сказать в этой главе о работе Туси и других редакторов.

Во 2-й вставке в главу «Маршак — редактор» (2 стр.) не лучше ли сказать вместо «в том числе и дарование Маршака-поэта, автора «Почты», «Войны с Днепром», «Мистера Твистера» — «поэта, уже написавшего к тому времени «Человека рассеянного», «Сказку о глупом мышонке», «Почту», «Войну с Днепром», «Мистера Твистера» и т. д.».

Если оставить слово «автора», получится впечатление, что я только и написал эти три книжки. А в общем, Ваша книга после доработки стала еще глубже, интереснее, горячее. Вы — молодец!

Пожалуйста, напишите мне о здоровье Шуры и Любови Эммануиловны, а если не трудно, позвоните. Привет Люше и Корнею Ивановичу. Вас целую.

С. М.

Печатается по изданию: С. Маршак. Собр. соч. В 8 т. — T. 8 М., 1972. — С. 404 — 409.